Глава 17
Олло чувствовал себя муравьем, которого вздорная Каменная Фея засадила в кусок янтаря. Правда, в отличие от муравья, эльф был жив, и это сильно добавляло неудобств. У Олло затекли руки и ноги, и спина, и вообще все, что только могло затечь. Ни шевельнуться, ни вздохнуть. Желудок, хоть и в миллион раз медленнее, но все же работал, отчего на ум приходили всякие неудобные мысли. Всю вечность, проведенную в каменном брюхе холма, несчастный эльф мечтал о жареном гусе, покрытом хрустящей корочкой, изнутри набитом яблоками со щепоткой корицы; и рядышком чтоб был сотейник с острым соусом, пахнущим чесноком и пряными травами, и запотевший кувшинчик лучшего мизинетского вина, и…
— Хватит! — беззвучно закричал Олло. — Я не хочу есть! Я сыт! И думать не хочу о еде! Мне плевать, что существуют в мире яблоки, и пироги и жареное мясо, и уха из трех сортов рыбы, а лучше — из десятка, и чтоб непременно с перчиком… Тьфу!
Чтобы отвлечься от гастрономических мыслей, Олло принимался думать о чем-нибудь другом, и столь рьяно, что новая идея полностью захватывала его, и, чтобы не свихнуться, эльфу снова приходилось менять предмет размышлений. Уже через несколько вечностей, Олло старался не думать не только о еде, но и о женщинах, магии, управлении автомобилями, новогодних подарках, храме Киззинска в родном Цупете, еде (будь она неладна!), Заззу, Гереморе, бабушке, рулетах с грибами (опять еда, сколько ж можно!) и многом другом.
В тот миг, когда все началось, Олло старался не думать о прелестях молоденькой официантки из любимого всей гвардией кабачка «У Трех Крыс». Он как раз не представлял девушку в пикантном наряде из колец копченой колбасы, когда вдруг почувствовал, что может шевелить кончиками пальцев. Наслаждение от этого нехитрого действия было столь велико, что эльф даже замурлыкал.
Чудеса продолжались. Оцепенение стремительно отступало. Ему на смену явились ломота и жар и боль, но все это было вполне умеренной платой за возможность снова двигаться, дышать. За возможность быть живым. На деле, не только в мыслях.
Едва Олло почувствовал себя живым, земля под ним вздыбилась, и неведомая сила понесла его вверх.
— Боги! — пискнул эльф, и вдруг обнаружил, что может не только двигаться, но и видеть. Зрение! Эльф напрочь забыл об этом свойстве своего организма, и теперь с трудом приноравливался к нему. Потому что свет был всюду. Он пронизывал закрытые веки, просачивался сквозь кожу и взрывался в голове красным, нестерпимо ярким фейерверком.
А потом настала пора ветра. Он свистел и ревел над эльфом, рычал и свистел и от этого нестерпимо болели уши, привыкшие к вечной тишине.
— Лучше бы я умер, — забубнил Олло, — лучше бы я умер, лучше бы…
— Эй, что он мелет? — раздалось рядом.
— Кто тут? — прохрипел эльф, не открывая глаз.
— Он сказал «кто тут» или «тук-тук»? — спросил другой голос.
— Тебя надо спрашивать. Ты ближе всех сидишь к его голове, — сказал первый.
«Надо же. Все-таки я умер и лежу в могиле» — с грустью подумал Олло. — «А разговаривают, должно быть, черви. Но откуда тогда свет?».
Превозмогая резь, Олло открыл глаза. Ну точно — могила… Свежая земля. Но почему он лежит на боку? И почему, во имя всех богов, на него взгромоздились трое? Сидят, понимаешь, как на скамейке, и в ус не дуют!
Олло заворочался, взбрыкнул, и в тот же миг почувствовал облегчение. Бесцеремонные личности, ругаясь, ссыпались с него, как говорящие горгульи с карниза обветшавшего собора. Теперь все трое лежали подле эльфа, стонали и сквернословили.
Олло поднял голову. Поднес руку к волосам. Косички стояли колом, будто сталагмиты на дне пещеры.
— И этот жив, — произнес знакомый голос. Эльф обернулся. В нескольких шагах он увидел орка. Гиллигилл стоял, покачиваясь, как подвыпившая горилла. На его плечах, не в силах разжать затекшие пальцы, висел бледный чертопрыщенец. Еще трое лежали на земле, тараща осоловелые глаза. Рядом сидел Геремор. Он походил на опоясанный мечом белый гриб, только-только пробивающийся на свет, и потому от шляпки до корней перемазанный землей.
Чуть ниже по склону Олло увидел Наташу. Девушка уже встала на ноги и пыталась отбросить с лица спутанные черные волосы.
Олло встал на четвереньки, потом с трудом поднялся на ноги. Огляделся.
— Живы, — прошептал он. — Живы.
Они находились на холме. На том самом холме, где некогда располагалось странное заведение Чертопрыщенко. Правда теперь на месте зданий были лишь руины. Ангар с бесноватыми машинами напоминал кузню, в которой повеселились тролли. От Храма Сундука остались только обломки стен.
Зато эльфы, и орки, и люди все были в целости и сохранности. По какой-то причине холм исторг их из каменной утробы, за что Олло не преминул поблагодарить местных подземных богов.
— Виктор Антонович! — послышалось сзади. Олло обернулся. В нескольких шагах от него, глупо моргая глазами стоял Чертопрыщенко. Он выглядел не лучше других: такое же подземное чудище, выброшенное на поверхность. И к этому вот чудищу мчалась со всех ног по склону прекрасная каштанововолосая дама в богатом наряде. Она протягивала руки, и кричала, и серьга в виде скорпионьего хвоста в ее губе ярко блестела на солнце.
— Люба, — пробормотал Олло. — А… а это кто?
Он прищурился, пытаясь разглядеть скакавшего вслед за Любой пожилого субъекта в черном. Он был лыс, длинноух (то есть имел вполне нормальные с точки зрения эльфа уши, но к чему только не привыкнешь, живя среди людей!). И еще он чрезвычайно походил на…
— Заззу?! — закричали в один голос Олло и Геремор. — Заззу, старина, это ты?
— Я! — завопил Заззу. Он бежал изо всех сил, высоко поднимая коленки и путаясь в длинных полах черного балахона.
— Так это ты нас вытащил?
— Я, конечно, кому ж еще!
— Старик, берегись! — крикнул Гиллигилл Заззу, указывая на Чертопрыщенко, — Это он нас упрятал под землю! Убей его!
— Никого убивать не будем, — сказала Люба, остановившись. В руках блеснула золотая коробочка Гереморова Боекомплекта.
— Сейчас все уладим, все помиримся, — бормотала злодейка, рисуя замысловатую руну. Заззу остановился рядом, внимательно следя за действиями девушки и даже что-то подсказывая.
Эльфы изо всех сил замахали полковому колдуну, пытаясь привлечь его внимание.
— Заззу! Останови эту стерву! Не дай ей колдовать!
— Негодяи! — выкрикнула Люба. — Заззик, котик, как ты мог с ними дружить?
Олло и Геремор переглянулись.
— Заззик? Котик?
Люба подняла Боекомплект на уровень глаз.
— Сейчас вы за все поплатитесь! Ириззинн Праа… — Геремор подскочил к Олло, дернул за остаток рукава, потянул за руку Наташу, — … Аннероо Го… — Олло ткнул в бок Гиллигилла и бросился бежать. Орк замешкался на мгновенье, и… — …Иззз! — Люба выкрикнула последнее слово. Яркая вспышка на миг ослепив всех бывших на холме, прочертила резкие тени вслед удирающим эльфам и девушке. Тихонько тренькнула арфа, и все стихло.
Они домчались до леса. Холм исчез за темными соснами.
— Ушли, — прохрипел Геремор, оглянувшись. — Не задело.
— Что не задело? — спросил Олло.
— Приворотное заклинание. «Неделька». Тот, на кого оно подействует, будет неделю по уши влюблен в того, кто прочел заклинанье. Мощная штука.
Олло кивнул.
— Как же, помню. Ты неделю прятался под моей койкой от того повара. Только это ведь прицельное заклинание, одним лучом бьет. А здесь пыхнуло как целое пожарище. Что-то тут не так.
Несколько минут они бежали молча, пытаясь сообразить, что именно тут не так.
— Понял! — сказал Геремор. — Заззу ей помог усовершенствовать заклинание. — Сначала она закадрила его обычным, а уж потом, как Заззу не в себе был, он и помог ей.
— Да откуда бы ей обычное-то узнать?
Геремор пожал плечами.
— Узнала откуда-нибудь. Бабы, что скажешь. У них только привороты на уме. Мне другое интересно: как вообще здесь Заззу оказался?
— Какие привороты? Какой Заззу? — подала голос Наташа. — Ребята, где мы? И где… где Миша?
— Потом! — прохрипел Олло. — Ходу!
Олло и Геремор удирали без всякого порядка и достоинства. Городские жители, они бывали в лесу лишь в те счастливые дни, когда старый король — убежденный вегетарианец — в угоду толпе поступался принципами и выезжал на денек-другой на охоту. Таких походов за время службы Олло случилось два. Геремору повезло больше: в свое время он крутил роман с дочкой королевского егеря и успел побывать в лесу аж целых семь раз.
Через полчаса гонки эльфы напоминали бродячих псов, отмахавших пять миль по репейному полю. Рядом с ними Наташа в припорошенной пылью дачной одежке смотрелась светской дамой в вечернем платье.
— Как ты думаешь, — прохрипел Олло, продираясь сквозь густые заросли крапивы, — что этой стерве Любе от нас нужно?
В это время Геремор, решивший обойти крапиву стороной, вяз в черной жиже на топком берегу ручья. Заляпанные грязью ножны с мечом больно впивались в бок.
— Чего ж тут думать… ай! Хочет прибрать… ой-ой-ой! Пиявки!
— Какие пиявки, — рассердился Олло, — что ты мелешь?! Нет у нас пиявок.
— Здесь пиявки, в ручье!
— А мы-то причем? Зачем за нами гоняться?
— Олло, ты осел! В ручье пиявки, и Люба хочет прибрать к рукам наш воплощатель.
— Не вижу связи.
— Между чем и чем?
— Между воплощателем и пиявками. И вообще, сам ты осел!
Остановились на берегу ручья.
— Жрать хочу, — простонал Олло.
— Вот же земляника, — сказала Наташа. Не сходя с места, она набрала целую горсть ягод, от одного вида которых эльф едва не подавился слюной.
— Где взяла?
— Как — где? Вот, целая поляна, бери — не хочу. Странно: эльфы, лесные жители, а землянику не видите.
Олло и Геремор распластались на траве в поисках ягод.
— Откуда эта чушь про лесных эльфов? — сказал Геремор. Его руки мелькали в воздухе, забрасывая в рот земляничину за земляничиной. — В лесу только медведи живут. Кстати, здесь есть медведи?
Наташа пожала плечами.
— Причем здесь медведи? — сказал Олло. — Что дальше-то делать будем?
— Надо в город идти, — сказала Наташа. — Там бабушка. Там Ми… Слушайте! Расскажите, наконец, что случалось с Мишей?
Лишь когда волна алого света прокатилась по холму, но так и не догнала улепетывающих эльфов, Люба поняла свою оплошность. Мощнейшее приворотное заклинание, улучшенное самим Заззу, обрушилось на несчастных Любиных соратников, не разбирая старых и молодых, мужчин и женщин, людей и не людей.
Первую минуту над холмом стояла абсолютная тишина, не нарушаемая даже шумом ветра. Люди стояли в оцепенении. Сраженные заклятием насекомые безвольно шевелили лапками в траве. Люба с подозрением следила за лежащим на листе лопуха огромным шмелем, похожим на полосатый пирожок. Шмель бестолково бил крылышками и в его фасеточных глазах светилось бесконечное обожание.
К счастью люди все же первыми пришли в себя.
— Киска моя, — проблеял Заззу и охнул. За короткое время он получил уже четвертую порцию «Недельки».
Первой коварная Люба, поразила его сердце еще в эльфийской столице. Едва вырвавшись из кавланьего плена, девушка повстречала бродячего торговца заклинаниями. За электрический фонарик и перочинный нож он вручил ей свой лучший товар — заклинание «Неделька». Через час, оказавшись в толпе эльфов, собравшихся поглядеть на торжественный выезд молодого короля, и узнав, что «Вон тот лысый старик впереди гвардейцев — и есть Заззу», Люба, не долго думая, пустила заклинание в ход. Заззу, боевой маг высшего уровня, защищенный от всех мыслимых смертельных заклятий, нагонявший такой страх на врагов королевства, что битвы, в которых он участвовал, завершались даже не начавшись, по иронии судьбы оказался беззащитен перед легкомысленным любовным волшебством.
Второй и третий удары пришлись на несчастного мага, когда он испытывал на себе усовершенствованную версию заклинания.
И вот теперь еще одна доза, от которой у крепкого старика затряслись коленки и закружилась голова.
— Киска моя, будь осторожней.
На него никто не обратил внимания. Все взоры были обращены к Любе.
— Красотка, грудь твоя подобна двум вулканам! — продекламировал Гиллигилл голосом влюбленного носорога.
— Что за вульгарность! — рявкнуло у Любы за спиной. Девушка обернулась.
Виктор Антонович, ободранный и всклокоченный, похожий на свирепое огородное пугало в очках, стоял во главе двух десятков сподвижников, держа наизготовку свой адский аппарат.
— Не твоего ума дело! — прорычал орк, закатывая остатки рукавов черной кожаной куртки.
— Ах ты жабомордый! — прошипел Чертопрыщенко. — Моей женщины домогаешься?!
— Хватит! — пискнула Люба.
Гиллигилл шагнул к Чертопрыщенко.
— Твоя женщина? Она? Ах ты, жердь в стеклах! — орк ухватил колдуна-самоучку за грудки.
— Она! Моя! — выкрикнул Виктор Антонович и получил сокрушительный хук в челюсть.
Это послужило сигналом. Все присутствующие, включая женщин, бросились друг на друга с кулаками. Началась свалка. Из общей кучи неслись глухие удары, крики, проклятья и исступленные вопли: «Моя! Моя!».
Люба металась вокруг кучамалы, пытаясь остановить драку.
— Андрюша! — кричала она, вытаскивая за шиворот низенького крепыша. — Андрюша, остановись! Не надо!
Андрюша, которого застали врасплох, позволил оттащить себя, но, спохватившись, рванулся обратно.
— Виктор Антонович! — взмолилась Люба, повиснув на руке у шефа. — Виктор Антонович, вы-то куда?!
Чертопрыщенко бросил на девушку полный обожания взгляд и тут же пропустил удар в глаз. Взвыв от ярости, профессор исчез в общей свалке.
Из-за куста чертополоха выбрался матерый заяц и задумчиво уставился на дерущихся.
Забежав с другой стороны, Люба увидела плотную крашеную даму по имени Марина Олеговна — ту самую, что некогда обезвредила Геремора. Визжа и сквернословя, она охаживала Заззу обломком доски.
— Мариночка, ты-то куда? — завопила Люба, ухватив фурию за бока.
— Сладенькая моя! — пропела Марина Олеговна и запечатлела на Любиных губах долгий страстный поцелуй.
— Дура безмозглая! — Люба бросилась прочь, отплевываясь и остервенело вытирая губы.
Следом поспешал заяц. Время от времени он вскакивал на задние лапы и пытался ухватить девушку за ногу — точь-в-точь любвеобильный пудель, которому не хватает внимания противоположного пола.
Драка кончилась так же внезапно, как и началась. Влюбленная ватага бросилась вслед за Любой.
Впереди всех мчался Виктор Антонович. Он походил на долговязого боксера-профессионала, который зачем-то прикрыл подбитый глаз моноклем на дужке (все, что осталось от разбитых очков). За ним поспешал Заззу. Черный балахон был изодран, лысину украшали четыре багровых полосы, оставленных чьими-то ногтями. Прочие участники битвы выглядели не менее живописно.
Люба, уперев руки в бока, встретила толпу поклонников таким взглядом, от которого зашкалило бы любой счетчик Гейгера. Под этим взглядом воздыхатели встали как вкопанные. Некоторые даже попытались встать по стойке «смирно» — насколько позволяли покрытые синяками тела. Андрюша улыбнулся, но только проиграл от этого в Любиных глазах — выбитые зубы никого не красят.
Люба сверлила компанию свирепым взглядом, и с ней было согласно солнце, ярившееся в безоблачных небесах.
— Виктор Антонович, вам еще нужен сундук? — тихо спросила девушка.
Чертопрыщенко виновато кивнул.
— Тогда давайте подумаем, как его раздобыть.
Повествование ужаснуло Наташу.
— И больше вы его не видели?
Геремор помотал головой. Вымазанные глиной волосы печально взметнулись.
— Я ж говорю, его, вроде, выбросило наружу, а потом все затянуло красным, и… Нет, не помню.
Олло вздохнул — ему тоже нечего было сказать.
Наташа отвернулась, чтоб эльфы не увидели слез.
— И что… Как вы думаете, что они будут теперь делать?
— Думаю, возьмутся за старое, станут охотиться за твоим сундуком, — сказал Геремор.
— Фиг им, а не сундук! — воскликнула Наташа. — Вы ведь спрятали его, да?
— Спрятали, — сказал Олло.
— Где?
Эльфы переглянулись. После короткого молчания Геремор сказал:
— Мы скажем тебе. Только чур уговор: ты в конце концов расскажешь нам, что это за сундук! Договорились?
— Договорились.
— Это не воплощатель, — пробормотал Олло, когда девушка кончила рассказ. — Что угодно, только не воплощатель.
— Все равно ценная штука, — сказал Геремор. — Опытный колдун с таким сундуком много чего может натворить. Правда, Наташа?
Девушка кивнула.
— А что такое «воплощатель»?
Олло вкратце объяснил.
Наташа слушала в пол-уха, думая о чем-то своем. Когда эльф умолк, она сказала:
— К сундуку пока не пойдем. Пусть лежит где лежит.
— Надо бы где-нибудь отсидеться, — сказал Геремор. — Подальше отсюда, чем дальше — тем лучше. В идеале — где-нибудь на Луне. Если верить придворному астрологу, Луна — это остров, заброшенный на небо, и там живут вислоухие тролли. Но лучше уж они, чем околдованный Заззу. Пока его охмуряет эта стервоза с серьгой в губе, ни одно место нельзя считать достаточно безопасным.
— До Луны вряд ли доберемся, но до Владивостока денег хватит, — сказала Люба. — Это почти так же далеко, как Луна. Можно еще в Адлер податься, попробовать разыскать бабушку. Хотя, ее лучше не впутывать.
— Куда угодно, только скорей! — взмолился Олло.
Наташа вздохнула.
— Все равно сначала надо попасть в город — за деньгами.
Спустившись с холма, злодеи обосновались на лесной поляне у кареты, на которой прилетели Заззу и Люба. Теперь, после того, как стараниями колдуна пленники были подняты из недр холма, предстояло заполучить сундук.
Чертопрыщенко с уважением следил за приготовлениями Заззу. Тот разложил на траве большой квадратный кусок покрытого трещинками пергамента и, приборматывая, водил над ним устройством, похожим на лупу, из которой кто-то решил сделать дуршлаг.
— Работаете на уровне астральных доменов?…коллега, — спросил Виктор Антонович.
Заззу бросил на Чертопрыщенко недружелюбный взгляд и продолжил работу.
Подручные Виктора Антоновича слонялись без дела. Некоторые таращились на чудесную эльфийскую карету или чесали за ушами свиноподобных летающих демонов. Другие с опаской наблюдали за манипуляциями плешивого эльфа. Двое собирали в лесу ингредиенты, которые велел принести колдун: лягушек, помет выдры, землянику, трехдневные побеги папоротника и другие подобные мелочи. Гиллигиллу мстительная Люба велела голыми руками нарвать и принести к карете столько крапивы, сколько весит он сам.
Заззу закончил приготовления и прошептал:
— Гигирпраагирр!
Пергамент ожил. Трещинки, морщинки и полоски на нем зашевелились, сливаясь в картинку, похожую на карту. Через несколько секунд перед чертопрыщенцами лежал подробнейший план окрестностей, похожий больше на сделанную с хорошим разрешением космическую фотографию. Местоположение лагеря обозначалось красным треугольником с нарисованной внутри руной. Еще три треугольника, поменьше, медленно ползли через лес к деревне.
— Та деревня, где я их нашла, — сказала Люба. Виктор Антонович и Заззу одарили ее томными взглядами. Подплывший сзади Гиллигилл промычал что-то игривое. Люба передернула плечами. Пожалуй, с поклонниками получился перебор.
Склонившись над картой, Виктор Антонович внимательно следил за маленькими треугольниками.
— Интересно, что они собираются делать?
Заззу пожал плечами.
— Не знаю. Может, захотят забрать из тайника ваш сундук, если они действительно его спрятали. А может, просто решат удрать.
— Надо за ними последить, — сказала Люба.
Заззу провел ладонью по царапинам на лысине.
— Олло и Геремор знают, что от меня трудно скрыться. Им хватит ума сделать все, чтобы помешать нам.
— Например?
— Например они могут держаться все время на виду, среди людей. Их нельзя будет схватить, не привлекая внимания. Или воспользуются вашими техническими штучками, чтобы убраться подальше. Все же мои возможности не безграничны.
— Тогда надо брать их прямо сейчас! — завопил Чертопрыщенко.
Деревня медленно приходила в себя после недавнего визита заезжих фокусников.
Золотую тыкву с гравировкой «Я люблю сельское хозяйство» сельчане разделили поровну. Через неделю хозяева деревенских винных ларьков Васька Киселев и Серега Марченко прикупили по новой машине. В райцентре директор пункта приема лома цветных металлов А.Н. Макарова едва не попала под суд за то, что принимала у пьяного в стельку населения золотые слитки по цене алюминия.
Еще через два дня забродило вишневое варенье в колодцах, и к вечеру в деревне было не сыскать пустой емкости — во всем, что могло удержать хоть чашку жидкости, пузырилась и булькала первосортная брага.
И только превращенные в собак владельцы джипа не получили ничего кроме мучений и насмешек. Три дня они жили у колхозного ветеринара. Старик не присутствовал на сеансе магии, поэтому, несмотря на уговоры односельчан, решительно отказывался видеть в собаках человеческое начало, держал на привязи и кормил собачьими консервами.
Единственным утешением для этих двоих стало то, что милиция вскоре разыскала угнанный джип.
В таком состоянии была деревня Закобякино, когда на околице появилась черноволосая девушка в изодранной одежде, сопровождаемая двумя остроухими оборванцами.
Продравшись сквозь подлесок, они вышли к домам.
— Смотри-ка, та самая деревня, — сказал Геремор. — Здорово мы тут порезвились, а Олло?
Олло почесал макушку. Косички, превратившиеся в колтуны, едва не оцарапали руку.
— То еще веселье было. Лучше нам деревню вокруг обойти. Если узнают — мало не покажется.
— Вы и здесь отметились? — удивилась Наташа.
Олло кивнул.
— Когда шли тебя спасать. Геремор хотел превратить поросенка в машину, а получился слон.
— Ты бы видела, как мы за ним гонялись, — сказал Геремор. — Чуть не разнесли всю деревню к воронам.
Наташа укоризненно покачала головой.
— Эх вы, маги. Действительно вам сюда лучше не соваться. Стойте здесь, а я схожу, узнаю, нет ли какого автобуса до города.
Наташа миновала два крайних дома, свернула влево и прошла чуть вперед. Девушка оказалась на развилке двух улиц. На обочине, склонившись над чем-то, стояла крепенькая старушка в платочке. Наташа устремилась к ней.
Подойдя вплотную, и уже собираясь поздороваться, Наташа услышала тихое старушечье бормотанье:
— Жалко тебя, Петенька. Хороший петушок был. У Андреевны-то я другого взяла, так он снулый какой-то. Кур не топчет. И не жрет ни черта. Уж лучше я тебе, Петенька, зернышек подброшу, чем этому дохляку…
Наташа сделала шаг в сторону, чтобы увидеть, с кем же разговаривает старушка, и тихонько ойкнула. Из земли торчал куст, похожий на смородиновый, покрытый вместо листьев крошечными гаечными ключами.
— Здравствуйте, — сказала Наташа, — не подскажете, автобус до города отсюда ходит?
Старушка отвлеклась от созерцания куста и повернулась к девушке.
— Сегодня больше не будет. Последний полчаса ушел. Теперь только до трассы пять верст топать. Или попросить, может, подвезет кто. Хоть вон у ентих, — старушка махнула рукой вдоль по боковой улице.
Наташа повернула голову. В пятидесяти метрах колдовал под капотом черного джипа плотный низенький мужичок с бритой головой. Его машина — явно дорогая и очень мощная — выглядела почему-то как консервная банка, по которой долго и скрупулезно били молотком.
Подойдя ближе, девушка обнаружила, что уши хозяина джипа густо поросли мягкой черной шерстью.
— Не повезу, — мрачно ответил автовладелец на Наташину просьбу. — Машина не на ходу. Только из угона вернул.
— А еще у кого-нибудь машины есть?
— Бухают все, — бритоголовый сплюнул, и снова нырнул под капот, давая понять, что разговор окончен.
Наташа пожала плечами и, щурясь на солнце, огляделась. Старушка ушла. На улице кроме мохноухого автолюбителя и стайки воробьев не было никого. Девушка снова повернулась к владельцу джипа.
— Простите, а до трассы в какую сторону?
Не вылезая из-под капота, мохноухий махнул куда-то вбок гаечным ключом.
— Большое спа…
Наташа не успела договорить. Из-за соседнего дома выскочили Олло и Геремор. Поднимая тучи пыли, они бросились к девушке со всей скоростью, на которую только способны двуногие существа. И сразу же высоко в небе появился темный силуэт, странно похожий на карету, запряженную восьмеркой лошадей. Правда, лошади были мелковаты, и вместо ржания сверху доносилось возмущенное хрюканье.
— Беги! — что было сил заорал Олло. — Беги, Наташа!
Да что же это такое?! Какого черта они летают в хрюкающих каретах, от которых негде спрятаться?!
Выход был только один. Девушка бросилась к джипу. Хозяин, вылезши из-под капота, стоял с разинутым ртом и таращился на приближающихся эльфов как альпинист на лавину.
— Опять вы! Что вам от меня надо?!
— Хочешь жить — лезь в машину, — скомандовал Геремор, для убедительности вжикнув мечом в ножнах.
Мохноухий захлопнул капот и покорно поплелся к водительской дверце.
— Только с машиной проблемы. Мотор барахлит.
Вместо ответа Геремор снова показал меч.
Хлопнули дверцы, джип рванул с места и помчался по деревне, взметая тучи пыли и разгоняя кур.
Заззу пустил демонов в бешеный галоп. Ветер бил в лицо, рвал одежду. Люба, сидящая рядом на козлах, вцепилась в плечо Заззу, отчего старик принялся мурлыкать под нос что-то фривольное.
Судя по карте, которую Люба велела прибить к козлам, чтобы ветром не унесло, они должны были догнать беглецов буквально через несколько минут.
Промелькнул очередной островок леса, и показалась деревня.
— Вон они! — крикнул Чертопрыщенко, высунувшись из окошка и тыча пальцем куда-то вниз. — Вон, в машине!
Заззу присмотрелся.
По деревенской улице, пыля как самый настоящий смерч, мчался черный автомобильчик, сверху похожий на резвого жука. Ежесекундно рискуя перевернуться, автомобильчик несся к шоссе, ведшему к трассе.
— Стреляйте! — завопил Виктор Антоныч.
— Люба, жги! — подхватили голоса из недр кареты.
Заяц, увязавшийся со всеми, отстучал залихватскую барабанную дробь.
Люба откинула крышку Боекомплекта. Бешеный ветер подхватил волшебную мелодию, оставив от нее лишь жалкие клочки.
— Прицелься! — прокричал Заззу.
— Что? — Люба не расслышала.
— Прицелься как следует!
— Что? Не слышу! Не отвлекай!
Девушка махнула рукой. Одним движением она начертала руну, и ветер подхватил слетевшие с ее губ слова заклинания:
— Ириззинн праа аннероо го иззз!
«Не то заклинание!» — хотел было крикнуть Заззу, но не успел. Из Боекомплекта ударила алая волна. Старик охнул и потерял сознание.
Люба чудом успела подхватить поводья. Карету мотнуло, демоны возмущенно захрюкали. Заззу, пораженный пятой «Неделькой», чуть не полетел вниз.
— Любочка, вам помочь? — донесся из кареты голос Чертопрыщенко. Люба не ответила. Она едва держалась, а беснующийся ветер бил в лицо, норовя сбросить вниз.
Но как бы то ни было, карета летела вперед. Внизу черный джип, раскачиваясь на ухабах, приближался к околице.
Намотав вожжи на руку, Люба начертила новую руну, на этот раз — правильную.
Алый луч вырвался из Боекомплекта и устремился к земле.
Девушка с размаху ударила кулачком по сиденью.
— Мимо!
— «Неделька»! Она опять палит «Неделькой»! — Геремор кивнул в сторону избы, в которую угодил луч. Еще одно заклинанье ударило в дорогу прямо перед капотом джипа. Взвизгнули тормоза. Машина стала.
— Не останавливайся! — взвыл Олло.
— Чччто? Что это? — стуча зубами пролепетал мохноухий.
— Вот что! — показал Геремор. Из слухового окна на крышу избушки вылезла дородная матрона. Ломая шифер, она принялась плясать «Барыню» и горланить гнусавым голосом что-то отдаленно напоминающее «Миллион алых роз».
— Эк проняло, — крякнул Геремор. — Видел что творится? Ходу! Эй, ты куда?!
Хлопнула дверца. Мохноухий, сверкая подошвами шлепанцев, бросился прочь от своей собственности.
— Стой, дурак! — крикнул Геремор, но было поздно. Сверху послышался раздраженный визг демонов, вспыхнул луч и вот уж мохноухий, преданно глядя на мечущуюся по небу карету, взахлеб декламирует «Я вам пишу…» — единственные поэтические строки, засевшие в недрах бритого черепа.
Снова хлопнула дверца. Наташа юркнула на водительское место и включила мотор.
Когда джип с резвостью породистой блохи рванул с места, Люба едва не выпрыгнула с козел. Застежка «Скорпионьего хвоста» дробно застучала о зубы. С пунцовых губ посыпались такие ругательства, что впору было переиздавать академический словарь русской ненормативной лексики — без них он смотрелся бы как брошюрка о правилах хорошего тона.
Выглядывавшие из окон Любины поклонники как по команде спрятались в карете. Только преданный заяц таращил на белый свет ничего не понимающие карие глаза.
— Ах вы твари. Ну держитесь! — прошипела Люба, когда к ней вернулась способность выражаться более-менее литературным языком. Вцепившись в вожжи, девушка так хлестнула демонов, что те жалобно заверещали.
— Поворачивайтесь, свиньи! За ними! Дух вышибу!
Свинодемоны заложили идеальный вираж и послушно понеслись вслед за джипом.
Машина неслась к трассе как безумная комета с огромным пылевым хвостом. Карета не отставала. Люба нещадно нахлестывала демонов, и вот уж черная тень снова накрыла джип. Казалось, он мчится под специальной, взятой напрокат тучей.
— Ага! Попались! — злодейка торжествующе потерла руки и едва не выпустила вожжи.
— Любочка, детка, стреляйте! — крикнул из окна Чертопрыщенко.
— Уиииии! — восторженно подхватил заяц.
Люба намотала вожжи на руку, распахнула боекомплект. Руна. Выкрик. Алый луч. Черный джип, жалобно взвизгнув тормозами, скатился в кювет и замер.
Все замерли. Даже ветер, казалось, умолк. На мгновенье воцарилась мертвая тишина. Лишь откуда-то издалека донеслось стрекотанье вертолетного двигателя.
