Глава 24

Марк застонал. Сквозь жуткую тошноту пробивались острые уколы боли.

— Ты дал ему дозу синергина? — произнес удивленный голос. — Я что-то не помню, чтобы барон велел нам с ним нежничать.

— А тебе охота отчищать флаер после того, как он вывернет наружу свой завтрак? — громко отозвался второй голос.

— А-а.

— Барон разберется с ним по-своему. Он только специально оговорил, что хочет получить его живым. Как оно и есть.

Прошипел пневмошприц.

— Бедняга, — задумчиво произнес первый голос.

Благодаря синергину Марк начал отходить от удара парализатора. Он не знал, сколько времени и пространства лежало сейчас между ним и клиникой Дюроны; с тех пор, как он пришел в сознание, они меняли машину по меньшей мере трижды, причем один раз пересели в нечто более быстрое и крупное, чем аэрокар. Они остановились неизвестно где, и солдаты вместе с ним прошли через камеру дезинфекции. Затем безликие солдаты продолжили свой путь, а его передали в руки очередной пары охранников, верзил с тупыми лицами, одетых в красные куртки и черные брюки.

Связав руки и ноги, его лицом вниз положили на заднее сиденье флаера. Серые облака, потемневшие к вечеру, не давали никакой подсказки насчет пункта их назначения.

Майлз жив. Облегчение от этого факта было таким сильным, что он эйфорически улыбался, даже приплюснутый лицом к липкому пластиковому сиденью. Какая радость — видеть этого маленького мерзавца, кожа до кости! Стоит на ногах и дышит. Марк чуть не разрыдался. То, что он натворил, исправлено. Теперь он и вправду может быть лордом Марком. С меня сняты все мои прегрешения.

Почти что. Он молился, чтобы доктор Дюрона оказалась искренна насчет того, что Майлз идет на поправку. В глазах Майлза было пугающее недоумение. И он не узнал Куинн, чем чуть не убил ее. Ты поправишься. Мы отвезем тебя домой, и ты поправишься. Он притащит Майлза домой, и все снова будет в порядке. Все будет замечательно.

Как только развеются иллюзии этого идиота Риоваля. Марк был готов просто прибить этого типа за то, что тот сорвал воссоединение семейства. СБ с ним разберется.

Они завершили свой путь в подземном гараже, так и не дав Марку кинуть взгляд на окружающую обстановку. Два охранника грубо вздернули его на ноги и развязали затекшие, сведенные щиколотки. Его провели через помещение с электронными системами безопасности, после чего забрали всю его одежду. А затем повели его по… фабрике. Это не тюрьма. И не один из знаменитых борделей Риоваля. В воздухе был легкий, тревожащий медицинский привкус. Это место было слишком утилитарным, чтобы делать здесь клиентам хирургическую пластику тела. И слишком секретным и защищенным, чтобы изготавливать здесь на заказ рабов, превращая людей в вещи, невозможные для человека. Места не очень много. Окон нет. Подвал? Где я, черт возьми?

Только без паники. Он подбодрил себя краткой картинкой того, что же устроит Риоваль собственными солдатам, обнаружив, что они сцапали не того близнеца. Поиграл с мыслью о том, чтобы скрыть на какое-то время, кто он такой, если Риоваль не осознает своей ошибки с первого же взгляда. Дать Майлзу с дендарийцами больше форы на старте. Их не схватили, они свободны. «Я нашел его!» Дендарийцы должны за ним прийти. А не они, так СБ. СБ отставала от него самое большее на неделю и быстро его нагоняла. «Я выиграл, черт побери, выиграл!»

Голова его все еще кружилась от причудливой смеси восторга и ужаса, когда охранники привели его к Риовалю. Это был роскошный кабинет или офис; у барона явно были здесь личные покои, как понял Марк по беглому взгляду на гостиную сквозь дверной проем. Риоваля Марк узнал без труда. Он уже видел того на видеозаписях «Ариеля», во время своей первой джексонианской операции. Запись разговора, где тот грозился отрезать адмиралу Нейсмиту голову, залить в пластик и повесить на стену. Будь это другой человек, фразу можно было бы забыть, как преувеличение, но Марк испытывал беспокойное ощущение, что Риоваль имел сказанное в виду буквально. Барон откинулся, полусидя на комм-пульте. У него были блестящие темные волосы, уложенные в причудливые косички, нос с горбинкой и гладкая кожа. Крепок и молод — для человека, которому более ста лет.

«На него надет клон». Улыбка Марка сделалась волчьим оскалом. Он понадеялся, что Риоваль не примет постпарализационное дрожание за дрожь страха.

Охранники усадили его в кресло и пристегнули запястья металлическими лентами. — Ждите снаружи, — распорядился барон. — Это будет недолго. — Оба вышли.

Руки Риоваля чуть дрожали. Бронзовое лицо покрылось легкой испариной. Когда он поднял взгляд на Марка и улыбнулся ему, глаза барона горели каким-то внутренним огнем; у него был вид человека, столь поглощенного своими видениями, что он почти не замечает реальности. Но Марк был слишком разъярен, чтобы этим встревожиться. Заказчик клона!

— Адмирал, — радостно выдохнул Риоваль, — Я обещал вам, что мы еще встретимся. Это неизбежно и предопределено. — Они оглядел Марка с ног до головы, и темные брови приподнялись. — А вы за последние четыре года прибавили в весе.

— Жил припеваючи, — огрызнулся Марк, неуютным образом вспомнив о своей наготе. Как бы он ни ненавидел дендарийский мундир, но выглядел он в нем, по правде говоря, довольно неплохо. Куинн лично подогнала одежду для этого маскарада, и он хотел бы его вернуть. Хотя, наверное, именно мундир обманул солдат Риоваля, в то мгновение его временного героического помешательства.

— Как я рад видеть вас живым! Сперва я надеялся на вашу гибель в муках в какой-нибудь из мелких стычек, но по здравому размышлению начал просто молиться о том, чтобы вы выжили. Я четыре года строил планы этой встречи. Пересматривал, улучшал. Я возненавидел вас за то, что вы не приходите на свидание.

Риоваль не узнал в нем не-Нейсмита. Риоваль вообще едва сейчас его видит. Казалось, он глядит сквозь него. Барон принялся расхаживать перед Марком взад-вперед, изливая ему свои намерения, точно взволнованный любовник: планы мщения, варьирующиеся от непристойных до безумных и вовсе невозможных.

Могло быть и хуже. Риоваль мог бы сейчас осыпать угрозами рассеянного, сбитого с толку тощего человечка с криоамнезией, даже не знающего, кто он такой, а тем более почему с ним все это происходит. От этой мысли Марка затошнило. Ага. Сейчас лучше уж я, чем он. Нет, к черту.

«Он собирается запугать меня. Это только слова.» Что там говорил граф? «Не сдавайся врагу заранее, в собственных мыслях…»

Черт, да Риоваль даже не его враг. Весь этот витиеватый сюжет скроен под Майлза. Нет, даже не под Майлза. Под адмирала Нейсмита: человека, которого не существует. Риоваль гонялся за призраком, за химерой.

Риоваль остановился перед ним, прервав свою шипящую тираду. Он с любопытством провел влажной рукой по телу Марка, согнув пальцы и анатомически точно прослеживая лежащие под слоем жира мускулы. — Знаете, — выдохнул он, — раньше я собирался морить вас голодом. Но, пожалуй, я передумал. Вместо этого я стану кормить вас насильно. Результаты по прошествии времени должны оказаться даже забавнее.

Марк в первый раз тошнотворно передернулся. Риоваль ощутил эту дрожь своими изучающими пальцами и ухмыльнулся. Этот человек попадает в цель с пугающей инстинктивной точностью. Не лучше ли, чтобы Риоваль сосредоточился на химере? «Лучше бы оказаться к чертовой матери подальше отсюда.»

Он набрал воздуху. — Мне неприятно прерывать ваши речи, барон, но у меня для вас кое-какие плохие новости.

— Что, я просил вас говорить? — Пальцы Риоваля поднялись выше, стиснув его челюсть. — Это не допрос. Не следствие. Признание не принесет вам ничего. Даже смерти.

Гиперактивность чертовски заразительна. Даже враги Майлза умудряются ее подхватить.

— Я не адмирал Нейсмит. Я — сделанный Бхарапутрой клон. Ваши громилы схватили не того парня.

Риоваль лишь улыбнулся. — Неплохая попытка, адмирал. Но мы много дней наблюдали за бхарапутрянским клоном в клинике Дюроны. Я знал, что вы придете за ним, после всего того, что вы предприняли для его возвращения в первый раз. Не знаю, что за страсть он вызывает в вас — вы не любовники? Вы бы удивились, узнав, как много людей заказывают себе клона именно для этой цели.

Так. Когда Куинн клялась, что никто не сможет их выследить, она была права. Риоваль их не выследил. Он их поджидал. Ну, классно. Именно его поступки, а не слова и не мундир, убедили Риоваля в том, что он — Нейсмит.

— Но его я тоже получу, — пожал плечами Риоваль. — И очень скоро.

«Нет, не получишь.» — Барон, я действительно другой клон. Вы можете получить доказательства. Проверьте меня.

Риоваль хихикнул. — Что вы предлагаете? Сканирование ДНК? Даже Дюроны не сумели решить эту проблему. — Он глубоко вздохнул. — Я так много хочу с вами сделать, что даже не знаю, с чего начать. Я должен действовать медленно. И в логическом порядке. Например, невозможно подвергать пытками те части тела, которые уже удалены. Интересно, сколько лет я смогу сохранять вас живым? Или десятилетий?

Марк почувствовал, что его самоконтроль дает трещину. — Я не Нейсмит, — проговорил он высоким от напряжения голосом.

Риоваль схватил Марка за подбородок и вздернул его голову. Губы барона скривились в ироническом недоверии. — Тогда я потренируюсь на вас. Тестовый прогон. А Нейсмит появится. Со временем.

Ты будешь неприятно удивлен, увидев, что именно появится со временем. СБ не испытает никаких колебаний, разнося вокруг него на кусочки весь Дом Риоваля, и у нее нет запретов даже по джексонианским стандартам.

А он, разумеется, не Майлз.

Он как раз беспокойно задумался над этим, когда вошли вызванные Риовалем охранники.

Первое избиение было достаточно неприятным. Дело не просто в боли. А в боли, от которой не спастись, в страхе, от которого не избавиться, — вот что воздействовало на его разум и сводило тело. Риоваль наблюдал. Марк вопил, не сдерживая себя. Нет уж, спасибо: не будет он безмолвно, гордо и мужественно страдать. Может, это убедит Риоваля в том, что он не Нейсмит. Это сумасшествие. Хотя охранники не переломали ему ни одной кости и завершили это действо небрежно. И заперли его, голого, в крошечной, очень холодной комнате либо чулане без окон. Вентиляционное отверстие было сантиметров пять в диаметре. Он туда кулак просунуть не мог, тем более протиснуться всем телом.

Он попытался подготовиться, ожесточиться. Дать себе надежду. Время на его стороне. Риоваль в высшей степени опытный садист, но с психологическим уклоном. Риоваль оставит его живым и относительно невредимым, по крайней мере сперва. В конце концов, чтобы передавать боль, нервы не должны быть повреждены. И сознание должно быть почти не затуманено, чтобы испытать все тонкости агонии. Скорее искусно разработанные унижения, чем порка до смерти — вот что будет первым блюдом в меню. И все, что ему нужно, — выжить. Потом… а «потом» не будет. Графиня говорила, что, отправляясь на Единение Джексона, Марк вынудит Иллиана направить сюда дополнительных агентов, хочет тот этого или нет. Одно это станет несомненным выигрышем его предприятия, даже если сам он не достигнет ничего.

И в конце-то концов, что ему лишние унижения? Безмерная гордость Майлза разбилась бы вдребезги. А у него гордости нет. Пытки для него не новость. «Ох, Риоваль. Тебе достался решительно не тот.»

И вообще, будь Риоваль хоть наполовину таким тонким психологом, каким он себя явно мнит, он бы прихватил пару друзей Майлза, чтобы пытать их у него на глазах. Это с Майлзом прекрасно сработало бы. Но, разумеется, не с ним — не с Марком. У него нет друзей. Проклятие, Риоваль. Ты и представить себе не можешь такие гадости, как могу я.

Не важно. Друзья его спасут. Когда-нибудь. Вот-вот.

Сейчас.

Он еще оставался в состоянии эдакого мысленного вызова, когда за ним пришли техники.

Потом его вернули в крошечную камеру — наверное, чтобы дать ему подумать в одиночестве. Но какое-то время он вообще не мог думать. Он лежал на боку, дыша крошечными всхлипами, в полубессознательном состоянии, а руки и ноги у него медленно подергивались, точно щупальца морской звезды, в том же ритме, как накатывала изнутри непрекращающаяся боль.

Постепенно пелена с его глаз немного спала, а боль частично утихла, уступив место чернейшей ярости. Техники привязали его, затолкали в горло трубку и до верху накачали его омерзительной высококалорийной жижей. Как они сказали, смешанной с противорвотным — чтобы не дать ему от этой штуки впоследствии избавиться, — и коктейлем из стимуляторов обмена веществ, ускоряющих переваривание и отложение жиров. Это был слишком хитрый коктейль, чтобы составить его тут же, на месте — должно быть, его Дом Риоваль держал где-то про запас. А он-то воображал, что обжорство — его тайное и неповторимое извращение. Он думал, что вредил себе раньше, но люди Риоваля зашли далеко за пределы простого заигрывания с болью — на глазах у своего хозяина, который специально пришел, чтобы наблюдать. И изучать его, с улыбкой, которая делалась все шире. Риоваль знал. Марк видел это в его хитром, довольном взгляде.

Риоваль лишил его собственный мятеж всяческого тайного удовольствия. У него отобрали единственную власть над телом, которая была его голосом, его способом контроля. Риоваль поймал его на крючок, задел за живое, достал до мяса. Куда глубже.

Тобой могут заниматься хоть целый день, а ты можешь просто не-быть-здесь, но ничего не сравнится с тем, что ты делаешь сам с собой. Разница между просто пыткой и истинным унижением в соучастии жертвы. Гален, мучения из арсенала которого были физически куда мягче, чем все, что придумал Риоваль, знал это; Гален всегда заставлял его все делать самостоятельно или думать, что делает.

Попозже Риоваль продемонстрировал, что он тоже это знает: он ввел Марку из пневмошприца сильнейший афродизиак, прежде чем отдать его своим… охранникам? или этих людей он одолжил на время в одном из собственных борделей? Так Марк с остекленевшими глазами сделался соучастником собственного падения. Несомненно, это было шоу что надо, и парящие камеры головида фиксировали его со всех точек.

Его притащили обратно в крошечную камеру — переварить новый опыт, точно так же, как это сделали с ним после первого насильственного кормления. Прошло много времени, прежде чем отступил шок и туман от препарата. Он медленно колыхался от опустошенной усталости к ужасу. Любопытно. Препарат закоротил рефлекс, полученный некогда от шоковой дубинки, сведя его к чему-то вроде приступа икоты — не то шоу оказалось бы куда скучнее и короче. Риоваль наблюдал.

Нет. Риоваль изучал.

Марка зациклило на осознании того, что этот человек все время на него глядит. Интерес Риоваля не был эротическим. Марк чувствовал, что барону, должно быть, уже десятилетия назад наскучили стереотипные банальности всех возможных вариантов секса. Риоваль наблюдал за ним, ища… рефлексы? Едва заметные симптомы, выдающие интерес, страх, отчаяние. Это действие было устроено не ради боли. Боли было хоть отбавляй, но она была побочным эффектом. По большей части дискомфорт от насильственного кормления и недостаток нейротрансмиттеров.

«Это не пытка», осознал Марк. «Это лишь предварительные испытания. Пытка для меня пока готовится.»

Внезапно он понял, что будет дальше, все вместе. Сперва Риоваль выработает у него привычку, подсадив на регулярные дозы препарата. И лишь затем добавит боль, пришпилив его, трепещущего, между болью и удовольствием. Предложит Марку истязать себя самому, чтобы заработать это гадкое подкрепление. А потом уберет препарат, оставив Марка, уже натасканного на эту схему, продолжать. Он и продолжит. А потом Риоваль предложит ему свободу. А он станет выть и умолять о том, чтобы остаться рабом. Разрушение через искушение. Конец игры. Полное отмщение. «Ты видишь меня, Риоваль, но и я тебя вижу. Вижу.»

Насильственное кормление стало проходить по графику каждые три часа. Других часов у него не было — а то он подумал бы, что время остановилась. Он явно вошел в вечность.

Он всегда считал, что человека свежуют живьем острыми ножами. Или тупыми. Но техники Риоваля сделали это с помощью какой-то химии, аккуратно сбрызнув аэрозолем отдельные участки тела. На них были перчатки, маски и защитные костюмы; он безуспешно пытался стащить с одного маску и дать ему попробовать того же, что они вводят ему. Он проклинал свой маленький рост и кричал, глядя, как пузырится и сползает кожа. Этот химикат был не едкой щелочью, а скорее каким-то странным энзимом; нервы ужасным образом оставались неповрежденными, но обнаженными. Чего бы он ни касался или где бы ни касались его, это причиняло жуткие мучения — а в особенности давление, если он сидел или лежал. В своей крошечной камере-чулане он не один час стоял, переминаясь с ноги на ногу и ничего не касаясь, пока дрожащие ноги наконец не отказались его держать.

Всё происходит так быстро. К чертовой матери, где все? Сколько он уже пробыл здесь? День?

Так. Один день я пережил. Значит, могу пережить еще один. Хуже быть уже не может. Только больше.

Он присел и подскочил, разум у него почти мутился от боли. И ярости. Особенно ярости. С момента первого насильственного кормления это больше не было войной Нейсмита. Теперь это была личная война между ним и Риовалем. Но недостаточно личная. Он никогда не оставался с Риовалем наедине. Враги всегда превосходили его числом и весом, его переводили из здания в здание. Даже сейчас с адмиралом Нейсмитом обращались как с весьма опасным мелким паршивцем. Но это не так.

Он рассказал бы им все — про лорда Марка, про Майлза, графа, графиню, Барраяр. И про Карин. Но трубка насильственного кормления затыкала ему рот, а наркотик лишал языка — ну а все остальное время он слишком был занят тем, что орал. Это было ошибкой Риоваля. Этот человек наблюдал. Но не слушал.

«Я хотел быть лордом Марком. Просто хотел быть лордом Марком.». И что в этом такого дурного? Он все еще хотел быть лордом Марком. Он почти получил это, успел коснуться рукой. Сорвалось. Он оплакивал эту возможность и тосковал по ней, горячие слезы лились расплавленным свинцом на его лишенное кожи тело. Он чувствовал, как лорд Марк ускользает от него, как его отрывают, хоронят живьем. Как он распадается. Я просто хотел быть человеком. И снова все испортил.