Часть пятая
Чудо в перьях
Я проснулась с ощущением какого-то невероятного счастья. Рядом спал мой муж, мой любимый! Окна роскошного номера выходили на Исаакиевский собор, и, как ни странно, день обещал быть солнечным. В марте в Питере! Я тихонечко встала и побежала в душ. И тут вспомнила о волшебном китайском халате. Иван его еще не видел. Сказано – сделано! И вдруг я ощутила просто зверский голод! Надо скорее идти завтракать, а если Иван увидит меня в этом халате, мы еще не скоро будем завтракать. Ладно, халат я еще успею ему продемонстрировать. Я быстренько оделась, привела себя в порядок.
– Товарищ генерал, подъем!
– А? Что?
– Вставай, муж, а то жена сейчас сдохнет с голоду!
– А давай в номер все закажем!
– Нет! Там солнце, Ваня! Питер в солнечный день! Это сказка! Вставай, лежебока!
– Нет, иди ко мне!
– Даже не подумаю! Вставай!
– Ты изуверка! Тиранша!
– Да, я такая! Я хочу есть и гулять!
– Ох, грехи наши тяжкие!
– Единственная поблажка, которую я могу тебе сделать, – разрешаю не бриться.
Он посмотрел на меня с искренним изумлением.
– Нет, моя дорогая! Я всегда бреюсь, иначе чувствую себя неопрятным. Это не обсуждается!
– И в отпуске?
– Всегда!
– Поняла! И мне это нравится.
А ведь мне все в нем нравится. Но так ведь не бывает. Должны быть какие-то недостатки. Но какими они будут?
Через десять минут он был готов. Я никогда еще не видела его в джинсах. Тонкий шерстяной пуловер светло-синего цвета так красиво облегал его фигуру. Я в который раз залюбовалась им.
Мы спустились в ресторан.
Все было роскошно и очень вкусно.
– Как хорошо, что я бросил курить, – вдруг заявил он.
– Ты курил?
– Еще как! Но пять лет назад бросил. А теперь рад! Раньше сидел бы здесь и мучился, что за кофе без сигареты…
Мне пришла эсэмэска. От Пашки.
«Поздравляю с законным браком! Но это нечестно! Настоящие индейцы так не поступают!»
– Что там?
– Пашка поздравляет!
– Можно взглянуть?
– Конечно!
– Что-то я не понял насчет индейцев?
– Это из одной старой песенки. У нас с Пашкой это что-то вроде пароля или девиза.
– Скажи… я тут не должен ревновать?
– Ревновать? К Пашке? Ты с ума сошел! Это просто бред! – взвилась я.
– Ну все, все. Сморозил глупость. Скажи, а ты с сестрой помирилась?
– Нет. Но мама попробует с ней поговорить.
Евгения Петровна позвонила старшей дочери.
– Ксюня, ты сейчас не занята?
– А в чем дело? – не слишком радостно спросила Ксения Владимировна.
– Надо бы нам повидаться, я тут привезла тебе чудесные гранатовые сережки.
– Спасибо, конечно, но ты же будешь требовать, чтобы я простила Ладку, а я не могу!
– Ну, во-первых, я ничего требовать не собираюсь, но вы же всегда были такими дружными сестрами, это просто абсурд. Твоя любимая младшая сестра вышла замуж, она счастлива, а ты и знать об этом не хочешь!
– Да! Я не желаю об этом знать! Это, наконец, даже неприлично – выскакивать замуж меньше чем через полгода…
– Ксюня, побойся Бога! Ты же знаешь все обстоятельства. Могла бы порадоваться за сестру…
– Не хочу я за нее радоваться! У меня у самой в жизни радости не осталось. А я не мать Тереза!
– Позволь, почему это у тебя радости в жизни не осталось? А сын? У тебя чудесный сын! И муж хороший! И мать еще жива и более или менее здорова. Есть хорошая работа, копейки считать тебе не нужно. Что за повод для уныния? Уныние – тяжкий грех, между прочим! – рассердилась Евгения Петровна.
– Ах, мама, ты ничего не понимаешь!
– Боюсь, я понимаю слишком многое. Я никогда не поверю, что ты так озлобилась на весь мир из-за того, что твой сын не женился на зачем-то нужной тебе девчонке. За этим кроется что-то другое…
– Ничего не кроется, это всё выдумки нашего домашнего душеведа. А что касается мужа, то он… он явно смотрит на сторону, сын вообще от рук отбился… Мне впору в петлю лезть, а ты хочешь, чтобы я радовалась за эту…
– Знаешь, я бы еще могла понять, если бы Ладошка у тебя мужика отбила, но так… Больше всего это похоже на истерику климактерички! Сходи к врачу, пусть выпишет тебе успокоительное!
– Мама, как ты можешь!
– Могу! Я дам тебе один совет. Заведи себе молодого любовника, очень помогает в таких случаях.
– Мама! О чем ты говоришь! Я замужняя женщина!
– Значит, почаще спи с мужем!
– Он давно не спит со мной… – еле слышно проговорила Ксения Владимировна. – И слава Богу! Я люблю совсем другого человека.
– А он тебя любит?
– Мне кажется, да, но…
– Ну вот что, детка, приезжай сейчас ко мне, мы поговорим, ты все мне расскажешь, кому и рассказать, если не маме, правда?
– Да? Но ты обещаешь не рассказывать об этом Ладке?
– Обещаю, тем более что ей сейчас ни до кого.
– Нет, мама, я не поеду.
– Ну, хочешь, я к тебе приеду или посидим в каком-нибудь кафе?
– Нет. Я не хочу. Людям всегда интересно раскорябывать чужие болячки. А потом идут разговоры и…
– Чужие? – ахнула Евгения Петровна. – Твои болячки для меня чужие? Ты больна, моя девочка, в твоем возрасте такое бывает, но с этим нужно бороться!
– При чем тут мой возраст? – не своим голосом заорала Ксения Владимировна. – И у меня нет никакого климакса! Мне всего сорок шесть! И вообще, у тебя есть вторая дочь, она молодая, вышла замуж за душку-военного, вот и радуйся, а меня оставь в покое!
И она швырнула трубку.
Евгения Петровна попыталась перезвонить дочери, но та не брала трубку. И по мобильному тоже не отвечала.
Состояние старшей дочери не на шутку встревожило Евгению Петровну. Она растерялась. И позвонила зятю.
– Сережа, я сейчас говорила с Ксюшей…
– И вам показалось, что ей пора в дурку? – раздраженно бросил в ответ зять. – Так я с вами полностью согласен. Жить в доме стало немыслимо! Хотел сказать – попробуйте на нее повлиять, но понимаю, что именно это вы и пытались сделать.
– Да, но…
– Евгения Петровна, я к вам прекрасно отношусь, с вами у нас никаких недоразумений никогда не было… Можно я через полчасика к вам заеду? Не по телефону же это обсуждать. Простите меня за хамское начало разговора.
– Конечно, приезжай!
Господи, как мне сейчас не хватает Ладошки… Но хоть она там счастлива!
Погода для этого времени года в Питере была просто сказочной. Мы бродили по городу, шли куда глаза глядят. Говорили, молчали, опять говорили…
– Вань, я замерзла! Пошли кофе выпьем, согреемся?
– С радостью!
Мы зашли в первое попавшееся кафе.
– Я хочу айриш!
– А что это такое?
– Ты никогда не пил айриш?
– Может, и пил, но названия не знал… так что это?
– Это кофе с виски и взбитыми сливками.
– Нет, не пробовал. Интересно!
– Я хочу штрудель, а ты?
– Я насчет сладкого не очень. А вот тут есть пирожки с мясом. Я тебя не шокирую, если их возьму?
– Нет. А знаешь, я лучше тоже возьму пирожки! Айриш с пирожками – это должно быть неплохо.
– А официантка не удивится?
– Да пусть удивляется! Знаешь, я была несколько лет назад в Амстердаме, жутко замерзла и зашла в кафе. Было часов одиннадцать утра. Я заказала айриш, так там такое было удивление!
– А с кем ты была в Амстердаме?
– С мужем.
– А!
Я видела, ему это было неприятно. Чудак!
Айриш ему очень понравился.
– Надо же… Здорово! А давай еще по стаканчику?
– Давай!
Мне так нравилось сидеть с ним тут, никуда не спешить, смотреть на него… Женщина за соседним столиком не сводила с него восхищенных глаз. А я заметила у него на груди крошки от пирожка. Протянула руку, чтобы смахнуть. Он поймал ее и прижал к сердцу.
– Ванечка…
Сними ладонь с моей груди,
Мы провода под током.
Друг к другу вновь, того гляди,
Нас бросит ненароком.
Он как-то даже испуганно выпустил мою руку.
– Что это? Стихи? Чьи?
– Пастернака.
– Правда? Как хорошо… Это про любовь, про нас?
– Конечно. Это про нас.
– А можно еще? Про нас?
– Извольте, мой генерал.
Мы охвачены тою же самою
Оробелою верностью тайне,
Как раскинувшийся панорамою
Петербург за Невою бескрайней.
Он смотрел на меня, подперев рукой щеку, слегка затуманенным взглядом. Потом вдруг словно очнулся.
– Слышишь? Капель!
Эти ночи, эти дни и ночи!
Дробь капелей в середине дня.
Кровельных сосулек худосочье,
Ручейков бессонных болтовня!
– Это тоже Пастернак?
– Он самый!
– Ты столько стихов знаешь наизусть? Он твой любимый поэт?
– Пожалуй, да.
Когда мы вновь вышли на улицу, он взял меня под руку и еле слышно произнес:
– Как страшно!
– Страшно? Что, Ванечка?
– Мне даже сейчас, когда ты уже моя жена, страшно, что я мог тебя не встретить.
У меня комок подступил к горлу.
– А ты… ты сможешь… еще почитать мне стихи?
– Сейчас?
– Можно и сейчас. Хотя нет, еще горло застудишь, да и вообще… тут прохожие, а я хочу, чтобы это было только для меня.
А вечером мы чуть не поссорились. Я вышла из ванной комнаты в китайском халате на голое тело. Он уже лежал в постели.
– Это что? – спросил он.
– Что? – не поняла я.
– Это что? Платье?
– Нет. Это пеньюар. Красиво, правда?
– Он новый?
– Да, я не понимаю…
– Откуда он?
– Из Китая, а в чем дело?
– Он неприличный! И ты не будешь его носить.
– Вань, ты с ума не сошел? Я ж его только для тебя надела. О каких приличиях речь? По-моему, все, что мы с тобой делаем в постели, достаточно неприлично, но кого это касается?
Он вдруг вскочил, содрал с меня халат и разорвал пополам. Я опешила.
– Я чувствую, что за этим стоит какой-то мужик. Ты это носить не будешь. Не обсуждается!
– Какой мужик! Что за бред? Я купила это… для тебя!
– Врешь! Ты врешь! Я так тебя чувствую, что точно знаю… Все!
Он подобрал обрывки халата и вышвырнул в мусорную корзину.
– Инцидент исчерпан! Иди ко мне скорее и не злись! Впредь такие штуки будешь покупать вместе со мной, поняла?
Кто бы мог подумать! Я сделала вид, что сержусь.
– Ну не злись, прости. Ты это в Москве купила? Тогда нет проблем, вернемся и купим новый.
– Не получится!
– Почему?
– Потому что этот халат мне привез из Шанхая Егор!
– Какой еще Егор? Значит, я был прав? Кто такой этот Егор? – вне себя прошипел генерал.
– Егор мой друг, вернее, друг моего покойного мужа, он работает в Китае.
Я решила ничего не скрывать. Одно вранье непременно повлечет за собой другое. Не хочу!
– Ты с ним спала?
– Нет. Никогда.
– Тогда с какой стати он дарит тебе такие вещи?
– Да какие такие?
– Интимные!
– Да не интимные, а просто очень красивые! Имей в виду, Ваня, если ты еще раз распустишь руки…
Он побелел.
– Я тебя и пальцем не тронул!
– Но ты порвал на мне вещь. Ты же мог сказать нормально. Я бы сняла и кому-нибудь передарила, или сшила бы из этого смертельно красивую блузку…
– Да, наверное. Но у меня, понимаешь ли, очень быстрая реакция…
– И невероятная интуиция, надо отдать тебе должное.
– Это правда. Без хорошей интуиции классного летчика быть не может. И хорошо, что ты не стала врать дальше… Ладка, я же люблю тебя как ненормальный, ты мне всю душу наизнанку вывернула. Пойми, я теперь как будто в другом измерении живу, я еще не привык… Слушай, а ты и на этот случай знаешь стихи Пастернака?
– Знаю, мой генерал!
То в избытке счастья
Слезы в три ручья,
То душа во власти
Сна и забытья.
– Еще!
Но сердца их бьются.
То она, то он
Силятся очнуться
И впадают в сон.
Сомкнутые веки.
Выси. Облака.
Воды. Броды. Реки.
Годы и века.
– Ух ты! И опять про нас, да?
– Да.
– Скажи, а у тебя есть книжки Пастернака?
– Конечно.
– Ты мне дашь?
– Дам.
– Понимаешь, я не хочу из Интернета. А книжка большая? Мне бы хотелось небольшой томик, чтобы с собой возить… – как-то смущенно проговорил он.
Господи, что за чудо в перьях мне досталось? И как я люблю это чудо в перьях!
– Евгения Петровна! Еще раз простите меня!
– Ладно, Сережа, что не скажешь сгоряча! Ты голоден?
– Нет, спасибо, я обедал на работе. А вот чаю бы выпил.
– Садись, я сейчас заварю.
– Евгения Петровна! Я не знаю, что у нас в доме творится. Ксеня как с цепи сорвалась. За несколько месяцев жизнь в доме превратилась в ад, хорошо еще, Пашка живет отдельно.
– Сережа, но Ксюня мне сказала, что у тебя кто-то появился, какая-то женщина. Может, дело в этом?
– Нет, не в этом. Это было уже как следствие. Да и не всерьез… Мы столько лет прожили на удивление хорошо… И вдруг… У них в издательстве решили напечатать труды какого-то не то профессора, не то просто ученого… некоего Вайцеховского. Я попробовал читать, на мой взгляд, чистая бредятина, но модная. Занимается им Ксюха. Ну и у нее поехала крыша. Может, она даже в него влюбилась. И решила во что бы то ни стало женить Пашку на его дочке. Девчонка, правда, красивая, но неприятная… на мой лично взгляд, эдакий таран… Пашка сперва увлекся, красивая ведь, а расчухал и взбрыкнул. И для подкрепления своей позиции познакомил девчонку с Ладой, а та ее забраковала. Ну, дальше вы все знаете. У Ксюхи явно с этим браком были связаны какие-то планы или мечты, не знаю.
– Ты думаешь, там роман?
– Да нет! Был бы роман, она бы вела себя иначе. Именно что романа-то нет, а, видно, очень хочется.
– А этот гуру, он женат?
– Вдовец.
– Ты его когда-нибудь видел?
– Один раз. Он весь такой якобы просветленный, якобы нездешний!
– Фу! Терпеть таких не могу! – скривилась Евгения Петровна. – Но что делать-то будем?
– Я, Евгения Петровна, так жить не могу! Пашка зовет к себе. И скорее всего, я в ближайшие дни к нему переберусь. Она же никогда не была злой… А сейчас такая концентрация злобы! И почему-то главный объект – младшая сестра! Скажите, это правда, что Лада замуж вышла?
– Истинная правда!
– И кто он?
– Герой России! Летчик-испытатель в прошлом. Ныне генерал-майор! И абсолютный красавец!
– Вы с такой гордостью это сказали! – улыбнулся Сергей Вадимович. – Вы с ним знакомы?
– Нет еще. Все так скоропалительно…
И Евгения Петровна рассказала зятю, как все случилось.
– Ладошка влюблена по уши! И просто светится от счастья!
– Так, может, это у Ксюхи просто зависть?
– Да нет, они поссорились, когда еще и генерала-то не было.
– Господи, знали бы вы, что она говорила о сестре! Я однажды даже встряхнул ее маленько, чтобы очухалась. Невыносимо было слушать… И родного сына последними словами поносит.
– Скажи, а на работе у нее нет конфликтов?
– Откуда я знаю? Может, и есть. Она замкнулась, ничего не рассказывает. А подружка ее, Майя, ушла в другое издательство. И, кстати, объявлена предательницей.
– Даже так? Сережа, ее необходимо срочно показать психиатру.
– Я тоже думал. Но как это сделать? Она же ни за что не согласится.
– Знаешь, у одной моей ученицы мама психиатр, говорят, хороший, и очень приятная женщина. Я с ней поговорю. Может, она придумает, как им встретиться… Господи помилуй, вот не думала, что придется такое пережить…
– Евгения Петровна, сделайте это, буду вам бесконечно признателен.
– Только ты, Сереженька, пока не съезжай, потерпи немного, а то, боюсь, она может что-то с собой сделать…
– Вы думаете?
– К сожалению, так бывает. Останется одна, ни мужа, ни сына, и даже если задумает, так сказать, показательное выступление, может ведь заиграться. Такое нередко случается.
– Но я же не могу круглосуточно не спускать с нее глаз!
– Разумеется! Но если ты с работы будешь приходить домой… Скажи, а она тебя кормит?
– Да. Все так называемые домашние дела она делает.
– О! Это как раз неплохо. Я очень надеюсь на Марьяну Вячеславовну, психиатра. Может быть, она сможет поместить ее в клинику неврозов. Это не «дурка», как ты выражаешься, и там хорошо лечат. Скажи, а с этой женщиной… у тебя серьезно?
– Нет никакой «этой женщины», а бывают иногда просто женщины. Ну, вы же понимаете… Как говорится, с горя.
– Да, Сережа, это горе, настоящее горе.
– Кто бы спорил…
На другой день мы обедали в ресторане «Гоголь», сидели в небольшом зальчике на три столика. Кроме нас, там никого не было.
– Ваня, я знаешь что заметила…
– Что? – нежно улыбнулся он.
– Если ты видишь, что на меня кто-то смотрит, мужского пола, ты его просто убиваешь взглядом!
– Ну, взглядом – это не наказуемо.
– А я вот боюсь, что при такой идиотской ревности может пострадать обороноспособность России.
– Почему? – фыркнул он.
– Сам подумай! Ты, предположим, находишься на Дальнем Востоке, на крупных учениях, к примеру, а все твои мысли в этот момент заняты тем, что Ладка в Москве спит со всеми подряд… Ты зачем на мне женился, если…
– Нет, все не так! Я не подозреваю тебя. Я просто ненавижу всех мужиков. Они так на тебя смотрят, хотят тебя…
– Ну, хотеть-то невредно. И потом, в таком случае тебе надо было жениться на уродине. И, кстати, на тебя тоже женщины заглядываются. Да еще как! При чем красивых баб у нас прорва, а таких мужиков, как ты, – раз-два, и обчелся. Так что ж мне прикажешь делать? Я вот заметила, ты ревнуешь меня даже к моему мужу. Покойному, между прочим. А сколько у тебя было баб? Имя им легион?
– Так я ж их не любил!
– А я, по-твоему, люблю всех мужиков, которые на меня смотрят?
– Ладка, ты чего завелась?
– Потому что чувствую – у нас будут проблемы!
– Ну, жизни без проблем не бывает.
И в этот момент у него зазвонил телефон. Я испугалась.
– Мама! – сказал он, взглянув на дисплей. – Да, мама! Что? Погоди, говори толком… быть не может! Ты уверена? Бред какой-то! Погоди, мама, не шуми! Я приеду и разберусь! Попробую прямо сегодня, а нет, завтра! Все, мама! Жди!
– Что случилось?
– Какой-то бред!
– Ваня, что?
– Лидка! Сбрендила!
– Говори толком! Прошу тебя!
– Короче, Лидка бросила Анютку и сбежала с каким-то парнем. Дочь своей матери! Черт знает что! Мама в истерике.
– Надо возвращаться, хотя я уверена, это чепуха! Не тот Лида человек…
– Мне казалось, что ее мать…
– Это здесь ни при чем! Но ехать надо!
– Ну вот… Все и кончилось.
– Нет, Ванечка, ничего не кончилось, все еще только начинается. Но… Хорошенького понемножку. Пойдем, соберем вещи и попробуем уехать сегодня же.
Я достала айфон и выяснила, что есть билеты на поезд, отходящий через три с половиной часа.
В предотъездной спешке я плохо соображала, но когда наконец поезд тронулся, я вдруг подумала: если Лида и вправду сбежала, бросив дочку, то мы могли бы взять ее к себе. Надежде Мартыновне трудно будет одной с такой малышкой.
– Вот интересно, Лидка с работы тоже уволилась? – проговорил Иван.
– Не думаю. В наше время терять такую хорошую работу попросту глупо.
– Ну, если она совсем сбрендила… Дочку кинула…
– Вань, я вот подумала, давай возьмем Анютку к себе, а?
– Ты полагаешь, что все так серьезно?
– Не знаю. Мне кажется, это просто загул. Девушка влюбилась, а главное, почувствовала себя любимой. А уж если парень ласковый оказался… Ей этого явно не хватало.
– Чего ей не хватало?
– Ласки. Девочки очень в этом нуждаются. И мальчики, кстати, тоже.
– Да, мальчики тоже…
– Ваня, ты сейчас не о том думаешь.
– Права. Явно не о том…
Мы замолчали. И вдруг я совершенно отчетливо поняла: Надежда Мартыновна во всем обвинит меня. Я для нее первопричина этой беды. Я хотела уже поделиться этим соображением с мужем. Но вовремя прикусила язык. Не надо, чтобы такая мысль закралась ему в голову.
– Знаешь, девчуха моя, пусть мы даже не дожили свой срок в Питере, но я могу с уверенностью сказать – я никогда в жизни не был так счастлив. Никогда.
– Я тоже. Несмотря ни на что. Ванечка, давай поспим, боюсь, нам предстоит тяжелая ночь.
Я положила голову ему на плечо, он меня обнял, и вскоре я уснула.
– Просыпайся, девчуха, Москва!
Мы вышли на перрон. Было промозгло и зябко.
– Я отвезу тебя к маме?
– Нет! Я еду с тобой!
– А стоит?
– Это не обсуждается, мой генерал!
Я ужаснулась, увидев Надежду Мартыновну. Она постарела, осунулась, глаза красные, руки трясутся.
– Ванечка! – кинулась она к сыну. – Ванечка, что ж это такое делается?
Меня она не замечала.
– Мамочка, успокойся! Никуда Лидка не денется, погуляет и вернется. Она же хорошая девочка…
– Не вернется она! Как ее шалава-мать не вернулась…
– Мама, а где Анечка?
– Где ей быть? Спит уже. Не понимает, бедная, что совсем сиротой осталась.
– Мама, она что… позвонила, написала, что-то объяснила?
– Позвонила, потаскуха! Бабуля, говорит, прости, ко мне пришла любовь, я ее так долго ждала… И я уезжаю в Казань.
– В Казань? Он что, из Казани?
– Да откуда я знаю… Но она так сказала. С работы, говорит, увольняюсь и уезжаю с ним в Казань. Люблю-умираю. Когда устроюсь в Казани, Анютку заберу. Заберет она, как же… Еще хуже своей матери, сучка, оказалась. Та хоть ее на отца, молодого парня с нестарой матерью, бросила. А тут на совсем старую бабку! У меня уж сил нет с ней справляться! С Анькой-то… Она ж вертлявая, как не знаю кто, а возраст самый дурной… Нет у меня на нее силенок уже… – Надежда Мартыновна горько разрыдалась.
– Надежда Мартыновна, дорогая, не плачьте так. Я уверена, Лида скоро вернется. А Анечку мы с Ваней пока к себе возьмем. Все будет хо…
Я не успела даже договорить слово. Надежда Мартыновна вскочила и буквально с кулаками бросилась на меня. Ваня успел ее перехватить, но она вне себя кричала:
– Убирайся отсюда! Это ты, ты во всем виновата! (Я как в воду глядела!) Ты нарочно все задумала – сама бесплодная, хочешь одним махом все заграбастать – и сына моего…
– Мама! Прекрати!
– Нет уж, я все скажу! Ты, Ваня, умеешь сучек выбирать! Она специально Лидку нашу, дуру стоеросовую, прихорошила, знала, тварь такая, что девчонка с ума спятит, а она, гадина, отца ее и доченьку к рукам приберет! Не бывать такому! Не видать тебе ни сына моего, ни девчонки, как своих ушей! Пошла отсюда вон! Гадина! Гадина! – Она топала ногами и визжала.
Но тут Ваня вдруг стукнул кулаком по столу.
– Молчать! – тихо скомандовал он.
– Вот! Вот до чего дошло! Сын на мать кулаком стучит!
– Лада, накапай ей валерьянки! На кухне в левом шкафчике найдешь!
Я метнулась на кухню. Ничего себе, попала под раздачу.
– Значит, так, мама! Если ты еще раз позволишь себе оскорблять мою жену, мою законную жену, прошу запомнить, ты меня больше не увидишь. Я буду по-прежнему тебя содержать, но…
– Ваня, Ванечка, как ты можешь?
– Могу, мама! Ты меня знаешь, я могу!
Она тихо всхлипывала.
Я поднесла ей валерьянку.
Но при виде меня она опять взвилась. Выхватила у меня из рук рюмку и швырнула на пол.
– Не буду! Ничего из твоих рук не возьму. Ваня, она меня отравить хочет! Ваня, спаси, Бога ради!
– Мама, приди в себя!
– Вызови «скорую»! – шепнула я ему.
– Зачем?
– Они сделают укол, успокоительное!
– Ваня. – Она вдруг бухнулась на колени перед ним. – Ванечка, Бога ради, не отправляй меня в психушку, Ванечка, Христом Богом прошу! Они ж там меня убьют! У этой гадины там небось все схвачено, они меня там насмерть заколют…
– Надежда Мартыновна! – ледяным голосом проговорила я. – Успокойтесь! Я сейчас уйду.
– Ты никуда не уйдешь! – произнес мой муж. – Мама сейчас успокоится…
– Ваня, поверь, я знаю, что говорю. Так вот, я сейчас уйду, вы успокоитесь, и я обещаю вам никогда впредь не переступать порога вашей квартиры.
– Лада! – загремел генерал.
– Ваня, ты останешься с мамой. Она придет в себя, вы разберетесь с вашими семейными проблемами. А завтра… Завтра будет видно!
– Да! Да! Пусть она уходит! Видеть ее не могу, – уже сбавила тон Надежда Мартыновна.
А я вышла в прихожую и надела пальто. Генерал выскочил за мной.
– Ты почему уходишь? Она старый человек, можно понять…
– Я все прекрасно понимаю. Пойми и ты – я сейчас для твоей мамы воплощаю все мировое зло. Зачем ее раздражать? Пусть очухается.
– Ты… Ты меня бросаешь?
– Не дождетесь, товарищ генерал! Просто впредь я действительно никогда не переступлю порог ее дома. У меня тоже есть гордость. И прошу тебя в дальнейшем иметь это в виду! И если тебя до утра не убедят в том, что я во всем виновата, милости прошу ко мне. Я буду у мамы.
– Лада! – как-то беспомощно воскликнул он.
А я выскочила на площадку и побежала вниз, не дожидаясь лифта. Вот так эффектно завершилось мое свадебное путешествие.
– Ладошка? – ахнула мама, открыв на мой звонок. – Что случилось? На тебе лица нет! Что-то с Иваном? Умер?
– Мама! Типун тебе на язык!
– Слава Богу! Поссорились?
– Да нет!
И я рассказала маме все, что сегодня произошло.
– Фу ты… Ну ничего, эта женщина угомонится, девушка вернется. Все еще будет прекрасно. В конце концов, свекровь не обязательно любить и быть ею любимой тоже. Свекровь – дурная кровь, классика жанра. И дело вовсе не в этой истории, поверь мне. Просто это материнская ревность, и даже не столько к тебе, а скорее к тому неведомому миру, в который попал ее сын. Непонятному, а значит, враждебному. Эта ваша свадьба… Ну как ей это понять? В этом дело… и с этим ей невозможно примириться.
– Да, наверное, ты права, мамочка. Но все равно это было ужасно! Такая концентрированная ненависть…
– Да Бог с ней, с этой несчастной женщиной. Ее можно только пожалеть. Ну а в остальном как?
– А в остальном, мама, он чудо! И знаешь, ты права. Я сейчас вспомнила, что он мне сказал – я с тобой попал в другое измерение.
– Да? И прекрасно! Он сознает это. Все у вас будет хорошо, моя девочка! Поверь своей маме.
– Мамуля, он такой чуткий… И тонкий. И удивительно восприимчивый к искусству!
– Ты успела это заметить?
– Успела, мамочка!
И я рассказала маме и про Плисецкую, и про Пастернака, и еще про китайский халат.
– С ума сойти! Понятно, он сейчас влюблен безумно, все чувства обострены…
– А еще он говорит, что классного летчика-испытателя без хорошей интуиции быть не может.
– Плохо только, что он такой ревнивый. Это очень тяжело. Но все-таки как быть с этой малышкой? Твоей Надежде Мартыновне и в самом деле трудно с ней. А девочка ходит в сад?
– Да.
– Надо найти няню. Мне на днях кто-то говорил…
– Да она скорее удавится, чем возьмет в дом кого-то. Может, Ваня ее уговорит отдать Аню нам.
– А ты бы хотела, да?
– В какой-то момент мне безумно этого захотелось, но я поняла, что в данном случае это было бы адом для всех, и прежде всего для ребенка.
– Ну, если быть совсем честными, то ты и в самом деле явилась первопричиной всех несчастий этой твоей свекрови.
– Ну, тогда уж не я, а Пашка! Это он привел Лиду ко мне. Ой, да пусть меня ненавидит эта несчастная Надежда, лишь бы Ваня меня любил. А я так его люблю, мамочка! Да, а что там у Ксюхи?
Я почти не спала и утром встала в состоянии, близком к помешательству. Мне было дико страшно. Вдруг Иван не придет? И не позвонит? Мне показалось, что земля уходит из-под ног.
– Ладошка, иди завтракать.
Я побрела на кухню.
– Омлет сделать?
– Нет, мамочка, не хочется. Мама, он не придет!
– Да что за чепуха! Куда он денется, твой Ваня? Он же любит тебя.
– А если… она ему скажет: или мы с Анюткой, или она?
Мама рассмеялась.
– Дурочка, ты про ночную кукушку слыхала? И в данном случае, ты вне всяких сомнений, перекукуешь мамашу. О, а вон и герой твой нарисовался! – Мама в этот момент смотрела в окно. – До чего ж эффектен!
Я кинулась к окну. Это и в самом деле был Иван.
– Мама, открой ему!
Я бросилась в ванную. Приехал! Перекуковала! Я пустила воду, а сама прислушалась у приоткрытой двери ванной.
– Здравствуйте, Евгения Петровна!
– С добрым утром, Иван Тимофеевич! Проходите! Будем знакомы. Лада сейчас в ванной! Вы завтракали?
– Если честно, то нет. Я спешил. Маму увезли в больницу, ей стало совсем плохо. Но врачи говорят, что это обратимо… У нее гипертонический криз.
– Простите, а с кем же ребенок?
– Я отвез ее в садик. Скажите, Лада… она очень сердится?
– Господь с вами! Она не сердится, она просто очень огорчена, очень.
И мама что-то добавила шепотом.
Иван рассмеялся, но как-то горько.
– Она могла такое подумать? Немыслимо!
– Иван Тимофеевич, хотите омлет?
– Хочу! Лада говорила, что ее мама делает лучший в мире омлет!
Идиотка, сказала я себе, стоишь тут, подслушиваешь, а он здесь, рядом… Я судорожно ополоснулась, привела в порядок лицо, и, накинув халат, побежала в кухню.
– Ваня!
Он вскочил, прижал меня к себе.
– Я так соскучился! Чуть не помер с тоски!
– Ладошка, достань из холодильника сыр…
– Ладошка? Как хорошо! Боже, я сроду не ел такого омлета! Восторг! Спасибо, Евгения Петровна.
– Вот, Ванечка, это твоя теща!
– Я надеюсь, что с тещей все будет значительно проще, чем со свекровью… – горько проговорил он.
– Ничего, все еще образуется, – сказала мама.
– Я не уверен. Но ведь мы сможем это пережить, да?
– Маму Ивана Тимофеевича отвезли в больницу. Малышка сейчас в саду, но вечером, я полагаю, нам надо ее забрать?
– Нет, – отрезала я. – Этого делать нельзя!
– Почему? – в один голос воскликнули мама и муж.
– Это только усугубит ситуацию.
– Но как же быть с ребенком, Ладошка?
– Насколько мне известно, у Надежды Мартыновны есть соседка, они дружат. Анечку заберет из сада Иван, он останется с ней до завтра, а соседка с радостью поможет беспомощному генералу.
Я говорила достаточно жестко, а они смотрели на меня с недоуменным осуждением.
– Да поймите вы, если Надежда Мартыновна узнает, что девочка со мной, ее состояние может усугубиться. А так и сын будет при деле и не со мной, и девочка у ее подружки… Она быстрее успокоится, придет в себя. И скоренько запросится домой.
– Нет, это чепуха, в таком случае она, то есть мама… Она нарочно будет затягивать… чтобы я был не с тобой. Я знаю, что делать!
– И что?
– Я попрошу жену Миши Устюжанина. Она хорошая женщина, воспитала двоих детей, обожает маленьких, с удовольствием будет возиться с Анюткой, и мама будет спокойна.
– А эта женщина не работает?
– Нет. Она домашняя хозяйка. Я ей сейчас позвоню. Вот только кофе допью…
– Иван Тимофеевич, попробуйте этот сыр. Аргентинский, ничуть не хуже французского…
– Спасибо, только не зовите меня по имени-отчеству, пожалуйста. Лучше просто Иван…
– Попробую. Нет, я буду вас звать Иванко. Когда-то у моей мамы была подружка, она своего мужа всегда звала Иванко!
– Да хоть горшком! – улыбнулся мой генерал. – Спасибо, все очень вкусно! Разрешите, я пойду позвоню.
– Да-да, идите в комнату.
Он вышел.
– Ладошка, я тебя понимаю! Хорош невероятно. Сумасшедшее обаяние. Чудесные манеры.
Словом…
– Словом, чудо в перьях!
– О да! Но две проблемы уже есть, и это только начало, моя девочка!
– Ты имеешь в виду ревность и свекровь?
– Именно. И где вы будете жить?
– Он снял квартиру.
– А. Это правильно. А как ты думаешь, его дочка вернется?
– Вернется, в ближайшее время.
– А ты пробовала с ней связаться?
– Сколько раз. Глухо.
Тут на кухню вернулся генерал.
– Все отлично. Маруся с радостью согласилась приютить Анютку, практически на любой срок, только с тем, чтобы она пока не ходила в сад. Далеко от них. А я не смогу каждый день возить.
– Вань, только когда будешь сегодня забирать ее из сада, предупреди, что она не совсем уходит, чтобы место сохранили…
– Господи, Ладка, какая ты бываешь рациональная, просто диву даешься. А еще Маруся мне поставила одно условие, – как-то хитро улыбнулся генерал.
– Какое? Меня, что ли, продемонстрировать?
– Евгения Петровна, вам не страшно иметь такую умную дочь?
– Ну, я когда ее рожала, об этом не подозревала, а вот вы женились на ней, вам хуже.
– Да мы с ним оба сдурели, мамочка!
– Ладно, шутки в сторону. Ты поедешь со мной к Устюжаниным?
– Поеду, а куда я денусь? Мне ведь тоже любопытно, какие у тебя друзья.
– Они хорошие люди. Такие, как надо.
– Ладошка, ты прибери со стола, а я пойду одеваться. Студенты ждут.
– Евгения Петровна, я вас отвезу!
– Не стоит, Иванко!
– Стоит, стоит.
– Ну если вы настаиваете!
Мама ушла к себе.
– Какая у тебя чудесная мама!
– Не говори гоп! Мне твоя мама сперва тоже понравилась.
– А теперь… окончательно разонравилась?
– Ну, я не знаю, но впечатление здорово подпорчено, должна тебе признаться. Небось, когда я ушла, ты еще много чего обо мне наслушался?
– О да! Более чем достаточно. Но ты должна иметь в виду, я никогда, слышишь, никогда тебя не сдам! Не знаю, как я умею любить, опыта маловато, но дружить я точно умею. И друзей не сдаю. А ты не только моя женщина, от которой у меня крыша едет, но и мой друг, да?
– Ох, Ванечка, Иванко мой, да ты же, ты же… настоящий индеец! И я люблю тебя, и я твой друг… Черт, а не скрепить ли нам нашу дружбу кровью, как Том Сойер?
– А кто из нас будет Гекльберри?
– Конечно, я!
– Нет, там самый выдумщик был Том Сойер! Так что Геком буду я!
– А ты песню про индейцев не знаешь!
– А ты спой!
– О, я та еще певица!
– Меня твои вокальные данные не волнуют.
– Ладно, один куплет потяну!
Если ты, чувак, индеец,
Ты найдешь себе оттяг!
Настоящему индейцу
Завсегда везде ништяк!
– Заводит, надо сказать! Но на Пастернака все же не тянет!
На кухню вернулась мама.
– О! Я слышу, вас уже посвящают в индейцы? – со смехом сказала она. – Считайте, приняли в семью! Ну, вы не раздумали меня везти?
– Я готов!
– Ты оттуда куда?
– Сюда! Заберу тебя и поедем смотреть квартиру.
– Принимается!
Минут через пять после их ухода зазвонил телефон. Лида!
– Алло! Лида, ты где?
– Лада Владимировна, я такая дура… – Она рыдала. – Я не знаю, что мне делать…
– Погоди, ты сейчас где?
– В Казани пока. Лада Владимировна, пожалуйста, мне нужно с вами увидеться… А вы-то сами уже в Москве?
– Да! Из-за тебя вернулись раньше, а бабушка попала в больницу.
Она зарыдала еще пуще.
– Лида, что стряслось? Ты хочешь вернуться?
– Да! Но мне так стыдно… Я такая дура… Лада Владимировна, я не понимаю, что мне делать… Пожалуйста, помогите мне!
– Я готова, но…
– А папа… Он сейчас с вами?
– Нет! Он вернется в лучшем случае через час.
– А с кем Анютка?
– Не волнуйся! Она в саду, а вечером Иван отвезет ее на несколько дней к Устюжаниным. Но ты намерена возвращаться?
– Господи, да я бы уже вернулась… Но у меня денег нет.
– А где ты сейчас?
– На вокзале.
– Послушай, у тебя есть карточка?
– Банковская? Есть, но пустая.
– Я сию минуту тебе скину деньги. И первым же поездом выезжай в Москву. А лучше попробуй самолетом. Скажи, ты с работы уволилась?
– Господи, какая же я дура!
– Не волнуйся, я завтра поговорю с Яншиным. Он тебя ценит. А папе я пока ничего не скажу. А то он…
– Да-да! Не говорите ему! А то он… Понимаете, я не смогу в ближайшие дни никому на глаза показаться…
– Он тебя избил?
– Да.
– Понятно! Значит, так! Слушай меня! Ты сейчас сбросишь мне данные, я переведу тебе деньги, ты первым делом пойдешь в салон красоты, и там тебя приведут в божеский вид. Потом ты поешь и езжай в аэропорт. Тебе есть где приткнуться на ближайшие дни? У подружки какой-нибудь?
– Ну да, можно…
– Ты сообщи номер рейса, попрошу Пашку тебя встретить.
– Нет, пожалуйста, не надо! Я не хочу! Я сама доберусь до Маринки.
– Да, пожалуй, лучше, чтобы никто не знал. А как синяки пройдут, ты и вернешься. Поплачешь, скажешь, что раскаялась, опомнилась. Скажи, а этот твой… он не примчится за тобой?
– Да нет… Не примчится, – очень горько проговорила она.
Мне стало ее ужасно жалко. Бедная девочка. Придется с ней поработать, она была еще морально не готова к таким эскападам.
– Лидочка, ничего страшного, все утрясется. И папе я ничего не скажу.
– А он… он меня не возненавидит?
– Да что ты! Он все поймет. Если ты вернешься. И, кстати, лучше, чтобы ты вернулась не сразу, не сегодня, а то уж совсем дурь получается, а так… Подумала, опомнилась и с повинной головой назад… А повинную голову меч не сечет!
– А бабушка не простит, я ее знаю!
– Да простит, куда денется!
– Ой, вы ее не знаете!
– Ну, там видно будет. Ты, главное, возьми себя в руки! Ну все, сбрось данные, я отправлю деньги! И будь умницей! А с работой я попробую уладить!
– Как же папе повезло!
– Все! На связи!
Едва я успела отправить ей деньги, как вернулся Иван.
– Ладка моя! Как я соскучился! Какая у тебя мама! Чудо просто! А что это ты какая-то взбудораженная?
– Да чепуха! Просто я рада.
– Чему?
– Тебе! Я когда тебя вижу, всегда радуюсь.
И я стала целовать его, и в результате смотреть квартиру мы поехали только через два часа.
Квартира мне страшно понравилась. Это была очень просторная студия на седьмом этаже дома-новостройки. Хорошо обставленная, со всей бытовой техникой, словом, можно переезжать только с одеждой и личными вещами.
– Ой, Ванечка, какая прелесть!
– Нравится, да?
– Не то слово! И тут так красиво, светло.
– Знаешь, мне показалось, что тебе такое жилье больше подходит, чем обычные квартиры… Я дурак, да?
– О нет! Ты совсем не дурак, мой генерал!
– А давай сейчас поедем, где-нибудь пообедаем, а потом и за Анюткой двинем!
– Согласна!
Внизу у лифта нам встретилась мамина соседка.
– Ой, Ладочка! Какой у тебя красивый кавалер! – кокетливо проговорила она.
– Это не кавалер, Елена Федоровна, это муж!
– Быстро ты, однако…
– Ну не упускать же такой кадр! – засмеялась я.
И мы вышли на улицу.
– Ладка, ты чего задираешься? – засмеялся Иван.
– А чего она лезет не в свое дело?
– Тоже верно.
– Я хочу шашлык!
– Понял. Тебя узбекский вариант устроит?
– Абсолютно.
Шашлык в узбекском ресторане был неплохой, но не шел ни в какое сравнение с тем, которым кормил меня Егор.
– Ладка, ты чего смеешься?
– Да так…
– Нет, скажи! – потребовал он.
– Понимаешь, я какое-то время назад была в одном ресторане, там самые лучшие в Москве шашлыки. И возил меня туда Егор.
Генерал побелел.
– Ты зачем это сейчас сказала?
– Просто так. Я вспомнила, улыбнулась, а ты сразу – чего смеешься? А смеялась из-за истории с халатом.
– Ты меня дразнишь? Зачем?
– Ванечка, любимый, но ты был такой дурак тогда. Не сердись. Ну, я и вправду люблю дразниться… Но это не очень большой грех, согласись?
– А ты вообще… грешница! И это… одна из главных твоих прелестей, и я буквально схожу с ума от тебя. Я все время тебя хочу! У меня таких женщин никогда не было.
– Зато теперь будет всю оставшуюся жизнь. Еще надоест.
– Ерунда! Такое надоесть не может. Я вдруг на старости лет понял, что есть, как бы это сказать… два вида секса…
– На самом деле их гораздо больше, – засмеялась я.
– Ну вот, ты опять дразнишься! А я хотел сказать… есть просто секс, а есть секс с любимой женщиной. И это такая невероятная разница… Невероятная. И что ты так на меня смотришь? Я глупость сказал?
– Нет! О нет! Это истинная правда. Но я так на тебя смотрю, потому что не верю себе, что мне такое чудо досталось. Чудо в перьях… Нет! Чудо в генеральских погонах. Я, Ванечка, самая счастливая баба в мире!
И бла-бла-бла!
