Из «Хрустальной норы» мы выбрались незамеченными людьми Аракоса (по крайней мере, мне так показалось). Прошлись пешком пару кварталов, потом завернули в грязную подворотню и прошли дворами, чтобы запутать преследователей, если таковые имелись. На площади возле храма Вирга наняли экипаж. Кучер в этот раз оказался покладистым и обязался доставить нас к замку всего за один гавр.

Когда мы выехали из города, до вечера было еще далеко, но солнце уже опустилось низко, бросая из-за края облаков оранжевые лучи на поля и лесные кущи. Скоро мы добрались до ответвления от главной дороги, экипаж свернул к владениям графа Пико и затрясся на мелких колдобинах. Здесь мы с Элсирикой вспомнили наше сумасшедшее бегство от всадников виконта, вспомнили свист арбалетных болтов, и белое оперение, подрагивающее в лошадиной заднице – вспомнили и рассмеялись. Проезжая мимо дубовой рощицы, погубившей утром транспорт жадного до чужих гавриков илийца, Элсирика внимательно вглядывалась в молодой дубняк, думая увидеть останки двуколки, но следов утреней катастрофы уже не было. Только полосы примятой травы и поломанные ветки кизила, свидетельствовали о произошедшем. Наверное, кучер-скряга, позаботился вывезти даже щепки от своей раздолбанной тачки.

За следующим поворотом старинный замок Сура Пориза открылся нам во всей красе. Серые грубые стены ломаной линией возвышались над зеленым холмом. Словно когтистые пальцы демона над ними топырились большие и малые башни с черными щелями окон и коническими крышами, давно нуждавшимися в ремонте. Видно замок был огромен, и внутренний двор его занимал немалую площадь.

У начала небольшого овражка я попросил кучера остановить и сказал Элсирике, что дальше нам следует пойти пешком. Удивленная и не очень обрадованная моему решению, писательница отсчитала медью один Гавр и, едва повозка тронулась в обратный путь, накинулась на меня с расспросами:

– Что ты задумал, Блат? Вот объясняй давай, зачем мы сюда приехали?! Чтобы отсюда добираться до города своим ходом? Благодарю за чудесную прогулку!

– Я же тебе, милая, сказал, что имеется у меня план. Даже два плана под кодовыми названиями «Хэ» и «Дэ». Правда, на «Хэ» я не очень рассчитываю. Идем сюда, – я направился по краю овражка к лесу, шумевшему в метрах восьмистах от замка. – Поскольку план «Хэ» вряд ли выполним, нам придется где-нибудь здесь, в укромном месте разбить лагерь. Просто поставим палатку, чтоб не ночевать в случае чего под открытым небом. Там же я заряжу посох кое-какой полезной магией.

– Нет уж, ты конкретней изъясняйся, в чем твой «охренительный план» и что значит «Хэ» и «Дэ», – потребовала Рябинина, неохотно шагая за мной.

– Сейчас, детка. Давай вон к той лужайке.

Перейдя на другую сторону оврага, мы обогнули несколько осин, кочки и густые кусты. Вышли к довольно уютному месту, закрытому от посторонних глаз с трех сторон.

– В общем, так, Рябинина, – сказал я, присаживаясь на пенек и открывая сумку. – В любом случае мне нужно сначала зарядить посох. Пока я буду возиться с магией, ты можешь палатку поставить, – проникнув во второе секретное отделение саквояжа, я достал четырехместную палатку, новую, еще запечатанную в полиэтилен. Потом бережно извлек Книгу.

– Ты объясни сначала, зачем нам палатка сдалась? – Анька с глубоким сомнением посмотрела на синий блестящий сверток.

– Я же объяснял: на случай, если нам переночевать будет негде. Вот случится так, что из замка нам придется срочно ретироваться и произойдет это ночью, тогда мы вернемся в свою палаточку и скоротаем время до утра. В тесных объятиях, разумеется.

– Хрен тебе, – сердито фыркнула Рябинина.

– Как хочешь, палатку можно и не ставить. Это я исключительно для удобства предложил. А магию загружать в посох край как надо. Так что ты мне не мешай, – я открыл Книгу на девятнадцатой странице и склонился над первым полезным заклятием.

– Не, господин Блат, ты объясни все-таки, как ты в замок собираешься попасть. Через стену что ли задумал перелезть? – Элсирика разорвала полиэтилен и начала раскладывать палатку.

– Не мешай! – сурово сказал я, прервавшись в чтении магической формулы на самом неудачном месте.

Еще несколько раз писательница лезла ко мне то с расспросами, касавшимися деталей нашего проникновения в замок, то требовала помочь с установкой палатки, которую сама, в конце концов, криво воздвигла под зелеными лапами сосны. Я же угрюмо и сосредоточено работал с магией, извлекая волшебную силу, искрящимися облачками направляя ее в посох. Больше всего провозился с формулой призыва существа Воздуха: формула была очень мудреной, как и вся магия высокого уровня. Лишь когда силы и терпение были на исходе, мне удалось материализовать серовато-синее облачко и вогнать его в бронзовое навершие. После завершения этой процедуры, я почувствовал себя измотанным и разбитым. Достал из сумки бутылку «Клинского» и с редким наслаждением опорожнил ее прямо из горлышка. Потом закурил, созерцая криво-косую палатку на краю лужка и кенесийскую писательницу, сидевшую у входа в тихой грусти.

– Будешь, Булатов, говорить или нет? – обижено спросила Рябинина.

– Буду, – я кивнул и выпустил тонкую струйку табачного дыма. – Только дрова заготовь на ночь. Вдруг взбредет развести костер.

– Зачем я только с тобой сюда приехала! Лучше бы пошла в «Теплый ключ» к господину Дереваншу. Ведь он должен ждать нас вечером. Уже, наверное, ждет, – писательница встала и, заломив руки, заходила по поляне. – Пива дай хотя бы глоточек. И сигарету.

Я открыл ей бутылку, достал пачку чипсов и выдал честерфилдку.

– Начнем с плана «Хэ», – сказал я, приглашая ее жестом устроиться возле пенька. – Поверь, детка, это самый надежный и легко выполнимый план. Чуть позже, как начнет темнеть, нам всего лишь нужно подойти и постучать в ворота замка.

– И? – насторожилась Рябинина.

– Чего «и»? И попроситься у добрейшего графа Пико переночевать. Уж тебя он примет с радостью. Точно примет – при встрече в «Хрустальной норе» тебя он пожирал взглядом.

– Куда ты клонишь, Булатов?

– Да никуда я не клоню. Нам нужно устроиться на ночлег в замке. Ты развлечешь своего Конфуза, как сумеешь: может, о литературе поговорите, может, расскажешь ему пару сюжетов из своих книжонок, покурите, воздухом подышите. Тем временем я обследую подземелье, найду саркофаг с дохлым герцогом и заберу у него половику ключа. Как видишь, все гениальное просто.

– Ты хотя бы чуть-чуть с головой дружил, господин маг, – Элсирика глотнула пива и недобро воззрилась на меня. – Во-первых, кто тебя пустит в подземелье с родовыми захоронениями Поризов?

– А сам Конфуз Пико и пустит. Уверен на сто пятьдесят три процента. Ему очень захочется с тобой уединиться, вот он меня и пустит. Ради этого он мне куда угодно двери откроет. Мотивируем тем, что я до жути люблю осматривать древние захоронения по ночам. Ну, хобби у меня такое. Если не поверит, можно использовать план наших несчастных недругов-копателей: скажем, что я большой специалист по изведению приведений. Мол, хочу ему помочь избавиться от потусторонней напасти.

– Так он тебе и поверит. Глупо это. А во-вторых, я ни за что не останусь наедине ночью с графом Конфузом. Ясно? За кого ты меня принимаешь, Булатов?!

– Чего ты боишься, моя девочка. Думаешь, он тебя домогаться начнет? Глупости: граф – воспитанный, добропорядочный человек. Э-э… сексуальный гуманист – за километр видать.

– Знаю я этих добропорядочных человечков и сексуальных гуманистов. По ночам все гуманисты превращаются в сексуальных террористов. Такое мы уже проходили. Даже не думай меня в это втянуть! – Рябинина нервно затянулась табачным дымом. – И, в-третьих, к глупости твоего замыла: Конфуз сегодня утром наверняка общался с виконтом Маргом. Представляешь, что Марг наговорил ему про нас? Я уверена, что после их разговора граф нас на пушечный выстрел к себе не подпустит.

– А я уверен, что подпустит. С какой радости упырье отродье будет графу рассказывать о своих трудных отношениях с нами? Может, ты думаешь, что Марг по простоте душевной сообщил ему, что он – один из первых Мастеров братства Селлы, что мы отняли у него первую половинку ключа, что он желает отыскать в замке вторую половинку? Наверняка, Марг не говорил ничего этого, и о нас не говорил ни слова. Так что, давай, Анька, подождем сумерек и пойдем потихоньку к замку.

– Нет, Булатов! Даже не думай втянуть меня в свою дурацкую затею и еще использовать таким свинским образом! – бросив окурок в траву, Рябинина резко встала. – Говори, в чем план «Дэ». Кстати, что значат эти твои «Хэ» и «Дэ»?

– «Хэ» значит – «хорошая девочка». Если бы ты согласилась, то ты бы стала хорошей девочкой, и не было бы никаких проблем. К утру ключик лежал у меня в кармане. А «Дэ» значит – «дура», – я тяжко вздохнул и приступил к объяснению не слишком приглядного плана: – Дело в том, что реальные шансы пройти в замок из нас двоих есть только у тебя. Вот мне и придется принять твой облик. Для этого в Книге имеется отличное заклятие перевоплощения.

Рябинина застыла на месте, а потом разразилась звонким смехом:

– Да, господина Дереванша ты уже перевоплощал… Все верно – твоя очередь.

– Зря потешаешься. Кроме рецептов Сорокиной и прочей ерунды у меня имеются очень серьезные заклятия, и ты сейчас в этом убедишься, – придвинул сумку и положил на нее Книгу. – Твоя задача, госпожа Элсирика, просто не мешать. Стой вот здесь передо мной и не шевелись. Сейчас я перенесу твой распрекрасный образ на себя.

– Ты хорошенько подумай, Игореша. А то, знаешь, чего-нибудь выйдет не так, потом будешь всю жизнь на меня обижаться, – продолжала потешаться Рябинина. – Или того хуже: останешься навсегда женщиной. Такой поворот меня не устраивает – будешь еще моих кавалеров отбивать.

Посмеиваясь, она говорила что-то еще, но я уже занялся Книгой. Несколько минут листал ее в поисках нужной магической формулы. Нашел и погрузился в чтение. С первых строк стало ясно, что эта магия заберет у меня много сил (а их итак осталось совсем ничего после зарядки посоха). Все-таки выбор был сделан, и я сосредоточено произносил слова, чувствуя каждой клеточкой тела их волшебную власть, ощущая, как с каждым магическим слогом силы покидают меня. Когда последнее слово было произнесено, я еле смог подняться с пенька. Подошел к слегка испуганной Рябининой и сказал:

– Стой, не шевелись. Сейчас самое важное.

Вытянув вперед руки, я как бы обвел контуры ее тела от головы до талии. Затем отступил на два шага. Между моих ладоней колыхалась прозрачная субстанция, похожая на половинку Элсирики. Я шумно выдохнул и надел ее на себя, словно мокрую от дождя куртку. Тут же я почувствовал, как с моим телом происходит болезненная трансформация. Вскрикнул, обхватив себя руками, и упал в траву. Анька истерически взвизгнула и отскочила от меня на несколько шагов.

– Булатов… – полушепотом произнесла она. – Это ты?

Я попытался ответить утвердительно, но не смог – воздух с хрипом вырвался из смятых легких. После нескольких попыток получить драгоценный кислород, я его все-таки получил – дыхание восстановилось. Кое-как я приподнялся, сел на корточки. На лицо мне упали длинные золотисто-рыжие волосы. И одежда стала излишне просторной, неуютной. Я расстегнул куртку, снял ее, отбросил к пеньку. Тут же я ощутил другую особенность нового тела: у меня была грудь. Чудесная, выпуклая женская грудь!

– О-о! – сказал я, ощупывая эту упругую и восхитительную форму. Рывком расстегнул рубашку и повторил: – О-о! Ого-го!

– Эй, Булатов, или как там тебя теперь… – похоже, у Элсирики тоже возникли проблемы с дыханием. Дышала она часто и очень тяжело, глядя на меня большими серебристо-голубыми глазами.

– Я не Булатов, – вырвался из моего горлышка бодрый и звонки голосок. – Я – Элсирика. Ага. Та самая великая кенесийская писательница. Мать грешная, как же здорово это!… – я снова с вожделением помял свою грудь.

– Не смей так поступать с моим телом! – Рябинина сердито топнула ногой.

– Ну, получилось? Говори, Анька, все в точности получилось?! – нетерпеливо спросил я.

– Получилось, – неохотно признала Анна Васильевна. – О, боги, как я раньше не подумала, кому вручаю свой образ?! Тебе бы, маг Блатомир, я бы и волосинки своей не доверила!

– Давай зеркало, – скидывая по пути рубашку, я подбежал к сумке. – Где там у тебя была косметичка.

Рябинина помогла найти мне сумочку со своими «волшебными» средствами, извлекла из ее кармана небольшое зеркало в форме сердечка.

Я взял его и увидел свое отражение: с зеркального стекла на меня смотрела самая настоящая Элсирика. Даже на ресницах сохранились крошечные комочки туши, и на губах алел след помады. Только глаза… Нет с глазами было все в порядки – настоящие Анькины глаза, ясные, серебристо-голубые, магнетические, однако имелся в них какой-то тайных нахальный отблеск, которого я прежде не замечал.

– Вот и хорошо, – с полным удовлетворением сказал я, поправил растрепавшиеся локоны, изобразил кокетливую улыбку и сладостно проговорил: – Граф Конфуз Пико… Вы сегодня мой!

– Булатов, я очень тебя прошу, – трагически проговорила Рябинина. – Не порочь мое имя. Пожалуйста!

– Да не волнуйся ты. Все будет в полном ажуре. Эх! – я потряс своими новыми грудями. – Страсть, как здорово! Ой, нравится мне это дело, Анна Васильевна. Так и хочется самого себя трахнуть.

– Только попробуй – и я тебя убью! – прошипела Элсирика, жалобно глядя на свой, вернее, уже мой обнаженный бюст.

– Ладно. Ты главное не волнуйся. Ни за честь свою, ни за все остальное, – успокоил я ее, и с притворной стыдливостью, накинул на себя рубашку. – Сейчас коньячку по рюмке выпьем за успех, и пойду. Уже вечереет.

Раздвинув ветви куста, я глянул на родовой замок Сура Пориза. Последние отблески солнца остывали на его стенах. На средней башне вечерний ветерок слабо шевелил языкатый флаг. Чуть постояв в молчании, я достал из сумки бутылку коньяка, шоколад и пластиковые стаканчики, выложил запасную пачку сигарет – беседы с господином Конфузом могли оказаться долгими и нервными.

– Госпожа Элсирика, – сказал я, осторожно наливая коньяк в стаканчики, – ты действительно думаешь, что граф проявит излишнее э-э… мужское рвение? Начнет домогаться тебя, в смысле меня?

– А ты как думаешь? – фыркнула Рябинина, неохотно устраиваясь рядом со мной. – Видишь ли, Булатов, мне плевать, что там между вами случиться, но ты сейчас выглядишь точно как я. И если с тобой там произойдет что-нибудь нехорошее, то это все равно, что случится со мной. А я очень не хочу, чтобы граф в список своих любовных побед еще внес победу надо мной без всяких на то оснований.

– Не волнуйся, детка. Это кто еще кого победит. Если ты думаешь, что он затянет меня в постель, то… – я рассмеялся и протянул писательнице стаканчик, – то хотел бы я видеть его рожу. Ведь ниже пояса я совсем не изменился.

– Я заметила. У меня никогда не было таких безобразных ног, – Рябинина одним глотком выпила коньяк и горестно мотнула головой.

– В общем, будь спокойна за свою непорочность. Облик морали! Гарантирую, – я разломил шоколад и поднес кусочек к ее губам. – Давай мне достойное платье. Самое красивое из своих. И помаду дай, красивые губки себе нарисую.

Когда над поляной повисли сумерки, я был одет в элегантное синее платье, к моему удивлению достаточно удобное, приятно облегавшее тело. И губки мои были подкрашены. И ресницы обволакивал скромный слой туши. И тонкий цветочный аромат духов исходил от роскошных золотисто-рыжих волос. Однако в этом очаровательном, несомненно женственном облике имелся один недостаток – сапоги сорок третьего размера, торчавшие из-под длинной юбки. Увы, с ними ничего нельзя было поделать: Анькина обувка никак не лезла на мои ноги, по-прежнему остававшиеся ногами Блатомира.

Мы выпили с Рябининой еще по три рюмки коньяка за успех, скурили по сигарете, и я, взяв сумку и посох, зашагал к замку.

– Игореша, – окликнула меня Элсирика на краю поляны. – А как же посох? Конфуз сильно удивится, увидев меня с посохом мага.

– Спрячу его в сумку. Прямо сейчас, – я сунул свое орудие в секретное отделение и зашагал дальше.

– Игорь! – снова подала голос Рябинина.

Я остановился, обернулся.

Она подбежала, крепко обняла меня и поцеловала. Страстно и нежно. В губы.

– Пожалуйста, возвращайся скорее! – зашептала она. – Я буду очень ждать!