Глава 15

Графиня исполнила свое обещание — или угрозу — отправить Марка осматривать окрестности с Еленой. Следующие пара недель перемежались частыми, со значительным историческим и культурным уклоном, экскурсиями по всей Форбарр-Султане и соседним Округам, в том числе — частным посещением императорского дворца. К облегчению Марка, Грегора в тот день дома не было. Должно быть, они отметились в каждом городском музее. Елена, явно выполняя распоряжение, к тому же протащила его по двум десяткам колледжей, академий и технических школ. Марка воодушевила мысль, что не все институты на этой планете готовят военных офицеров; на самом деле, крупнейшими и самыми загруженными учебными заведениями в столице оказались Сельскохозяйственный и Инженерный институты Округа Форбарра.

Елена в присутствии Марка вела себя как официальное, беспристрастное доверенное лицо Форкосиганов. Какие бы чувства она ни испытывала, увидев свой прежний дом впервые после десятилетнего отсутствия, эти чувства редко нечасто отражались на поверхности маски из слоновой кости, разве что там случайно проскальзывало удивление какими-то неожиданными переменами: выросшими зданиями, сровненными с землей старыми кварталами, по-другому проложенными дорогами. Марк подозревал, что столь бурный темп экскурсий был предназначен именно для того, чтобы ей не приходилось с ним разговаривать: вместо этого она заполняла паузы лекциями. Марк уже начал думать, как бы получше подольститься к Айвену. Может, кузен под шумок повел бы его в тур по пивнушкам — ради разнообразия.

Разнообразие настало однажды вечером, когда граф неожиданно вернулся в особняк Форкосиганов и объявил, что они все едут в Форкосиган-Сюрло. Часу не прошло, как Марк со своими упакованными пожитками оказался вместе с Еленой, графом и оруженосцем Пимом во флаере, стрелой мчащемся в темноту на юг, к летней резиденции Форкосиганов. Графиня с ними не поехала. Разговоры по дороге можно было бы описать словами от «натянутый» до «вовсе не было», не считая редких лаконичных, непонятных и обрывистых реплик, которыми обменивались граф с Пимом. Наконец перед ними выросла цепь Дендарийских гор — темное пятно под тенью облаков и звездами. Они описали круг над тускло поблескивающим озером и приземлились на полпути к вершине холма, перед каменным зданием хаотичной постройки. Дом был освещен и полон радушно их встречающими слугами. Из второго флаера, следовавшего за ним, вышло несколько немногословных фигур — положенная премьер-министру охрана СБ. Поскольку была уже почти полночь, граф ограничился тем, что быстро провел Марка по дому, показав где что, и отвел его в гостевую спальню на втором этаже, с видом на спускавшийся к озеру склон. Марк, оставшись наконец один, оперся на подоконник и уставился в темноту. По другую сторону черной водной глади мерцали огоньки — деревня на том конце озера и несколько отдельных вилл на дальнем берегу. «Зачем вы меня сюда привезли?» — мысленно вопросил он графа. Форкосиган-Сюрло — самая уединенная из всех резиденций Форкосиганов, средоточие эмоций, бережно хранимое сердце разрозненных на части личных владений графа. Прошел ли он какой-то экзамен, что его допустили сюда? Или Форкосиган-Сюрло и есть экзамен? Он отправился в постель и уснул, все еще задавая себе этот вопрос.

Марк пробудился, моргая от лучей утреннего солнца, косо падавших в окно, которое он забыл занавесить прошлой ночью. Тогда же кто-то из слуг развесил в гардеробе комплект самой неофициальной его одежды. В конце коридора он обнаружил ванную, умылся, оделся и отправился на осторожные поиски какой-нибудь живой души. В кухне домоправительница отправила Марка на улицу поискать графа, — увы, не предложив ему завтрака.

Он прошелся по вымощенной каменной крошкой дорожке к рощице заботливо высаженных земных деревьев, чью характерную зеленую листву уже позолотила и испещрила крапинками наступающая осень. Большие деревья, очень старые. Граф с Еленой были неподалеку, в обнесенном стеной садике, ныне служившем Форкосиганам фамильным кладбищем. Каменный особняк изначально был казармами стражи, которая служила в ныне лежащем в руинах замке возле озера; когда-то это кладбище было последним приютом охранников.

Брови Марка поползли вверх. Граф смотрелся невыносимо ярко в самом официальном из вариантов военного мундира — парадной имперской красно-синей форме. Елена была тоже должным образом одета в парадную, хоть и более спокойную по цвету, дендарийскую форму — серый бархат с отделкой серебряными пуговицами и белым кантом. Она сидела на корточках возле плоской бронзовой жаровни на треноге. Над жаровней трепетали бледно-оранжевые язычки пламени, и поднималась струйка дыма, таявшая в золотистом утреннем тумане. Сжигают посмертное приношение, догадался Марк и неуверенно застыл возле кованой железной калитки в низкой каменной стене. Кому? Его никто не пригласил.

Елена встала; пока приношение, чем бы оно ни было, сгорало дотла, они с графом тихо переговаривались. Минутой спустя Елена свернула из ткани прихватку, сняла жаровню с треножника и вытряхнула серые и белые хлопья на могилу. Протерев бронзовую чашу изнутри, она убрала ее вместе со складным треножником в вышитый коричневым и серебряным мешочек. Граф поглядел на озеро, заметил стоящего у калитки Марка и кивнул ему — не приглашая внутрь, но и не запрещая входить.

Еще что-то сказав графу, Елена вышла из обнесенного стеной садика. Граф отдал ей честь. Проходя мимо Марка, она удостоила его вежливого кивка. Лицо ее было мрачным, но, как показалось Марку, не столь напряженным и похожим на маску, каким он его видел с момента приезда на Барраяр. Теперь граф однозначным жестом поманил Марка внутрь. Испытывая одновременно неловкость и любопытство, Марк прошел через калитку и двинулся к нему по усыпанной хрустящим гравием дорожке.

— Что… это было? — наконец решился спросить он. Прозвучало это слишком легкомысленно, но граф вроде бы не рассердился.

Граф Форкосиган кивком указал на могилу у своих ног: «Сержант Константин Ботари. Fidelis.» И даты. — Я выяснил, что Елена ни разу не приносила посмертного возжигания своему отцу. Он восемнадцать лет был моим оруженосцем, а до этого служил под моим командованием в космических силах.

— Телохранитель Майлза. Я знаю. Но его убили до того, как Гален начал мое обучение. Гален не уделял ему особо много времени.

— А стоило. Сержант Ботари был очень важен для Майлза. И для нас всех. Ботари был… трудным человеком. Я думаю, что Елена так никогда с этим полностью и не примирилась. А ей нужно его принять, чтобы быть в ладу с собой.

— Трудным? Я слышал, преступником.

— Это очень… — граф заколебался. Марк ожидал, что тот скажет «нечестно» или «неправильно», но слово, которое граф наконец произнес, было — «неполно».

Они прогуливались между могил, граф устроил Майлзу экскурсию. Родственники и доверенные слуги… кто такой майор Эмор Клийви? Марку это напомнило все недавние музеи. Семейная история Форкосиганов со времен Изоляции охватывала собой историю Барраяра. Граф показал могилы своего отца, матери, брата, сестры, дедушки с бабушкой по отцовской линии. Вероятно, все, кто умер ранее, были похоронены в прежней столице Округа, Форкосиган-Вашном, и цетаганидийские захватчики расплавили их вместе с городом.

— Меня тоже похоронят здесь, — прокомментировал граф, глядя на спокойное озеро и горы за ним. Утренний туман исчез с поверхности воды, на ней принялись сверкать солнечные зайчики. — И я не попаду в эту толпу на Имперском кладбище в Форбарр-Султане. Моего беднягу отца хотели похоронить там. Мне пришлось по-настоящему на эту тему с ними поспорить, несмотря на то, что он выразил свою последнюю волю. — Он кивком указал на камень. «Генерал граф Петр Пьер Форкосиган», и даты. Тот спор граф явно выиграл. Точнее, оба графа.

— Я провел здесь счастливейшее время моей жизни, когда был маленьким. И уже потом, мою свадьбу и медовый месяц. — Лицо его дрогнуло в мгновенной улыбке. — Здесь мы зачали Майлза. А значит, в определенном смысле, и тебя. Осмотрись. Вот ты откуда. После завтрака я переоденусь и еще кое-что тебе покажу. — О. Так, э-э, значит никто еще не ел.

— Перед приношением посмертного возжигания надо поститься. Подозреваю, именно по этой причине его часто устраивают на рассвете. — Граф слегка улыбнулся.

Больше ни для чего блестящий дворцовый мундир здесь графу понадобиться не мог, как и дендарийская парадная форма Елене. Они заранее их упаковали ради этой священной цели. Марк разглядывал свое искаженное, темное отражение в начищенных до зеркального блеска сапогах графа. Выпуклая поверхность искажала его до гротескных пропорций. Вот его будущее? — Вот за чем мы все сюда прилетели? Чтобы Елена могла совершить обряд?

— Среди всего прочего.

Зловеще звучит. Марк проследовал за графом обратно в большой каменный дом, чувствуя себя смутно растревоженным.

Завтрак домоправительница накрыла в солнечном дворике-патио возле торца дома; цветущие кусты и насаждения скрывали его, лишь в сторону озера был проделан проход. Граф переоделся в старые черные брюки от рабочей формы и куртку в деревенском стиле, с поясом и разрезами по бокам. Елена к ним не присоединилась.

— Она хочет подольше прогуляться, — коротко пояснил граф. — Мы тоже так сделаем. — И Марк благоразумно положил третий сладкий рулетик обратно в накрытую крышкой корзинку.

Очень скоро он возрадовался своей умеренности — граф повел его прямо вверх по склону холма. Они достигли вершины и остановились передохнуть. Вид на длинное озеро, извивающееся меж холмов, был очень красив и ради него стоило запыхаться. По другую сторону холм переходил в небольшую ровную долину со старой каменной конюшней и пастбищем, где выращивалась зеленая земная трава. По пастбищу лениво бродили несколько не занятых никакой работой лошадей. Граф провел Марка вниз, к изгороди, и с печальным видом на нее облокотился.

— Вот тот большой чалый — конь Майлза. В последние годы он почти заброшен. У Майлза не всегда находилось время поездить верхом, даже когда он бывал дома. Конь привык прибегать, когда Майлз его звал. Нечто на грани фантастики — когда эта здоровенная, ленивая животина встрепенется и переходит на бег. — Граф помолчал. — Может, попробуешь.

— Что? Позвать коня?

— Мне было бы любопытно посмотреть. Заметит ли конь разницу. Голоса у вас… очень похожи, на мой слух.

— Меня на это натаскивали.

— Его зовут, э-э… Дурачок. — В ответ на взгляд Марка он добавил: — Прозвище для любимца или конюшенная кличка.

«Его зовут Толстый Дурачок. Ты это подправил. Ха.» — Итак, что мне делать? Стоять тут и выкрикивать: «Дурачок, Дурачок, сюда!»? — Он уже чувствовал себя идиотом.

— Трижды.

— Что?

— Майлз всегда повторял его имя трижды.

Конь стоял на противоположном краю пастбища, подняв уши и глядя на них. Марк набрал воздуху и с самым своим лучшим барраярским выговором позвал: «Дурачок, Дурачок, Дурачок, сюда! Дурачок, Дурачок, Дурачок, сюда!»

Конь фыркнул и порысил к изгороди. Он не совсем бежал, хотя по дороге разочек оживленно взбрыкнул. Подбежал он с пыхтением, забрызгав слюной и Марка, и графа, и навалился на изгородь — та застонала и прогнулась. Так близко, он казался чертовски большим. Конь положил свою здоровенную голову на изгородь. Марк торопливо отпрянул.

— Привет, старина. — Граф потрепал животное по шее. — Майлз всегда давал ему сахар, — посоветовал он Марку, обернувшись через плечо.

— Тогда неудивительно, что он прибегает! — возмущенно отозвался Марк. А он-то думал, что это все тот же эффект «любви к Нейсмиту».

— Да, но мы с Корделией тоже даем ему сахар, а к нам он не бежит. Подходит эдаким шагом, когда он в духе.

Конь уставится на него — Марк был готов поклясться — в полном недоумении. Вот еще одна живая душа, которую он предал тем, что он — не Майлз. Две прочие лошади теперь тоже подошли, словно испытывая нечто вроде ревнивого соперничества, образовав пихающую друг друга массивную кучу, решительно не желающую расходиться. Устрашенный, Марк жалобно вопросил: — А вы принесли сахару?

— Ну, да, — отозвался граф. Он вытащил из кармана полдюжины белых кубиков и протянул Марку. Марк осторожно положил парочку на ладонь и протянул руку так далеко, как только мог. Визгливо заржав, Дурачок прижал уши к голове и лязгнул зубами в обе стороны, отгоняя своих четвероногих соперников, затем притворно застенчиво прянул ушами, снова их подняв, и подобрал сахар большими, словно резиновыми, губами, оставив на ладони Марка слизистый, травянистый след. Часть слюны Марк стер об изгородь, подумал было о том, чтобы вытереть руку о брюки, и стер оставшееся о глянцевитую лошадиную шею. Шкуру портил старый неровный шрам, выпуклый на ощупь. Дурачок снова боднул Марка головой, и он отступил за пределы досягаемости. Парой окриков и шлепков граф восстановил порядок — «Ага, в точности барраярская политика», безо всякого почтения подумал Марк, — и убедился, что двое опоздавших получили свою долю сахара. После этого граф вытер ладонь о штанину, почти машинально.

— Хочешь попробовать на нем прокатиться? — предложил граф. — Хотя в последнее время на нем не ездили, и он может быть слегка непослушен.

— Нет, спасибо, — выдавил Марк. — Может, в другой раз.

— А-а.

Они пошли вдоль изгороди; Дурачок тащился за ними по другую сторону, пока они не дошли до угла и не лишили его последней надежды. Когда они уходили, конь проскулил, неожиданно горестно. Марк сгорбился, как от удара. Граф улыбнулся, но, должно быть, попытка эта показалась ему самому столь же грустной, как выглядела со стороны, и улыбка исчезла почти сразу. Граф оглянулся через плечо. — Старичку сейчас уже за двадцать. Для лошади это не немало. Я начинаю разделять его взгляды.

Они направились к лесу. — Здесь тропа для верховой езды… она описывает круг и выводит к месту с видом на дом. Мы обычно устраиваем там пикники. Хочешь посмотреть?

Пеший переход. К нему у Марка сердце не лежало, но он уже отверг явное и настойчивое предложение графа прокатиться верхом. Второй раз отказаться он не смел, граф посчитает его… невежей. — Отлично. — В пределах видимости не было ни оруженосцев, ни телохранителей из СБ. Граф нарушил свой обычный распорядок, чтобы получить это время наедине. Марк съежился в ожидании. Грядет доверительная беседа.

Когда они достигли опушки леса, под ногами зашуршали и захрустели первые опавшие листья, издающие запах гниения — неожиданно приятный. Но шума шагов не хватало, чтобы заполнить молчание. Граф, при всей своей притворной непринужденности человека на загородном отдыхе, был напряжен и натянут. Выведенный из состояния равновесия, Марк выпалил: — Это графиня заставляет вас так поступить. Она?

— Не совсем, — ответил граф. — Да.

Совершенно противоречивый ответ и, скорее всего, правдивый.

— Вы когда-нибудь простите бхарапутрянам, что они застрелили не того адмирала Нейсмита?

— Наверное, нет. — Голос графа был ровным, без раздражения.

— Если бы все произошло наоборот — прицелься бхарапутрянин в того коротышку, что левее, — разыскивала бы теперь СБ мою криокамеру? — И вообще, выбросил бы Майлз из нее десантницу Филиппи, чтобы положить на ее место Марка?

— Поскольку в этом случае СБ там представлял бы Майлз, то полагаю, ответ будет «да», — тихо проговорил граф. — Я, если бы так и не познакомился с тобой, испытывал бы слегка… абстрактный интерес. А твоя мать прилагала бы все силы точно так же, — добавил он задумчиво.

— Давайте будем, как бы то ни было, честны друг с другом, — горько попросил Марк.

— Ни на какой другой основе что-либо построить не удастся, — сухо ответил граф. Марк покраснел и пробормотал «да».

Тропа сперва шла вдоль ручья, затем врезалась в холм, сквозь который проходила почти овражком, промоиной, выстланной неустойчивыми и скользкими камнями. К счастью, потом она какое-то время шла ровно, петляя и возвращаясь на прежний курс среди деревьев. Тут и там были специально устроены для лошади небольшие препятствия из срубленных бревен; всадник мог по своему выбору обогнуть их или перепрыгнуть. И почему он был уверен, что Майлз предпочитал прыжок? Марк должен был признаться себе: что-то в этом лесу было первозданно успокаивающее — этот узор света и тени, высокие земные деревья, местные и земные кустарники создавали иллюзию бесконечной уединенности. Тот, кто понятия не имел о терраформировании, мог бы вообразить, что вся планета представляет собой такой девственный лес. Они свернули на колею пошире, где могли идти бок о бок.

Граф облизнул губы. — Насчет криокамеры…

Марк вскинул голову точно так же, как тот конь, когда он почуял сахар. СБ ему ничего не рассказывала, граф тоже; чуть не доведенный до безумия этим информационным вакуумом, он наконец сдался и принялся клянчить сведения у графини, хотя его самого от этого тошнило. Но даже она сообщала ему лишь об отрицательных результатах. СБ сейчас выявила больше четырехсот мест, где криокамеры не было. Для начала. Четыре сотни минус, и вся вселенная в уме… невозможно, бесполезно, тщетно.

— СБ ее нашла. — Граф потер ладонями лицо.

— Что?! — Марк резко затормозил. — Они ее вернули? Черт побери! Дело сделано! Где они… и почему вы… — Он прикусил язык, когда до него дошло, что за вероятная причина могла заставить графа не сказать ему об этом немедля. И он был не уверен, что хочет это услышать. Лицо графа было безрадостным.

— Она пуста.

— Ой. — Что за идиотский ответ — «ой». Марк сейчас себя чувствовал невообразимым идиотом. — Как… не понимаю. — Марк воображал себе множество сценариев, но этот — никогда. Пуста? — Где?

— Агент СБ нашел ее в прайс-листе компании по продаже медоборудования со Ступицы Хеджена. Очищенную и вновь подготовленную к работе.

— Они уверены, что это та самая?

— Если серийные номера, которые дали нам дендарийцы и капитан Куинн, правильные, то да. Агент, один из наших самых смышленых парней, просто втихую ее купил. Сейчас ее отправили курьером в штаб-квартиру СБ на Комарре, чтобы эксперты подвергли ее исчерпывающему анализу. Там явно осталось мало что анализировать…

— Но это наконец-то зацепка, удача! У этой компании должны быть записи… и СБ должна суметь отследить их до… — До чего?

— Да, и нет. Записи обрываются на предыдущем звене цепочки. Независимую компания-перевозчик, у которой они криокамеру купили, похоже, можно обвинить в присвоении краденой собственности.

— С Единения Джексона? Разумеется, это сужает область поисков.

— Хм. Необходимо помнить, сто Ступица Хеджена — это узел. Вероятность, что криокамера была направлена с Единения Джексона в Цетагандийскую Империю, а затем снова через Ступицу обратно, невелика… но реальна.

— Нет. Временные рамки.

— Временные рамки могут быть тесными, но допускающими эту возможность. Иллиан подсчитал. Ограничение по времени сводит область поисков к только…. девяти планетам, семнадцати станциям и всем кораблям, бывшим в пути между ними. — Граф скривился. — Мне почти хочется убедиться, что мы имеем дело с цетагандийским заговором. Гем-лордам можно по крайней мере доверять в том, что они знают или догадываются о ценности этой посылки. Вот кошмар, от которого я прихожу в отчаяние: криокамера попала в руки какого-то мелкого джексонианского воришки, просто выбросившего содержимое, чтобы перепродать установку. Мы бы заплатили выкуп … в десятки раз больше, чем стоит криокамера, за одно только мертвое тело. За сохраненного и потенциально способного к оживлению Майлза… что бы они ни запросили. Меня доводит до безумия мысль, что Майлз гниет где-то по ошибке.

Марк стиснул ладонями виски, в которых колотилась кровь. Шея у него сейчас так напряглась, что буквально одеревенела. — Нет… это бред. Полный бред. Сейчас у нас есть оба конца веревочки, не хватает лишь середины. Они должны быть связаны. Норвуд… Норвуд был предан адмиралу Нейсмиту. И сообразителен. Я встречал его, мельком. Конечно, на свою смерть он не рассчитывал, но он не послал бы криокамеру навстречу опасности или наугад. — Так ли он уверен? Норвуд полагал, что сможет забрать криокамеру из пункта ее назначения самое большее через день. Если она прибыла… неважно куда… с приложенной к ней некоей таинственной запиской «оставьте у себя, пока не придет запрос», а затем запроса не последовало… — Была ли ее переподготовка проведена до или после того, как ее купила компания со Ступицы Хеджена?

— До.

— Тогда в промежутке должно скрываться какое-то медицинское учреждение. Может, криоцентр. Может… может, Майлза переложили в чьи-то банки постоянного хранения. — Неопознанного, нищего? На Эскобаре такая благотворительность возможна, но на Единении Джексона? Слабая надежда.

— Я молюсь об этом. Подобных учреждений у нас ограниченное число. СБ сейчас ими занимается. Однако лишь… замороженное тело требует такой квалификации. Простая механическая процедура опустошения и очистки камеры может быть проведена в любом корабельном медотсеке. Или инженерной секции. Безымянную могилу обнаружить труднее. А может и могилы нет, а тело было просто пущено в дезинтегратор, как мусор… — Граф уставился на деревья. Марк был готов поклясться, что деревьев этих граф не видит. Что перед его глазами то же видение, что и у самого Марка: маленькое замороженное тело, с развороченной грудной клеткой — чтобы его поднять, не нужен даже ручной тяговый луч, — небрежно и бездумно запихивают в устройство для переработки отходов. Поинтересовались ли они хотя бы, кем был этот человечек? Или для них это просто было нечто отвратительное? И что это за они, черт возьми?

Как давно мысли графа мечутся по одному и тому же кругу, и как, черт возьми, он может при этом гулять и разговаривать? — Как давно вы об этом узнали?

— Доклад пришел вчера днем. Так что, видишь… мне в известной мере стало важнее знать, твою позицию. В отношении Барраяра. — Он снова двинулся вверх по дороге, затем свернул на боковую тропинку, которая, сужаясь, круто забирала вверх между еще более высоких деревьев и редкого кустарника.

Марк с трудом тащился за ним. — Никто в здравом уме не пожелает иметь никакого отношения к Барраяру. Они сбегут от этих отношений. Прочь.

Граф ухмыльнулся через плечо. — Боюсь, ты слишком много беседовал с Корделией.

— Ну да, она оказалась почти единственной, кто желал со мной разговаривать. — Он догнал графа, замедлившего шаг.

Граф болезненно поморщился. — Правда. — Он зашагал вверх по крутой каменистой тропе. — Прости. — Еще пару шагов спустя он добавил со вспышкой черного юмора: — Интересно, когда я обычно рисковал, для моего отца это было так же? Если да, он достойно отомщен. — Слишком мрачно для юмора, оценил Марк. — Но поэтому более, чем всегда, необходимо… знать…

Граф неожиданно остановился и присел рядом с тропой, привалившись к стволу. — Странно, — пробормотал он. Лицо его, только что раскрасневшееся и взмокшее от подъема в гору и от теплеющего утреннего воздуха, внезапно побледнело и покрылось испариной.

— Что? — заботливо спросил запыхавшийся Марк. Он оперся руками в колени и уставился на графа, столь странно ставшего с ним сейчас одного роста.

У того на лице было растерянное, сосредоточенное выражение. — Думаю… мне лучше минуту отдохнуть.

— Мне подходит. — Марк тоже сел на ближайший валун. Граф не стал сразу продолжать разговор. Жуткое беспокойство стиснуло желудок Марка. Что с ним не так? С ним ведь что-то не так. О черт… Небо сделалось голубым и чистым, легкий ветерок зашелестел в кронах деревьев и еще несколько золотистых листьев спланировало вниз. Холод, пробежавший по спине Марка, не имел никакого отношения к погоде.

— Это не прободение язвы, — произнес граф сдержанным, отвлеченным тоном. — У меня уже одно было, и это не так. — Он скрестил руки на груди. Дыхание его сделалось неглубоким и частым, и его ритм не восстановился после сидения, как у Марка.

Что-то очень нехорошее. Марк решил, что храбрый человек, старающийся не выглядеть испуганным, — самое устрашающее зрелище, какое он в жизни видел. Храбрый, но не глупый: например, граф не сделал вид, что все в порядке, и не принялся снова карабкаться вверх по тропе, чтобы это доказать.

— Вы плохо выглядите.

— Я плохо себя чувствую.

— А что чувствуете?

— Э-э… боюсь, боль в груди, — признался он в явном смущении. — По сути, больше чем боль. Очень… странное… ощущение. Возникло на очередном шаге.

— Это не может быть несварение желудка, а? — Как то, что сейчас бурлит, кислотой обжигая внутренности самого Марка?

— Боюсь, нет.

— Может, лучше вызвать помощь по вашему комм-линку? — неуверенно предложил Марк. Чертовски ясно, что он ничего не может сделать, если здесь, судя по виду, требуется срочная медицинская помощь. Граф рассмеялся с сухим хрипом. Звучало неутешительно. — Я его оставил.

— Что?! Черт, вы же премьер-министр, вам нельзя ходить без…

— Я хотел гарантировать, что этот личный разговор никто не прервет. Разнообразия ради. Что половина заместителей министра из Форбарр-Султаны не перебьет меня звонком с вопросом, куда они задевали свои папки с повесткой дня. Я привык… поступать так для Майлза. Порой, когда дела слишком поджимали. Все с ума сходили, но в конченом счете… они… смирились. — На последнем слове голос его сделался выше и резче. Он совсем сполз на спину, лег на каменистую почву, усыпанную палыми листьями. — Нет… так не лучше. — Он протянул руку, и Марк, сердце которого от ужаса тяжело колотилось, потянул его и снова усадил.

«Парализующий токсин… сердечный приступ… я должен остаться с вами наедине… и ждать на ваших глазах минут двадцать, пока вы не умрете.» Как он заставил это случиться? Черной магией? Может он все-таки был запрограммирован, и одна часть его сделала с другой то, о чем он понятия не имел, как при раздвоении личности? Это я сделал? О черт…

Граф выдавил мертвенно-бледную усмешку. — Брось этот перепуганный вид, мальчик, — прошептал он. — Просто отправляйся домой и пришли мою охрану. Это не так далеко. Обещаю, я никуда не уйду. — Хриплый смешок.

Не сможет ли он нести?… Нет. Марк не был медиком, однако у него было четкое и ясное ощущение, что попытаться этого человека двигать — очень плохая мысль. При всех новых объемах Марка граф был куда его тяжелее. — Хорошо. — Здесь не должно быть много поворотов, где он может свернуть не туда, ведь так? — Вы… вы… — «Не смей умирать у меня на руках, проклятье! Не сейчас!»

Марк развернулся и потрусил, заскользил по склону, а затем просто побежал вниз по тропинке. Направо или налево? Налево, по двухколесной колее. Хотя где, ко всем чертям, они на нее свернули? Они пробирались сквозь какие-то кусты — кусты тут были повсюду, и сквозь них полдюжины проходов. Они прошли мимо одного из устроенных для лошадей барьеров. Вот он? Почти все они выглядели похоже. Я заблужусь в этом чертовом лесу и буду бегать кругами… двадцать минут, пока у него не наступит смерть мозга и трупное окоченение, и… все они подумают, что я это сделал специально… Он споткнулся, оттолкнулся ладонью от ствола, с трудом восстанавливая равновесие и направление движения. Он ощущал себя бегущим за помощью псом из мелодрамы: когда он прибежит, то сумеет лишь лаять, скулить и валиться на спину, и никто не сможет его понять… Марк, задыхаясь, уцепился за дерево и оглянулся вокруг. Мху полагается расти у них с северной стороны, или это только на Земле? По большей части, деревья тут были земные. На Единении Джексона на южной стороне всего, включая дома, рос мерзкий скользкий лишайник, и приходилось его выцарапывать из дверных щелей… А! вот и ручей. Но шли они вверх или вниз по ручью? Дурак, дурак, дурак. В боку закололо. Он повернулся налево и побежал.

Аллилуйя! По дорожке впереди шагала высокая женская фигура. Елена направлялась обратно к конюшням. Он не только на правильном пути, он обнаружил помощь. Он попытался заорать. Вышло хриплое карканье, но ее внимание оно привлекло; она оглянулась через плечо, увидела Марка и остановилась. Он, шатаясь, двинулся в ней.

— Черт, что это с тобой стряслось? — Первоначальная холодность и раздражение Елены уступили место любопытству и зарождающейся тревоге.

— Графу… стало плохо…в лесу, — задыхаясь, выговорил Марк. — Можешь … привести сюда… его охранников?

Она с глубоким подозрением нахмурила брови. — Плохо? Как это? Еще час назад он был в полном порядке.

— По-настоящему плохо, черт, прошу тебя, поспеши!

— Что ты с … — начала было она, но его явное, осязаемое страдание побороло ее осторожность. — В конюшне есть комм-линк, это ближе всего. Где ты его оставил?

Марк махнул рукой куда-то назад. — Где-то там… не знаю, как вы это место называете. По пути к вашей площадке для пикников. Это понятнее? Или у этих чертовых СБшных охранников нет сканеров? — Он обнаружил, что чуть ли не топает ногами в досаде на ее медлительность. — У тебя ноги длиннее. Иди!

Она наконец поверила, и побежала, кинув на него через плечо горящий взгляд, который в буквальном смысле чуть не содрал с него кожу.

«Я этого не…» Он развернулся и быстро зашагал обратно туда, где оставил графа. Интересно, должен ли он вместо этого сбежать и скрыться? Если угнать флаер и вернуться в столицу, сможет ли он уговорить одно из тамошних галактических посольств предоставить ему политическое убежище? Она думает, что я… они все подумают…, черт, да он сам себе не верит, почему же ему должны верить барраярцы? Может, ему стоит не тянуть и покончить с собой прямо сейчас, в этом дурацком лесу? Но оружия у него не было, а в этой пересеченной местности нет ни одного достаточно высокого и крутого обрыва, чтобы броситься с него и гарантированно разбиться насмерть.

Сперва Марк подумал, что он снова свернул не туда. Разумеется, граф не мог встать и уйти… нет, вот и он, лежит на спине возле поваленного дерева. Он дышал короткими, затрудненными всхлипами со слишком длинными паузами между ними; руки его были стиснуты — явно от боли сильнее, чем он испытывал, когда Марк его оставил. Но он не умер. Пока не умер.

— Привет, мальчик, — тяжело выдохнул он.

— Елена ведет помощь, — с волнением пообещал Марк. Он огляделся и прислушался. Пока их здесь нет.

— Хорошо.

— Не… не пытайтесь разговаривать.

Это вызвало у графа короткий смешок, прозвучавший еще более жутко, чем его прерывистое дыхание. — Лишь Корделии… удавалось… заставить меня заткнуться. — Но после этого он замолк. Марк предусмотрительно оставил последнее слово за ним, чтобы тот не больше не заговаривал.

«Живи, черт побери. Не оставляй меня так.»

Знакомый звук рассекаемого воздуха заставил Марка поднять голову. Елена решила проблему транспортировки сквозь лес с помощью воздушного мотоцикла. СБшник в зеленой форме сидел у нее за спиной, держась за талию. Она стремительно бросила мотоцикл вниз, сквозь тонкие, хрустнувшие ветки. Они хлестали ее по лицу, оставляя на коже алые полосы, но Елена не обращала внимания. СБшник спрыгнул, когда мотоцикл был еще в полуметре над землей. — Отойди, — рявкнул он на Марка, Ну, у него хоть аптечка с собой. — Что ты с ним сделал?

Марк попятился в сторону Елены. — Он врач?

— Нет, только медтехник, — Елена тоже задыхалась.

Медик поднял голову и доложил: — Это сердце, но я не знаю, что и почему. Врача премьер-министра сюда вызывать не надо, встретимся с ним в Хассадаре. Без промедления. Думаю, нам понадобится оборудование.

— Верно. — Елена отрывисто проговорила распоряжения в свой комм-линк.

Марк попытался помочь им устроить графа на воздушном мотоцикле, подхватив его между Еленой и санитаром. Медик ожег Марка взглядом: — Не прикасайся к нему!

Марк думал, что граф в полубессознательном состоянии, но тот открыл глаза и прошептал. — Эй. Парень в порядке, Джази. — Медик Джази сник. — Все н'рмально, Марк.

— Аэрокар встретит нас на ближайшей просеке, — Елена показала вниз по склону. — Давай туда, если хочешь поехать с нами. — Мотоцикл медленно и осторожно поднялся в воздух.

Марк понял намек и во весь дух бросился вниз по склону, старательно не упуская из виду движущуюся над самыми деревьями тень. Она его опережала. Он рванулся быстрее, хватаясь на поворотах за стволы деревьев, и до двухколесной колеи добежал с ободранными до крови ладонями в тот самый момент, когда медик СБ, Елена и оруженосец Пим закончили укладывать графа Форкосигана на заднее сиденье в пассажирском отделении лоснящегося черного аэрокара. Марк ввалился в машину и сел рядом с Еленой на сиденье против хода движения, в тот же момент колпак закрылся и защелкнулся. Пим в переднем отделении взял управление, и они по спирали поднялись в воздух и рванули прочь. Медик сгорбился на полу возле своего пациента, занимаясь логичными процедурами: давая ему кислород и вводя из пневмошприца синергин, чтобы справиться с шоком.

Марк дышал еще с большим шумом, чем граф, так что поглощенный своим занятием санитар все же поднял на него хмурый, с медицинским интересом, взгляд. Но в отличие от графа Марк через какое-то время успокоил дыхание. Он вспотел, его всего трясло. В последний раз он чувствовал себя так плохо, когда бхарапутрянские охранники вели по нему смертельный огонь. Разве аэрокар приспособлен, чтобы лететь так быстро? Марк молился, чтобы в сопла двигателя не попало ничего крупнее мошки.

Несмотря на синергин, глаза графа затуманились от шока. Он нашарил пластиковую кислородную маску, оттолкнул медика, пытающегося обеспокоенно сдержать его руки, и спешно поманил Марка. Он так явно хотел что-то сказать, что это повредило бы ему меньше, чем попытка его от этого удержать. Марк упал на колени возле изголовья графа.

Граф шепнул Марку тоном величайшего доверия: — Все… истинное богатство… биологическое.

Медик дико уставился на Марка, ожидая от него перевода; тот мог лишь беспомощно пожать плечами. — Думаю, он отключается.

За время стремительной поездки граф попытался заговорить еще лишь раз; он вцепился пальцами в маску, оттянул и произнес: — Сплюнуть. — Медик поддержал его голову, но отхаркивание лишь временно очистило забитое горло.

«Последние слова великого человека», мрачно подумал Марк. «Вся эта исполинская, ошеломляющая жизнь выродилась в конце в простое «сплюнуть». Конечно, биологическое.» Он обхватил себя руками и сел, сжавшись в комок, на полу, с отсутствующим видом грызя костяшки пальцев.

Когда они прибыли на посадочную площадку хассадарского Окружного госпиталя, туда мгновенно высыпала небольшая армия медперсонала, быстро увезшая графа прочь. Санитар и оруженосец умчались вместе с ними; Марка с Еленой отправили в приемный покой, где им пришлось ждать.

В какой-то момент туда заглянула женщина с органайзером в руках, спросившая Марка: — Вы ближайший родственник?

Марк открыл было рот и замер. Он действительно не мог ответить. Спасла его Елена, сказавшая: — Графиня Форкосиган летит из Форбарр-Султаны. Она будет здесь через буквально через пару минут. — Похоже, медсестру это удовлетворило, и она исчезла.

Елена оказалась права. Не прошло и десяти минут, как коридор огласился топотом сапог. Стремительно влетела графиня, по пятам которой маршировала пара оруженосцев в ливреях. Она пронеслась мимо, одарив Марка и Елену подбадривающей улыбкой, но через двустворчатые двери пройти не смогла. Какой-то случайный, неосведомленный врач по другую сторону двери попытался ее и вправду остановить: — Простите, мадам, никому из посетителей нельзя заходить за…

Ее голос перекрыл его слова:: — Хватит нести мне эту чушь, парень, я твоя хозяйка. — Его возражения завершились извиняющимся лепетом, стоило врачу увидеть мундиры оруженосцев и сделать соответствующие выводы; на словах «Вот сюда, миледи», голос его затих в отдалении.

— Она имеет в виду, — прокомментировала Елена происшедшее для Марка, чуть сардонически скривив губы, — что медицинское обеспечение в Округе Форкосиганов — один из ее любимых проектов. Половина персонала присягнула ей на службу в обмен на обучение.

Время тикало. Марк подошел к окну и уставился сквозь него на столицу Округа Форкосиганов. Хассадар был новым городом, наследником разрушенного Форкосиган-Вашного; почти все здешние здания были возведены после Периода Изоляции, а большей частью — в последние тридцать лет. Распланированный в соответствии с новейшими методами передвижения, нежели конные подводы, он распростерся вокруг в точности как любой город развитого галактического мира, его характерные башни-небоскребы сверкали на утреннем солнце. Все еще утро? А кажется, что с рассвета миновало столетие. Госпиталь был неотличим от скромного заведения подобного рода, скажем, на Эскобаре. Официальная графская резиденция была одним из полностью современных особняков в перечне форкосигановских владений. Графиня заявляла, что любит ее, хотя пользовались они ей лишь тогда, когда бывали в Хассадаре по делам Округа: скорее гостиница, чем дом. Любопытно.

Дело шло к полудню и тени хассадарских башен укоротились, прежде чем графиня вернулась за ними. Когда она вошла, Марк в страхе вгляделся в ее лицо. Шаги ее были медленными, глаза усталыми и напряженными, но губы не исказились от горя. Он понял, что граф еще жив, даже до того, как она заговорила.

Она обняла Елену и кивнула Марку. — Состояние Эйрела стабилизировалось. Его собираются переводить в Имперский Военный госпиталь в Форбарр-Султане. Сердце сильно повреждено. Наш врач говорит, что определенно показана трансплантация или механический протез.

— Где вы были рано утром? — спросил ее Марк.

— В штаб-квартире СБ. — «Логично». Она внимательно на него посмотрела. — Мы разделили нагрузку. Чтобы сидеть в шифровальной, где раскодируют приходящие по сжатому лучу послания, двое не нужны. Эйрел рассказал тебе новости, да? Он поклялся мне, что скажет.

— Да. Как раз перед тем, как ему стало плохо.

— Что вы делали?

Несколько лучше привычного «Что ты с ним сделал?». Запинаясь, Марк попытался описать сегодняшнее утро.

— Стресс, завтрак, пробежка вверх по холмам, — задумчиво подытожила графиня. — Держу пари, шаг задавал он.

— Марш-бросок, — подтвердил Марк.

— Ха, — мрачно проговорила она.

— Это тромб? — спросила Елена. — Было похоже на то.

— Нет. Вот почему это застало меня врасплох. Я знаю, что артерии у него чистые — он специально принимает препараты, иначе его чудовищная диета убила бы его много лет назад. Эта аневризма аорты, внутри сердечной мышцы. Лопнул кровяной сосуд.

— Стресс, да? — переспросил Марк пересохшим ртом. — У него подскочило давление?

Она сощурила глаза. — Да, значительно, но сосуд был уже ослаблен. Это могло случиться вообще в любое ближайшее время.

— Сказали ли… что-нибудь еще в СБ? — робко спросил он. — Пока вы там были.

— Нет. — Она прошагала к окну и невидящим взглядом уставилась на паутину улиц и башни Хассадара. Марк последовал за ней. — То, что криокамеру нашли подобным образом… сильно пошатнуло наши надежды. Но по крайней мере подстегнуло наконец Эйрела в попытках наладить с тобой контакт. Ему удалось?

— Не… я не знаю. Он водил меня всюду, разное мне показывал. Он пытался. Пытался так сильно, что было больно смотреть. — И оставалось больно; комок боли застрял где-то возле его солнечного сплетения. Там, где пребывает душа — по чьей-то-там мифологии.

— Удалось, — выдохнула она.

Все это было слишком. Окно, безопасности ради, ударопрочное, но рука-то нет; это душа заставила его кулак сжаться, замахнуться и ударить.

Графиня стремительно перехватила его руку; попытка причинить себе вред не удалась, его кулак ударился в ее открытую ладонь и не попал по стеклу.

— Оставь это, — спокойно посоветовала она.