Чернявый спутник златовласой красавицы оказался в полном восторге, когда Миша (он же — Георгий Гавриков, владелец билета), отловив его в проходе между сиденьями, предложил поменяться местами и сесть возле новой пассии.

Самому милиционеру попался в попутчики смуглый мужичок в тюбетейке. Едва самолет набрал высоту, попутчик принялся клевать носом, и вскоре погрузился в глубокий сон, выхрюкивая рулады, достойные чемпиона мира по храпу.

Люба со товарищи устроилась в противоположном конце салона, ближе к носу. Всю дорогу злодеи о чем-то оживленно шептались, склонившись над потрепанной картой.

Четыре часа лету прошли в скучливой дремоте под мерный гул двигателей. Наконец загорелось табло, призывающее пристегнуть ремни, самолет заложил вираж, и противный зуд в желудке предупредил Мишу о приближающейся посадке.

— Эй, брат, зачем стоишь? — проснувшийся попутчик толкнул милиционера в бок. — Выходить надо.

Другие пассажиры, поднявшись с мест, нетерпеливо семенили к открытому люку, пылавшему в полутемном салоне как жерло адской печи. Миша тоже сделал движение к выходу, но вдруг обнаружил, что тогда нос к носу столкнется с Любой и ее собратьями по вере. Обнаруживать себя раньше времени не следовало, и Миша уселся обратно в кресло.

— Иди уже, а? — настаивал нетерпеливый сосед.

— Не могу, — ответил милиционер заговорщицким шепотом, — там моя бывшая. Не хочу с ней встречаться.

— Ээээ, — презрительно протянул хозяин тюбетейки. — Женщины испугался. Дай я пройду, а ты сиди.

Миша дождался, пока противники нырнут в брызжущий солнцем люк, и лишь тогда двинулся к выходу.

Едва молодой человек ступил на площадку трапа, разъяренное солнце обрушило на его белобрысую макушку весь жар преисподней. Миша качнулся, ухватился за поручни и ойкнул, обжегшись. Йорик шумно задышал и заметался по сумке, будто та вдруг превратилась в раскаленную духовку.

— Тише ты! — прошипел милиционер, притиснув альтер эго локтем. — Щас до тенька добегу.

Пассажиров, спускавшихся по трапу, проглатывали новенькие белые автобусы и везли к зданию аэровокзала.

Миша нырнул в последний, почувствовав при этом, что перебрался из большого ада в маленький, умещающийся в консервной банке. Несмотря на то, что на пахнущих свежей пластмассой сиденьях еще оставались следы целлофановых чехлов, кондиционер в автобусе уже успели сломать.

— Э, да вы совсем красный, — сердобольно поцокала языком необъятная пожилая дама в черно-белом, похожем на зебру платье. — Жарко у нас. Еще повезло, что под вечер приехали. Днем совсем плохо было.

Миша кивнул, обронив с носа несколько капель шипящего пота. Даже включив всю свою фантазию, он не смог представить, каково оно, это дневное «совсем плохо».

Автобус заурчал и тронулся в путь, ловя открытыми окнами живительный прохладный ветерок. Миша подставлял ветерку лицо, уговаривая самого себя прожить еще минутку-другую. На то, что творится в сумке, он уже не реагировал.

Йорик страдал. Он ощущал себя грешником в крошечном личном аду, где давят стены, нестерпимо воняет потом и выхлопами, а вместо воздуха в легкие течет раскаленное нечто, чему нет названия и нет места на обитаемой планете. Острый коготь сам собой полоснул болоньевый бок сумки и череп плюхнулся на пол, под ноги ничего не подозревающих пассажиров.

Автобус неспешно катил по летному полю. Водитель, лысый мужчина, обряженный в легкую рубашку, с пришлепнутым на макушку мокрым носовым платком, притормозил, пропуская электрокар, к которому было прицеплено пять или шесть тележек, груженых багажом. До спасительной тени аэровокзала оставалось рукой подать.

— Убийца! — донеслось откуда-то снизу. Водитель опустил глаза. Из тени под ногами — непроглядно густой из-за контраста с залитым солнцем летным полем — таращились два горящих глаза.

— Шайтан, — прошептал водитель одними губами, чувствуя подступающую дурноту.

— Я те дам шайтана! — рявкнуло снизу. — Что ж ты встал, подлец? Мы от жары дохнем, а он стоит! Вперед, зараза!!!

Водитель послушно кивнул, и с такой силой саданул пяткой педаль газа, будто та была неведомой гадиной о двадцати ногах.

Выпустив облако черного дыма, автобус с лязгом врезался в последний «вагон» багажного поезда. Подцепленная широким бампером тележка встала на дыбы и «выстрелила» по кабине убойным зарядом из корзин, чемоданов, рюкзаков и их содержимого. Огромный баул вдребезги разнес лобовое стекло, взорвавшись тряпичным фейерверком. На Йорика обрушился град осколков вперемешку с бельем. Череп, погребенный под грудой барахла, потерял связь с внешним миром.

— Шпашибо хоть штираный, — промычал Йорик, выплевывая чей-то штопаный носок. — Кто-нибудь! Помогите! Выпустите меня!

Автобус вильнул и покатился черт знает куда. Сквозь тряпье доносились яростные вопли водителя, подхваченные многоголосым хором пассажиров. Что-то ударило, затрещало, автобус скакнул, как молодой осел, но продолжал движение. Водитель разразился длинной тирадой на незнакомом языке. Ему ответил десяток перепуганных мужских голосов. Автобус пошел юзом.

Йорик сражался со своей тряпичной могилой с остервенением стремящегося на волю вурдалака. Когда он выпростался, ему предстала ужасающая картина. На водительском месте, закутанный в развевающийся на ветру белый пододеяльник, восседал сам Ангел Смерти. Сквозь дыру для одеяла извергали пламя его безумные глаза, а грозное чело венчали мужские семейные трусы с красными сердечками. Его тело ниже груди терялось под грудой сумок, чемоданов и их разношерстного содержимого. Хуже всего было то, что багажная лавина намертво припечатала ноги ангела к педали газа.

Гнусно ругаясь, ангел пытался вырвать баранку у троих помощников, смуглых черноволосых парней, вцепившихся в нее мертвой хваткой. Все трое отчаянно гомонили, и каждый норовил повернуть руль в свою сторону. В итоге автобус несся строго вперед, прямо на будку охранника рядом с автоматическими воротами, украшенными гирляндой колючей проволоки.

За десять секунд до столкновения, прихватив электрический чайник и газету с кроссвордами, из будки выскочил охранник. За пять секунд водитель каким-то чудом нащупал тормоза.

Взвизгнув колодками, автобус величаво остановился, превратив будку в груду алюминиевых развалин. Смятый в лепешку пульт подал последний сигнал, и черные железные ворота медленно поползли вбок. Дрожащей рукой водитель нащупал тумблеры открывания дверей. Вопя и ругаясь, пестрая толпа ринулась прочь из салона.

Миша обнаружил Йорика там, где и предполагал. Беспутный череп спрятался за перегородку, отделявшую водительскую кабину и совершал короткие вылазки в салон, хватая за ноги пассажиров, выходивших через переднюю дверь. Взгромоздившись на свое кресло, насмерть перепуганный шофер, по-прежнему в пододеяльнике и с трусами на голове, предварял каждую атаку Йорика истошным воплем: «Шайтан!».

— Что ж ты, гад, натворил?! — с этими словами Миша ухватил Йорика за лапу и одним движеньем затолкал в продранную болоньевую сумку. Где-то вдали послышались сердитые трели милицейских свистков. Пора было убираться.

Юркнуть за ворота. Короткий рывок под эстакаду. Остановиться у ларька с прохладительными напитками. Пропустить табун местных полисменов, грузно рысящих месту происшествия. Отдать пятидесятирублевку за банку ледяного лимонада. Получить на сдачу пригоршню туземных банкнот. Садануть локтем Йорика, который опять пытается вылезти из сумки. Проглотить лимонад, точно зная, что наутро будет ангина. Сипя промерзшим горлом поинтересоваться у парнишки продавца, где пассажиры с международных рейсов проходят паспортный контроль, и где поймать такси. Нырнуть в спасительную тень аэровокзала.

Только теперь молодой человек вздохнул спокойно, глядя на несметные толпы, мечущиеся туда-сюда по залу и по галерее второго этажа. Здесь легко затеряться. Даже если в суматохе, поднявшейся у автобуса, милиция (или здесь-таки полиция?) выяснит, что один пассажир сбежал, найти его вряд ли удастся.

Миша припомнил, что говорил продавец лимонада насчет такси. Сесть в машину можно либо на пандусе на уровне второго этажа, либо на стоянке в сотне метров от аэровокзала. Поразмыслив, милиционер решил подняться на галерею. Отсюда прекрасно просматривался весь зал.

Прохлада аэропорта оказалась обманчивой. Уже через минуту Миша обшаривал глазами окрестности в поисках какого-нибудь ларька, торгующего напитками. Через полчаса он стал своим человеком в баре на первом этаже. А через час влил в себя столько жидкости, что впору было записываться на шоу водяных.

Все это время Йорик, сморенный скукой, мирно спал в сумке.

Время шло. Чертопрыщенцы все не появлялись. В перерывах между походами за водой, Миша изучал чудом уцелевшую инструкцию от Гереморова Боекомплекта.

На первый взгляд, в книжице было не больше десятка тонких пергаментных страниц. Усевшись в серое пластмассовое кресло в галерее второго этажа, так, чтобы просматривался и зал на первом этаже, и пандус за громадным окном, молодой человек принялся листать книжку, вчитываясь в замудренные заклинания. Кое-где на полях попадались пометки, сделанные Геремором. Таким заклинаньям Миша уделял особое внимание.

«Средство узнать, когда явится муж возлюбленной» — гласил один рецепт — «Начертай Знак Рога и Свиного Пятачка…» — рядом имелись изображения соответствующих закорючек — «… и произнеси Кеккангрогп Изза Инназаа Ти. Пассов делать не нужно. Демон-вестник сообщит количество тысячелетий, веков, лет, месяцев, недель, дней, часов, минут, секунд, оставшихся до появления законного супруга твоей возлюбленной». Далее следовала приписка Геремора: «Пробовал. Жульничество. Треклятый демон насмерть перепугал Милену, а с меня стребовал пять золотых за то, что будет молчать и ничего не скажет ее мужу».

«Приворотное заклинание `Неделька'. Начертайте по числу рабочих и выходных дней символы раба, мученика, висельника, прокаженного, каторжника, беглеца, выздоравливающего, пьянчуги, бездельника, ангела…» — далее следовали рисунки — «… трижды громко и четко произнесите…» — невыговариваемая свалка букв — «… и когда красный луч из Боекомплекта коснется избранной особы, она станет вашей на целую неделю». Примечание Геремора: «Действует безотказно, но нужно как следует целиться. Как-то неделю прятался по подвалам из-за того, что луч угодил не во фрейлину Панхильду, а в ее братца, королевского повара».

«Если любимая высоко» — гласил следующий заголовок. — «Если любимая высоко, но под ее балконом произрастает невысокое дерево или куст, вы можете с его помощью взобраться на сколь угодно высокую башню. Для этого нужно лишь залезть на дерево или куст, начертать Руну Алхимика и произнести: Иззаноор мпаронор праа грасс. Дерево примется расти с невероятной быстротой и поднимет вас куда нужно». «Ха-ха! А ведь я предупреждал Атеримара: убедись, что поблизости нет крапивы» — гласило примечание Геремора.

«Против кавланов. Даже стотысячную кавланью армию можно привести в расстройство, если наслать на нее Мышиный Морок…».

— Уроды! Идиоты! Бестолочи! — звонкий девичий голос прорезал сонное гуденье аэровокзала. — Три часа считали нас по головам! ЧП у них! Автобус угнали! А мы-то причем?! Маньяки!

Миша бросил вниз изумленный взгляд. Там, в центре зала, устроила манифестацию давешняя златовласая богиня. В тот момент она походила на куклу Барби, репетирующую роль Бабы Яги. Ее чернявый приятель уныло стоял рядом, сгибаясь под тяжестью рюкзака.

Странную парочку обтекала толпа угрюмых, измотанных пассажиров злополучного рейса. Они шли, шли и шли, но Любы и K° среди них не было.

Неужели упустил? От этой мысли Мише стало не по себе. «Черт, где они?» — пробормотал милиционер, лихорадочно обшаривая взглядом закоулки аэровокзала.

На улице стремительно темнело. Непроглядная южная ночь вступала в свои права.

Вскоре поток пассажиров съежился до ручейка, а потом и вовсе иссяк. Барби Яга устала скандалить. Слегка осипшим голосом она велела чернявому найти машину и царственно поплыла следом.

Зал опустел. Не веря своим глазам, Миша стоял у края галереи, вцепившись побелевшими пальцами в перила. Зал опустел.

И вдруг внизу мелькнула Любина каштановая шевелюра в окружении бильярдных шаров, каковыми сверху казались бритые макушки учеников Чертопрыщенко.

«Родные!» — чуть не заорал милиционер, но вовремя спохватился.

Злодеи прошествовали в центр зала и, собравшись в кружок, принялись о чем-то шушукаться.

Через минуту, подхватив немногочисленный багаж, вся компания направилась к выходу. Милиционер поспешил следом.

Между конусами света, которые отбрасывали фонари, простирались участки абсолютной тьмы. Чертопрыщенцы казались стайкой призраков, исчезавших в душном мраке, и вновь материализовывавшихся на свету. Редкие прохожие что-то объясняли им, показывали дорогу и отправлялись дальше по своим делам.

От аэропорта злодеи прошли по небольшой аллейке, обсаженной по краям розами. Над головами таинственно шуршали крыльями летучие мыши. Тучи насекомых плясали под фонарями на своих беззвучных дискотеках.

За аллеей была троллейбусная остановка. Рогатая машина с тонированными стеклами, распахнув двери, одиноко ждала пассажиров.

Миновав остановку, злодеи пересекли дорогу с редкими автомобилями и углубились в огромный запущенный парк, тянувшийся черными джунглями до бог знает каких пределов.

Вспыхнула спичка, на миг осветив Любино лицо, и тут же погасла, обратившись в вишневый огонек тлеющей сигареты.

«Курит, когда выпьет» — припомнил милиционер старую шутку.

Девушка повернула голову, и огонек исчез из виду. Миша прибавил ходу. Впереди не было ни единого фонаря, так что приходилось рисковать, чтобы не упустить Любу и ее «братьев по вере». Те уже ступили на бетонную дорожку, уводившую в черное нутро парка.

Теперь милиционер мог различать голоса, и даже расслышал часть разговора. Болтали о чем-то легкомысленном. Разговор вертелся вокруг проделок некоего Пети Чушкина, который на Сеансах Обожания именовал Вместилище Чудес то сундуком, то чемоданом, а то и кошелкой. Слово, которое он произносил вместо «Аминь», из уважения к даме заменяли более-менее приличным синонимом.

Поведение Чушкина попахивало святотатством, но почему-то никого из последователей Чертопрыщенко это не возмущало.

«Странно» — подумал Миша — «На холме они казались бесноватыми фанатиками, а здесь хохочут над выходками какого-то скабрезника. Неужели Чертопрыщенко так на них влиял?»

Компания злодеев остановилась в самом темном закоулке парка. Миша подобрался еще на несколько шагов и спрятался за деревом.

Вокруг не было ни души. Ветерок, который с некоторой натяжкой можно было назвать прохладным, тихонько шуршал в кронах деревьев. В иссохшей траве копошилось мелкое зверье.

Впереди что-то металлически щелкнуло. Мягкий золотистый свет выхватил из тьмы лица заговорщиков. Милиционер затаил дыханье. До его слуха донеслась волшебная мелодия, точь-в-точь такая же, что лилась когда-то из Магического Боекомплекта, принадлежавшего Геремору.

Люба произнесла что-то в полголоса, и с тихим шипеньем в воздухе загорелась зеленая стрела, указывавшая на север и вверх.