Глава 31
Паланс Буканнах умер на рассвете. Смерть пришла к нему тихо, почти неожиданно, с первыми слабыми лучами золотистого солнечного света, робко рассеявшими мрак на востоке. Умер он, не приходя в сознание. Когда о его смерти сообщили Балинору, тот только склонил голову и отвернулся. Друзья еще мгновение стояли рядом с ним, затем Гендель жестом велел всем им выйти. Они собрались в холле перед комнатой, где лежало тело, и стали вполголоса беседовать. Балинор был последним из Буканнахов. Если в грядущей битве он погибнет, его род исчезнет с лица земли. Только история сохранит его имя.
В тот же час начался штурм Тирсиса. Он тоже начался тихо, как только стала таять ночь. Занявшие боевые позиции солдаты Граничного Легиона напряженно вглядывались в серые равнины, лежащие под стенами великого города, и свет медленно восходящего солнца открывал им чудовищное войско Севера, доходящее до самого Мермидона, чьи безупречно выстроенные полки расчерчивали темно-зеленую траву черными шахматными клетками. Мгновение огромная армия стояла неподвижно, замерев на равнине под городскими стенами, и рассвет медленно превращал черные тени в фигуры из плоти и крови, железа и камня, а затем они двинулись на ряды защитников Тирсиса. Тишину внезапно разорвал грохот военных барабанов карликов; от их низкого рокочущего стука зловеще задрожали каменные стены Тирсиса.
Северяне шли в бой медленно, уверенно, в такт грому барабанов грохотали по земле тысячи тяжелых сапог, слышался звон металла о металл — готовилось к бою оружие и доспехи. Они шли молча, тысячи и тысячи закованных в железо воинов, безликих в полумраке раннего утра. Впереди войска на окованных железом колесах катились со скрипом огромные штурмовые мосты, предназначенные для взятия укрепленных высот, сбитые из обшитых сталью бревен.
Шли секунды, исполинскую армию отделяло от неподвижных рядов Легиона уже менее ста ярдов, медленный ровный рокот барабанов не ослабевал. На востоке показался ясно видимый краешек солнца, и умирающая ночь отступила за западный горизонт. Барабаны внезапно смолкли, и громадное войско резко остановилось. Еще мгновение в утреннем воздухе висело могильное безмолвие, странное и пугающее. Затем из глоток северян вырвался оглушительный рев; в едином порыве чудовищная военная машина ринулась вперед, все новыми волнами обрушиваясь на солдат Граничного Легиона.
Перед закрытыми воротами несокрушимой Внешней Стены стоял Балинор, с холодным непроницаемым выражением лица наблюдая за вызывающей ужас атакой северян. Спокойным, ровным голосом он начал отдавать приказы своим гонцам, послав одного к Актону и Фандуику на левый фланг, другого — к Мессалайну и Гиннисону на правый. На миг его взгляд вернулся к ужасающему зрелищу под укреплениями Внешней Стены, где бешеная волна нападающих подкатывалась уже к самому Легиону. Укрытые за наспех насыпанными валами, его приказа терпеливо ожидали лучники и копейщики. Балинор знал, что с занятой им выгодной оборонительной позиции можно остановить даже эту чудовищную атаку, но вначале необходимо было разрушить пять тяжелых мостов, медленно ползущих к подножию утеса. Он верно рассудил вчера, решив, что враг при штурме плато прибегнет к подобным устройствам, как и северяне предвидели, что он разрушит ведущую в город эстакаду. Первые ряды атакующих северян были уже в полусотне футов от скал, но новый король Каллахорна все еще выжидал и наблюдал.
Затем под ногами наступающих внезапно разверзлась земля, и нападающие с криками начали падать в замаскированные ямы, плотной цепочкой окружающие плато. Два чудовищных подвижных моста с грохотом рухнули в открывшиеся провалы, срывая колеса с осей и ломая бревна. Первая волна мощной атаки застыла, и тогда из-за низких валов по долгожданному сигналу Балинора поднялись лучники Легиона и открыли огонь в упор по рядам сбитых с толку врагов. Мертвые и раненые десятками падали на землю и исчезали под сапогами своих же сородичей, ибо вторая волна приостановившейся атаки вновь ринулась вперед, прорываясь к солдатам Легиона.
Три тяжелых моста избежали замаскированных ям и продолжали ползти к низким валам невредимыми. Лучники Легиона быстро выпустили по открытым деревянным частям мостов тучу горящих стрел, но по пылающим бревнам тут же вскарабкались десятки проворных желтых фигурок и затушили пламя. К этому времени карлики-лучники тоже заняли выгодную позицию, и несколько минут войска обменивались ливнем свистящих в воздухе стрел. Тела карликов, поднявшихся на горящие мосты, превратились в клочья мяса и костей. Повсюду с криками боли падали люди, смертоносные стрелы находили свою живую цель. Часть раненых воинов Граничного Легиона смогла укрыться за низкими валами, и им удалось оказать помощь. Но павшие северяне остались лежать на открытой равнине, беспомощные и беззащитные, и сотни вражеских солдат погибли прежде, чем сумели найти укрытие от стрел.
Три уцелевших моста по-прежнему ползли к подножию неприступных утесов, но один из них был охвачен пламенем, огромные клубы черного дыма скрывали все в сотне футов вокруг. Когда два оставшихся моста отделяло от валов всего два десятка футов, Балинор приказал применить последнее средство. К самому обрыву плато подтащили огромные котлы с маслом и опрокинули их вниз, на землю, прямо под колеса катящихся мостов. Прежде чем рвущиеся в бой северяне успели отвернуть в сторону, в огромные лужи растекающегося масла полетели факелы, и все происходящее внизу исчезло в языках пламени и тяжелом черном дыму.
Наступление врага приостановилось, прибывающие волны нападающих в испуге топтались перед огненной стеной, внезапно преградившей им путь. Передние ряды вражеских солдат погибли в пламени; лишь немногим удалось избежать ужасного пожара у подножия скал Тирсиса. Ветер сносил черный дым по открытым равнинам на запад, и на несколько минут центр и левые фланги двух огромных армий потеряли друг друга из вида; в удушающих волнах дыма гибли раненые и умирающие, беспомощно лежащие на земле.
Балинор поспешил использовать возникшее преимущество. Сильный ответный удар в этот момент мог бы окончательно сорвать атаку и повернуть армию Севера назад. Вскочив на ноги, он махнул Янусу Сенпре, стоящему на вершине Внешней Стены, командующему городским гарнизоном. Тут же массивные, окованные железом ворота тяжело распахнулись: и на плато галопом вылетел конный полк Граничного Легиона, вооруженный короткими мечами и длинными пиками с крюками на концах. Сверкая леопардовой окраской мундиров, они резко свернули налево и поскакали по открытой дороге под самой городской стеной. Вскоре они подъехали к левому флангу обороны Легиона, где действиями солдат командовали Актон и Фандуик. С кромки обрыва поспешно спустили временный мост, и всадники Легиона промчались вслед за Актоном вниз, на затянутые дымом равнины, и по широкой дуге свернули влево.
Балинор приказал полку обогнуть дымовую завесу и нанести неожиданный удар по правому флангу врага. Когда северяне развернутся лицом к нападающим, Балинор рассчитывал бросить на их открывшийся центр полк пехотинцев, отбросив врага к Мермидону. Если же эта контратака не удастся, оба отряда немедленно должны были исчезнуть в непроницаемом дыму и вновь подняться на утес по легким временным мостам. Это был рискованный маневр — северяне двадцатикратно превосходили числом солдат Легиона, и если бы какой-либо полк Тирсиса не успел отступить, он был бы уничтожен до последнего человека.
Небольшие отряды пехотинцев Легиона уже спустились по временных мостам и пошли в короткую атаку на левом фланге, чтобы не дать врагу отрезать конный полк от стен осажденного города. На мгновение клубы слепящего дыма, валящие от горящего моста в центре линии обороны, застлали все происходящее на левом фланге.
На правом же фланге кипел ожесточенный бой. Там между армиями клубилась лишь легкая тающая дымка, и наступление воинства Севера нисколько не замедлилось. Укрывшиеся за насыпями лучники Легиона рассеяли первую волну нападающих, но вторая волна достигла подножия утесов и пыталась взобраться на укрепленные высоты по грубым штурмовым лестницам. Отряды карликов-лучников поливали низкие валы сотнями стрел, пытаясь прижать защитников утеса к земле и дать своим солдатам беспрепятственно вскарабкаться по лестницам. Лучники Легиона вели по ним ответный огонь, а их товарищи железными крючьями отталкивали от края утеса вражеские лестницы.
В этой долгой кровавой битве ни у одной из сторон не было ни секунды передышки. В одном месте отряд особенно свирепых скальных троллей прорвал оборону Легиона и вырвался на вершину утеса. Там сразу же вспыхнул короткий, но ожесточенный бой — коренастый Гиннисон с гривой рыжих волос и багровым от прилива крови лицом, повел своих солдат против громадных троллей; в кровавой рукопашной схватке легионеры перебили прорвавшихся врагов и замкнули брешь в обороне.
На вершине огромной Внешней Стены, рядом с Янусом Сенпре молча стояли четверо старых друзей и глядели на страшное зрелище, разворачивающееся у их ног. Гендель, Менион Лих, Дарин и Даэль оставались в городе; им предстояло наблюдать за ходом сражения и помогать Балинору координировать действия Легиона. Клубящиеся облака дыма совершенно скрывали от глаз короля-полководца передвижения его конного полка, и только наблюдатели, стоящие на высоких городских стенах, могли сообщать ему об их действиях, с тем, чтобы он смог в нужный момент отдать приказ о пешей атаке по центру. В особенности король полагался на суждения Генделя, ибо молчаливый гном почти три десятка лет провел в пограничных войнах в Анаре.
Сейчас взлохмаченный гном, южанин и братья-эльфы напряженно глядели на расстилающуюся перед ними на равнинах панораму. На правом фланге кипел самый яростный бой, северяне целеустремленно расшатывали оборону легионеров, пытаясь подняться по склону утеса. Граничный Легион держался, но сил его солдат едва хватало на отражение бешеной атаки. Местность непосредственно под городскими воротами все еще скрывал густой дым от горящего масла и деревянных мостов, превратившихся в груды пылающих бревен. Вокруг дымового облака суетились растерянные северяне, тщетно пытаясь восстановить смешавшиеся боевые порядки и продолжить сорванное наступление. Слева, всадники Легиона вырвались из-под укрытия клубов черного дыма и столкнулись со вражескими силами.
На правом фланге располагался большой отряд кавалерии карликов, который по плану должен был противодействовать именно таким маневрам, какой произвели тирсианцы. Однако северяне не успели вовремя заметить начавшуюся на фланге атаку и были захвачены врасплох. Граничный Легион быстро рассеял плохо обученных верховой езде карликов, и началась решительная атака на открытый фланг армии Севера. Растянувшись цепью к северу, всадники полка опустили свои пики с крючьями, выстроились в три шеренги и устремились в центр войск ошеломленного врага. Точный удар солдат Актона пробил глубокую брешь в открытом фланге и едва не обратил в бегство крайние правые ряды армии Севера. Маленькая группа на вершине Внешней Стены напряженно следила за тем, как враг торопливо перестраивает свои войска чуть правее центра, готовясь отражать новую атаку; Гендель немедленно подал Балинору знак. В середине линии обороны был опущен второй мост, и во главе второго полка солдат Легиона, спускающихся на затянутые дымом равнины, появилась высокая фигура Мессалайна. Полк пехотинцев пропал в темном мареве, но у подножия временного моста остался охранять путь к отступлению небольшой отряд. Балинор сомкнул ряды обороны и поспешил присоединиться к друзьям на вершине громадной стены, чтобы наблюдать за последствиями этого удара.
Удар был выполнен безупречно. Как только изумленные воины правого фланга огромной армии Севера повернулись лицом к атакующим их всадникам Граничного Легиона, из клубов дыма по их центру ударила пехота под начальством Мессалайна. Тесно сомкнутой фалангой, ощетинившись копьями поверх стены сомкнутых щитов, ветераны Легиона ворвались в гущу ошеломленных и сбитых с толку врагов. Они погнали северян назад, как скот, убивая их дюжинами, и каждые несколько шагов перед ними падали на землю мертвые и искалеченные тела. Всадники Актона продолжали атаковать слева. Все правое крыло вражеской армии начало рушиться, и крики ужаса, доносящиеся оттуда, стали столь оглушительны, что даже яростный бой на левом фланге на миг прервался и изумленные северяне взглянули на запад, тщетно пытаясь понять, что там происходит. Глаза Мениона Лиха, стоящего на вершине Внешней Стены, потрясенно округлились.
— Это невероятно. Легион теснит их. Они разбиты!
— Еще нет, — мягко поправил его Гендель. — Сейчас только начинается настоящая битва.
Взгляд горца вернулся к полю сражения. Северяне по-прежнему отступали под натиском идущего вперед Легиона, но в их тылу, за рядами пятящихся воинов, начало что-то происходить. Никто и не надеялся так легко разбить армию Повелителя Колдунов; недостаток боевого опыта ей с лихвой возмещали чудовищные размеры. Из тыла отступающей пехоты уже выехал огромный отряд конных карликов, направляясь против всадников Легиона. Карлики немедленно обошли наступающую кавалерию Актона с севера; при поддержке нескольких рядов лучников и пращеметателей они ринулись в атаку. Из тыла вражеской армии выдвинулся полк громадных воинов, закованных в тяжелые латы, собрался в тесное каре и начал прокладывать себе путь сквозь ряды своей армии в сторону пехотинцев Легиона. Первое мгновение наблюдатели на вершине Внешней Стены смотрели на них озадаченно, затем — с изумлением: латники внезапно начали прорубаться мечами и пиками сквозь ряды своих же отступающих воинов. Подобного Менион еще никогда не видел.
— Скальные тролли! — горячо воскликнул Балинор. — Они растопчут Мессалайна и всех его людей. Командуй отступление, Янус.
Его новый командир поспешил поднять на ближайшем Флагштоке большое красное знамя. Менион Лих удивленно взглянул на умолкнувшего полководца. Битва казалась почти выигранной, а он вдруг внезапно объявил отступление. Он встретит взгляд Короля, и тот мрачно усмехнулся, прочтя в глазах горца немой вопрос.
— Скальные тролли учатся сражаться с младенчества — это вся их жизнь. В рукопашном бою они разобьют даже Граничный Легион. Они лучше тренированы и намного сильнее физически. Продолжая атаку, мы ничего не добьемся. Мы уже нанесли им ощутимый урон, а утесы пока остаются за нами. Если мы рассчитываем победить, нам придется отрубать от них по маленькому кусочку.
Менион понимающе кивнул. Коротко махнув им рукой, Балинор спустился со стены и вернулся к командованию войском. В этот момент его больше всего заботил путь к отступлению для двух сражающихся полков Легиона, для чего необходимо было успешно защищать временные мосты, единственный путь, каким солдаты могли вернуться в город. Горец смотрел ему вслед, пока его могучая фигура не исчезла из вида, затем вновь повернулся к стене. На равнинах внизу шло страшное побоище. От самого подножия утеса до задних рядов армии Севера землю устилали тела мертвых и искалеченных воинов. Подобной битвы еще не видел никто из стоящих на стенах Тирсиса, и они не могли оторвать взгляд от разворачивающегося внизу ужасного зрелища.
Пехотинцы Легиона под командованием Мессалайна начали организованно отступать под защиту городских стен, но громадные скальные тролли уже почти прорвались сквозь смешавшиеся ряды своей армии и готовились начать преследовать ненавистных тирсиан. В то время, как пехота беспрепятственно отступала, конный полк столкнулся с неожиданным сопротивлением опомнившихся всадников-карликов. Слева от наступающих троллей завязался жестокий бой. Актон, очевидно, не смог или не захотел бежать от этой яростной атаки, и его всадники попали под беспощадный перекрестный огонь двух шеренг карликов-лучников, атаковавших их с севера. С тыла к сражающимся всадникам подступил большой отряд карликов и троллей, вооруженных мечами, и люди Актона оказались окружены с трех сторон.
Гендель злобно что-то заворчал себе под нос. Мениону впервые за всю битву стало страшно. Даже Янус Сенпре начал нервно мерить стену шагами. В следующий же миг все их худшие опасения воплотились в реальность. Тролли-латники, свежие и готовые к утомительной погоне, неожиданно рванулись вперед с такой скоростью, что отступающие тирсиане, усталые и потрепанные, не успели добраться до утесов. Почти в стоне ярдов от спасительного моста им пришлось повернуться и принять бой. Клубы дыма от затухающего пламени черной стеной поднимались перед низкими валами, скрывая все происходящее на поле битвы от глаз Балинора, стоящего перед городскими воротами, но те, кто наблюдал с огромной городской стены, ясно видели, как разворачиваются страшные события.
— Надо сообщить Балинору! — вдруг воскликнул Гендель и бросился прочь от парапета стены. — Их сейчас всех разорвут на части!
Янус Сенпре исчез вместе с ним, а Менион и братья-эльфы продолжали беспомощно наблюдать, не в силах оторвать взгляд от огромных скальных троллей, набросившихся на усталых людей Мессалайна. Легионеры сплотили ряды, сдвинули щиты и выставили вперед копья, уперев их древками в твердую землю. Тролли тоже выстроились в вытянутую фалангу, не скрывая своего намерения окружить южан с трех сторон и раздавить их одним своим числом. Менион бросил быстрый взгляд к подножию стены, но Балинор стоял неподвижно, еще не зная, что целый полк Легиона находится на грани уничтожения. Прежде чем перевести взгляд обратно на равнины, он успел увидеть, как к высокому полководцу подбегают Янус и Гендель, бешено размахивая руками. Слишком поздно, закричал про себя Менион. Они не успеют.
Но вдруг произошло нечто странное. Конный отряд Актона, о котором на миг забыли наблюдатели на городской стене, внезапным рывком оторвался от наступающих всадников-карликов и полетел в безупречном строю на восток, заходя по крутой дуге в тыл к скальным троллям. На полном скаку отчаянные всадники прорубились через цепочку карликов, преградивших им путь. Не обращая внимания на град стрел, которым осыпали их разъяренные карлики-лучники, они неслись прямо на ряды троллей. Опустив пики, всадники словно косой рассекли задние ряды фаланги троллей и свернули к востоку, уходя на равнины. Дюжины громадных воинов рухнули на землю, пронзенные их пиками.
Но это и в самом деле были лучшие бойцы в мире, и они тут же оправились от удара в спину, сомкнули ряды и повернулись к новому противнику. Всадники Актона вновь повернули к западу, на головокружительной скорости мчась прямо на фалангу троллей для нового удара, но северяне метнули им навстречу свои пики и булавы. Более дюжины всадников замертво упали на землю, и столько же раненых осело в седлах, и полк свернул к востоку и помчался на юг, к стенам Тирсиса.
Актон добился своей цели; точно рассчитанный удар дал потерявшим надежду солдатам Мессалайна время исчезнуть в непроницаемом дыму. Маневр был выполнен безупречно, и с вершины Внешней Стены раздались безудержно торжествующие крики наблюдателей.
Преследуемые передними рядами разъяренных троллей, пехотинцы Легиона скрылись в спасительном дыму, на помощь им пришел отряд бойцов во главе с Балинором, и все они благополучно добрались до ведущего к городским воротам моста. У подножия утеса началась жестокая схватка — легионеры пытались отстоять спущенный на равнины мост, а враг стремился захватить его. Наконец тирсиане были вынуждены сбросить мост вниз; он упал на равнину, и его тут же подожгли и уничтожили.
На левом фланге завязался бой между отрядом, охраняющим второй мост, и вражескими силами, а всадники Актона в это время снова оказались в пределах досягаемости луков взбешенных карликов, и многих из них нашли выпущенные стрелы. Всю дорогу до самых стен города им приходилось сражаться, а один раз они прорывались сквозь цепочку карликов с мечами, пытавшихся отрезать им путь к отступлению. Но наконец потрепанные сражением всадники, почти не замедляя галопа, взлетели по мосту и поскакали к распахнутым городским воротам, где их приветствовала шумная толпа солдат и горожан. Когда последний кавалерист проехал в ворота, арьергард, удерживавший им путь к отступлению, также поднялся наверх, и мост поспешно втянули обратно.
Близился полдень, и жар висящего высоко в небе солнца окутывал воинов обеих армий душным покрывалом. Угрюмо и вяло армия Севера отступила от утесов Тирсиса, унося с собой сотни мертвых и раненых, и начала перестраиваться. Утренний ветер ослаб и стих, и над удивительно затихшими равнинами неподвижным маревом повис дым от горящего масла. Землю у подножия утесов усеивали обугленные мертвые тела, и кое-где еще упорно чадили маленькие костры, медленно превращая в угли громадные бревна разрушенных штурмовых мостов. Над полем страшной битвы начал сгущаться отвратительный смрад, с резкими торжествующими криками слетелись на пир стервятники и начали расхаживать по земле. Разделенные полосой смерти, две армии с нескрываемой ненавистью изучали друг друга, усталые и обессилевшие, но готовые проливать все новую кровь. Несколько долгих часов изуродованная земля, бывшая когда-то зеленой, лежала в тишине под голубым безоблачным небом, ее обгоревшая поверхность спекалась и высыхала под жаром летнего солнца. Тем, кто позволил себе на секунду представить прекрасную мечту, что битва окончилась — им казалось, что разрушения завершились. Их мысли невольно обращались от убийств и крови к семьям и любимым. Тень смерти на миг оставила их.
Затем, в последние часы угасающего дня, армия Севера вновь пошла в наступление. Ряды карликов-лучников осыпали низкие валы и утесы бесконечным градом стрел, большие смешанные отряды карликов и троллей отчаянно рвались сквозь оборону тирсиан, безуспешно пытаясь найти в ней слабые места. Передвижные мосты, легкие штурмовые лестницы, скалолазные веревки с крючьями — все что в ход, чтобы проделать брешь в рядах Легиона, но каждый раз защитники города упорно отбрасывали северян назад. Это был долгий утомительный штурм, рассчитанный лишить тирсиан сил и сломить их дух. Долгий день медленно перетек в сумерки, но сражение все еще длилось. Когда же землю укрыла тьма, Граничный Легион постигла трагедия. Когда солнце перестало освещать залитую кровью равнину, обессилевшие противники обменялись последним ливнем стрел и копий, пущенных почти наугад в туманную дымку сумерек. Случайная стрела пробила Актону горло, когда он возвращался со своим полком с поля битвы, и великий воин упал с коня на руки своих товарищей, и тут же умер у них на руках.
Королевство Повелителя Колдунов было самым пустынным и враждебным человеку местом во всем известном мире — голое, безжизненное кольцо непреодолимых смертоносных преград. Никогда щедрая животворящая рука природы не касалась этой печальной обители мрака, чья бесплодная земля лежала в вечном безмолвии. Восточные ее пределы были погружены в сумрак и зловоние бескрайнего болота Мальг, коварно раскинувшейся трясины, которую не пересекало из конца в конец еще ни одно живое существо. Под небольшим слоем воды, по которой плавали гниющие клубки бесцветных водорослей, живущих и гибнущих за один день, лежала не земля, но грязь и зыбучие пески, и все, что ни попадалось в их хватку, быстро исчезало в их глубинах. Говорилось, что Мальг бездонен, и хотя на его огромных просторах еще встречались отдельные клочки твердой почвы и над водой кое-где нависали огромные сухие ветви умирающих деревьев, их с каждым годом становилось все меньше.
Вдоль северной границы королевства, на запад от Мальга тянулась низкая горная цепь, носящая название Лезвие Бритвы. Через этот хребет не вел ни один перевал, а широкие горные склоны покрывало скальное крошево, словно извергнутое из чрева земли. Умелый и решительный скалолаз, вероятно, мог бы преодолеть Лезвие Бритвы — и несколько раз подобные попытки предпринимались — если бы не орды смертельно ядовитых пауков, кишащих в этих страшных горах. Выбеленные кости мертвецов, маленькими белыми кучками разбросанные среди темных скал, служили немым напоминанием об их неизбежном присутствии.
В северо-западном пределе королевства, там, где Лезвие Бритвы плавно переходило в подножия холмов, смертоносное кольцо разрывалось, и более чем на пять миль к югу тянулась легко проходимая земля, открывающая прямой проход к центру неприступного кольца. Никакие природные силы не препятствовали здесь проникнуть внутрь запретной территории, но эти маленькие врата, ведущие в королевство, служили лишь ловушкой, и Повелитель и Хозяин терпеливо ожидал, пока неосторожный ступит в нее. Эту узкую полоску земли бдительно стерегли глаз и уши, покорные лишь его приказу. В любой момент кольцо могло замкнуться.
Прямо от подножия холмов начиналась огромная безводная пустошь, называемая пустыней Киерлак и тянущаяся на юг более пятидесяти миль. Над бескрайними песчаными равнинами невидимой пеленой висели тяжелые ядовитые испарения, поднимающиеся от вод реки Леты, которая лениво затекала в раскаленную пустыню с юга и кончала свой путь в небольшом внутреннем озере. Даже птицы, рискнувшие пролететь над смертоносным туманом, гибли на лету. Тела существ, умирающих в страшном пекле среди песка и ядовитого воздуха, разлагались в считанные часы и превращались в прах, и ничто более не отмечало места их гибели.
Но самый неприступный барьер угрожающе тянулся вдоль южной границы запретных владений, начинаясь от юго-восточного края пустыни Киерлак и пролегая на восток до самых топей болота Мальг. Лезвие Ножа. Подобно громадным каменным копьям, вогнанным в земную твердь каким-то чудовищным исполином, возвышались эти горы на тысячи футов. Они походили скорее не на горы, а на цепочку титанических пиков, тянущихся неровными рядами, возвышаясь над размытым горизонтом, словно вытянутые в агонии пальцы. У подножия их несла свои ядовитые воды река Лета, берущая начало в болоте Мальг и устремляющаяся на запад вдоль громадного скального барьера, чтобы исчезнуть в непроницаемом мареве пустыни Киерлак. Лишь человек, охваченный неудержимым безумием, мог попытаться пересечь Лезвие Ножа.
Однако сквозь каменную преграду вел проход, извилистый узкий каньон, открывающийся за цепочкой каменистых холмов, тянущийся на несколько тысяч ярдов и выходящий к подножию зловещей одинокой горы, высящейся сразу же за южной границей кольца. Время и непогода сточили и раскрошили камень этой горы, придав ее южному склону осмысленный и угрожающий вид. Бросив самый беглый взгляд на склон этой горы, любой случайный наблюдатель застыл бы в изумлении, ибо тот пугающе походил на человеческий череп, лишенный плоти и жизни, с круглой сверкающей макушкой над пустыми глазницами, с запавшими щеками и ломаной линией обнаженных зубов и кости. То был дворец Властелина и Хозяина. То было королевство Броны, Повелителя Колдунов. Здесь повсюду стоял знак Черепа, неизгладимая печать смерти.
Был полдень, но время здесь словно застыло, и огромная пустынная крепость лежала, окутанная особым безмолвием. Солнце и небо скрывала все та же серая пелена, и на сырой коричневой равнине, среди камней и земли, казалось, вымерло все живое. Однако в этот день в воздухе висело нечто большее, пронизывающее тишину и запустение, леденящее плоть и кровь тех, кто извилистой цепочкой пробирался сквозь единственные врата в громадном Лезвии Ножа. В этот день над выжженными землями королевства Повелителя Колдунов нависало гнетущее чувство спешки, словно все грядущие события разом рванулись сквозь время и, столкнувшись в нетерпеливом ожидании, ждали, когда же подойдет их час.
Тролли настороженно шагали по извилистому каньону, их крупные фигуры казались ничтожными рядом с высящимися в небе исполинскими пиками; они казались лишь муравьями, ползущими сквозь огромные вечные скалы. Они вошли в царство смерти, как маленькие дети входят в незнакомую темную комнату: с замирающим сердцем, медля, но все же решившись увидеть то, что скрывает темнота. Их заметили, но ничто не преградило им путь. Их ожидали. Их появление не было неожиданным, и никто из прислужников Хозяина не причинил им вреда. Равнодушные лица скрывали их истинные намерения; в противном случае они не перешли бы даже реки Леты. Ибо среди них шел последний потомок рода, который Повелитель Колдунов давно считал уничтоженным, последний сын эльфийского Дома Шаннары.
Шеа шагал прямо за широкой спиной Кельцета, его руки были для вида связаны за спиной. За ним следовал Панамон Крил, держа руки точно так же; его серые глаза пристально разглядывали громадные каменные стены, ограждающие с обеих сторон шагающий отряд. Обман действовал. Изображая пленников скальных троллей, южане добрались до берегов реки Леты, неспешно несущей свои воды вдоль южной границы Королевства Черепа. Тролли и их молчаливые спутники взошли на широкий плот из полусгнивших бревен и ржавых железных прутьев, чей безгласный капитан, склоненное к земле создание в плаще, кажущееся более зверем, чем человеком, прятал лицо в тени просторного черного капюшона, но его крючковатые чешуйчатые руки крепко удерживали погнутый руль, направляя древнее судно через зловонные ядовитые воды. Одним своим присутствием это создание вызывало у своих пассажиров неприязнь и отвращение, и когда оно наконец высадило их на дальнем берегу и исчезло вместе со своим древним паромом в скрывающем темную речную воду мареве, они испытали огромное облегчение. Теперь они были окончательно отрезаны от нижних земель Севера, ибо серый туман, густо пропитывающий неподвижный сухой воздух, совершенно скрывал от них все, что лежало за рекой. По другую же сторону перед ними высились громадные черные утесы Лезвия Ножа, гигантские каменные пальцы, рассекающие туман в тусклом свете северного полудня. Отряд молча двинулся по проходу, раскалывающему монолит черного хребта, все дальше углубляясь в запретные владения Повелителя Колдунов.
Повелитель Колдунов. Шеа видел, как сбывается то, что предсказывали ему чувства с самого начала, с того дня, когда Алланон рассказал ему о его невероятном происхождении — обстоятельства сложились так, что ему придется лицом к лицу встретиться с тем, кто так упорно стремился его уничтожить. Время и события слились в единственный миг, вспышку смутных воспоминаний о долгих днях, прошедших в бегстве ради спасения жизни, бегстве к этому неотвратимому столкновению. И вот этот момент приблизился, и ему предстоит встретить этот миг в одиночестве, в самой страшной земле известного мира, потеряв всех своих старых и верных друзей, сопровождаемый только скальными троллями, странствующим вором и жаждущим мести таинственным гигантом. Кельцет убедил трибунал передать под его командование отряд троллей-воинов, не столько потому, что они верили, что сопровождающий их слабый юноша обладает силой уничтожить бессмертного Брону, а скорее потому, что их могучий родич носил на шее Черный Ирикс.
Также трое судей пролили свет и на судьбу Орл Фейна. Тролли поймали несчастного карлика за час до того, как к ним в руки попали его решительные преследователи, и он под охраной был отправлен в основной лагерь. Трибунал матуренов вскоре пришел к решению, что карлик совершенно безумен. Он несвязно бормотал им о тайне и сокровищах, его морщинистое желтое личико искажалось в жуткой застывшей усмешке. Временами он начинал беседовать с пустотой, или бешено отрывать несуществующие пальцы от своих рук и ног. Последней нитью, связывающей его с реальностью, судя по всему, был старый меч, единственное его сокровище, и он так отчаянно хватался за этот меч, что троллям не удалось заставить его расстаться с ним. Они позволили ему сохранить этот кусок металла при себе, привязав его сложенные желтые руки к истертым ножнам. Час спустя пленник был отправлен на север, в темницы Повелителя Колдунов.
Каньон замысловато петлял между чудовищными пиками Лезвия Ножа, временами из широкого ущелья превращаясь в тесную расщелину в скалах. Мощные тролли без передышки карабкались по извилистому проходу. Некоторые из них уже бывали здесь раньше, и теперь они вели остальных в ровном утомительном темпе. Такая скорость марша была необходима. Если путь займет слишком много времени, Король Духов может понять, что за древнее оружие, с которым Орл Фейн отказался расстаться даже на короткое время, заперто в его темницах.
Мысль об этом вызвала у Шеа дрожь. Возможно, это уже случилось — может быть, они направляются прямо на свою казнь. Каждый раз на всем долгом пути из Кулхейвена Повелитель Колдунов словно бы знал любой их следующий шаг; Каждый раз он поджидал их впереди. Это безумие — такой ужасный риск! И даже если они выполнят задуманное, даже если Шеа наконец овладеет Мечом Шаннары‡ что тогда? Шеа мысленно рассмеялся. Неужели ему придется лицом к лицу столкнуться с Повелителем Колдунов, в одиночку, без поддержки Алланона, не представляя, каким образом можно высвободить скрытую силу легендарного талисмана? Никто даже не узнает, что он успел найти Меч.
Юноша не представлял, каковы планы его спутников, но сам для себя уже решил, что если каким-то чудом все же завладеет загадочным оружием, то побежит отсюда, куда только понесут его ноги. Все остальные могут делать все, что пожелают. Он был уверен, что Панамон Крил одобрил бы его план, но с самого начала похода в Королевство Черепа им не удалось обменяться и десятком слов. Шеа чувствовал, что впервые за всю свою жизнь, полную опасных приключений и головокружительных авантюр, вор испытывает страх. Но все же он пошел вместе с Кельцетом и Шеа — пошел потому, что это были его единственные друзья, потому, что гордость не позволяла ему поступить иначе. Основной инстинкт требовал от него выжить любой ценой, но он не позволил бы себе запятнать собственную честь даже ради спасения жизни.
Причины, по каким в это опасное путешествие отправился Кельцет, были менее очевидны. Шеа казалось, что он понимает, почему немой гигант-тролль настаивает на возвращении Меча Шаннары, и дело тут было далеко не только в личной мести за погибшую семью. Что-то в Кельцете напоминало Шеа Балинора — молчаливая уверенность, придающая силы более слабым. Шеа ощущал это, когда Кельцет предложил им отправиться вслед за Орл Фейном и Мечом. Эти мягкие разумные глаза говорили юноше, что Кельцет верит в него, и хотя Шеа не мог выразить свое чувство словами, он знал, что должен пойти вместе со своим огромным другом. Если сейчас, после долгих недель поисков Меча Шаннары, он повернет назад, этим он предаст и друзей, и себя самого.
Склоны скал по сторонам каньона внезапно оборвались, и ущелье открылось в глубокую долину, похожую на округлую выемку в каменистой земле Королевства Черепа — с голой высохшей землей, однообразие которой нарушали лишь глинистые холмы и русла пересохших рек. Отряд молча остановился, все взгляды невольно устремились к одинокой горе в центре долины, чей южный склон слепо уставился на них двумя громадными провалами, походящими на пустые глазницы черепа. Крошащееся от непогод каменное лицо с бесконечным терпением ожидало появления Хозяина. Стоя у края долины, Шеа ощутил, как встают дыбом волосы у него на затылке и пробегает по спине ледяная дрожь.
Из скал по обе их стороны выползло множество уродливых, неуклюжих созданий; их громадные тела казались дряблыми, как вся эта умирающая земля, лица их были почти гладкими. Когда-то, возможно, они были людьми, но давно перестали быть ими. Они прямо стояли на двух ногах, вдоль боков бесцельно свисали две руки, но на этом их сходство с людьми кончалось. Кожа их своим видом напоминала оконную замазку или резину, и двигались они подобно лишенным разума зверям. Словно порождения ужасающего кошмара, странные существа окружили троллей, бессмысленно глядя в их грубые лица, словно пытаясь понять, что же за создания появились здесь. Кельцет чуть повернулся и что-то сообщил жестами Панамону Крилу.
— Тролли называют их мутенами, — тихо прошептал бродяга. — Не двигайся — помни, что ты здесь пленник. Сохраняй спокойствие.
Одно из уродливых созданий что-то просипело, обращаясь к шедшим впереди троллям, и быстро указало на двоих связанных людей. Произошел короткий обмен фразами, затем один из троллей что-то сказал через плечо Кельцету, и тот немедленно приказал Шеа и Панамону следовать за ним. Втроем они отошли от основной группы. В сопровождении еще двоих троллей они молча двинулись вслед за одним из неуклюже шагающих мутенов, который повернулся и неуверенно направился к внутреннему скальному склону по левую руку от них.
Один раз Шеа обернулся и увидел, что тролли постепенно разбредаются по сторонам от входа в каньон, словно убивая время в ожидании, пока вернутся их спутники. Оставшиеся с ними мутены стояли неподвижно. Снова взглянув вперед, юноша заметил, что склон утеса рассекает длинная трещина, уходящая на высоту в несколько сот футов, и трещина эта служит неким проходом. Маленькая группа вошла в расщелину, глаза их медленно привыкали к царящему здесь полумраку. Они помедлили, пока их проводник снял с крепления в стене факел и зажег его, медленно протянув одному из стоящих впереди троллей. Очевидно, его собственные глаза были привычны к окружающей тьме, ибо он уверенно зашагал впереди.
Они проследовали за ним в сырую, отвратительно пахнущую пещеру, из которой по сторонам расходилось несколько темных туннелей. Шеа показалось, что откуда-то издалека доносятся еле слышные леденящие душу крики, и эхо их мечется среди каменных стен. Панамон грубо выругался; в мерцающем свете факелов его широкое лицо, расчерченное струйками пота, казалось окровавленным. Молчаливый и равнодушный мутен поспешил свернуть в один из туннелей, и тусклый свет, сочащийся через трещину, растаял во мраке.
Слабое эхо стука сапог по камню было единственным звуком, доносящимся до людей, шагающих вниз по темному коридору; их взгляды скользили по железным дверям без окон, врезанным в камень стен по обе стороны коридора. Крики по-прежнему слабо звенели в их ушах, но теперь они казались более далекими. Из камер, мимо которых они проходили, не доносилось ни звука. Наконец их проводник остановился перед одной из тяжелых дверей, коротко взмахнув рукой и что-то неразборчиво проворчав троллям. Он повернулся, чтобы идти дальше по туннелю, и уже сделал первый шаг, когда первый из троллей проломил ему череп своей увесистой железной палицей. Мутен замертво рухнул на пол пещеры. Кельцет поспешил разорвать веревки, связывавшие Шеа и Панамона, а двое других троллей встали на страже у дверей камеры. Освободив товарищей, громадный тролль бесшумно скользнул к железной двери и отодвинул засовы. Ухватившись за скобу, он рванул древнюю дверь на себя. С резким скрежещущим звуком она распахнулась.
— Теперь посмотрим, — хрипло выдохнул Панамон Крил. Взяв у Кельцета факел, он осторожно шагнул в крошечную комнатку; двое его спутников последовали за ним.
Орл Фейн сидел, скорчившись, у дальней стены, его тощие ноги были закованы в цепи, уходящие в камень пола, одежда его была невообразимо рваной и грязной. ОН ничем уже не походил на того прежнего карлика, которого они поймали несколько дней назад на равнинах Стрелехейма. Бессмысленно и равнодушно взглянул он в их лица, его худое желтое лицо исказилось в жуткой ухмылке, и он что-то неразборчиво залопотал себе под нос. В ярком свете факелов его глаза казались странно расширенными, а разговаривая, он все время глядел по сторонам, словно в маленькой камере, кроме него, были и другие существа, которых никто больше не видел.
Двое людей и громадный тролль с первого же взгляда поняли его состояние и тут же поглядели на его костлявые руки, жадно стискивающие потертые кожаные ножны, в которых находился таинственный предмет их долгой погони. В свете факелов древняя рукоять тускло сверкала, отражая силуэт поднятой руки, держащей горящий факел. Они нашли его. Они нашли Меч Шаннары!
Мгновение они стояли неподвижно, и обезумевший карлик еще теснее прижал Меч к своей впалой груди; взгляд его упал на острый шип, сверкающий на конце обрубка медленно поднимающейся руки Панамона, и в глазах его на миг сверкнуло узнавание. Вор угрожающе шагнул вперед и склонился над его худым телом.
— Я пришел за тобой, карлик, — хрипло произнес он.
При звуках его голоса Орл Фейн вдруг преобразился и попытался отползти назад. С его губ сорвался испуганный вскрик.
— Отдай мне Меч, ты, подлая крыса! — потребовал вор.
Не дожидаясь ответа, он схватил оружие, пытаясь вырвать его из неожиданно окрепшей хватки обезумевшего от ужаса карлика. Но даже перед лицом смерти Орл Фейн отказывался расстаться со своим бесценным сокровищем. Его голос поднялся до визга, и Панамон во вспышке гнева обрушил на череп отощавшего карлика тяжелый удар своей искалеченной руки. Карлик без чувств рухнул на холодный пол.
— И все эти дни мы гнались за такой несчастной тварью! — закричал Панамон. Он резко смолк и понизил голос до хриплого шепота. — Я думал, что он по крайней мере порадует меня своей смертью, но‡ он того больше не стоит.
Сплюнув от отвращения, он протянул руку к рукояти Меча, намереваясь вытащить его из ножен, но Кельцет шагнул вперед и остановил его, положив ему на плечо свою руку. Разъяренный вор холодно взглянул на тролля, но тот только указал на стоящего поодаль Шеа, и оба они отступили назад.
Меч Шаннары принадлежал Шеа по праву рождения, но он медлил. Он прошел так далеко, пережил так много, все ради этого момента, а теперь оказалось, что он боится. Глядя на древнее оружие, он чувствовал, что внутри него все леденеет. На миг ему пришла на ум мысль отказаться; он знал, что не в силах принять на себя ту чудовищную ответственность, которую должен был принять — которую его заставляли принять. Вдруг ему вспомнилась грозная сила трех Эльфийских камней. Какова же тогда мощь Меча Шаннары? Он мысленно представил себе лица Флика и Мениона, и всех остальных, кто отдавал все, чтобы он мог завладеть этим Мечом. Если он сейчас отступит, то предаст всех тех, кто верил в него. Он просто скажет им, что все, что они пережили ради него, было не нужно. Он снова увидел темное, загадочное лицо Алланона, высмеивающего его наивные идеалы, его нежелание видеть людей такими, какие они есть. Ему придется дать ответ и Алланону, и Алланон не будет им доволен‡ Как деревянная кукла, приблизился он к лежащему Орл Фейну и склонился над ним; его пальцы тесно сомкнулись на холодном металле рукояти, вспотевшая ладонь ощутила выпуклость образа горящего факела. Он помедлил. Затем он медленно обнажил Меч Шаннары.