Глава 11

Отряд прошел вглубь горного кряжа Вольфсктааг еще около десятка миль, прежде чем Алланон объявил привал. Перевал Петли и угроза нападения карликов давно остались позади, и теперь они шли сквозь лесную чащу. Все это время они шагали быстро, не встречая никаких препятствий на своем пути, двигаясь по широким свободным тропам и по ровной местности, хотя поднялись в горы уже на несколько миль. Воздух здесь был чистым и прохладным, и дневное солнце словно ласкало отряд своими теплыми лучами. Леса в этих краях были разделены отвесными хребтами плитняка и голыми заснеженными пиками. И хотя эти земли испокон веков считались запретными даже для гномов, никто пока не замечал ничего необычного или говорящего об опасности. До них доносились обычные лесные шорохи, от звонкого писка насекомых до веселого пения великого множества птиц всех видов и расцветок. Казалось, что для прохода к далеким залам Паранора ими выбран наиболее разумный путь.

— Через несколько часов остановимся на ночлег, — объявил высокий странник, собрав всех их вокруг себя. — Но рано утром я покину вас, чтобы разведать, не встретят ли нас за горами Вольфсктааг посланники Повелителя Колдунов. Когда мы преодолеем горы и небольшой отрезок пути по лесам Анара, перед нами еще будут лежать равнины, после которых мы доберемся до Драконьих Зубов, что чуть севернее Паранора. Если существа с Севера или их союзники перекрыли этот путь, мне следует узнать об этом без промедления, чтобы быстро проложить для нас новый маршрут.

— Ты пойдешь один? — спросил Балинор.

— Думаю, так будет безопаснее для всех нас. Мне мало что угрожает, а вам понадобится все ваше везение, когда вы достигнете среднего Анара. Я почти не сомневаюсь, что охотничьи отряды карликов перекроют все перевалы, ведущие с этих гор, чтобы у нас не осталось шанса уйти от них живыми. Гендель проведет вас через все эти ловушки ничуть не хуже меня, а я постараюсь встретить вас где-нибудь на дороге, пока вы не доберетесь до равнин.

— Каким путем ты хочешь отсюда выбраться? — спросил неразговорчивый гном.

— Безопаснее всего — через Нефритовый перевал. Я буду отмечать свой путь лоскутами материи — мы раньше так уже делали. Красное означает опасность. Следуйте по белым лоскутам, и вам нечего будет бояться. А теперь идемте, пока еще не начало темнеть.

Они ровным шагом продвигались через Вольфсктааг, пока солнце не скрылось за вершинами западных гор и тропа впереди перестала быль ясно различима. Ночь была безлунной, суровый пейзаж тускло освещался лишь сиянием звезд. Отряд разбил лагерь под высоким каменистым склоном утеса на сотни футов возвышающегося над ними, подобно исполинскому мечу, рассекающему темное небо. С других сторон лагерь ограждала роща высоких сосен, образующих перед утесом полукруглую поляну, хорошо укрытую от посторонних глаз. Этим вечером они вновь довольствовались холодным ужином, все еще не решаясь разводить костер, который мог привлечь к себе внимание. Гендель распорядился о постоянном дежурстве до самого утра, зная, что в местности, по которой шныряют враги, ночлег без часовых может обойтись слишком дорого. Все дежурили по очереди, каждому предстояло стоять на посту по несколько часов, пока его товарищи спали. После ужина они мало разговаривали и почти сразу же завернулись в свои одеяла, утомленные долгим дневным маршем.

Шеа вызвался дежурить первым, стремясь хоть как-то участвовать в делах отряда, чувствуя, что в то время, как все остальные рискуют ради него жизнью, сам он приносит им мало пользы. За последние два дня отношение Шеа к путешествию в Паранор заметно переменилось. Он начал осознавать, сколь велика необходимость добыть Меч, до какой степени на нем лежит ответственность за народы четырех земель, беззащитных перед Повелителем Колдунов. Прежде он лишь бежал прочь от ужасных Носителей Черепа и от мысли о том, что он принадлежит к Дому Шаннары. Теперь же он шагал навстречу более страшной угрозе, навстречу поединку с силой столь исполинской, что она сама не знала пределов своей мощи — а защитой ему служила лишь отвага семерых смертных. Но даже сознавая все это, Шеа понимал, что отказ идти дальше, отказ помочь людям тем немногим, что было в его силах, предаст человеческую и эльфийскую расы и растопчет ту гордость, которую он испытывал при мысли, что внесет и свою долю в дело возвращения мира и свободы. Он знал, что даже если ему сейчас скажут, что все потеряно, он не отступит и будет до последнего дыхания продолжать начатое.

Не обмолвившись ни словом со своими спутниками, Алланон лег на землю и спустя несколько мгновений уже спал. Всю свою двухчасовую вахту Шеа разглядывал его неподвижный силуэт, пока его не сменил на посту Дарин. Было за полночь, и очередь дежурить перешла уже к Флику, когда их предводитель слабо шевельнулся, а затем одним плавным движением поднялся, кутаясь в свой зловещий черный плащ, подобный тому, в каком Флик впервые встретил его по дороге в Тенистый Дол. Какой-то миг он стоял, глядя на спящих и на Флика, неподвижно сидящего на камне на краю поляны. Затем, без единого слова или жеста, он повернулся к северу, шагнул на тропу и растворился в темном лесу.

Всю оставшуюся ночь Алланон шел, не делая ни одного привала на своем пути, стремясь достичь Нефритового перевала, среднего Анара, а за ними — и равнин на западе. Его темная фигура с быстротой мчащейся тени скользила по безмолвному лесу, лишь не надолго касаясь земли и спеша дальше. Его тело казалось бесплотным, просачивающимся сквозь жизни маленьких существ, перед которыми он представал на миг ненадолго задерживаясь в их памяти; он не изменял их и не оставлял прежними, оттискивая в их умах свой неизгладимый след.

Вновь и вновь возвращались его мысли к путешествию в Паранор, он обдумывал то, что было ведомо лишь ему одному, и чувствовал себя странно беспомощным перед лицом надвигающихся событий. Все остальные лишь догадывались о роли, отведенной ему в происходящем и грядущем, только ему приходилось жить со знанием истины, управляющей его судьбой и судьбами многих других. Он вполголоса беседовал сам с собой, испытывая ненависть к происходящему, но зная, что у него нет другого выбора. Он в одиночестве шагал по безмолвному лесу, его слегка вытянутое худое лицо казалось черной маской нерешительности, изрезанной глубокими морщинами страданий, но в глазах читалась твердая, как скала, решимость, которая продолжит питать его душу, когда умрет надежда в сердце.

Он встретил рассвет, пробираясь через особо густой участок леса, на несколько миль тянущийся по холмистой местности, усеянной камнями и поваленными стволами. Он мгновенно заметил, что в этой части леса стоит странная тишина, словно здесь всего коснулась ледяная рука смерти. Тропа за ним была аккуратно отмечена белыми лоскутами ткани. Он убавил шаг. До последнего момента ничто в лесу не вызывало у него опасений, но сейчас Алланона не оставляло предостерегающее ощущение того, что впереди его ждет нечто необычное. Он подошел к развилке, где тропа расходилась в две стороны. Одна из двух троп, широкая и проторенная, вероятно бывшая раньше крупной дорогой, сворачивала влево и спускалась в просторную долину. Ему не удавалось ясно рассмотреть эту долину, скрытую в лесной чаще, сквозь которую дальше чем на пару сотен футов ничего невозможно было разглядеть. Вторая же тропа заросла густым кустарником. По ней можно было идти только цепочкой или прорубая себе более широкий путь. Узкая тропа вела вверх, к высокому хребту, тянущемуся прочь от Нефритового перевала.

Внезапно мрачный историк замер, ощутив присутствие живого существа и почувствовав источник несомненного зла где-то на дороге, спускающейся в невидимую отсюда долину. Он не заметил ни движения, ни звука. Чем бы это ни было, оно лежало в засаде, поджидая идущих по широкой тропе путников. Алланон быстро оторвал два лоскута материи

— белый и красный, пометив красным проторенную тропу, ведущую в долину, а белым — узкую тропку, уводящую к хребту. Сделав это, он снова замер и прислушался, но, хотя он все еще ощущал присутствие существа на дороге в долину, оно не выдавало себя ни единым шорохом. Сам он мог не бояться этого создания, но для тех, кто идет по его следу, оно могло оказаться очень опасным. Он еще раз проверил лоскуты ткани и бесшумно зашагал вверх по узкой тропе, скрываясь в зарослях кустарника.

Прошел почти час, и лишь тогда существо, сидевшее в засаде на дороге в долину, решило выяснить, что произошло. Оно было весьма разумно, чего не учел Алланон, и поняло, что тот, кто пришел по тропе, ощутил его присутствие и намеренно выбрал другой путь. Кроме того, оно поняло, что этот человек обладает силой, несоизмеримой с его способностями, и поэтому долго лежало в лесу, не издавая ни звука, и выжидало, пока тот уйдет. Прошло достаточно времени. Спустя несколько минут существо пристально разглядывало развилку на тропе, где легкий лесной ветерок поигрывал двумя яркими лоскутами материи. Какие глупые метки, злобно подумало существо, и тяжелыми шагами потащило свое огромное уродливое тело вперед.

Последним в эту ночь дежурил Балинор, и когда над вершинами восточных гор ярко блеснули первые золотистые лучи, высокий северянин неторопливо разбудил остальных, заставив их сменить спокойный сон на прохладу раннего утра. Они торопливо поднялись и проглотили легкий завтрак, дрожа от прикосновений холодного утреннего воздуха, затем в молчании собрались и приготовились к новому походу. Кто-то спросил, где Алланон, и сонный Флик объяснил, что историк, не сказав ни слова, покинул лагерь около полуночи. Это незаметное исчезновение никого особенно не удивило, и больше никто этот вопрос не обсуждал.

Через полчаса отряд двинулся по тропе, ведущей на север через леса Вольфсктаага, шагая ровно, почти не разговаривая, в прежнем порядке. Гендель уступил свой пост в авангарде уверенному в себе Мениону Лиху, который с кошачьей грацией беззвучно пробирался сквозь переплетение ветвей и кусты, по устланной листьями земле. Гендель начинал относиться к принцу Лиха с уважением. В свое время тот станет непревзойденным следопытом. Но гном знал и то, что горец еще слишком самоуверен и неопытен, а в этих землях выживали лишь самые осторожные и бывалые охотники. Тем не менее, совершенствовать умение позволяла лишь практика, и поэтому гном, хоть и неохотно, но предоставил юному следопыту право выбирать путь, хотя сам все равно дважды проверял все, что попадалось перед ними на тропе.

Почти сразу же внимание гнома привлекла одна особенно настораживающая деталь, ускользнувшая от его напарника. На тропе не осталось ни малейших следов человека, прошедшего здесь считанные часы назад. Гендель напряженно вглядывался в землю, но не мог найти ни одного отпечатка человеческой ноги. Через равные промежутки они неизменно замечали белые лоскуты, как и обещал Алланон. Но других следов он не оставлял. Гендель слышал рассказы об этом загадочном скитальце и знал, что тот обладает самыми удивительными талантами. Но он даже не подозревал, что тот может оказаться столь искусным следопытом, что сумеет совершенно скрыть свои следы. Гном не понимал, как ему это удалось, но предпочел не обсуждать этот вопрос вслух.

Балинор, замыкающий их ряды, тоже размышлял о таинственном человеке из Паранора, историке, знавшем многое, о чем никто другой даже не подозревал, скитальце, побывавшем всюду, о котором так мало знают люди. Он был знаком с Алланоном многие годы, все свое детство, прошедшее в отцовском королевстве, но лишь с трудом припоминал его, мрачного странника, неожиданно появляющегося и исчезающего, всегда очень доброго к нему, но упорно не желающего раскрывать свои удивительные тайны. Мудрецам всех земель Алланон был известен как непревзойденный ученый и философ. Другие знали его как путешественника, расплачивающегося мудрыми советами и обладавшего непогрешимой холодной логикой. Балинор многому у него научился и привык доверять ему на грани слепой веры. Но все же он так никогда и не смог понять историка. Какое-то время он размышлял над этим, а затем ему в голову неожиданно пришла мысль, что за все время их знакомства с Алланоном тот, кажется, не постарел ни на год.

Тропа снова пошла вверх и начала сужаться, стиснутая, словно каменными стенами, огромными деревьями и густым кустарником. Менион внимательно следил за лоскутами материи и нисколько не сомневался в правильности выбранного пути, но тропа становилась все уже, а идти по ней становилось все труднее, и он машинально начал заново обдумывать принятые решения. К полудню тропа неожиданно раздвоилась, и Менион удивленно остановился.

— Странно. Развилка на тропе, и никаких пометок — не понимаю, почему Алланон не оставил нам знака.

— Должно быть, с его лоскутами что-то случилось, — с тяжелым вздохом заключил Шеа. — Что теперь?

Гендель пристально осмотрел землю. На тропе, ведущей вверх, к хребту, остались чуть погнутые ветви и недавно упавшие листья — здесь кто-то проходил. Однако на нижней тропе виднелись следы ног, правда, едва заметные. Чутье подсказывало ему, что на одной из этих троп, а возможно, и на обеих, их поджидает опасность.

— Мне это не нравится — здесь что-то не так, — проворчал он себе под нос. Все следы смешаны, и вероятно, намеренно.

— Возможно, все эти разговоры о запретной земле — это не такая уж чепуха, — сухо заявил Флик, устраиваясь на упавшем дереве.

Вперед вышел Балинор и обменялся с Генделем парой коротких фраз, обсуждая, в какой стороне лежит Нефритовый перевал. Гендель признал, что путь через долину короче и быстрее, а кроме того, эта дорога выглядит проторенной. Но какой путь выбрал для них Алланон, догадаться было невозможно. Наконец Менион в отчаянии вскинул руки и призвал их делать выбор.

— Мы все знаем, что Алланон никогда не забыл бы оставить для нас знак на этой развилке, так что, очевидно, случилось одно из двух: или что-то произошло с его знаками, или же что-то произошло с ним самим. Как бы то ни было, мы не можем сидеть здесь и ждать, пока нам откроется ответ. Он сказал, что встретится с нами на Нефритовом перевале или в лесах за ним, поэтому я предлагаю выбрать нижнюю дорогу — более быстрый путь!

Гендель вновь напомнил о странных следах на нижней тропе и о своем неотступном предчувствии опасности, ощущении, которое Шеа испытывал с той минуты, когда они подошли к развилке и не обнаружили лоскутков ткани. Несколько минут Балинор горячо спорил с горцем, и наконец согласился с ним. Они решили идти по более прямому пути, но удвоить свою бдительность до того момента, пока загадочные горы не останутся позади.

Походный строй изменился — теперь впереди шел Менион. Они быстро зашагали по плавно ведущей вниз широкой тропе, которая, кажется, вела в долину, скрытую от посторонних глаз под пологом огромных деревьев, кроны которых тянулись на многие мили во всех направлениях. Они отметили, что спустя короткое время дорога стала шире, деревья и кусты расступились, а уклон почти совершенно исчез. Путь стал еще легче, их опасения начали рассеиваться, и вскоре им стало совершенно ясно, что эта дорога долгие годы служила главным трактом для жителей этих мест. Они шли почти целый час, и наконец достигли подножия долины. Отсюда трудно было определить, как расположены окружающие долину горные хребты. Стволы деревьев скрывали из вида все, кроме участка тропы впереди и безоблачного голубого неба над головой.

Спустя еще несколько минут ходьбы в поле их зрения мелькнула странная постройка, возвышающаяся над деревьями подобно огромному железному остову. Она казалась бы частью окружающего ее леса, если бы не ее необычно прямые металлические сучья; вскоре они приблизились к ней и увидели, что она состоит из огромных балок, покрытых ржавчиной и образующих квадратную сетку, сквозь которую просвечивало небо. Отряд невольно замедлил шаг, подозрительно оглядываясь, чтобы убедиться, что это не ловушка, предназначенная для неосторожных путников. Но ничто вокруг них не нарушало своей неподвижности, и они продолжили свой путь к странной постройке, безмолвно высящейся впереди.

Внезапно дорога оборвалась, и удивительный каркас полностью открылся их взорам; его огромные железные балки, гниющие от древности, казались все такими же прямыми и прочными, как и в минувшие века. Когда-то здесь стоял большой город, выстроенный так давно, что никто уже не помнил о его существовании, город, забытый, как и долина, и окружающие его горы — последний памятник исчезнувшего мира. Железный каркас был надежно укреплен в мощном фундаменте, похожем на камень, раскрошившемся и выщербленном ветрами и дождями. Кое-где высились руины, бывшие когда-то стенами. Здесь тесно стояло множество таких мертвых зданий; эта часть города тянулась вперед на несколько сот ярдов и обрывалась там, где стена лесов отмечала границу робкого вторжения человека во владения непобедимой природы. Внутри построек, на фундаментах и каркасах росли кусты и маленькие деревца, росли так густо, что город, казалось, умирал не от древности, а от удушья. Отряд в почтительном молчании стоял перед этим странным памятником минувшей эпохи, творением людей, подобных им, но живших бесконечно давно. При виде этих мрачных остовов, бессильно ржавеющих в забытой долине, Шеа ощутил себя крошечным и слабым.

— Что это за место? — тихо спросил он.

— Руины какого-то города, — пожал плечами Гендель, повернувшись к юноше — Похоже, здесь уже много сотен лет никто не бывал.

Балинор подошел к ближайшей конструкции и потер железную балку. С нее дождем осыпались огромные слои ржавчины и грязи, обнажив тусклую серо-стальную поверхность, в которой еще чувствовалась былая мощь. Остальные члены отряда следовали за северянином, который медленно обходил вокруг фундамента, внимательно разглядывая похожий на камень материал. В следующий миг он остановился у самого угла конструкции и стер с нее пыль и грязь, открыв взгляду единственную дату, еще различимую на распадающейся в прах стене. Чтобы прочесть ее, они были вынуждены придвинуться ближе.

— Так этот город стоял здесь еще до Великих Войн! — изумленно проговорил Шеа. — Не могу в это поверить — должно быть, это самые древние постройки в мире!

— Я помню, что нам рассказывал Алланон о живших в ту эпоху людях, — произнес Менион, пришедший в свое редкое мечтательное настроение. — Он говорил, что это был великий век, но тем не менее, от него ничего не осталось. Только ржавые железные балки.

— Давайте немного отдохнем, прежде чем идти дальше? — предложил Шеа. — Я хотел бы краем глаза взглянуть на другие здания.

При мысли об остановке Балинор и Гендель ощутили смутное беспокойство, но согласились на короткий привал на том условии, что все будут держаться вместе. Шеа тут же направился к ближайшему зданию, вслед за ним пошел Флик. Гендель уселся и настороженно взглянул на громадные остовы, испытывая все большее раздражение от каждого момента, проведенного в этих железных джунглях, столь чуждых его родным лесам. Все остальные пошли за Менионом к другой стороне здания, на котором только что обнаружили дату, и вскоре нашли на рухнувшем куске стены обрывок имени. Прошло лишь несколько минут, Гендель поймал себя на том, что вспоминает Кулхейвен и свою семью, и немедленно удвоил бдительность. Все были поблизости, лишь Шеа с Фликом удалялись от него, обходя мертвый город по левой стороне, с любопытством глядя на разрушающиеся остатки домов и выискивая следы древней цивилизации. В тот же миг он заметил, что за исключением тихих голосов его спутников, ничто не нарушает мертвую тишину окружающего леса. Даже ветер не шелестел на безмятежной равнине, даже птицы не кружили в небе, смолк даже звенящий стрекот насекомых. Собственное хриплое дыхание показалось ему оглушительным ревом.

— Что-то происходит, — проворчал Гендель и привычно потянулся к своей тяжелой боевой булаве.

В этот момент Флик краем глаза заметил на темной земле рядом со стеной здания, которое они с Шеа сейчас осматривали, что-то грязно— белое, частично скрытое фундаментом. Заинтересовавшись, он подошел ближе и увидел, что это палки различной длины и формы, бесцельно разбросанные вокруг. Шеа, не замечая того, что привлекло внимание его брата, двинулся прочь от здания, восхищенно разглядывая руины другой постройки. Флик подошел еще ближе, но даже с нескольких футов ему не удалось понять, что это за белые палки лежат на земле. Только когда он склонился над ними и увидел их тусклый блеск в лучах полуденного солнца, он с леденящим страхом понял, что это кости.

Джунгли за спиной коренастого юноши разверзлись с оглушительным треском сучьев и кустов. Из своего укрытия выполз серый многоногий ужас чудовищной величины. Он являлся кошмарным союзом живой плоти и механизма, на его кривых лапах покачивалось тело, наполовину покрытое стальными пластинами, наполовину — жесткой шкурой. На железной шее судорожно тряслась голова насекомого. Над двумя светящимися глазами и жуткой, хищно щелкающей пастью слабо шевелились щупальца с жалами на концах. Созданное людьми иной эпохи, чтобы служить своим хозяевам, оно пережило катастрофу, погубившую людей, но за долгие века, поддерживая свое существование и наращивая свое разрушающееся тело кусками металла, оно превратилось в бесформенную тушу — и более того, стало питаться мясом.

Оно набросилось на свою несчастную жертву прежде, чем кто-либо успел пошевелиться. Шеа находился ближе всех к брату и видел, как исполинское чудовище ударило его вытянутой лапой, сбило с ног, придавило к земле, и пасть его с сопением наклонилась. У Шеа не было времени на раздумья; он яростно закричал, выхватил свой короткий охотничий нож и, размахивая этим жалким оружием, бросился на помощь Флику. Стоило существу только сжать в когтях свою лишившуюся сознания жертву, как его внимание тут же отвлек еще один человек, в ярости бегущий на него с ножом. Чуть помедлив при этом неожиданном нападении, оно разжало когти и осторожно шагнуло назад; его громадное тело готовилось ко второму броску, а выпученные зеленые глаза уставились на маленького человечка впереди.

— Шеа, нет!.. — в ужасе вскричал Менион, когда юноша отчаянно ударил ножом по одной из кривых лап чудовища. Из глубины огромного тела вырвалось злобное рычание, и оно замахнулось на Шеа вытянутой лапой, собираясь прижать его к земле. Но Шеа в последний момент метнулся в сторону и снова нанес удар своим крошечным клинком. Затем на глазах ужаснувшихся путников кошмарная тварь клубком лап и шерсти бросилась на несчастного юношу. Шеа уже готовился подхватить Флика и оттащить его назад, но чудовище навалилось на него своей тушей, и на миг все исчезло в облаке пыли.

Все произошло так быстро, что никто не успел даже шевельнуться. Гендель никогда раньше не видел столь огромного и злобного зверя, зверя, прожившего в этих горах бессчетные годы, поджидая своих несчастных жертв. Гном находился дальше всех от места сражения, но первым бросился вперед, чтобы помочь лежащим на земле юношам. В тот же миг за ним поспешили и остальные. Как только пыль осела настолько, что из нее показалась уродливая голова зверя, разом прозвенели три тетивы, и стрелы с глухим стуком глубоко вошли в черное волосатое тело. Существо яростно зарычало и приподнялось, вытянув передние лапы и ища взглядом новых противников.

Его вызов не остался незамеченным. Менион Лих отбросил ясеневый лук и обнажил свой огромный меч, сжав его рукоять обеими руками.

— Лих! Лих! — С тысячелетним боевым криком принц яростно бросился вперед, через крошащиеся фундаменты и основания рухнувших стен, направляясь прямо к чудовищу. Балинор тоже выхватил свой меч и поспешил на помощь горцу; его могучий клинок ярко сверкал в солнечных лучах. Дарин и Даэль посылали тучи стрел в голову ревущего от ярости зверя, пытающегося ухватить стрелы передними лапами и вырвать их из своей толстой шкуры. Менион, опередив Балинора, первым подбежал к чудовищу и могучим взмахом меча разрубил ему переднюю лапу, ощутив, как немеют руки от свирепого удара железа о кость. Чудовище встало на дыбы и свалило Мениона с ног, но тут же получило сокрушительный удар по голове; боевая булава Генделя, вращаясь, поразила свою цель и оглушила его. Секунду спустя перед исполином уверенно встал Балинор, сбросивший охотничий плащ и оставшийся в сверкающей кольчуге. Рядом быстрых умелых взмахов огромного меча принц Каллахорна отсек ему вторую лапу. Зверь отчаянно замахнулся, безуспешно пытаясь сбить кого-нибудь из противников с ног и раздавить его своим телом. Повторив свой боевой клич, трое воинов перешли в яростную атаку, стремясь оттеснить чудовище от лежащих на земле жертв. Они нападали умело, нанося удары по незащищенным бокам, заставляя колосса метаться то вправо, то влево. Дарин и Даэль подошли ближе, продолжая поливать свою огромную мишень дождем стрел. Большинство стрел отскакивало от стальных пластин, но непрекращающийся обстрел постоянно отвлекал взбешенную тварь. В жаркой схватке Гендель получил мощный удар и упал, на несколько секунд потеряв сознание, и их кошмарный противник быстро двинулся к нему, намереваясь прикончить. Но Балинор, призвав на помощь всю свою атлетическую силу, решительно обрушил на него ряд таких неистовых ударов, что тот не успел добраться до упавшего гнома, которому тут же помог подняться на ноги Менион.

Наконец стрелы Дарина и Даэля наполовину ослепили правый глаз чудовища. Из его раненого глаза и дюжины других глубоких ран хлестала кровь, и оно поняло, что проиграло эту схватку и может лишиться жизни, если немедленно не отступит. Нанеся короткий отвлекающий удар по ближайшему противнику, оно с неожиданным проворством развернулось и помчалось прочь, спеша укрыться в своем лесном логове. Менион бросился в погоню, но существо двигалось быстрее и вскоре исчезло среди огромных деревьев. Пятеро бойцов быстро поспешили на помощь лежащим юношам, неподвижно скорчившимся на истоптанной земле. Гендель, обладающий многолетним опытом врачевания боевых ранений, осмотрел их. Он обнаружил множество царапин и ссадин, но ни одной сломанной кости. Однако повреждения внутренних органов он определить не мог. Существо ужалило обоих: Флика сзади в шею, а Шеа — в плечо; на их обнаженной коже вздулись жуткие темно-багровые пузыри. Яд! Несмотря на настойчивые попытки привести юношей в себя, сознание к ним не возвращалось, дыхание оставалось слабым, а кожа бледной, начиная приобретать серый оттенок.

— Я не знаю, как их от этого лечить, — обеспокоенно заявил Гендель. — Надо показать их Алланону. Он разбирается в ядах, он сможет им помочь.

— Они умирают, да? — еле слышным шепотом спросил Менион.

В наступившей мертвой тишине Гендель едва заметно кивнул. Балинор немедленно взял командование в свои руки, велев Дарину и Мениону вырезать шесты для носилок, пока сам вместе с Генделем готовил для юношей гамаки. Даэль встал на страже, на случай, если чудовище неожиданно вернется. Пятнадцать минут спустя носилки у них были готовы, не приходящих в сознание юношей удобно уложили на них и накрыли одеялами, чтобы защитить от холода близящейся ночи, и отряд приготовился выступать. Их повел Гендель, а остальные четверо несли носилки. Отряд быстро пересек руины безмолвного мертвого города и спустя несколько минут вышел на тропу, ведущую из скрытой долины. Мрачный гном и четверо несущих самодельные носилки с надежно пристегнутыми к ним неподвижными телами в бессильном гневе то и дело бросали взгляды назад, на возвышающиеся над лесом строения. В них росло горькое чувство беспомощности. Они вошли в долину сильным, решительным отрядом, уверенные в себе и верящие в объединяющую их миссию. Но теперь они уходили, чувствуя себя побежденными, охваченные унынием, жертвы жестокой судьбы.

Они поспешно шагали прочь из долины, вверх по пологим склонам окружающего их горного хребта, вверх по широкой извилистой тропе, сквозь чащу высоких безмолвных деревьев, думая только о раненых, которых несли с собой. Их вновь окружали знакомые лесные шорохи, и это значило, что опасность миновала. Этого не замечал никто, кроме хмурого гнома, чей мозг, хранящий опыт многих битв, автоматически отмечал изменения, происходящие в окружающих лесах. Гном с горечью вспоминал о выборе, который привел их в эту долину, недоумевая, что случилось с Алланоном и его условными знаками. Почти безо всяких размышлений он уверился в том, что высокий странник оставил им обещанные метки, прежде чем двинулся дальше по тропе в горы, но кто-то или что-то, возможно, именно встреченное ими существо, поняло назначение этих знаков и сорвало их. Он покачал головой, поражаясь собственной глупости и неспособности сразу понять истину, и с ожесточением зашагал дальше, стуча сапогами по земле и борясь с охватывающим его гневом.

Они поднялись по склону долины и двинулись дальше, не останавливаясь, сквозь лес, раскинувшийся впереди слитной массой огромных стволов и тяжелых ветвей, спутанных и переплетенных, застилающих небо. Тропа снова сузилась, и им пришлось перестраиваться с носилками в цепочку. Вечернее небо быстро меняло цвет с ярко-голубого на смесь кроваво-красного и пурпурного, отмечая конец еще одного дня. Гендель прикинул, что им осталось всего около часа светлого времени. Он не представлял, как далеко еще до Нефритового перевала, но был совершенно уверен, что они уже совсем недалеко от цели. Все они знали, что им нельзя останавливаться на ночлег, что им не придется спать ни этой ночью, ни, возможно, даже следующим днем, если они надеются спасти юношам жизнь. Им необходимо было быстро найти Алланона, который вылечил бы братьев прежде, чем яд успеет достичь их сердец. Никто не высказывал никаких предложений, в обсуждении ситуации не было необходимости. У них был только один выбор, и они приняли его.

Часом позже, когда солнце уже скрывалось за горными хребтами на западе, руки четверых носильщиков почти исчерпали запасы своей выносливости, онемели и болели от непрерывного напряжения. Балинор объявил краткий привал, и все они повалились на землю, тяжело вдыхая прохладный вечерний воздух безмолвного леса. С наступлением ночи Гендель уступил свой пост проводника отряда Даэлю, наиболее изнуренному переноской носилок Флика. Юноши по-прежнему не приходили в себя; чтобы они не замерзли, их закутали в несколько слоев одеял. Их напряженные лица, кажущиеся в тускнеющем свете пепельными, покрылись тонким слоем пота. Гендель поискал их пульс и лишь с трудом нащупал в их вялых руках биение жизни. Менион с криками метался вокруг носилок, охваченный безудержной яростью, проклиная все, что приходило ему на ум; его худое лицо побагровело от жара недавней битвы и жгучего желания выместить хоть на чем-то свой гнев.

Мгновенно пролетели десять минут отдыха, и отряд продолжил свой вынужденный марш. Солнце окончательно скрылось, окружив их мраком, рассеиваемым лишь бледным сиянием звезд и светом молодого месяца. Из-за недостатка настоящего света идти по петляющей неровной тропе стало тяжело и зачастую опасно. Гендель занял место Даэля позади носилок Флика, а стройный эльф напрягал все свое невероятное зрение, стараясь находить в темноте тропинку. Гном с сожалением думал о лоскутах ткани, которые обещал оставлять Алланон, чтобы помочь им выбраться из Вольфсктаага. Сейчас им более, чем когда-либо раньше, необходим был отмеченный путь — не ради их самих, но ради двоих юношей, чьи жизни зависели от их скорости. На ходу, не чувствуя еще боли в руках от тяжести носилок, он снова и снова обдумывал создавшееся положение, рассеянно глядя на два высоких пика, рассекающих темное ночное небо слева от них. Лишь несколько минут спустя он с удивлением осознал, что смотрит на начало Нефритового перевала.

В тот же момент Даэль оповестил отряд, что тропа впереди расходится в трех направлениях. Гендель быстро решил, что к перевалу их должен привести именно левый путь. Не медля ни секунды, они двинулись вперед. Тропа начала уводить их вниз по склону, прочь из сердца гор, в сторону двух пиков. Ободренные показавшимся впереди концом пути, они зашагали быстрее; надежда на то, что на перевале их ждет Алланон, придала им новые силы. Шеа с Фликом больше не лежали на носилках неподвижно, они начали бессознательно подергиваться и даже отчаянно метаться в лихорадке под плотно подоткнутыми одеялами. В пораженных ядом телах разгоралась битва между леденящей хваткой смерти и мучительным стремлением к жизни. Гендель подумал про себя, что это добрый знак. Они еще не сдались, они все еще вели борьбу за жизнь. Гном повернулся к остальным членам отряда и обнаружил, что они неотрывно глядят на странный огонек, ярко сияющий во мраке между двумя пиками. Затем до их слуха донесся отдаленный тяжелый грохот и еле слышные голоса, исходящие со стороны источника света. Балинор приказал им продолжать движение, но велел Даэлю разведать, что происходит впереди, и следить за окружающим в оба глаза.

— Что же это? — удивленно спросил Менион.

— На таком расстоянии трудно сказать, — ответил Дарин. — Но мне кажется, это гремят барабаны и поют люди.

— Карлики, — зловеще произнес Гендель.

Еще через час пути они приблизились к пикам настолько, что смогли разглядеть, что странный свет — это пламя сотен маленьких костров, а шум — это и в самом деле грохот десятков барабанов и пение многих, многих голосов. Вскоре эти звуки усилились до оглушительного грома, и два пика, отмечающие вход на Нефритовый перевал, вознеслись перед ними подобно исполинским колоннам. Балинор был уверен, что если перед ними действительно отряд карликов, то те не рискнут углубляться в запретные земли, поэтому они могут чувствовать себя в безопасности, пока не выйдут к самому перевалу. От грохота барабанов и пения содрогалась земля и огромные деревья. Кто бы ни стоял на перевале, он рассчитывал расположиться там надолго. Через считанные минуты отряд достиг границы Нефритового перевала и остановился вне круга света от костров. Бесшумно отступив с тропы в тень, они начали совещаться.

— Что там происходит? — встревожено спросил Балинор Генделя, когда все они укрылись среди деревьев.

— Отсюда ничего не понять, если только не умеешь читать мысли! — раздраженно буркнул гном. — Похоже, что поют карлики, но слов не разобрать. Я лучше пройдусь туда и послушаю.

— Не стоит, — быстро возразил Дарин. — Это дело для эльфа, а не для гнома. Я пройду быстрее и тише, а кроме того, мне легче будет заметить часовых.

— Тогда лучше пойти мне, — предложил Даэль. — Я меньше, легче и быстрее любого из вас. Через минуту вернусь.

Не дожидаясь ответа, он растаял в лесу и исчез из глаз прежде, чем кто-либо успел ему возразить. Дарин чуть слышно выругался, опасаясь за жизнь своего юного брата. Если на Нефритовом перевале и в самом деле стоят карлики, то они тут же убьют любого одинокого эльфа, подслушивающего из темноты. Гендель неприязненно пожал плечами, сел, прислонился спиной к дереву, ожидая, пока вернется Даэль. Шеа начал сильнее стонать и метаться, сбрасывая одеяла и чуть не скатываясь с носилок. Флик вел себя так же, хотя и не так лихорадочно; он хрипло стонал, его лицо устрашающе перекосилось. Менион с Дарином быстро подошли к юношам, чтобы поправить одеяла, на этот раз надежно перевязав их длинными кожаными ремнями. Те продолжали стонать, но никто не опасался, что это выдаст их, так как с той стороны перевала доносился многократно более громкий шум. Они молча сидели, ожидая возвращения Даэля, взволнованно поглядывая на зарево на горизонте и слушая рокот барабанов, зная, что им придется искать какой-то путь в обход тех, кто занял перевал. Текли долгие минуты. Затем из темноты внезапно появился Даэль.

— Там карлики? — резко спросил Гендель.

— Там их сотни, — угрюмо ответил эльф. — Они перекрыли весь проход к Нефритовому перевалу, развели дюжины костров. Судя по барабанам и пению, это какой-то обряд. Хуже всего то, что они расположились перед самым перевалом. Мимо них не удастся незаметно проскользнуть.

Он помолчал и взглянул на скорчившиеся от боли тела отравленных юношей, а затем повернулся к Балинору.

— Я осмотрел весь проход и оба склона пиков. Единственный проход ведет прямо мимо карликов. Мы в ловушке!