Глава 9
Зона. Первый рубеж
Термин «зона», который, собственно, относится к местам заключения, довольно быстро облекся в романтические одежды, став элементом шансона тюремно-лагерной ориентации. Многие виршеплеты, известные и не очень, приложили к этому длань, но, когда за дело взялись писатели-фантасты, зонная тематика воистину расцвела. Правда, после Чернобыля, Фукусимы и «Пикника на обочине» это была уже другая Зона, смертельная, в которой топтались пришельцы, сталкеры, девы, слабые на передок, и обширное стадо недоумков-любителей, чье мясо шло по копейке за фунт. Об этой Зоне классики сказали все, однако едва ли не каждый автор, с благословения издателей, считает священным долгом в ней отметиться.
Статья анонимного критика, незавершенная и неопубликованная. Хранится в Тайной кладовой замка его величества Клима Первого Драконоборца. Возможно, он сам ее написал, вернувшись из Иундеи
Десять онагров, четыре верховых и шесть вьючных, трусили по дороге, проложенной вдоль правого берега Тангутской реки. Дорога была вымощена камнем, и копыта скакунов звонко цокали, а когда отряд переходил на рысь, отбивали мерную барабанную дробь. Онагры не слишком отличались от лошадей – все песочной масти, с темной полоской по хребту и с длинными ушами. На предназначенных для Клима, шута, лазутчика Кобы и мага были стремена и седла, а сбруя вьючных животных позволяла закрепить груз, снаряжение и припасы. Добра набралось немало: сумки с едой, бурдюки с пивом и горючим маслом, факелы, копья, топоры и, в плотно закрытых колчанах, стрелы к арбалетам с остриями из шипов ядовитых вашти. Один онагр вез тяжелую кувалду, и к его сбруе была приторочена корзина с котом.
Дорога выглядела превосходно – широкая, прямая, обсаженная деревьями, защищавшими от солнца. Рядом с ней раскинулись поля, фруктовые рощи и многолюдные селения с постоялыми дворами, где путешественников встречали с гостеприимством и щедростью, не требуя ничего взамен. Лазутчик-тангут был здесь человеком известным, к тому же у него на шапке трепетало голубое перо, означавшее, что он при исполнении особой миссии и все расходы несет государева казна. Так прошли шесть дней, а на седьмой и восьмой дорога сделалась уже, и деревья вдоль нее сменил дремучий лес. Теперь поселки стали редкими, и Клим заметил, что в них много покинутых домов. Люди, в основном тангуты, выглядели испуганными и мрачными, а затем и вообще исчезли. Лишь кое-где встречались то хижина, ветшающая без хозяев, то заброшенное поле. Как пояснил лазутчик, жители, страшась чудовищ, ушли из этих мест. Зона, тот край, в который упала звезда, лежала не так уж близко, но постепенно расширялась, перемалывая лес, о чем отлично знали в тангутских поселениях. Знали и о том, что от воинских отрядов, посланных в пустошь за Тангутку, остался один человек из двадцати, а значит, надежды на защиту не было.
Каменное покрытие давно исчезло, дорога превратилась в тропу, что бежала по косогорам вдоль бурной реки. Теперь на ночь приходилось разбивать лагерь, но с некоторыми удобствами: джинн разжигал костер, а Мабахандула ставил волшебную завесу, не очень прочную, однако спасавшую от участившихся дождей. Очевидно, маг был хорошим наездником, ибо в дневное время дремал в седле, не обращая внимания на ямы и колдобины под копытами онагра. Когда приходилось перебираться через ручей, овраг или иное препятствие, Клим пытался его разбудить, но чародей лишь кривил рот и упрямо бормотал: «Не тревожь старца, сын мой, когда ему снятся сны о прошедшей юности…»
Все же временами Мабахандула всхрапывал, просыпался, и тогда джинн, покинув Клима, перелетал к магу на плечо, дергал за бровь и начинал что-то шептать ему в ухо. Они шушукались на непонятном языке, напоминавшем птичий – то писк и свист, то соловьиные трели, то карканье ворона. Очевидно, язык был очень древним, той эпохи, когда люди понимали пернатых, а пернатые – людей. О чем они толкуют? – удивлялся Клим, прислушиваясь к тихому щебету. Он спросил об этом у кота, понимавшего все языки на свете, но тот лишь ощерился, что означало лукавую улыбку, и мяукнул: «Бойцы вспоминают минувшие дни и битвы, где вместе ррубились они».
Климу в это не верилось, ибо старый чародей и джинн Бахлул никак не могли быть современниками. Возраста Мабахандулы он не знал; возможно, магу стукнуло лет двести или триста, вряд ли больше. Пусть даже пятьсот! Но джинн последние три тысячелетия был заключен в сосуде под печатью Сулеймана, а его прежняя жизнь протекала в эпоху далекую и легендарную, когда еще водились мамонты. Так что замечание кота было скорее насмешкой, чем реальным фактом.
Вечером они устроились на ночлег около старого кострища, в крытом лапником шалаше, к которому их вывел Коба Тараган. Таких удобных для лагеря мест было несколько, – шалаши ставили лазутчики, ходившие в Зону из крепости Хванчкала по велению генерала. Их, как утверждал Коба, осталось всего с десяток: лесовики-тангуты, сайлонские оборотни и даже один псоглавец. По его словам, когда исчез столб пламени от упавшей звезды, набежало к ней много досужих любопытников, но кто растворился в синем тумане, кого побили молнии или сожрали жуткие монстры. Тот, кто выжил, был удачлив, ловок и храбр либо обладал особыми талантами. Какими именно, Коба не распространялся. Замолчав, он с помощью Црыма снял вьюки с онагров, расседлал верховых животных и повел их на лесную лужайку, пастись в сочной траве. За ним исчез хатуль мадан – должно быть, отправился на охоту.
Король и старый маг подсели к костру. До сей поры Мабахандула не надоедал Климу своими советами и ворожбой не занимался, если не считать защиты от ливней. Но, казалось, огонь или, возможно, слова Тарагана пробудили у мага какие-то воспоминания; он щелкнул пальцами, заставив пламя вспыхнуть ярче, и пробормотал:
– Сайлонские оборотни… Сейчас они присмирели и даже служат великому пресвитеру, а ведь в былые дни…
Огненные языки словно расступились, и Клим увидел тропический лес, огромные бугристые стволы, лианы, струившиеся как зеленый дождь, яркие соцветия орхидей, камни, заросшие мхами. В этих дебрях пробирались цепочкой воины, человек тридцать или сорок, – шли друг за другом с обнаженными клинками, озираясь и ожидая нападения. Внезапно какая-то тварь – огромная, рыжая, с темными полосами – прыгнула на солдат из-за деревьев, сшибла наземь двоих, потянулась к ним зубастой пастью. Воины обступили зверя, вскинули мечи, но за спинами их появились из лесного мрака еще трое полосатых.
Чародей вздохнул, и видение растаяло. Как прежде, в костре пылало пламя, потрескивали сучья, улетали искры к темному небу.
– Могу ли я спросить, почтенный? – молвил Клим.
– Спрашивай, сын мой.
– В своем королевстве слышал я от мудрых людей, что пресвитер Иоанн справедлив, владеет неисчислимым богатством и правит страной по законам Благого Господа. С кем и для чего ему воевать? Кто бросит вызов его могуществу и власти? Однако на твоем лице и на руке я вижу следы заживших ран. Вы воюете, и вы воевали задолго до того, как раскрылось небо и пала злая звезда. Но скажи мне, по какой причине?
Мабахандула долго молчал, пощипывал брови, то ли размышляя, то ли вспоминая что-то. Затем произнес:
– Пресвитер правит вечно. Или так долго, что это время сравнимо с вечностью.
– Такого быть не может, – возразил Клим. – Все люди смертны.
– Люди – да, но пресвитер Иоанн не человек. Никто его не видел, а его повеления передают немногие сановники. Но неизвестно, как они их получают.
– Может быть, нет никакого пресвитера? Нет и никогда не было?
– Это опасная ересь, сын мой, и повторять ее я не советую. Пресвитер существует и, как я сказал, правит вечно. Но вечность так утомительна для людей! Даже если их владыка милостив и судит справедливо. Одни это принимают и покорствуют, другие восстают. Ты спрашиваешь, по какой причине? Причин много, но главная в том, что кто-то жаждет власти. Наша держава обширна, в ней сотни племен и народов, и всегда найдется человек, мечтающий развалить страну и выбиться в цезари. Может, тангут или шукр, а может, цаган или тумил. Пообещает сладкую жизнь, и его народ возьмется за мечи и пики.
– Знакомый случай, – пробормотал Клим. – Очень, очень знакомый!
Чародей поднял трехпалую руку.
– Взгляни, сын мой! Я лишился пальцев на Сайлоне в войне с Дрихаром Чундрой Проклятым, посягнувшим на власть пресвитера. Пятьдесят семь лет тому назад.
– Где этот Сайлон?
– Это огромный остров к югу от Иундеи. Горы, джунгли, трясины, хищное зверье и оборотни… Их Дрихар и поднял против наших воинов. Пообещал им реки вина, а на закуску – всех островитян.
– Волки-оборотни?
– Нет, тигры. – Мабахандула распахнул рубаху и показал шрам, змеившийся по ребрам. – А это, сын мой, след алькайтского меча. Пустыня Негер, сорок два года назад. Рубцы на шее тоже оттуда. Их колдуны насылали песчаные бури, но кроме песка ветер нес стаи мелких летающих кровопийц. Они вгрызались в кожу и плоть.
– Еще я вижу ожог на твоей голове, – сказал Клим. – Пришлось иметь дело с огнем?
– С кипятком, сын мой, с кипятком и горящим дегтем. Во время осады Айфин, когда мятежники положили треть нашего войска.
– А после? Что было после, когда взяли город?
Чародей дунул налево, дунул направо, и его брови взлетели вверх. Забавный трюк, подумал Клим.
– Что было после? Ну, бунтарей перебили, а город стоит, и мирных жителей воины не трогали. Пресвитер наложил на них подать – три козы ежегодно и корзину фиников. Он милосерден!
– Очень гуманное решение, – согласился Клим. – У нас бы…
Он смолк, заметив, как сверкнули глаза волшебника.
– У вас, – со значением произнес Мабахандула. – Где это – у вас?
– В Хай Бории, разумеется.
Но похоже, маг не поверил и, вздохнув, пробурчал:
– Здесь так, а у вас иначе… Ваше право! У каждого своя чаша с ядом, и заглядывать в нее не стоит.
Поужинали в молчании. Црым и старый колдун забрались в шалаш, Бахлул устроился на мягком мешке с вялеными фруктами. Коба зарядил арбалет и встал на стражу, но Клим велел ему ложиться. Сам он тоже прилег, но у костра – смотрел на языки пламени и размышлял над рассказом Мабахандулы.
Зашелестели дождевые струйки. Капли падали на защитный купол, возведенный магом, и стекали вниз по его незримой поверхности, не заливая костер. Ветки и сучья весело потрескивали в огне, с ближней поляны доносился мягкий топот онагров и хруст травы.
Явился кот, без помех проник через купол и сел у костра, с довольным видом вылизывая мокрую шерсть. Очевидно, охота на лесных мышей была успешной.
– Скажи-ка мне, баюн, – произнес Клим, – ты когда-нибудь видел пресвитера Иоанна?
– Ммнет. Никто с ним ммне встрречался, даже мыши в дворрцовых подвалах.
– Даже Ашрам Абара?
– Рразумеется.
– Но старец Ашрам сказал, что он носит семисвечник за пресвитером.
– Ммнет, за тенью прресвитерра, а это совсем дрругое дело, – заметил хатуль мадан. – За тенью, и ммне более того.
– Правда ли, что пресвитер живет и правит вечно?
Кот принялся вылизывать задние лапы. Закончив с этим, промяукал:
– За вечность ммне рручаюсь. Но за трриста лет, прроведенных в его дворрце, грроб с его телом ммне выносили. Чтоб я так жил! Точно ммне выносили!
– Примем это на веру, – молвил Клим. – Пока! Ибо, как говорил Чингачгук Великий Змей, торопливость не пристала благородному мужу. Ну а случится быть во дворце, проверим.
Он лег на спину, бросил взгляд на небо, затянутое тучами, и уснул под шелест дождя.
Через четыре дня они добрались до широкой излучины, где река поворачивала на запад почти под прямым углом. Здесь были заливные луга, на которых паслись шесть онагров – по словам Кобы, скакуны лазутчиков, следивших за пустошью. Пустошь Демонов – так местные сталкеры называли край, где упала звезда, но Зона для Клима звучало привычнее. Он еще не был уверен, та ли это Зона, что подверглась нашествию земных фантастов, но надеялся, что скоро выяснит все нюансы и детали. С учетом загадочной связи между его родной реальностью и миром Хай Бории, Зона могла оказаться чем угодно, от места падения метеорита до вариаций на тему Чернобыля. Правда, двухголовых телят и гусей с четырьмя лапами путники пока не встретили.
К ночи, одолев еще километров двадцать, они очутились в мертвом лесу, где из земли торчали сухие древесные стволы, лишенные листьев и ветвей. Здесь, вероятно, бушевало пламя, спалившее кроны, кору и весь подлесок, – земля под копытами онагров была обуглена, камни покрыты черной копотью. Но в канавах и оврагах, которыми изобиловал этот район, все же сохранилась скудная растительность – колючие кусты, маленькие кривые ели, заросли мха и пожелтевшая трава. На севере слышался рокот реки, еще широкой, но мелкой. Водный поток бурлил среди камней и скал, то и дело срываясь вниз небольшими водопадами. Небо затянули тучи, света не хватало, и Клим не мог разглядеть другого берега Тангутки. Но из-за реки ощутимо тянуло смрадом разложения и запахом гари.
Несмотря на сумрак, Коба ехал с уверенностью человека, хорошо знающего здешние места. У почерневшего каменного валуна он начал спускаться в овраг, который становился все глубже и глубже, пока крутые склоны не поднялись на три человеческих роста, а потом – на шесть или семь. Здесь, в отвесной стене, зияла узкая щель, вход в рукотворную пещеру, убежище лазутчиков. Оставив онагров у входа, путники пробрались внутрь. Джинн махнул рукой, полетели искры, вспыхнули факелы, и Клим увидел грубый каменный очаг, большую кучу хвороста, бадью с водой и сваленные в углу вьюки. Поверх них лежали длинные шесты, пара лопат, кирка, кожаные ведра и связки стрел.
– Никого, – промолвил тангут, озираясь. – Они в пустоши, мой господин.
Очевидно, он говорил о своих товарищах. Клим прикоснулся к камням очага. Они остыли, и значит, днем здесь никого не было.
– Разгрузим онагров, – сказал лазутчик. – Я отведу их обратно, на луга у излучины. Вернусь с рассветом. Здесь для них корма нет.
– Они не разбегутся? – спросил Клим.
– Нет, господин. Мы всегда их там отпускаем, и они держатся вместе. Чем их больше, тем безопаснее. Они хорошо обучены. Забьют копытами стаю волков.
В очаге вспыхнул огонь, по стенам и потолку пещеры заплясали тени. Старый маг уселся у огня на пивном бочонке, кот пристроился у его сапог. Остальные трое перенесли в убежище запас провизии и снаряжение. Тащить тяжелый молот досталось Климу. Он все еще не знал, зачем ему кувалда – возможно, чтобы раскрошись в пух и прах проклятый метеорит?..
Если там метеорит, подумал он, глядя, как их проводник исчезает во тьме. Девять онагров послушно тянулись за всадником, постукивая копытами и чуть слышно фыркая. Кажется, они были рады покинуть эти гиблые места.
Коба Тараган возвратился, когда солнце уже поднялось над речными водами. Выглядел он бодрым, словно не пришлось ему проехать верхом двадцать километров, а затем одолеть это расстояние пешим ходом, да еще в темноте. Клим встретил лазутчика у закопченного валуна, там, где дно оврага выходило на поверхность. Прячась за камнем, он пытался разглядеть другой берег реки, где торчали такие же засохшие деревья без листвы и ветвей да скалы, окруженные россыпями обломков. Ни птиц, ни животных – мертвая тишина и никакого движения. Только ветер нес из глубины пустоши мерзкий запах да клочья зеленого тумана.
– Мой господин… – В знак приветствия лазутчик коснулся груди – там, где билось сердце.
– Брось, парень, – промолвил Клим. – Мы с тобой пойдем в пустошь, а там нет господ.
– Как же к тебе обращаться? – Коба в недоумении поскреб шрам на щеке. – Твое величество, как называет гном?
– Пока ты это скажешь, нас или сожрут, или в блин раскатают. Зови меня Первый. Все-таки здесь я начальник. – Клим выпрямился и отступил от валуна. – Когда отдохнешь, переберемся на тот берег. Или нужно идти ночью?
– Нет, в светлое время. Около полудня, если не возражаешь, мой го… то есть Первый. В темноте твари видят лучше нас.
Коба прищурился, бросил взгляд на камни, торчавшие из воды, потом на дальний берег. Пробормотал озабоченно:
– Мабака… никого… А пора бы уже вернуться!
В молчании они спустились в овраг к пещере. Шагая вслед за тангутом, Клим думал: в темноте видят лучше нас… Вероятно, многие погибли, чтобы это выяснить; каждая крупица знаний о пустоши стоила чьей-то жизни. Кто-то сейчас находился там, трое или четверо разведчиков, и пока они не вернулись. Почему? Следят ли за тварями, прячутся от них или гниют под мертвым деревом?
Коба своими опасениями с ним не поделился, поел и прилег отдохнуть на пару часов. Клим не спеша стал собираться: капнул эликсира во флягу с пивом, закрепил ее надежно на поясном ремне, сунул в колчан десяток отравленных стрел. Другого оружия, кроме арбалета и ножа, у него не имелось. Зато был джинн.
– Бахлул, ты пойдешь со мной.
– Слушаю и повинуюсь, о господин земли и неба! Благодарю за честь! Будем жечь мерзких тварей, отродье шайтана?
– На первый раз лучше обойтись без этого. Твоя задача – следить с высоты за местностью.
– Я бы тоже… – начал скоморох, но Клим, щелкнув тетивой арбалета, распорядился:
– Сиди здесь. Ты не умеешь ни ползать, ни летать.
– Зато умею копать, твое величество. – Гном взглянул на лопаты в углу. – Пещерка наша тесновата, и я мог бы заняться ее расширением. Скажем, вдвое или втрое.
– Копай, если пожелаешь, только не здесь, – с недовольным видом промолвил Мабахандула. – В мои годы нужен свежий воздух, без пыли, ибо от нее я чихаю. Что недопустимо.
– Почему?
– Магический дар от этого слабеет. Так что, северянин, копай в другом месте, подальше от меня.
– И от меня, – мяукнул кот. – Ммне террплю шума и суеты!
– А к чему копать, раз величество не одобряет? – пробормотал Црым. – Я, конечно, из гномьего племени, но вовсе не рвусь натереть мозоли. Лучше иметь дело с ложкой, чем с лопатой, а котелок мне нравится куда больше тачки. Так что я…
– Утомил ты меня своей болтовней, – произнес маг, разгладил свои брови и связал кончики под нижней челюстью. Затем щелкнул пальцами, и Црым замер с раскрытым ртом. – Он будет молчать, пока узел не развязан, – сообщил Мабахандула, поворачиваясь к Климу. – А я тем временем дам тебе наставления и советы, ибо старость должна поучать молодость, чтобы не свершались раз за разом прежние ошибки.
– Слушаю тебя со всем почтением, – молвил Клим, подставив ладонь джинну. Тот шустро юркнул в рукав. – Наверное, ты хочешь мне сказать, какие опасности таятся в пустоши и как с ними справиться?
– Этого я не ведаю, сын мой. Мои советы общего свойства, их всего два, и первый таков: будь осторожен. Помни, тот, кто взвешивает свои поступки, живет дважды – за себя и за неразумного собрата, коему не хватило мудрости и терпения. Второй же совет касается соблазнов, в коих демоны, твари злобные и коварные, очень искусны. Избегай их! Не тяни две руки к благам мира, хватит одной. Храни, что имеешь, и остерегайся очевидного!
Клим поклонился.
– Я запомню, кудесник, хотя умеренность и осторожность мне не свойственны. Видишь ли, я родился в другой половине Европы.
Кивнув Кобе, он шагнул к выходу. Слова чародея догнали Клима, когда он протискивался в щель:
– Вернись живым, сын мой. Живым! И да пребудет с тобой сила!
Тангут тоже выбрался наружу. Кроме арбалета и длинного клинка он нес на плече пару прочных шестов. Сунув один королю, Коба буркнул: «Держи, Первый. Пригодится» – и широким шагом направился к реке.
Там были сотни, тысячи камней, огромных и поменьше, торчавших в шаге друг от друга, и Клим решил, что переправиться можно всюду, где пожелается. Над глыбами кипели и пенились буруны, но сквозь мелкие воды просвечивало речное дно, выстланное галькой, – глубина где по щиколотку, где до колена. Но лазутчик шел и шел вдоль реки, иногда останавливался, оглядывал берега и опять шагал дальше. Наконец он выбрал место, вроде бы ничем не отличавшееся от других – те же камни и пенятся те же буруны.
– Можно идти многими путями, – произнес Коба, упершись шестом в обгоревший пень. – Разными, не повторяя прежней дороги. Демоны хитры, вдруг подстерегают… – Он смолк, поглаживая шрам на щеке и всматриваясь в противоположный берег. – Там земля как плохо пропеченная лепешка – скалы, холмы, ямы, овраги. Мы пойдем из оврага в яму, из ямы в овраг, от скалы к холму. Говорить будем тихо. Тогда нас не заметят.
– А если заметят? – поинтересовался Клим.
– Смотря кто. Одних можно обмануть, от других убежать или спрятаться. Но если встретим шептуна, сам Господь не спасет. Он не такой, как остальные, он… – Коба неопределенно пошевелил пальцами, – он мягкий, как червь или слизняк. Мягкий, но его не убить. Нет ран от меча и копья, нет крови… Вода!
– Что – вода?
– Воду клинком не разрежешь, – сказал Коба и шагнул на валун, что прятался под белым буруном.
Не разговаривая больше, они двинулись через речной поток, упираясь в дно своими посохами, осторожно перепрыгивая с камня на камень. Это был нелегкий путь; вода кипела и бурлила, ее струи били по ногам, старались сбросить их в реку, камни подворачивались то острым ребром, то скользкой гранью. Джинн затаился в рукаве и сидел тихо, как мышь. В небе висело полуденное солнце, струйки пота текли по спине, мышцы дрожали от напряжения, силуэты береговых утесов расплывались перед глазами. Не заметят, повторял Клим про себя, не заметят, не поймают… Что-то смутное, неопределенное, связанное с прежней жизнью, крутилось в его голове, то ли чей-то образ, то ли забавная фраза. Он чуть не споткнулся, пытаясь вспомнить, потом по губам скользнула улыбка, и он пробормотал:
– Работаем по-тихому, без шума и пыли…
Они достигли берега, и Коба сразу нырнул в ближайший овраг. Эта складка местности была неглубокой, зато Клим мог разглядеть равнину с засохшими деревьями и цепь холмов на расстоянии трех-четырех километров. Над ними клубилось полупрозрачное голубоватое марево. Джинн Бахлул вылез из рукава, забрался на королевское плечо, потом расправил полы халата и взмыл в воздух. Снизу он был похож на крохотную моль, почти незаметную на фоне неба.
Тангут двигался быстрым скользящим шагом. Из мелкого оврага – в более глубокий, потом в другой овраг и в огромную ямину, похожую на кратер; из нее – вдоль подножия холма к ущелью, засыпанному пеплом и камнями, к утесам в его конце, где темнели узкие щели проходов. Ничего живого по дороге, ни мха, ни травы; все сгорело, высохло и рассыпалось пылью. Мрачные краски – черное, серое, бурое; мрачный пейзаж – голые скалистые холмы, бесплодные лощины. Мерзкий запах и мертвая тишина, если не считать шороха шагов.
– Зараб! – вдруг промолвил Коба, будто вбил гвоздь в жаркий неподвижный воздух. – Мы идем по пути Зараба.
– Кто он такой? И ходит ли сам этой дорогой? – спросил Клим.
– Не ходит. Двор его за этими скалами – то, что осталось от дома и конюшни. Разводил онагров, но их сожрали шептуны. Сыновей тоже. Зараб и его женщина спаслись. Потом он вернулся сюда. Не мог поверить, что нет ни онагров, ни сыновей. Искал, долго искал. Наткнулся на жука.
– И что?
– Был Зараб, и нет Зараба.
Перед ними темнел проход, расселина между скалами. Джинн опустился на плечо Клима, пробормотал: «Там что-то есть, о шахиншах. Живое и хищное, но без магии». Коба замер, всматриваясь в сумрак щели, усы над его губой ощетинились, как два маленьких кинжала. Смрад стал особенно силен, будто в камнях разлагалась слоновья туша.
Тангут пошевелился, отложил посох, вытащил из-за пояса мешочек с мелкой галькой.
– Узкое место, Первый. Не попасть бы под молнии…
Он бросил камешек в проход. Никакой реакции, лишь тихий, едва слышный стук. За первым камнем полетел второй, потом третий. Стук, стук, потом тишина. Мертвая, как на заброшенном кладбище.
Мешочек с камнями вернулся за пояс, шест – в руку лазутчика.
– Надо взглянуть, что там, – молвил он. – Прежде тут не было опасности. Никакой. Но я давно не ходил путем Зараба.
Они одновременно шагнули в расселину, сделали пару шагов и остановились, чтобы привыкнуть к полумраку. Джинн над ухом Клима зудел словно комар: «Зловредная тварь, мой повелитель! Здесь, в темноте! Глотни эликсира и сожжем ее! Обратим в прах и пепел!» Но Клим не прикоснулся к фляге с зельем, а сбросил с плеча арбалет. Это иундейское оружие было легким и очень удобным – можно было стрелять даже с одной руки.
– Что ты видишь, Первый? – тихо произнес тангут. – Там, в глубине?
Это походило на растение, на гигантский кочан капусты с длинными широкими листьями, плотно сомкнувшимися на высоте человеческого роста. В их основании виднелся мощный корень, выступающий из земли, будто огромный серо-зеленый червяк, которому не хватило сил выползти наружу. От растения тянуло вонью, но других неприятностей вроде бы не замечалось, если не считать того, что «кочан» сидел в центре прохода. Впрочем, его можно было обойти, если прижаться к скале поплотнее.
– Нет, – прошептал лазутчик, отвечая на безмолвный вопрос Клима. – Нет! Стой, где стоишь. Я такого не видел. Не знаю, что это за тварь.
Он подобрал с земли увесистый камень и швырнул в растение. Листья мгновенно раздвинулись, из середины взметнулись толстые плети щупальцев с изогнутыми, точно когти, остриями, едкий удушливый смрад затопил расселину. Судорожно кашляя и отплевываясь, Клим и его проводник выскочили из каменной теснины. Запах тянулся за ними хищным зверем, не давая глотнуть свежего воздуха. «Огнем! – хрипел и ярился джинн на плече Клима. – Только огнем, о меч справедливости! Жарким светлым пламенем!»
Они отбежали подальше и остановились, чтобы отдышаться.
– Мабака! – Коба стиснул кулаки, ударил в землю посохом. – Мабака!
Несомненно, то было проклятие, но не на шибере – надо думать, на тангутском.
– Нам нужно перебраться через эти утесы? – спросил Клим. – Что по другую их сторону?
– Сгоревший двор Зараба на холме. Кости его онагров под холмом. Можно спрятаться и смотреть, – отозвался лазутчик, изучая проходы между скалами. – Пойдем в крайнюю щель, она шире. Проверим. Может быть, там дорога свободна.
– Нет. Сделаем иначе. – Бросив посох, Клим взялся за арбалет обеими руками. – Жди здесь.
Он зашагал к расселине, глубоко вдыхая воздух. Едкий смрад рассеялся, но пахло все же не очень приятно. Бахлул, паривший над его плечом, произнес с надеждой:
– Хочешь сжечь гнусную тварь, о повелитель вечности? Я к твоим услугам!
– Это не тварь, а растение, – возразил Клим. – Хищное растение, только очень большое и не из нашего мира. Жечь его не будем. У меня другое на уме.
Задержав дыхание, он проник в щель и вскинул арбалет. Звонко щелкнула тетива, отправив стрелу с ядовитым шипом в короткий стремительный полет. Клим целился в корень, похожий на червя, но разглядеть, куда угодил снаряд, не смог – листья тут же раздвинулись, выплеснув щупальца, накатила волна смрада, и он поспешно выбрался наружу.
Натянув рычагом тетиву, он перезарядил оружие и решил, что надо обождать. Маячило перед ним видение – берег Маганги, стаи поющих рыб и ствол засохшей ивы с поникшими ветвями и облетевшей листвой. Символ смерти или знак надежды? И есть ли ответ на этот вопрос? На Земле не было ядов столь сильных, чтобы мощное дерево погибло от малой дозы за час-другой, ни химики, ни биологи такого не изобрели. Но здесь не Земля, напомнил себе Клим. Здесь не знали ничего о химии, однако хайборийский мир обладал таинственной способностью защищаться от бедствий и сохранять стабильность. Иногда это выглядело странно, очень странно! Яд поющих рыбок был, в конце концов, явлением природным, никак не связанным с защитой от чудищ и демонов. Хотя кто знает?.. Но взять, к примеру, Клима Скуратова, майора спецназа, а ныне – короля. Попал ли он сюда случайно или по велению судьбы и некой силы? Может быть, мир притянул его к себе, призвал в эту реальность, ощутив, что нуждается в защитнике? Причем не только в Хай Бории, но и в других своих частях, далеких и не совсем благополучных…
Он не успел додумать эту мысль. Воздух вдруг всколыхнулся, и порывом ветра из расселины вынесло кучку серо-зеленого праха. Держа арбалет наготове, Клим проник в узкую щель. Джинн, летевший впереди, вопил с победным торжеством:
– Рассыпался, кал свиньи, отродье шайтана! Рассыпался, о абулфатх! Даже запаха не осталось! Груда пыли, и больше ничего!
– Ничего, мой господин, – прозвучал за спиной тихий голос тангута. Он обогнул останки твари, задумчиво поворошил пыль шестом и добавил: – Рыбка вашти маленькая, страшная, а польза большая.
– Большая или нет, нужно еще проверить, – заметил Клим. – Ты говорил о шептунах, мягких, как слизни. Встретим такого, сделаем ему инъекцию… кольнем, я хочу сказать.
Повесив арбалет на плечо, он шагнул к выходу из теснины и огляделся. Солнце, миновав зенит, уже клонилось к западу, в небе застыли облака, жаркий неподвижный воздух сушил губы и царапал горло. За скалами пейзаж был иным; тут лежала плоская и довольно широкая равнина, которую с севера обрамляли пологие холмы. Коба направился к ним быстрым шагом, затем перешел на бег – ему определенно не нравились открытые пространства. Землю здесь покрывала стеклянистая корка, хрустевшая под ногами, и на этой равнине Клим не видел ни камней, ни засохших деревьев, ни ям, ни оврагов.
Он бежал рядом с тангутом, еще не чувствуя усталости, хотя, считая от переправы, они прошли километров двадцать.
– Что здесь было, Коба? Место ровное… Поля?
– Луг. Луг с сочной травой, где паслись онагры Зараба. Скоро их увидишь.
Холм уже возвышался перед ними. У его подножия желтели скелеты – вытянутые черепа скакунов, просторные клетки ребер, длинные кости ног с округлыми копытами. Стадо у Зараба было немаленькое, с полсотни голов. Где-то тут, вместе с животными, лежали его сыновья… Или Зараб нашел их и похоронил?
– Быстрее, Первый, – хрипло выдохнул Коба. – На холм! Жуки… Спаси нас Бабама и Псако!
Они ускорили бег. Склон холма покрывала такая же хрустящая корка, как на равнине. Клим не оглядывался и не видел, что творится позади, но что-то нарушило тишину – будто бы далекий скрип и позвякивание. Холм был таким же голым, как бывшее пастбище внизу, но на его вершине торчали обгоревшие бревна и кучи земли, смешанной с мусором, черепицей и камнями, – вероятно, все, что осталось от жилища Зараба. В этих руинах темнела большая прямоугольная ямина глубиной в человеческий рост, накрытая с одного конца толстыми почерневшими досками. Беглецы нырнули под них, заползли к дальней стене и затаились.
– Где мы? – спросил Клим.
– В подвале. Зараб хранил тут бочки с чичигой.
– Это что такое?
– Пиво из сосновых шишек и хвои… Помолчи, Первый! Они уже здесь!
Скрип и позвякивание стали громче, и к ним добавился шелест осыпавшейся земли. Смутная картина возникла в воображении Клима: другие развалины, два замерших в страхе человека и гибкое металлическое щупальце, что шарит повсюду в поисках живого. «Война миров», подсказала память, фантазии Уэллса, перенесенные на экран… Что там снаружи, на равнине? Может быть, треножники местных марсиан?..
Джинн скользнул в их укрытие, опустился Климу на плечо и зашептал:
– Чудовища, о солнцеликий, их больше двадцати. Похожи на огромных тараканов, блестят, как панцирь рыцаря. Думаю, железные. Ползают туда-сюда…
– Ищут нас?
– Не могу сказать. Ползают… Примешь эликсир и будем биться?
– Будем прятаться. Понаблюдай за ними. Хотел бы я знать, откуда они взялись!
– Ты бежал, о сокровище мира, бежал и не смотрел вверх. Что-то пронеслось в небе, очень быстро, я не смог разглядеть. Вдруг эта летучая тварь вас заметила!
– Возможно. Теперь лети, Бахлул, присматривай за жуками.
Джинн исчез. Лазутчик что-то бормотал – должно быть, молился, поминая имена неведомых богов. Вытянув руку, Клим похлопал его по спине и спросил:
– Кто такие Бабама и Псако?
– Духи, мой господин, тангутские демоны. Прежде мы им поклонялись. Я прошу у них защиты.
– Почему не у Благого Господа?
Пауза. Затем Коба Тараган пошевелился и едва слышно вымолвил:
– В проклятом месте надо молиться проклятым демонам. Но не знаю, поможет ли… Бабама и Псако – это не Благой Господь, они ничего не делают без жертвы. Им нужно принести черного петуха или черного козла. Зарезать и выпустить на землю кровь.
– Петухов и козлов у нас нет, только серый котяра. Наглец, но мне не хотелось бы его лишиться, – сказал Клим. – Все-таки подарок от пресвитера.
Шелест и скрип сделались тише. Бахлул, снова проскользнув в щель под досками, доложил:
– Они уходят, о владыка вечности. Не хочешь ли напасть на них и поразить клинком? Или сжечь, как мы сожгли дракона в Огнедышащих горах?
– Против железных тварей огонь и клинок бесполезны. Не будем торопиться. Коба, можем вылезать?
– Да, мой господин. Наверное.
– Зови меня Первый, как я велел.
Покинув укрытие, Клим приподнялся над краем ямы и оглядел местность. Сзади ползли по бывшему лугу несколько точек, сверкавших металлическим блеском в лучах заходящего солнца. Впереди виднелась цепочка холмов, похожих на тот, где стояла когда-то усадьба Зараба. На двух или трех возвышенностях копошились многоногие твари, воздвигая какие-то конструкции. За дальностью расстояния разглядеть их было трудно, но Климу показалось, что это решетчатые башенки, похожие на опоры энергетической линии. Многоножки шустро ползали то вверх, то вниз, что-то подтаскивали, поднимали, пристраивали на место, и вся эта суета напоминала слаженный труд монтажной бригады. Двигались они с такой быстротой, что глаз не успевал фиксировать позицию отдельного работника.
– Пауки, – шепнул лазутчик, пристраиваясь рядом с Климом. – Безвредные. Но стоит подойти ближе, как появится шептун или жук.
– Ты знаешь, что они делают?
– Видел однажды – не здесь, а в восточных холмах… – Коба с задумчивым видом почесал рубец на щеке. – Плетут корзину, а она пускает зеленый туман.
– И что дальше?
– Страшное. Я видел… Туман летит над землей. Что попадется, то исчезает.
– Санация территории, – заметил Клим. – Деревья у реки, те, что обгорели и засохли, исчезнут тоже?
– Да. – Коба судорожно вздохнул, – кажется, такая мысль не приходила ему в голову. – До реки не очень далеко. Если пустят туман на другой берег, нам конец.
– Посмотрим. Их работа еще не закончена.
Не закончена, но движется быстро, отметил Клим. Они грызли сухари, запивая их водой из фляги тангута, и смотрели на суету пауков, пока не пала тьма. В сумерках Клим сообразил, что неутомимым работникам свет не нужен, и пауки будут трудиться всю ночь с прежним усердием. Он уже не сомневался, что наблюдает за роботами – быстрыми, эффективными и, возможно, опасными, хотя Коба утверждал, что эти строители безвредны.
Пошел дождь, и они укрылись в яме под досками, оставив на страже Бахлула ибн Хурдака. Доски когда-то были полом и, в отличие от стен, потолочных балок и кровли, обгорели только с внешней стороны. Некоторое время Клим раздумывал над этой загадкой, но потом решил, что пожарище мог залить дождь, такой же, как сегодня. Веки его сомкнулись, дыхание стало тихим и ровным, и из мира снов слетело к нему видение: Омриваль в их королевской опочивальне, в прозрачной ночной рубашке, с распущенными волосами, с губами, ожидающими поцелуев. Очень, очень личный сон! Клим досмотрел его до конца, радуясь, что не нарушил священных обетов – ведь приснилась ему не красавица-эльфийка и не ведьмочка Эльвира, а законная жена.
Но в самый решающий момент внезапно пробудился Коба и, без всякого почтения, толкнул его в бок кулаком. На груди Клима сидел джинн, теребил воротник, шептал, склонившись к уху:
– Проснись, повелитель! К нам лезет железный таракан! Проснись и обнажи меч гнева!
– Не меч, – буркнул лазутчик, выползая из щели. – Возьми шест, Первый. Если жук один, мы с ним справимся.
Клим уже был на ногах. Он заметил, что ночь на исходе – дождь прекратился, в разрывах туч уже не видно звезд, и на восточном небосклоне разгорается заря.
– Что нужно делать?
– Перевернуть тварь. Подсунуть шесты под брюхо и перевернуть. А после бежать!
Снизу доносились знакомый скрип и позвякивание – жук лез на вершину холма. Сжимая шесты, они спрятались за грудой обугленных бревен. Над ними, почти незаметный в полумраке, парил Бахлул ибн Хурдак.
– Отродье шайтана уже близко, мой господин. Двадцать шагов… десять… пять… Он рядом!
Клим и Коба выскочили из укрытия.
– Сбоку! – прошипел тангут. – Сбоку, не спереди! Суй шест между лап! Навались!
Раздался удар металла о камни. Тварь опрокинулась и лежала теперь на верхней части корпуса, дергая в воздухе ногами. В шаговом механизме их было десять или двенадцать – кольчатые, похожие на гибкие щупальца конечности с острыми шпорами, торчавшие из плоского днища. Клим успел заметить, что верхний панцирь более выпуклый, и из него выдаются манипуляторы с набором серпообразных клешней и еще какие-то устройства на штырях и тонких стебельках. Однако тангут, торопивший его, не дал разглядеть подробности.
– Бежим! Скоро демон перевернется или позовет других! Они умеют звать издалека… умеют, хоть совсем без голоса…
Подхватив арбалеты, они бросились вниз с холма, но через несколько шагов Клим остановился, поднял камень с земли и швырнул его в жука. Секунду, склонив голову к плечу, он слушал металлический звон, затем отвернулся и бросился догонять Кобу Тарагана. Теперь он знал, зачем ему кувалда.
Они обогнули бывшее пастбище, спустились в глубокий овраг, и Клим понял, что Коба ведет его к реке другой дорогой. Местность, по которой был проложен их новый маршрут, ничем не отличалась от прежней – те же ямы и распадки, камни и скалы, а ближе к воде – обгоревшие пни и стволы. Правда, в некоторых оврагах встречалась фиолетовая плесень, свисавшая со склонов и камней длинными языками. Такие места тангут обходил, а иногда, выбирая дорогу, разбрасывал камешки.
– Мы идем по пути Сосо Сайкела, – пояснил он Климу. – Сосо любит эту дорогу. Много глубоких лощин, есть где укрыться.
– Где теперь этот Сосо? В Хванчкале, у генерала Шалома?
– Нет, он в пустоши. Я видел его онагров и его мешки. – Помолчав, лазутчик добавил: – Наверное, он уже отдыхает в пещере. Мы вернемся и встретимся с ним.
Но с Сосо они встретились раньше. Он лежал на дне оврага с отрезанной головой и отсеченными кистями рук. Сквозь его плоть уже проросла фиолетовая плесень, выела глаза, губы и язык и продолжала пожирать мертвеца неторопливо и упорно. Плащ и башмаки Сосо были покрыты мерзкой слизью, волосы и кожа на лице исчезли, и Коба опознал его лишь по шесту, что валялся рядом. Приметный посох, с резьбой и окованный медью с обоих концов.
– Что его убило? – спросил Клим. – Шептун, о котором ты мне рассказывал?
– Нет, жук. Он убивает без затей, а шептун… – Коба скрипнул зубами. – Шептуну нравится поиграть.
Он опустился на колени у тела Сосо, пробормотал молитву и бросил на труп горсть земли.
Через час они были у реки и начали переправу.