Глава 14

Айвен, действуя явно по приказу, — Марк сразу догадался, что этот приказ исходил от графини, — повез его в город пообедать. Марк подумал с легким сочувствием, что Айвену приходится следовать множеству приказов. Они пешком отправились от замка Форхартунг в место под названием «караван-сарай». Очередной поездки в машине Марк избежал лишь благодаря узости улиц — переулочков — старого города.

Сам караван-сарай являл собой любопытный срез эволюции барраярского общества. Старейшая его сердцевина была вычищена, отреставрирована и превращена в милый лабиринт магазинчиков, кафе и маленьких музеев, посещаемый как городскими служащими в поисках обеда, так и явными туристами из провинции, приехавшими в столицу ради исторических святынь. Подобные преобразования концентрировались вокруг скоплений старых правительственных зданий ближе к центру района — таких, как замок Форхартунг над рекой; в дальней части к югу процесс обновления сходил на нет, и район там превращался в нечто запущенное, слегка опасное, отвечающее былой репутации караван-сарая как рискованного места.

По пути Айвен гордо указал на здание, где, по его словам, он родился в дни мятежа Фордариана. Теперь там был магазин, торгующий безумно дорогими коврами ручной работы и прочими старинными вещичками, предположительно сохранившимися со времен Изоляции. Судя по тому, как Айвен этот факт сообщил, Марк ожидал чуть ли не мемориальной доски на стене, но ее там не оказалось — он проверил.

После обеда в одном из маленьких кафе Айвена, чьи мысли вертелись теперь вокруг фамильной истории, обуяло намерение показать Марку тот кусочек мостовой, где его отца, лорда Падму Форпатрила, убили спецслужбы Фордариана во время того самого мятежа. Это сочеталось с общим мрачным историческим настроем сегодняшнего утра, и Марк согласился. Они опять двинулись пешком к югу. Перемены в архитектуре — от низких бурых оштукатуренных зданий первого века Периода Изоляции до высоких кирпичных домов его последнего столетия — демонстрировали, в должном ли направлении идете вы по караван-сараю.

На этот раз, ей-богу, табличка была: квадрат литой бронзы, утопленный прямо в мостовую; пока Айвена глядел вниз, мимо нее и по ней двигались машины.

— Не думаешь, что стоило хотя бы установить ее на тротуаре? — спросил Марк.

— Точность, — ответил Айвен. — Мать настояла.

Марк почтительно выждал немного, давая Айвену время на бог-знает-какие душевные раздумья. Наконец тот поднял голову и жизнерадостно произнес: — Как насчет десерта? Тут за углом я знаю одну небольшую пекаренку с керославской выпечкой. Мать всегда водила меня туда после приношения ежегодного возжигания. Просто забегаловка, зато хорошая.

Марк еще не нагулял аппетита после обеда, но местечко это оказалось внутри столь же восхитительным, сколь непрезентабельным смотрелось снаружи, и он в конце концов оказался обладателем пакета с ореховыми рулетиками и традиционными корзиночками с блестяникой — на потом. Пока Айвен застрял с выбором вкусностей для леди Форпатрил — и заодно, возможно, еще более сладкими переговорами с хорошенькой продавщицей (трудно было сказать, с серьезными намерениями или просто повинуясь спинномозговому рефлексу), — Марк вышел наружу.

Он вспомнил, что некогда Гален имел в этом районе пару тайных шпионских контактов. Несомненно, барраярская Имперская безопасность арестовала их два года назад, зачищая все после раскрытия заговора Галена. И все же интересно, сумел бы он их отыскать, стань мечты Галена о мести реальностью? Это должно быть на следующей улице и через два перекрестка… Айвен все еще болтал с девушкой из булочной. Марк отправился пройтись.

К своему полному удовлетворению, адрес Марк нашел через пару минут и решил, что заходить внутрь необходимости нет. Он развернулся и пошел той дорогой, которая, казалась, позволила бы ему срезать путь между булочной и главной улицей. Оказалось, что это тупик. Он снова повернул и пошел к началу переулка.

Старуха и тощий юнец, сидевшие на крыльце и наблюдавшие, как он заходил, заметили, что он возвращается. Тусклые глаза старухи блеснули едва заметной враждебностью, когда Марк снова попал в поле ее зрения.

— Это не мальчик. Это мутантик, — прошипела она юнцу. Внуку? Она многозначительно пихнула его локтем. — Мутантик пришел на нашу улицу.

Подстрекаемый подобным образом юнец, ссутулясь, поднялся на ноги и заступил дорогу Марку. Марк остановился. Паренек был выше его — а кто бы не был? — но не особо тяжелее. Бледный, с сальными волосами. Он агрессивно расставил ноги, не давая Марку его обогнуть. О, боже. Местные. Во всей своей грубой красе.

— Тебе не стоило появляться здесь, мутантик, — Он сплюнул, подражая манере крутого задиры; Марк чуть не расхохотался.

— Ты прав, — охотно согласился он. Он специально произнес это со среднеантлантическим земным, а не барраярским, выговором. — Это просто дыра.

— Инопланетник! — взвыла старуха, чье недовольство росло на глазах. — Ступай через червоточину в ад, инопланетник!

— Похоже, я уже там, — сухо прокомментировал Марк. Дурные манеры — но и настроение у него сейчас было дурное. Если эти трущобные хамы собираются дразнить его, то получат то же в ответ. — Барраярцы. Если есть что-то хуже форов — так это идиоты, которыми они правят. Неудивительно, что вся галактика презирает это захолустье. — Он удивился, как легко нашла себе выход подавленная ярость и как хорошо ему при этом стало. Лучше бы не заходить слишком далеко.

— Ну ты сейчас у меня получишь, мутантик, — пообещал мальчишка, танцуя на цыпочках в состоянии нервозной угрозы. Ведьма, науськивая его, сделала грубый жест в сторону Марка. Интересное дело; старушонки и хулиганы обычно естественные враги, а эти двое, похоже, заодно. Собратья по Империи, объединившиеся против общего врага, — сомнений нет.

— Лучше уж мутантик, чем дебил, — с показным добродушием проговорил Марк.

Юный грубиян поднял брови. — Эй! Это ты мне хамишь, а?

— А что, ты видишь здесь других дебилов? — Паренек быстро стрельнул глазами в сторону, и Марк оглянулся через плечо. — О. Извини. Вот еще двое. Понимаю твое замешательство. — Адреналин в его крови прибывал, заставив пожалеть о недавнем обеде, комом лежащим в желудке. Еще два юнца — выше, тяжелее, старше, но все равно лишь подростки. Может, и злобные, но необученные. И вообще… где Айвен? Где эта чертова незримая внешняя охрана? Ушла на перерыв? — А вы не опаздываете в школу? Например, на занятия для умственно отсталых по распусканию слюней?

— Забавный мутантик, — произнес один из ребят постарше. Он не смеялся.

Нападение было внезапным и чуть не застигло Марка врасплох; он-то думал, что этикет требует сперва обменяться еще несколькими оскорблениями, и даже приготовил парочку неплохих. Возбуждение странным образом смешивалось с предчувствием боли. Или, может, это предчувствие боли его возбуждало? Высокий хулиган попытался лягнуть его в пах. Марк одной рукой поймал его ступню и рванул кверху, заставив мальчишку рухнуть навзничь на камни с силой, явно вышибившей из него дух. Кулак второго рванулся вперед; Марк перехватил его руку. Они развернулись, и хулиган споткнулся о своего тощего приятеля. К несчастью, оба преграждали Марку выход.

Подростки вскочили на ноги, с видом изумленным и оскорбленным; бога ради, а они что, ждали легкой победы? А довольно легко. Его рефлексы выдохлись за эти два года, и он уже начинал пыхтеть. Однако лишний вес делал его тяжелее и не давал сбить с ног. «Трое на одного толстого низенького чужака, калеку с виду? Вам такой перевес по душе? Идите сюда, маленькие каннибалы.» Он приглашающе развел руки, все еще по-дурацки сжимая в кулаке кулек из булочной.

Юнцы прыгнули на него вместе, заранее обозначив каждое движение. Чисто защитные ката сработали превосходно; оба налетели, откатились и, благодаря его собственной инерции, оказались на земле, очумело тряся головами, — жертвы собственной агрессии. Марк подвигал челюстью, куда пришелся неловкий удар, — достаточно сильный, чтобы он почувствовал острую боль и опомнился. Следующий раунд оказался не столь удачным; ему пришлось покатиться по земле, уходя из под удара и теряя наконец пакет с булочками, который оказался немедленно затоптан. Тут один из них поймал его в захват, и посыпались неумелые кулачные удары. Марк задыхался уже всерьез. Он собирался поставить блок рукой и рвануть на улицу, и все бы закончилось ко всеобщему удовольствию, если бы один из этих идиотов, пригнувшись, не вытащил старую шоковую дубинку на батареях и не ткнул ею Марка.

Марк чуть не убил его мгновенным ударом ноги в шею; он едва успел замедлить удар, пришедшийся не прямо в горло, а чуть в сторону. Даже сквозь ботинок он почувствовал, как хрустнули ткани, — тошнотворное ощущение, отдавшееся во всем его теле. Марк в ужасе отпрянул от мальчишки, хрипящего на земле. Нет, меня учили не драться. Меня учили убивать. О, черт. Ему удалось не раздробить гортань. Марк взмолился, чтобы его удар не перерубил какой-нибудь из главных кровеносных сосудов. Двое остальных нападавших застыли в шоке.

Из-за угла с топотом вылетел Айвен. — Какого черта ты тут делаешь? — охрипшим голосом заорал он.

— Не знаю, — задыхаясь, выговорил Марк, согнувшись и опершись ладонями на колени. Кровь из носа заливала всю новую рубашку. Его начало трясти — запоздалая реакция. — Они набросились на меня. — «Я их дразнил.» Зачем, черт побери? Все случилось так быстро…

— Этот мутантик что, с вами, офицер? — вопросил тощий парень со смесью изумления и страха.

Марк видел по лицу Айвена, как тот борется с искушением отречься от всякого знакомства с ним. — Да, — выдавил Айвен наконец.

Здоровенный хулиган, все еще остававшийся на ногах, попятился, развернулся и побежал. Тощий мальчишка покинуть место происшествия не мог — его удерживало присутствие раненого и старухи, — хотя тоже испытывал желание удрать. Старая ведьма поднялась и захромала к своему поверженному чемпиону, выкрикивая обвинения и угрозы в адрес Марка. Ее единственную из присутствующих не испугал вид зеленого офицерского мундира Айвена. А затем прибыла муниципальная стража.

Лишь только Марк убедился, что раненый под присмотром, он замолк и передал дело в руки Айвена. Тот лгал как… как виртуоз, ни разу даже не произнеся имя Форкосиганов; в свою очередь, стражники, разобравшись, кто такой Айвен, утихомирили истерику старухи и быстро отпустили обоих. Марк отказался выдвигать обвинения в нападении еще до торопливой подсказки Айвена. Получасом спустя они вернулись в машину. На сей раз Айвен вел ее куда тише; Марк решил, что дело было в еще не утихшем испуге чуть было не потерять своего подопечного.

— Черт возьми, и где был этот тип из внешней охраны — мой предполагаемый ангел-хранитель? — спросил Марк, осторожно трогая избитую физиономию. Нос наконец-то перестал кровоточить. Айвен не посадил его в машину, пока кровь из носа не остановилась и пока он не убедился, что Марка не будет тошнить.

— А по-твоему, кто вызвал муниципальную стражу? Внешняя охрана должна быть осторожной.

— А-а. — Ребра у него болели, но ни одно, как решил Марк, не было сломано. В отличие от своего прародителя, он никогда не ломал костей. Мутантик. — А… Майлзу часто приходилось иметь дело с подобным дерьмом? — Он ничего этим людям не сделал — только мимо прошел. Будь Майлз одет так, как он, и будь здесь один, как он, напали бы они на него? — Начнем с того, что Майлз не был бы так глуп, чтобы пойти сюда гулять в одиночку!

Марк нахмурился. Со слов Галена у него сложилось впечатление, что статус Майлза делает его неуязвимым для барраярских предрассудков в отношении мутаций. Неужели на самом деле Майлз все время мысленно просчитывал свою безопасность, ограничивая себя в передвижениях и в действиях?

— А если бы и пошел, — продолжил Айвен, — то языком проложил бы себе путь наружу. Вывернулся бы. Какого черта ты связался с тремя парнями? Если тебе просто хотелось, чтобы кто-нибудь выбил из тебя дерьмо, обратился бы ко мне. Был бы рад это сделать.

Марк неловко пожал плечами. А не этого ли он втайне искал? Наказания? Вот почему все пошло так плохо и так быстро? — Я думал, вы тут все великие форы. Зачем вам выворачиваться? Разве вы не можете просто растоптать отребье?

— Нет, — проворчал Айвен. — До чего же я рад, что мне не придется быть твоим постоянным телохранителем!

— Я тоже рад, если вот это — пример твоей работы, — огрызнулся Марк в ответ. Он потрогал левый клык; губы и десна распухли, но зуб не шатался.

Айвен ответил лишь досадливым возгласом. Марк откинулся на спинку сиденья, задумавшись, как там дела у мальчишки с разбитым горлом. Муниципальная стража увезла его в больницу. Марку не стоило с ним драться; он был в миллиметре от убийства. Он мог убить всех троих. В конце концов, эти хулиганы всего лишь маленькие каннибалы. Вот почему Майлз заболтал бы их и убрался прочь, понял Марк: не из страха, не из-за того, что положение обязывает, но потому что они… не в его весовой категории. Марк почувствовал себя дурно. Барраярцы. Боже, помоги мне.

Айвен затормозил у своей квартирки в многоэтажном здании одного из лучших районов города; неподалеку в совершенно современном правительственном здании располагалась штаб-квартира командования Имперской Службы. Там он дал Марку возможность вымыться и отстирать подтеки крови с одежды, прежде чем они вернутся в особняк Форкосиганов. Возвращая Марку его рубашку после сушилки, Айвен заметил: — Завтра у тебя все тело будет разукрашено. Майлз после такого попал бы в госпиталь на ближайшие три недели. Мне бы пришлось увозить его оттуда на доске.

Марк поглядел на красные пятна, только начинающие лиловеть. Все тело у него одеревенело. С полдюжины потянутых мышц протестовали против столь жестокого с ними обращения. Но это он может скрыть, а вот отметины на физиономии придется объяснять. Сказать графу и графине, что они с Айвеном попали в аварию? Прозвучит вполне правдоподобно, но вряд ли их удастся надолго обмануть этой ложью.

В конечном итоге, доставив его графине, Айвен снова взял объяснения на себя; его отчет о приключениях Марка был правдив, но минимизирован: — Ой, ну он отправился побродить вокруг и немного сцепился с местными, но я догнал его прежде, чем что-нибудь эдакое случилось… Пока, тетя Корделия. — Марк не стал препятствовать его отступлению.

К ужину граф и графиня, очевидно, получили полный отчет. Марк ощутил легкое напряжение, садясь на свое место за столом напротив Елены Ботари-Джезек, которая наконец вернулась из штаб-квартиры СБ со своего долгого и, видимо, изматывающего доклада.

Граф подождал, пока не было подано первое блюдо и слуга не удалился из столовой, прежде чем заметить: — Рад, что твой сегодняшний образовательный опыт не закончился летальным исходом, Марк.

Марк ухитрился проглотить еду, не подавившись, и приглушенно выговорил: — Для него или для меня?

— Для обоих. Хочешь узнать о своей, э-э, жертве?

Нет! — Да, пожалуйста.

— Врачи в муниципальной больнице собираются выписать его через два дня. Неделю он посидит на жидкой диете. Голос к нему вернулся.

— О-о. Отлично. — Я не собирался… Ждали ли от него извинений, оправданий, возражений? Конечно, нет.

— Я задался целью частным образом оплатить его медицинские счета, но лишь обнаружил, что Айвен меня опередил. По здравому размышлению, я решил позволить ему сделать по-своему.

— А-а. — Должен ли он предложить Айвену денежное возмещение? Есть ли у него хоть какие-то деньги и есть ли на это право? Законное? Моральное?

— Завтра, — заключила графиня, — твоим здешним гидом станет Елена. И вас будет сопровождать Пим.

У Елены был далеко не заинтригованный этой перспективой вид.

— Я говорил с Грегором, — продолжил граф Форкосиган. — Ты каким-то образом явно произвел на него впечатление, так что он дал мне санкцию на официальное объявление тебя наследником, младшим членом Дома Форкосиганов в Совете графов. В любой момент на мое усмотрение, если — или когда — гибель Майлза подтвердится. Очевидно, что пока этот шаг преждевременен. Я сам не уверен, что будет лучше: протолкнуть твое утверждение через Совет до того, как графы с тобой познакомятся, или после того, как у них будет время привыкнуть к этой мысли. Быстрый маневр, мгновенный удар — или долгая нудная осада. На сей раз я, в виде исключения, предпочел бы осаду. Если мы выиграем, твоя победа в этом случае окажется надежнее.

— Что, они могут меня отвергнуть? — Неужто я вижу свет в конце туннеля?

— Чтобы ты наследовал графство, они должны принять и одобрить тебя простым большинством голосов. Моя личная собственность — особое дело. При обычных обстоятельствах подобное утверждение является рутиной, если речь идет о старшем сыне либо, в случае его отсутствия, любом дееспособном родственнике мужского пола, выдвигаемом графом. Формально, для этого не обязательно даже быть родственником, хотя почти всегда бывает именно так. Есть знаменитый, еще Периода Изоляции, прецедент графа Форталы, который поссорился с собственным сыном. Молодой лорд Фортала выступил на стороне тестя в Зидиаракской торговой войне. Фортала лишил его права наследования и каким-то образом ухитрился заставить неполное заседание Совета признать наследником его коня, Полуночника. Заявил, что, мол, конь так же умен и никогда его не предавал.

— Какой… обнадеживающий прецедент для меня, — выдавил Марк. — И каков оказался граф Полуночник? В сравнении со средним графом.

— Лорд Полуночник. Увы, никто этого не узнал. Конь почил раньше Форталы, война сошла на нет, и, в конце концов, все унаследовал сын. Но это было одной из зоологических вершин многообразной политической истории Совета, наряду с печально известным заговором кошек-поджигателей. — Пока граф Форкосиган повествовал об этом, глаза его горели не относящимся к делу энтузиазмом. Взгляд его упал на Марка, и оживление тут же пропало. — У нас было несколько столетий, чтобы накопить прецеденты, какие душе угодно, от абсурдных до ужасающих. И пара из них, похоже, дает нам отсрочку.

Граф не стал больше спрашивать о том, как Марк провел день, а по своей инициативе делиться дальнейшими подробностями тот не стал. Ужин лег в желудке свинцом, и Марк сбежал, как только позволили приличия.

Марк прокрался в библиотеку, длинную комнату в торце одного из крыльев дома, его старейшей части. Графиня поощряла его бессистемное чтение. Плюс к считывателю, подключенному к общедоступным банкам данных, и защищенному комм-пульту с собственными комм-линками, запертому на кодовый замок, библиотека была уставлена рядами переплетенных бумажных книг, напечатанных или даже каллиграфически переписанных от руки со времен Изоляции. Библиотека напомнила Марку замок Форхартунг, с его современным назначением и оборудованием, прежде не предвиденным и не предусмотренным, а нынче самым неудобным образом втиснутым в разные неожиданные закоулки старинной постройки.

Стоило ему подумать про музей, и ему попался на глаза огромный фолиант с гравюрами оружия и доспехов. Марк аккуратно вытащил его из футляра и унес в одну из ниш, расположенных по обе стороны ведущих в сад высоких застекленных дверей. Ниша была роскошно обставлена; на столик, стоявший перед здоровенным креслом с подлокотниками, можно было положить этот во всех смыслах тяжелый том.

Марк в ошеломлении пролистал книгу. Пятьдесят разновидностей мечей и ножей, для каждого малейшего отличия — свое название, да еще имена для всех деталей оружия…. Что за полностью рекурсивная база знаний — именно такие создаются и сами создают замкнутые группы вроде форов…

Дверь библиотеки распахнулась, по мраморному полу и ковру прозвучали шаги. Это был граф Форкосиган. Марк вжался в кресло, подтянув ноги так, чтобы их не было видно. Может, тот просто возьмет что-то и снова уйдет. Марк не хотел попасть в ловушку доверительного разговора, к которому так располагало это удобное помещение. Свой первоначальный ужас перед графом он уже поборол, но этот человек по-прежнему ухитрялся заставлять его испытывать мучительную неловкость, даже когда не произносил ни слова.

К несчастью, граф Форкосиган уселся за один из комм-пультов. Цветные отблески дисплея замерцали на оконном стекле, перед которым стояло кресло Марка. Марк понял, что чем дольше он выжидает, затаившись точно убийца, тем более неловко будет ему себя обнаружить. «Ну так поздоровайся. Уровни книгу. Чихни. Хоть что-нибудь.» Он только набирался духу слегка откашляться и зашуршать страницей, когда дверные петли снова скрипнули и раздались более легкие шаги. Графиня. Марк в своем кресле сжался в комок.

— А-а, — произнес граф. Отблески на стекле погасли; он отключил машину и развернул вращающееся кресло. Графиня склонилась к нему для быстрого поцелуя? Прошуршала ткань — она тоже уселась.

— Что ж, Марк явно проходит краткий курс Барраяра, — заметила она, успешно покончив с его последним порывом заявить о своем присутствии.

— Это ему и надо, — вздохнул граф. — Ему придется наверстывать двадцать лет, если он должен будет работать здесь.

— А он должен? Я имею в виду, сразу.

— Нет. Не сразу.

— Отлично. Я подумала, что ты можешь возложить на него непосильную задачу. А, как мы знаем, невозможное требует немного больше времени.

Граф отозвался коротким, быстро угасшим смешком. — По крайней мере, он бегло познакомился с одной из худших черт нашего общества. Мы должны быть уверены, что он досконально изучил историю мутагенных катастроф, чтобы понимать, что же является источником насилия. Как глубоко впитались муки и страх, движущие видимыми тревогами и, э-э, как толкуете это вы, бетанцы, дурными манерами.

— Не уверена, что он сумеет воспроизвести прирожденное умение Майлза вприпрыжку преодолевать это минное поле.

— Похоже, он скорее склонен это поле пропахивать, — сухо пробормотал граф и помолчал. — Его внешность… Майлз прилагает огромные усилия, чтобы двигаться, вести себя, одеваться, отвлекая внимание от собственной внешности. Чтобы его личность затмевала то, что видят глаза. Некое жонглерство всем телом, если угодно. А Марк… почти что намеренно ее подчеркивает.

— Эта мрачная неуклюжесть?

— Да, и… признаюсь, то, как он набирает вес, меня беспокоит. В частности, судя по докладу Елены, с какой именно быстротой. Может, мы должны отвести его к врачу. Это ему не на пользу.

Графиня фыркнула. — Ему всего двадцать два. Непосредственной опасности здоровью нет. Тебя не это беспокоит, милый.

— Может… не совсем.

— Он смущает тебя. Мой чувствительный к внешности барраярский друг.

— Хм. — Марк отметил, что граф не стал отрицать.

— Очко в его пользу.

— Ты не могла бы пояснить?

— Поступки Марка — это язык. По большей части, язык отчаяния. Их не всегда легко истолковать. Хотя этот — очевиден.

— Не для меня. Разбери его, пожалуйста.

— Проблема трехсторонняя. Во-первых, чисто физическая сторона. Я поняла, что ты читал медицинские материалы не так тщательно, как я.

— Я читал резюме СБ.

— А я — сырые данные. Полностью. Когда джексонианские скульпторы по телу урезали Марка до соответствия росту Майлза, то не модифицировали генетически его метаболизм. Вместо этого они состряпали смесь замедляющих гормонов и стимуляторов, которую вводили ему ежемесячно, и она как-то подправляла формулу обмена в нужную сторону. Дешевле, проще, и результат более контролируем. Теперь, возьми Айвена — вот образец фенотипа, в который развился бы генотип Майлза, не будь солтоксинового отравления. Так что в случае Марка мы имеем человека, физически ограниченного ростом Майлза, но генетически запрограммированного на вес Айвена. Как только он перестал получать от комаррцев препараты, его тело снова попыталось исполнить свое генетическое предназначение. Если бы ты когда-нибудь открыто его разглядывал, то заметил бы, что он не просто жирный. Его кости и мышцы тоже тяжелее майлзовых или даже его собственных два года назад. Когда он достигнет наконец своей новой точки равновесия, то, наверное, будет смотреться приземистым.

«Хочешь сказать, шарообразным,» — подумал Марк, с ужасом слушая это и внезапно ощущая, что за ужином он переел. Героическим образом он успокоил поднимавшуюся было отрыжку.

— Словно маленький танк, — предположил граф, явно рассчитывающий на более оптимистическую картину.

— Возможно. Это зависит от двух прочих аспектов его… гм… языка тела.

— Каких же?

— Сопротивления и страха. Что касается сопротивления — всю его жизнь посторонние делали с его телом, что хотели. Принудительно выбрали его форму. А на этот раз — его черед. И страх. Перед Барраяром, перед нами, но больше всего, несомненно, страх, что его подавит Майлз. А Майлз весьма подавляющая фигура, тем более для младшего брата. И Марк прав. В этой идее есть некое благо. Оруженосцы и слуги без труда его отличают, принимают его именно как лорда Марка. Уловка с весом — импульсивный, частично бессознательный, блестящий ход, напоминающий мне… об одном нашем общем знакомом.

— Но где он остановится? — Марк решил, что на этот раз и графу представилось нечто шарообразное.

— С обменом веществ — там, где захочет. Он сам может пойти к врачу и отрегулировать свой постоянный вес на любом уровне, на каком пожелает. Он выберет более обычное телосложение, когда больше не будет испытывать страх и необходимость сопротивляться.

Граф фыркнул. — Я знаю Барраяр с его паранойями. Здесь никогда не бываешь в полной безопасности. Что нам делать, если он так и не решит, что уже достаточно толст?

— Купим ему плавающую платформу и наймем пару мускулистых слуг. Или поможем ему побороть его страхи. А?

— Если Майлз мертв… — начал он.

— Если Майлз не отыщется и не оживет, — резко поправила она.

— Тогда Марк — это все, что нам осталось от Майлза.

— Нет! — Юбки прошелестели, когда она встала, повернулась и принялась расхаживать по комнате. Боже, не дай ей пойти сюда! — Вот здесь ты и ошибаешься, Эйрел. Марк — все, что нам осталось от Марка.

Граф поколебался. — Хорошо. Готов признать. Но если Марк — это все, что у нас есть, то есть ли у нас следующий граф Форкосиган?

— А ты не можешь его принять как сына, даже если он не следующий граф Форкосиган? Или это экзамен, который он должен пройти, чтобы быть принятым?

Граф молчал. Графиня заговорила тише. — Уж не голос ли твоего отца я эхом слышу в твоем? Не его ли я вижу, всматриваясь в глубину твоих глаз?

— Невозможно… чтобы его там не было. — Голос графа был таким же тихим, растревоженным, но не виноватым.

— Я… да. Понимаю. Прости. — Она снова села, к немалому облегчению Марка. — Хотя, несомненно, пройти тест на барраярского графа не так уж и трудно. Погляди на кое-кого из стариканов, заседающих нынче в Совете. А в отдельных случаях, тебе и поглядеть не удастся. Скажи, сколько времени прошло с тех пор, как голосовал граф Фортьен?

— Его сын уже достаточно взрослый, чтобы удержать за собой его скамью, — ответил граф. — К величайшему нашему облегчению. В последний раз, когда нам требовалось единогласное решение, приставу Совета пришлось отправиться за ним и лично вывозить из его резиденции, прерывая в высшей степени странную сцену… ну, в общем, граф находит несколько необычное применение своей личной охране.

— Как я поняла, качества от них требуются тоже необычные. — В голосе графини Корделии звучала усмешка.

— А ты откуда это узнала?

— От Элис Форпатрил.

— Я… даже не стану спрашивать, откуда знает она.

— Мудро с твоей стороны. Однако смысл в том, что Марку придется и вправду постараться, чтобы стать худшим графом в Совете. Они — не такая уж соль земли, как делают вид.

— Фортьен — отвратительный, нечестный пример. Вообще Совет функционирует лишь благодаря исключительной преданности делу очень многих. Он выжимает этих людей. Но — Совет лишь половина битвы. Сам Округ — второе, острейшее лезвие этого меча. Примут ли Марка люди? Неуравновешенного эмоционально клона искалеченного прототипа?

— Майлза они как итог приняли. Даже, по-моему, все больше им гордятся. Но Майлз этого добился сам. Он излучал такую преданность, что им ничего не оставалось, кроме как отразить ее в ответ.

— Не уверен, что именно излучает Марк, — задумчиво произнес граф. — Он больше похож на черную дыру в человеческом облике. Свет заходит туда, и ничего не выходит оттуда.

— Дай ему время. Он еще боится тебя. Думаю, это защитный механизм вины за то, что все эти годы он был предназначен для твоего убийства.

Марк, дышавший ртом ради полной тишины, съежился. У этой женщины что, рентген в глазах? Она весьма пугающий союзник — если вообще союзник.

— У Айвена, — медленно проговорил граф, — проблем с популярностью в Округе явно не будет. И, хоть неохотно, я считаю, что он мог бы справиться с тем вызовом, которым является графская должность. Не худший и не лучший, но по крайней мере средний.

— Именно этой системой он пользовался и до сих пор пользуется, чтобы благополучно миновать все трудности в школе, Имперской военной академии и своей нынешней карьере. Неприметный середнячок, — сказала графиня.

— Огорчительно смотреть. Он способен на столь большее.

— Находясь так близко к наследованию Империи, насколько блестящим осмеливается он быть? Потенциальные заговорщики, ищущие главу для своей группировки, слетались бы к нему, словно мошки на свет. И он мог бы стать такой привлекательной фигурой. Он лишь играет дурачка. На самом деле он, быть может, наименее глуп из всех нас.

— Оптимистичная теория, но если Айвен столь расчетлив, как он мог стать таким, едва научился ходить? — жалобно спросил граф. — Ты делаешь из него какого-то Макиавелли пяти лет от роду, милая капитан.

— Не настаиваю на этом толковании, — легко согласилась графиня. — Но речь о том, что если Марк выберет жизнь, скажем, на Колонии Бета, Барраяр это как-то переживет и похромает дальше. А Марк ни на йоту меньше не станет нашим сыном.

— Но я хотел столько ему передать… Ты все время возвращаешься к этой идее. К Колонии Бета.

— Да. Ты удивляешься, почему?

— Нет. — Голос его стал еще тише. — Но если ты увезешь его на Колонию Бета, я никогда не получу возможности узнать его.

Графиня помолчала, затем заговорила твердым голосом. — Эта жалоба произвела бы на меня больше впечатления, демонстрируй ты хоть какие-то признаки желания узнать его сейчас. Пока что ты избегал его почти так же усердно, как он от тебя прятался.

— Я не могу отложить все правительственные дела ради личного кризиса, — чопорно заявил граф. — Как ни хотел бы.

— Как я припоминаю, для Майлза ты это делал. Вспомни все время, которое ты проводил с ним здесь и в Форкосиган-Сюрло… ты украдкой воровал это время для него, урывая то там, то тут — час, утро, день, где только мог, а тем временем на сумасшедшей скорости тащил регентство сквозь шесть крупных политических и военных кризисов. Нельзя отказать Марку в той же форе, что от тебя получил Майлз, а потом ставить ему в вину то, что ему не удалось Майлза превзойти.

— Ох, Корделия, — вздохнул граф. — Я был тогда моложе. Я не тот папа, что был у Майлза двадцать лет назад. Этого человека больше нет, он сгорел.

— Я не прошу тебя пытаться быть таким же папой, как тогда; это было бы нелепо. Марк не ребенок. Я лишь прошу тебя: попытайся быть таким отцом, какой ты есть сейчас.

— Милая капитан… — Голос его устало затих.

После задумчивого молчания графиня многозначительно произнесла: — У тебя было бы больше времени и энергии, если бы ты вышел в отставку. Оставил наконец пост премьер-министра.

— Сейчас? Корделия, ну подумай! Я не осмелюсь потерять управление сейчас. Иллиан и СБ по-прежнему докладывают мне, как премьер-министру. Если я уйду и стану просто графом, я выпаду из этой командной цепочки. Я потеряю всю власть вести розыски.

— Чушь. Майлз — офицер СБ. Сын он премьер-министра или нет, его будут разыскивать точно так же. Одна из немногих привлекательных черт СБ — верность своим.

— Они будут вести розыск в пределах разумного. Лишь как премьер-министр я могу и вынудить эти пределы преступить.

— Не думаю. По-моему, дорогой, Саймон Иллиан наизнанку ради тебя вывернется, даже когда ты будешь уже мертв и похоронен.

Когда граф заговорил снова, голос его был страшно усталым. — Три года назад я был готов уйти и передать все в руки Квинтиллиану.

— Да. Я была в восторге.

— Если бы он только не погиб в этой дурацкой авиакатастрофе! Что за бессмысленная трагедия. Даже не убийство!

Графиня ответила ему мрачным смешком. — По барраярским стандартам — воистину напрасная смерть. Но я серьезно. Пора остановиться.

— Давно пора, — согласился граф.

— Так давай.

— Как только это станет безопасно.

Она выдержала паузу. — Ты никогда не растолстеешь достаточно, дорогой. Найди другой способ.

Марк сидел скрючившись, оцепенев, нога у него затекла и ее кололо иголочками. По его ощущению, его всего пропахали и проборонили, отделали куда более обстоятельно, чем те трое громил из переулка. Сомнений нет, графиня — искусный боец.

Граф издал легкий смешок, но на сей раз ничего не ответил. К громадному облегчению Марка, оба встали и вместе покинули библиотеку. Стоило двери захлопнуться, он скатился с кресла на пол, дергая затекшими руками и ногами в попытках восстановить кровообращение. Его трясло. Горло было забито, и он наконец закашлял, снова и снова, блаженно восстанавливая дыхание. Он не знал, смеяться ему или плакать, а чувствовал себя так, словно одновременно делает и то, и другое, поэтому просто хрипло дышал, глядя на свой опадающий и вздымающийся живот. Марк чувствовал себя жирным. Чувствовал себя сумасшедшим. Чувствовал, словно кожа его сделалась прозрачной, и проходящим мимо виден каждый внутренний орган.

Когда он наконец справился с дыханием после истерического кашля, то понял, что единственное, чего он не чувствует, — это страха. По крайней мере, перед графом и графиней. Их облик на людях и наедине оказался… неожиданно одинаковым. Похоже, он может им доверять — не до такой степени, чтобы вообще не ждать от них плохого, но в том смысле, что они именно те, кем кажутся. Он сперва не мог подобрать слова для этого ощущения единства личности. Затем догадался. Так вот как выглядит честность. А я и не знал.