Книга: Клим Драконоборец и Зона Смерти
Назад: Глава 11 Зона. Злая звезда
Дальше: Глава 13 Синее море, буйные ветры

Глава 12
Бомбай. Великий пресвитер

Когда Благой Господь устроил мир, создав живых существ, людей и тварей земных, морских и небесных, отошел Он от трудов своих и погрузился в размышления о вечном. Прошло некое время, и пожелалось Ему узнать, как живут люди и хранят ли Его Завет. Пустился Он в странствия по земле в обличье нищего старца, и в разных местах принимали Его по-разному, где смеялись над Ним и прогоняли, а где даровали пищу и оказывали иную помощь. И так, путешествуя от страны к стране, от города к городу, добрался Он до Бомбая, вошел в городские врата и попал на базар. Увидев старца в бедственном состоянии, стали жители приглашать Его в свои дома, кормить, поить и оказывать почет, как любому человеку, прожившему годы и убеленному сединами. Благой Господь был доволен и, покидая Бомбай, промолвил: «Простерта моя рука над местом сим, ибо живут здесь люди добрые, гостеприимные и благочестивые». И стало так, как Он сказал.
Бомбайские апокрифы, приложение к Святому Писанию Благого Господа
В столицу Иундеи Клим отправился сухим путем, на слоне. Точнее, на трех слонах: белый королевский слон вез самого Клима, джинна и кота, на втором ехал шут, а на третьем везли кувалду в новом чехле, расшитом бисером. Отправлял его в столичный город Шалом Упанишад, и, по просьбе Клима, поездка планировалась без помпы, в скромном варианте. В скромном в иундейских понятиях: три слона, а к ним сто конных воинов впереди и двести позади. Еще трубачи и барабанщики, знаменосцы и носители опахал и паланкинов, слуги, конюхи и погонщики. Еще обоз из полусотни телег, нагруженных провиантом, походными шатрами и бочками с пивом и вином. Еще особые гонцы в шапках с перьями, что мчались впереди процессии, освобождая тракт для движения и подыскивая места для ночлега. Словом, путешествовал Клим хоть без особой пышности, но вполне достойно.
Молва же летела перед ним на легких крыльях, трубила о короле из дальних северных краев, победителе демонов и чудовищ. Ехал Клим по богатым землям, и хоть реки тут медом и млеком не текли, но все остальное было в изобилии. Ухоженные поля и фруктовые рощи, пастбища с мелким и крупным скотом, фермы, где разводили слонов, крокодилов и ездовых птиц, утопавшие в зелени деревушки и города с каменными домами, храмами и шумными базарами. И в каждом населенном месте выходил к королевскому тракту народ, и бросали люди цветы под ноги слонам, славили хайборийского владыку, пели гимны и молились о его благополучии. А если спускался Клим со слона, тут же бросались к нему девицы, увивали цветочными гирляндами, подносили прохладный шербет, а те, что посмелее, целовали руки, добираясь иногда и до губ. Клим же отмечал, что жители тут смуглые, стройные и темноволосые, приятные нравом, склонные к песням и танцам, а одеты они по причине знойного климата очень легко – можно сказать, в одних передниках и тапочках на босу ногу. Что же до девиц, то были среди них прехорошенькие смуглянки со сладкими губками и в таких передничках, что не скрывали те одежды ровным счетом ничего. С другой стороны, никакого бесстыдства в них не наблюдалось, и целовали они короля от широты душевной, без всяких дальних намеков.
Так ехал король Клим Драконоборец по землям Иундеи – день, и другой, и третий, а всего странствовал он больше половины месяца, ибо страна иундейская была велика и обширна. Путь его закончился на зеленой цветущей равнине, у опор гигантского акведука, который нес в Бомбай чистую воду с ближайших гор. На равнине и дальше, у вод морских, лежал огромный город с широкими улицами и просторными площадями, с дворцами, храмами и кварталами мастеров многих ремесел, с гаванью, где покачивались у пирсов корабли, и высоким маяком при ней. Вошли они в иундейскую столицу по королевской дороге, по обе стороны от которой раскинулся базар, какого Клим даже в земной реальности не видал. Все, все было здесь: рыбные и мясные ряды, бесконечные прилавки с фруктами и другими земными плодами, лавки кузнецов, шорников, гончаров, ювелиров и торговцев тканями и коврами, портняжные и сапожные мастерские, таверны, где рекой лилось вино, постоялые дворы и заведения менял. Людей же толпилось тут тысячи и тысячи, больше, чем во всех городах Хай Бории, и висел над этим скопищем шум и гул, звон и грохот, рев верблюдов и ослов, скрип телег и вопли разносчиков того или иного товара. Подивился Клим на это зрелище, но ничего не молвил, лишь покачал в изумлении головой. А кот, высунув голову из корзины, навострил уши, облизнулся на рыбу и колбасу и произнес: «Шумит, бурлит Сорочинская ярмарка!»
Порядок, однако, на базаре и в городе был строгий. Слонам и всадникам быстро очистили путь, и прошли они без помех до самого моря, где к югу от гавани стоял дворец великого пресвитера. Сооружение изрядное, все из белого камня, о двадцати башнях и зубчатых стенах, чьи подножия лизали морские волны. Не дворец, а целый город в городе! Всадники и онагры остались у высоких врат, а слоны миновали обсаженную пальмами аллею и опустились на колени у квадратной башни в шесть этажей, где было назначено жилье почетному гостю. В сопровождении придворных поднялся Клим в свои покои, и там слуги вымыли его, обтерли душистыми маслами и нарядили в богатые одеяния. А ближе к вечеру, когда он поел и отдохнул, два сановника в белых тогах с золотыми поясами повели его в зал приемов, к великому пресвитеру владыке Иоанну.

 

Зал был невелик и обставлен без роскоши, как обитель философа: простые фаянсовые светильники, стол с чашами и кувшином вина, пюпитры с книгами и два кресла на ковре оттенка увядающей листвы. Солнечный свет дробился в окнах с цветными стеклами, по стенам бродили радужные пятна, и это создавало ощущение праздника. Небогатый покой, но Клим, переступив порог, замер потрясенный. В кресле у одного из пюпитров сидел юноша. Возможно, было ему не двадцать лет, но все-таки выглядел он моложе Клима – гладкая оливковая кожа, черные волосы и глаза, рот с пухлыми губами и ничем не украшенное белое одеяние. Ни золотой цепи, ни меча, ни короны, ни иных знаков власти и высокого звания. Обычный юноша, каких по пути в Бомбай Клим повидал сотнями.
Молодой человек встал, поклонился и произнес на хайборийском:
– Вира лахерис, государь!
– Майна хабатис, – ответил Клим и, пребывая в некотором ошеломлении, тоже склонил голову. – Вижу ли я перед собой владыку иундейской державы? Милостью Благого Господа ее повелителя, живущего вечно?
Ему показалось, что юноша хихикнул.
– Несомненно, это я. Да, это несомненный факт, а потому прими благодарность от Иундеи и ее верховной власти. Твоя помощь неоценима, и я хотел бы знать, как ты справился с чудовищами, павшими с неба в нашу страну.
– Я сделал им предложение, от которого они не смогли отказаться, – молвил Клим. – Желаешь услышать подробности?
– Да. Но сначала сядь и расскажи о моем посланце, Ашраме Абаре. Коль ты здесь, значит, он добрался до ваших земель. Но было ли его путешествие благополучным?
– Не совсем, владыка Иоанн. Он перенес многие тяготы, потерял почти всех спутников, и по дороге его ограбили. Но главный твой подарок он сохранил и привез мне. Кота-баюна, который сейчас лижет сметану на дворцовой кухне.
– О, этот хатуль мадан! – Иоанн улыбнулся. – Даже я не знаю, из какой он реальности и как сюда попал… Очень мудрый, многознающий, но чуть-чуть капризный.
– Совсем чуть-чуть, – согласился Клим. – Но мы подружились.
– Я рад. Но поведай мне про Ашрама – где он и что с ним?
– Отдыхает в моем дворце, окруженный заботами моей королевы. Думаю, он всякий день встречается с магом и советником Дитбольдом, и они ведут ученые беседы. Маг должен все записать: о золотых крышах Иундеи и улицах, мощенных серебром, о реках с молоком и медом и странных существах, живущих в твоем царстве.
– Ты меня успокоил. – Иоанн откинулся в кресле, на мгновение прикрыл глаза. – Что же до золотых крыш и прочих сказок, их тем больше, чем дальше страны, где произрастают эти чудеса. Ты видел их сам, и не стоит повторять досужие вымыслы. Лучше поведай мне о том, что случилось в пустоши за Тангутской рекой.
Клим начал рассказывать, прихлебывая вино из чаши, и говорил до тех пор, пора солнце не стало опускаться в морские воды. Радуги на стенах исчезли, вспыхнули ровным огнем светильники, служитель, двигаясь бесшумно, принес новый кувшин с вином. Иоанн отпил глоток и произнес:
– Сделанное тобой и твоими спутниками достойно самой высокой похвалы и благодарности. Я хотел бы одарить тебя. Но какой подарок один государь может сделать другому? Предложить тебе золото и драгоценные камни? Но ты не наемник, и я знаю, это тебя лишь обидит. – Он смолк, потирая щеку тонкими изящными пальцами. – Скажи мне сам, чего ты хочешь, и если это в моей власти…
– Летающий ковер, – быстро произнес Клим. – Ковер или другое средство, чтобы я мог поскорее добраться домой. Там у меня жена и сын. Я очень по ним соскучился.
Иоанн с грустью покачал головой.
– У меня нет волшебного ковра, но есть корабли, десятки судов у причала, готовые выйти в море. Среди них – самый надежный, с отважным и опытным капитаном и ловкими корабельщиками. Они смогут добраться в твое королевство быстрее всех. Я прикажу снарядить корабль за счет казны и нагрузить самым ценным и редким, что есть в моей стране. Прими это как дар Иундеи.
– Такое судно с умелыми мореходами – лучшее, чем ты можешь меня одарить, – сказал Клим. – Я бы хотел отправиться как можно скорее, через день или два.
– Прошу тебя, – Иоанн протянул руку, и его хрупкая ладонь легла на плечо Клима, – очень тебя прошу, задержись на несколько дней. Скоро в Бомбае соберутся знатные люди со всех провинций, чтобы принести тебе дань благодарности. Будет пир, большое торжество, нельзя обмануть их ожидания. И я тоже хотел бы еще раз встретиться с тобой, король Марклим, победитель драконов и чудищ.
Клим посмотрел в его глаза и почувствовал, что отказать не в силах. Взгляд владыки Иоанна был полон надежды, симпатии и какой-то странной, непонятной тоски.
– Я согласен, – вырвалось у него. – Уже два месяца, как я покинул свою семью и свое королевство. Несколько дней ничего не решают.
Они встали одновременно, и Иоанн склонил голову.
– Да будет так! А пока наслаждайся всем, что есть в моей столице и в моем дворце. Все двери тут открыты для тебя, и те, кто служит мне, исполнят любое твое повеление. Любую вещь, которая тебе понравится, ты можешь взять и отнести на свой корабль. Любой человек, полезный тебе в дороге, станет твоим спутником. Такова моя воля!
Пресвитер хлопнул в ладоши, явились два сановника и проводили Клима в его башню. Он поднялся на верхний этаж, где находилась его опочивальня, сбросил одежду, стянул сапоги, но в постель не лег, а сел в кресло у распахнутого окна. Оно выходило к морю, и свежий соленый ветер, ворвавшись в комнату, взъерошил Климу волосы. Морские воды были темны, но над ними сияла яркая россыпь звезд, а к северу от дворца пролегала набережная, залитая светом факелов и фонарей. Там, словно спящие лебеди, сложившие крылья, покачивались у причалов корабли, и там, несмотря на поздний час, не спали. Грузчики катили бочки, тащили тюки и ящики, мореходы толпились у таверн и кабаков, шныряли разносчики вина, веселые девицы и прочий досужий люд. Какой из этих кораблей отправится с ним на запад, к Большим Черепашьим островам?.. – подумалось Климу. Надежное судно, с самым отважным капитаном и опытными корабельщиками. Он уже предвкушал дрожь палубы под ногами, слышал свист ветра в снастях, видел, как вздуваются паруса и играют в волнах сирены и тритоны. Домой, домой! Скорее домой!
Едва слышные шаги, затем тихий ритмичный топоток…
Клим резко обернулся. В опочивальне, рядом с прикроватным столиком, возникла девушка, закутанная в ворох прозрачных покрывал. Скользящим шагом танцовщицы она направилась к середине комнаты, закружилась, покачивая бедрами и изгибая стан, ее накидки падали одна за одной, ложились на пол, и наконец слетела последняя. Девушка осталась в набедренной повязке из кисеи, подхваченной узким золотистым пояском. Она была очень молода и очень красива: яркие пухлые губы, огромные глаза под тонкими полукружиями бровей, черные локоны, скользившие по нагим плечам точно юркие змейки. Ее ступни выбивали быстрый ритм, полные груди колыхались в такт движениям, на запястьях позванивали браслеты. В горле у Клима пересохло. Зачем она здесь? – мелькнула мысль. Но кажется, вопрос был праздным.
– Что еще за Гюльчетай? – пробормотал он, забыв на миг о корабле и предстоящем плавании.
– Не Гюльчетай, а Чальвара, – молвила красавица и вдруг оказалась у него на коленях. Пленительный аромат окутал Клима. Роза?.. лаванда?.. жасмин?.. или все вместе? Гибкие руки обхватили шею, в его ладонь легла грудь девушки, и он чувствовал, как напрягается под пальцами сосок. Наслаждайся всем, что есть в моем дворце, сказал пресвитер. Должно быть, одно из этих наслаждений сейчас прильнуло к его губам.
Корабль под парусами, полными ветра, вновь мелькнул перед Климом, и он отстранился.
– Не хочу обидеть тебя, юное создание, но стараешься ты зря.
– Почему? – проворковала она нежным сопрано.
– Я женат и счастлив со своей избранницей.
– Что с того? Ты великий герой, ты цезарь, а у цезаря должно быть семь… нет, даже девять жен.
– Если б был я султан, я б имел трех жен. Возможно, семь или девять, – произнес Клим и поднялся, оставив девушку в кресле. – Но я не султан, прелестная баядера. По законам моего королевства мужчине полагается только одна жена.
Чальвара надула губки.
– Я вовсе не прошу взять меня в жены. Разве только на одну ночь… Или на две, если тебе понравится.
– Не сомневаюсь, что понравится, – признался Клим. – Понравится, и все же эльфийский мед я пить с тобой не буду. Ради твоей же безопасности, – поспешно добавил он, заметив, что Чальвара опять норовит броситься ему на шею. – Видишь ли, жена у меня колдунья, и она очень проницательна и ревнива. Может послать заклятие и прищучить соперницу на расстоянии. Ты ведь не хочешь остаться без руки или ноги? Не хочешь, чтобы у тебя выпали волосы или отвалился нос?
Девушка испуганно вздрогнула.
– Не хочу, о цезарь! – Она приложила ладошки к побледневшим щекам и сжалась в кресле. – Значит, никак?
– Никак, – подтвердил Клим. – Я с удовольствием посмотрел на твой танец и очень благодарен за представление. А сейчас встань, подними свои одежды и танцуй обратно.
Она умчалась с похвальной резвостью, забыв одно из своих покрывал. Клим поднял легкую ткань, вдохнул аромат жасмина, и охватила его такая тоска, что он стукнул в стену кулаком и зарычал.
«Омриваль! Валя, Валентинка! Где ты, моя любимая? Что делаешь, о чем кручинишься? Все ли тихо и спокойно в нашем королевстве? Не свалилось ли какой беды?»
Вдруг он вскинул голову, словно бы озаренный какой-то мыслью или воспоминанием. Отыскал свою куртку среди прочего снаряжения, залез в потайной кармашек и там, под флаконом с эликсиром силы, нашарил маленькую прозрачную сферу с бабочкой. Потом промолвил:
– Сон, подарок Гортензия! Как я мог о нем забыть! Волшебный сон!
Достав нож, Клим аккуратно опустил шарик на стол у кровати, лег на спину и рукоятью клинка разбил хрустальную оболочку. Шевельнулись крылья темного, как ночь, мотылька, и это было последнее, что он увидел. Закрыть глаза, подсказала память. Бабочка оживет, станет летать над веками спящего, и привидится ему самый близкий человек. Можно будет с ним поговорить, и он услышит, поймет и сделает все, как сказано. Чародейство предков, пиктских друидов…
Он уже спал, и бабочка кружила над его сомкнутыми веками. Омриваль в их опочивальне… сидит рядом с детской колыбелью, и вид у нее невеселый… Осунулась, побледнела, но не только… что-то мучает ее, на милом личике – тень нерешительности… Какие-то державные дела?
Внезапно Клим подумал в своем сне, что королева его молода, ей только девятнадцать, а на плечах ее заботы о стране и сыне, о войске и людях, что живут в столице и других городах и селениях. Нелегкий груз для юной женщины! Он видел, как она вздыхает и тревожится, и пожелал, чтобы она уснула.
Головка Омриваль опустилась на грудь, рассыпались по плечам волосы, закрылись глаза, дыхание стало тихим и размеренным. «Мой король, – прошептала она, – милый, ты снова снишься мне. В который раз! Снишься, но не говоришь ни слова».
«Это особый сон, – ответил Клим, не размыкая век. – Мне кажется, ласточка моя, ты в печали. Что произошло? Наш малыш здоров?»
Улыбка заиграла на ее губах.
«Я слышу, слышу! Слышу тебя! Не тревожься, он здоров, и я тоже! Но…»
«Говори. Я не знаю, какой отпущен нам срок. Говори, пока порхает волшебная бабочка… Говори и улыбайся мне».
Но ее улыбка исчезла.
«К Северным горам подступили киммерийцы. Большое войско. Требуют дань».
«Никакой дани наглецам! Все перевалы и ущелья на замке. Там надежные крепости».
«Я знаю, дорогой. Сир Ротгар стоит в горах с полками, конными и пешими. Их больше, чем киммерийцев. Он может их перебить или только держать оборону. Он ждет моего повеления».
Клим размышлял не дольше секунды.
«Не нужно их убивать и не нужно обороняться. Пусть сир Ротгар покажет нашу силу. Пусть выведет в поле полки, пусть выкрикнут они: «Баан!» – и пройдут сто шагов к киммерийскому войску. И пусть Ротгар скажет их вождям, что готов перебить всех, но король с королевой того не велели. Пусть уходят с оружием и возвращаются с табунами лошадей и мехами, а мы заплатим им золотом, зерном и солью. Зерна и соли нет в их краях, а у нас таких товаров много».
Теперь Омриваль снова улыбалась, но ее лицо и фигура стали блекнуть.
«Я сделаю, как ты сказал. Но когда ты вернешься, милый? Тебя нет уже так долго! Может, чудовища схватили тебя? Может, ты у них в плену?»
«Чудовищ больше нет, – молвил Клим. – Уже ждет меня корабль, и скоро я отправлюсь домой. Прости, душа моя, что я так задержался. Я помню тебя и люблю».
«Лю-ублю-у-у!» – донеслось в ответ, то ли сонное эхо, то ли вскрик Омриваль. Она исчезла, и Клим проспал глубоким сном до самой зари. Утром он открыл глаза, вслушался в рокот волн у подножия башни и бросил взгляд на прикроватный столик. Там, среди хрустальных осколков, неподвижно лежала бабочка с темными крыльями.

 

Он спустился ниже этажом, в трапезную, где слуги в белоснежных одеждах накрывали стол. Црым уже был тут и, склоняя голову то к левому, то к правому плечу, любовался изобилием блюд, фруктов и напитков. Бахлул, усевшись около тарелки короля, потирал крохотные ручки и рассказывал о пире, который Сулейман ибн Дауд – мир с ними обоими! – закатил для царицы Савской. Хатуль мадан навивал круги вокруг стола и принюхивался к соблазнительным ароматам. Вид у него был озабоченный, – кажется, он не мог решить, к чему приступит, то ли к сливкам, то ли к окороку или, возможно, к черепашьему филе и плавникам акулы.
Клим сел к столу и произнес:
– Вчера я беседовал с великим пресвитером.
– В добром ли он здравии? – Шут потянулся к ветчине.
– Не только в добром, но и выглядит очень молодо, – заметил Клим и покосился на кота. – Мне показалось, лет на двадцать пять.
Баюн никак не отреагировал, занявшись все-таки сливками. Слуги расстелили для него особый коврик с серебряными плошками. Очевидно, во дворце еще не позабыли, как и чем кормится хатуль мадан.
– Пресвитер Иоанн пожаловал нам корабль и собирается устроить пир в мою честь, – сказал Клим. – После этого мы поплывем домой. Тебе, Бахлул, будет такое задание: осмотри это судно и потолкуй с капитаном. Я хочу знать его имя, и так ли он хорош, как утверждает пресвитер.
– Слушаю и повинуюсь, о господин земли и небес!
Црым прожевал ломоть ветчины.
– Если позволит твое величество, я бы тоже хотел прогуляться в гавань и взглянуть на капитана и корабль.
– Отправляйтесь оба, а я осмотрю дворец. Надеюсь, кто-нибудь мне его покажет.
Кот оторвался от сливок.
– Ммне кто-нибудь, а я. Я знаю тут каждый черртог лучше шеррсти на своем хвосте. Я могу брродить повсюду.
– Даже в личных покоях пресвитера? – прищурившись, спросил Клим. – Думаю, туда тебя все же не пускают, так?
– Личные покои! Ха! – Кот фыркнул. – Что там, в этих покоях? Рровным счетом ничего! Даже мыши не водятся!
– Конечно, не водятся. Какие мыши? Ведь там живет пресвитер!
– Никого там ммнет.
– Но я встречался с владыкой Иоанном!
– Твое легковеррное величество видело его тень. Одну из многих теней и ммне более того.
– Ладно, не будем спорить, – сказал Клим, поднимаясь из-за стола. – Веди меня, Сусанин. Конечно, если ты закончил со сливками.
И они двинулись в путь по огромному дворцовому комплексу, шествуя по роскошным залам с мраморными стенами и расписными сводами, по широким коридорам, украшенным коврами редкой красоты, по кабинетам с разными диковинами, чучелами зверей и птиц, резными статуэтками из дерева и кости, собраниями драгоценных камней, жемчугов и кораллов. По лестницам, чьи ступени были выложены то яшмой, то малахитом и лазуритом, по галереям, в которых под стеклянными крышами росли экзотические цветы и порхали многоцветные бабочки. Кухни с печами, блестящими котлами и изобилием всякой посуды, бассейны и ванны, где из бронзовых кранов с головами пантер и тигров струилась пришедшая по акведуку вода, подвалы с гигантскими винными бочками, часовни, где каждый мог вознести молитву Господу, цветники и сады с ручьями и паутиной тропок, богатое хранилище книг и свитков на многих, уже позабытых языках – все, все они осмотрели, и ни одна дверь не закрылась перед ними, и никто их не остановил. Да и останавливать было некому – стражей и вообще людей с оружием Клим во дворце не увидел. Были здесь только сановники в белых тогах с золотыми поясами и слуги, тоже в белом, но одетые поскромнее. И каждый кланялся хайборийскому королю и шептал вслед ему благословения.
– Очень уж тут тихо, как в монашеской обители, – заметил Клим. – Ни смотров воинских, ни рыцарей и дам, ни музыкантов, лицедеев и герольдов, ни конюшен с быстрыми скакунами, ни псарей и ловчих. Быстроглазых девиц-служаночек и тех нет.
– На охоту прресвитерр ммне ездит и в горрод тоже. Зачем ему конюшни и псаррни? – ответил кот. – Служаночки и скоморрохи тоже ему ммне нужны. Воины его в лагеррях и кррепостях, и ты такую кррепость видел, где командует Шалом. Словом, каша отдельно, и масло отдельно.
– С довольствием тоже странное дело, – сказал Клим. – Сорок печей, в котлах быков варить можно, противни шире телеги, а поваров всего десятка два. Кухни огромные, а почти пустые.
– Сейчас пустые, – пояснил хатуль мадан. – Но когда съедутся господа со всех прровинций, ммне будут котлы пустовать, да и поварров у каждой печки будет целая толпа. Но такое случается рраз в году, а то и рреже.
– Скучновато здесь живут.
– Скучновато, – согласился кот. – А как ты думаешь, величество, с чего я подаррком назвался и с Ашррамом к тебе отпрравился? С рриском для собственной жизни! Таврры прроклятые меня ведь чуть ммне съели!
– Я это ценю, мой серый друг и соратник, – с чувством промолвил Клим. – У нас, само собой, повеселее. Живи в свое удовольствие. Только не пугай моего малыша.
– Очень надо! – буркнул кот и, задрав хвост, повел короля обратно в его апартаменты.
Црым и Бахлул уже вернулись из гавани. Их сопровождал рослый бородатый иундеец, чиновник пресвитера по морским делам, проводивший шута и джинна к нужному пирсу и кораблю. По дороге они заглянули в таверну, приняли на грудь пару кружек, так что Црым был навеселе. Бахлул ибн Хурдак, равнодушный к спиртному, тем не менее казался возбужденным.
– О шахиншах, мой высокий повелитель! – воскликнул джинн, едва завидев Клима. – По воле твоей я осмотрел корабль и должен сказать, что судно превосходное, с крепкими мачтами и парусами, с просторным трюмом и каютами, а та, что назначена тебе, устлана лучшими коврами. В бортах ни единой щелки, палуба надраена, в трюме запасы пищи и воды, а также богатые подарки от пресвитера. Будет чем порадовать королеву и ее придворных дам!
– Есть ли на судне вооружение? – спросил Клим, скорее по привычке. В этой реальности пушки и порох еще не изобрели.
– Есть, – подтвердил Бахлул, к удивлению короля. – Носовой таран, окованный бронзой, и два больших самострела на палубе. Еще бочки с горючей смесью, чтобы пускать снаряды с огнем. На тот случай, если встретим морских разбойников.
Глазки джинна сверкали, полы халата развевались, и Клим понял, что сказано еще не все. Он ждал.
Бахлул ибн Хурдак поднял ладони на уровень лица, пробормотал молитву и медленно огладил бороду.
– Я благодарю Всевышнего, позволившего мне дожить до этого дня. Знаешь ли ты, о опора вселенной, кто кормчий на этом корабле? Называл ли пресвитер его имя?
– Нет. Сказал лишь, что капитан отважен и опытен.
– Так и есть, так и есть, мой господин! – Бахлул в восторге всплеснул руками. – Кто на всех морях мира может сравниться отвагой и опытом с Синдбадом-мореходом? Кто лучше знает пути ветров и волн? Кто правит кораблем, не страшась шторма и бури? Не зря о нем рассказывают сказки. И теперь я увидел его воочию!
Клим усмехнулся:
– А кто у него в команде? Али-баба, Аладдин и Маруф-башмачник?
– Нет, о меч справедливости, этих имен я не слышал. У Синдбада тридцать крепких молодцов, и лазают они по мачтам, будто стая обезьян. Умелые мореходы!
– Этот парень не может быть Синдбадом, – вмешался Црым. – Синдбад из твоей сказки давно помер, и к тому же наш капитан на героя не тянет. Самозванец с продувной рожей!
Джинн возмущенно закатил глаза, они начали пререкаться, но Клим стукнул ладонью по колену и велел им замолчать. В конце концов, Синдбад – лишь имя, и был ли их капитан тем самым Синдбадом, Клима не волновало. Главное, чтобы доставил его на берег Дикого моря, в землю тавров, за которой начинались степи Хай Бории. Доставил в края, ставшие для него уже родными.

 

В день, назначенный для празднества, дворец разительно переменился. Съехались тысячи знатных иундейцев, всюду мелькали новые лица. Ржали онагры, трубили слоны, сотни служителей метались по дворам и лестницам, устраивая гостей, сотни поваров толпились на кухне, блюда и кувшины бесконечной чередой плыли в трапезные. Жены и дочери приезжих прогуливались в садах, а кое-кто даже возлежал в изящной позе на ковре у фонтана или бассейна. При всем том соблюдался порядок, беседы велись негромко, выступали гости чинно, никто не сморкался в кулак и не курил подозрительной травки, пищу и напитки подавали вовремя, а ездовых животных быстро разместили в стойлах и городских конюшнях. К вечеру знать начала собираться в зале приемов, огромном, как арена в Лужниках. Белый цвет в одеждах был преобладающим, но встречались кавалеры и дамы в ярких шелках, с перьями на шляпах, увешанные драгоценностями с ног до головы. Зал, уже знакомый Климу, тоже изменился; у стен его тянулись накрытые к пиршеству столы, а посередине пролегал неширокий помост, устланный коврами. Он шел по всей длине просторного зала и кончался у завесы из синего шелка, расшитого золотыми лилиями. Там, как объяснили Климу, была личная трапезная пресвитера, предназначенная для двоих – владыки Иоанна и короля хайборийского, самого почетного из гостей.
Едва он ступил на помост, в зале грянуло: «Аве, цезарь!» Люди стояли по обе стороны возвышения, и Клим видел сотни обращенных к нему лиц, твердые черты мужчин, мерцающие женские глаза, улыбки юных девушек, блеск вплетенных в волосы драгоценных камней, мягкое колыхание одежд, перьев, прозрачных вуалей. Четыре царедворца шли перед ним и столько же позади. Двигались они неторопливо, чтобы собравшиеся могли рассмотреть короля далекой Хай Бории, победителя демонов, избавившего их землю от злобных чудовищ. Они шли в тишине, и Клима приветствовали лишь жестом рук, чертивших знаки Благого Господа. У синей завесы сановники расступились, пропуская Клима вперед, и когда он коснулся шелка, снова послышалось: «Аве, цезарь!»
Под этот клич он раздвинул занавес, вошел и замер на месте. Раскрыл рот, закрыл его, раскрыл снова и пробормотал:
– Мабака! Черт меня побери!
Седой старец, сидевший у стола, улыбнулся.
– Мабака, мой король? Я не знал, что ты говоришь на тангутском!
– Это единственное известное мне слово, – промолвил Клим, совладав с изумлением. – И оно, как я подозреваю, не из приличных.
Старик захохотал, по его лицу разбежались лучики морщин.
– Так и есть, так и есть! Совсем не из приличных! Но я, кажется, плохой хозяин. Садись поскорее к столу, налей вина себе и мне, и мы выпьем… выпьем… За что же?
– Во здравие хозяина, – сказал Клим.
– Мое здравие неизменно уже столько лет, что ты и представить не можешь. Выпьем лучше за то, чтобы путь твой был легким, чтобы не встретились тебе противные ветра, морские чудища и разбойники и чтобы добрался ты в свою землю в полном благополучии. Согласен?
Клим кивнул, и они выпили. Вино было терпким, густым и слегка кружило голову. Из-за занавеса доносился негромкий гул голосов, смех и звон посуды, – должно быть, знатные гости тоже приступили к трапезе. Иоанн ел с аппетитом, не забывая о вине, шутил, расспрашивал Клима о хайборийских обычаях и мельком обмолвился, что если Ашрам Абара, носитель семисвечника, захочет остаться в северных землях, то у него возражений нет. Клима это очень порадовало, в его голове тут же закрутились планы насчет давней задумки, Королевской Академии наук. Ашрам Абара был, без сомнения, мудрецом, а также человеком, повидавшим мир; объединить его с Дитбольдом, алхимиком Уненом и Бахлулом ибн Хурдаком, и для Академии есть уже четыре кадра.
За столом они просидели часа два, наслаждаясь непринужденной беседой и искусством дворцовых поваров. Затем Климу показалось, что пресвитер начинает уставать, ест и пьет без прежней охоты, а разговор прерывается паузами. Выпив за процветание Иундеи, Клим отодвинул тарелку, сполоснул пальцы в чаше с теплой водой и испросил разрешения удалиться. Очевидно, эта мысль была правильной. Не возразив, Иоанн осенил его знаком Благого Господа, пробормотал: «Да пребудет с тобой сила!» – и устало откинулся на спинку кресла.
Клим шагнул к синей завесе, расшитой золотом, остановился и бросил последний взгляд на великого пресвитера. Каким же запомнить его?.. Черноволосым юношей с гладкой кожей или седовласым старцем, чье лицо изрезали морщины?.. Он так и не справился с этим парадоксом, когда Иоанн внезапно произнес:
– Мне кажется, славный мой цезарь, что, появившись здесь, ты был удивлен. Хочешь спросить о чем-то? Что-то узнать?
– Нет, – ответил Клим. – В крепости Хванчкала я познакомился с мудрым чародеем по имени Мабахандула. Однажды он сказал: у каждого своя чаша с ядом, и заглядывать в нее не стоит.
Склонившись в глубоком поклоне, он повернулся и вышел.

 

И все же Клим лукавил, – любопытство мучило его. Что-то с пресвитером было не так; он вроде бы существовал вечно и даже в разных ипостасях, однако его присутствие в юдоли земной казалось эфемерным. Почему?
Знатные люди Иундеи разъехались на другой день, и дворец снова стал тихим и почти безлюдным. Слуги и сановники в белом скользили из зала в зал будто призраки, стараясь не нарушить тишину, цветники и сады опустели, и чудилось, что все это место накрыто пеплом давно минувших времен. В гавани Клима и его спутников ждал корабль Синдбада, готовый выйти в плавание на утренней заре. Нехитрый багаж путников был уложен и перенесен на судно, с хозяином дворца и владыкой этой страны Клим распрощался, и не было ничего, что оставалось тут, – ничего, кроме осколков хрустального шарика и темнокрылой бабочки. Но память о сне он уносил с собой.
В эту последнюю ночь Клим оставил свои покои, решив прогуляться в дворцовых садах. Он не заметил, когда к нему пристроился баюн – тотчас же у дверей башни или спустя три-четыре минуты и сотню шагов. Вдруг обнаружилось, что кот рядом, у правой его ноги; лапы ступают неслышно, уши торчком, и на морде задумчивое выражение.
Некоторое время они шли молча. Потом хатуль мадан сказал:
– Чудится ммне, что твое величество в каком-то затрруднении. Поделишься своей заботой?
– Поделюсь, – ответил Клим. – Один раз встретил я Иоанна молодого, другой раз встретил старого, и оба мне симпатичны. Теперь гадаю, где истина. Возможно, нет ее вообще, и встречался я с людьми, нанятыми пресвитером? Просто с лицедеями? Или с тенями, как ты мне однажды сказал?
– Ошибаешься, – раздалось в ответ. – Тень тени ррознь, и ммне всякая тень – пустота и обманка. В тех, что были явлены тебе, есть частица сущности прресвитерра.
Сказав это, кот замер с поднятой лапой, склонил голову к земле и будто бы задумался. Потом вздернул хвост и произнес:
– Иди за мной. Покажу тебе то, чего никто ммне видел.
И повел он короля в подвалы, к незаметному проходу за огромными винными бочками и к спуску за ним о семидесяти ступенях, в конце которого темнела массивная дверь с врезанными в дерево письменами. Как и почему растворилась она перед котом, Клим не ведал, но так произошло. И попали они в чистую сухую галерею, со стенами, облицованными гладким камнем, и камень тот слегка светился, так что полной тьмы в подземелье не было.
Вдоль стен тянулись здесь широкие ложа с людьми, которые выглядели спящими, хотя слух не улавливал ни их дыхания, ни других звуков, которые обычно сопровождают сон. Все мужчины – совсем юные или молодые в расцвете лет, в более зрелых годах и седобородые старцы… Похоже, их было не меньше сотни; каждый лежал на спине с закрытыми глазами, легкая ткань окутывала тела до плеч, так что Клим мог разглядеть их лица. Вслед за котом он шагал вдоль ряда спящих, отмечая, что тут не только смуглые иундейцы, но есть северяне, подобные жителям Хай Бории, и люди неведомых ему рас и племен. Ни звука не раздавалось в галерее; оба, кот и человек, двигались бесшумно.
Он миновал ложе старца, с которым встретился во время пира, и замер около юноши с оливковой кожей и черными волосами. Взглянул в его спокойное лицо, протянул руку, будто желая коснуться лба или щеки, но, так и не закончив движения, отдернул ее обратно. Посмотрел вниз, на кота, и спросил:
– Что это значит?
– Здесь тени прресвитерра, ипостаси, в коих он является в мирр. Но ненадолго. Я заметил, что он быстррее устает, чем век или два назад. – В словах баюна звучала печаль, хвост был опущен. – Ему все трруднее оживлять свои тени, но он старрается, очень старрается. Не хочет уходить из мирра.
Холодные мурашки пробежали по спине Клима.
– Если это его ипостаси, то где он сам?
– Здесь, спит за этой пррегррадой. – Кот поднял лапу, затем царапнул когтями пол. – Внизу, твое величество.
– Могу ли я увидеть его истинное обличье?
– Зачем? Ты знаешь, что он – ммне человек. Обличье этих существ ты уже видел – там, за Поднебесными горрами, когда к нам явился Лесной Хозяин. Его сорродич, но ммне такой старрый. Еще может перредвигаться.
Голова Клима поникла. Стоя над ложем юноши, он думал о древних существах, поддерживающих порядок в этой реальности – или хотя бы в какой-то ее части, весьма обширной и населенной где людьми, где лесными тварями. Сроки их жизни огромны, могущество велико, но рано или поздно они исчезнут, уйдут в небытие. Кто их заменит, кто станет новой опорой магической вселенной?.. На чьи плечи ляжет тяжесть мира?..
Он уже догадывался об этом, но мысли, пришедшие к Климу, его не порадовали. Впрочем, размышлять на такие темы было преждевременно.
– Ты, баюн, поведал мне об удивительных вещах, – произнес он. – Прежде мне казалось, что твои истории о лемурах, что спят в Поднебесных горах, глупые байки и сказки. Теперь я так не думаю. Но откуда ты это знаешь? Все, о чем ты рассказал?
Кот не ответил. Молча повернулся и, задрав хвост, направился к выходу.
Назад: Глава 11 Зона. Злая звезда
Дальше: Глава 13 Синее море, буйные ветры