Глава 13
Темная сторона
Борьба прекратилась неожиданно – тяжесть, давившая на спину, вдруг исчезла.
Димка попытался вскочить, но чувство равновесия изменило, и он снова рухнул на колени, уткнувшись руками в грязь… Левая ладонь коснулась приклада «Бизона», и пальцы тут же судорожной хваткой вцепились в оружие. Стиснув зубы, он заставил себя подняться, с яростью уставился во тьму, и она сдалась, отступила перед его обжигающим взглядом. В чернила словно плеснули молока – проступило ржавое железо рельсов, край платформы, угловатые громадины пилонов… Серые стены. Серый воздух. Серая реальность.
Ни малейшего движения. Ни одного живого существа.
Звенящая тишина, заполнившая станцию, казалось, заставила застыть без движения сам воздух.
Пораженный происходящим, он замер, непонимающе прислушиваясь. Но услышал лишь собственное надсадное дыхание и тяжелые быстрые удары сердца, еще не отошедшего от выплеска адреналина. Димка не сразу сообразил, что тошнотворные запахи экскрементов и мертвечины – они тоже пропали. Что-то будто стерилизовало воздух. Ярость, навеянная боем, быстро таяла, пропуская в душу смятение. Он остался здесь совсем один, и происходило что-то пугающе странное, непонятное. Опасность никуда не делась, она попросту изменилась, и теперь нужно как можно быстрее понять, в чем именно она состоит.
Набираясь сил, он немного постоял, привалившись плечом к краю платформы. Одежда на правой лопатке, там, где когти сгинувшего морлока пробили бронежилет, неприятно липла к коже, напитавшись крови. Да и голова раскалывалась… Он машинально потрогал затылок пальцами искалеченной руки и нащупал болезненно вздувшийся и кровоточащий шишак. Да уж, неслабо приложился обо что-то при падении, еще повезло, что череп не расколол. Ободранное лицо тоже саднило, и чем больше сходило возбуждение после боя, тем хуже становилось.
Так что же произошло? Куда подевались все эти твари, атаковавшие его со всех сторон?
Электровоз…
Взгляд снова устремился вперед. Электровоз тоже исчез. Если люди не успели выпрыгнуть на перрон до того, как он укатился прямо в Мертвый Перегон, то их постигла страшная участь…
Но сейчас стоит позаботиться о себе.
Даже на то, чтобы проверить оружие и убедиться, что «Бизон» в порядке, казалось, ушли последние силы. Причудливо искаженный звук лязгнувшего затвора донесся едва слышно. Жутковато преобразившееся пространство станции, разом слизнувшее всех морлоков, будто впитывало в себя любые звуки сразу, как только они рождались. И ушей достигали лишь жалкие отголоски. Что за хрень…
Димка вдруг понял, что слабеет с каждой секундой – вместо того, чтобы, наоборот, прийти в себя, набраться сил. Отдых ему не поможет. Нужно немедленно убираться прочь!
Искатель хотел уже вскарабкаться на перрон, но снова замер – показалось, что что-то услышал. Какой-то отдаленный шум. И шум этот приближался. Он не сразу сообразил, что звук доносится из Мертвого Перегона, а когда понял, заторопился. Край перрона проходил на уровне груди – раньше он перемахнул бы его запросто. Увы, сейчас Димка чувствовал себя настолько слабым и беспомощным, что даже такая высота показалась слишком большой, да еще и правая рука из-за раны на спине слушалась неважно. Но бежать в конец платформы до лестницы слишком далеко. Отложив в сторонку «Бизон», он вцепился в край. Сосредоточившись на предстоящем усилии, попробовал затащить себя рывком. Правая рука предательски подломилась, и Димка сорвался. Сильный удар лицом о каменный выступ его оглушил настолько, что падения обратно на рельсы он почти не почувствовал. Когда же сумел снова водрузиться на четвереньки, в голове звенело, губы кровоточили.
Шум внезапно оборвался, как отрезало.
Димка резко вскинул голову, и кровь застыла в жилах от увиденной картины: в полной тишине из Мертвого Перегона, закручиваясь по течению и захлестывая брызгами стены, врывался стремительный и мощный поток черной на вид смоляной жидкости. И эта невесть откуда взявшаяся река должна была в считанные секунды захлестнуть его с головой.
Вторая попытка забраться на платформу удалась лучше – дикий всплеск адреналина на короткое время придал необходимый толчок. Настигающая волна успела лишь лизнуть ботинки, а потом ему пришлось целую минуту пролежать на спине, хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыбина.
Повернув голову, Димка в какой-то прострации смотрел, как там, где только что ржавели рельсы, бесшумно проносится бурный черный поток, весь в завитках грязной пены. Уровень потока уже достиг полуметровой отметки и продолжал угрожающе повышаться. Димка понятия не имел, откуда вырвалось столько воды, но происходило именно то, чего и опасался Учитель – станции грозило затопление. И это, черт побери, уже не шуточки.
Скрипнув зубами, он через силу заставил себя встать, поднял непривычно отяжелевший «Бизон». Очертания утерянной в пылу боя снайперки смутно проступили сквозь тьму метрах в десяти. По-стариковски шаркая подошвами, Димка добрел до нее, подобрал, закинул ремень на плечо. Тяжесть оружия показалась просто неподъемной, но оставлять винтовку здесь не хотелось – морлоки могли вернуться в любой момент, так же внезапно, как и исчезли. Когда он наклонялся за винтовкой, то краем глаза заметил, что его ботинки маслянисто поблескивают, но не сразу это осознал. Пришлось посветить на ноги фонарем, пристегнутым к «Бизону». Густая жидкость медленно стекала с ботинок на мрамор вязкими лужами. Да вода ли это? Сгорбившись, Димка мазнул по «берцам» и непонимающе уставился на покрасневшие пальцы. Нет… Но ведь это невозможно. Столько крови быть не может…
Свет фонаря, поначалу яркий, вдруг быстро потускнел, мигнул и погас, словно его высосала тьма.
Димка щелкнул пару раз – безрезультатно.
А когда поднял взгляд, то в ужасе попятился. Уровень кровавой реки уже сравнялся с краем платформы. Блестящая, стремительно стелящаяся лента. Еще немного, и волны начали выплескиваться на мрамор. Повернувшись, Димка попытался бежать, но сразу выдохся. Тело не слушалось его, стало чужим. Чужим, старым, болезненно слабым. Кое-как он добрел до центрального прохода и побрел к эскалатору.
Путь обратно занял целую вечность. Он ступал медленно, напрягаясь изо всех сил с каждым шагом, обливаясь холодным потом. Казалось, к каждой ноге привязано по вагонетке, и с каждым пройденным метром они тяжелеют все больше, заставляя ныть кости и мышцы, дрожать от непомерных усилий все тело. Плечи ломило от тяжести оружия, и все же он еще держался, решив избавиться от него только в крайнем случае. Эта проклятая станция, поглощенная серой реальностью, пожирала его на ходу. Димка хрипло выдыхал воздух и шел. Он не сдастся, нет. Он нужен Наташке. Он должен вернуться и не останется гнить здесь вместе с костями морлоков. Эта потусторонняя хрень, витающая в стылом воздухе, впившаяся в него всеми когтями и высасывающая жизнь, не заставит его сломаться…
А воздух и в самом деле стал стылым – с губ уже слетали облачка пара, показывая, насколько понизилась температура. Кожу на лице стянуло от холода, волосы на голове стали жесткими и ломкими. Через целую вечность ступив наконец на первую ступеньку эскалатора, Димка позволил себе немного отдохнуть.
И с усилием оглянулся.
Волна, захлестнувшая платформу позади, не добралась до него всего несколько метров – она застыла, скованная поблескивающей ледяной поверхностью. Но теперь за ним кралась сама тьма – как Димка ни старался, взгляд больше не проникал в нее, упирался в черную стену, осязаемо плотную на вид, и эта стена неумолимо подступала все ближе, жадно проглатывая пилоны, слизывая мрамор платформы вместе с мусором и старыми обглоданными костями, сдирая шершавым языком облупившийся свод. Сотников не знал, что произойдет, когда эта тьма коснется его тела, но хорошо понимал, что больше останавливаться нельзя.
Он с трудом двинулся вверх, по стонущим и прогибающимся под каждым шагом ступенькам.
На середине, почувствовав что-то прямо за спиной, он все же не выдержал и резко оглянулся. Движение вышло неловким, и он едва не потерял равновесие, но все-таки успел ухватиться рукой за пластиковый поручень эскалатора, избежав смертельного падения вниз.
Стена тьмы, плотная и подрагивающая, словно желе, стояла всего в метре от него, дышала ему в лицо пронизывающим до костей холодом, алчно изучала тысячами невидимых глаз. Ему показалось, будто что-то шевелится в этой тьме, какие-то смутные силуэты проносятся в ее толще. Он услышал тихие призрачные шорохи. Шепотки, крадущиеся на мягких лапах. Поручень под пальцами вдруг продавился, рассыпался прахом. Тьма рывком придвинулась еще на полметра. Пот на лице мгновенно превратился в ледяную корку, веки застыли, ресницы и волосы покрылись инеем. Хрипло простонав, Димка из последних сил развернулся и двинулся дальше, вверх по эскалатору, чувствуя, как с каждых вдохом и выдохом кристаллики льда режут легкие, и молясь, чтобы у него все получилось.
На очередном шаге поднятая нога вдруг ухнула вниз, но тут же нашла опору: ступеньки кончились, потянулся ровный участок.
Перед лицом возникла решетка отсечки.
Протянув сквозь прутья руку, он хотел отодвинуть внутренний засов, покрытый кристалликами инея, но тот вдруг сдвинулся сам. Димка находился не в том состоянии, чтобы тратить силы на удивление – распахнув решетчатую дверь плечом, тронулся дальше. Все тело онемело от холода, промерзло до костей, он больше не чувствовал боли. Следующая заминка его просто убьет. Стоит еще раз оглянуться – и он пропадет, сгинет в этой ледяной тьме, в этой реальности потерянных душ… Слова пришли сами собой, и он понял, что это правда – он провалился в мир мертвых, и все, что ему нужно делать сейчас – идти вперед. Только вперед. Иначе он останется здесь навсегда, присоединится к блуждающим во тьме душам.
Оружие здесь не спасет, он напрасно надрывался.
Искатель стащил с плеча твердый, словно из жести, ремень и позволил снайперке упасть. На секунду дышать стало легче, и он опередил тьму на пару шагов. Сотников не оглядывался, но и так знал, насколько близко она за спиной. Следом так же бесшумно, словно в вату, упал «Бизон». Вторая решетка. Какая удача – дверь уже открыта. Мысль мелькнула и угасла, поглощенная дикой усталостью.
Прямой участок прохода до первой ступеньки лестницы он преодолевал еще вечность. Затем начался бесконечный спуск. С высоты Новокузнецкая выглядела такой же пугающе вымершей, как и Третьяковская-Северная, оставшаяся за спиной. Ни одной живой души. Ни света, ни тьмы – лишь серое пространство, насколько хватало взгляда. Но даже на то, чтобы вертеть головой, уже не осталось ни сил, ни желания. Он просто двигался в нужном направлении, уставившись перед собой.
Димка надеялся, что там, в настоящей реальности, люди все еще живы. Их просто не видно в мире мертвых. Тьма за спиной, вроде, начала отставать. Наверное, ей слишком многое требовалось переварить, чтобы обратить и этот мирок в прах. Ведь Северная была безжизненной уже давно, Мертвый Перегон властвовал на ней безраздельно, перекраивая реальность под себя, но здесь, на Новокузнецкой, эманация людской жизни пропитывала каждый сантиметр камня, дерева и ткани. Много энергии. Много пищи для смерти, которую он привел за собой, спасаясь от морлоков – таких же измененных, как и он сам…
А ведь верно.
Мысль не показалась неожиданной, интуитивно он давно это понял, а сейчас осознал окончательно. Этим несчастным некому было помочь, как помог бауманцу Натуралист, и ими занялся Мертвый Перегон.
Димка медленно брел по центральному проходу мимо серых палаток и чувствовал себя полнейшей развалиной, ходячим трупом с высохшей кожей, с одеревеневшими костями, скрипевшими при каждом усилии, с кровью, превратившейся в стылую водицу, которая в любой момент могла замерзнуть от дыхания тьмы за спиной и навсегда превратить его тело в ледяную статую. Даже мысли погасли в его опустошенном бессилием и скованном пронизывающим холодом сознании, и лишь пар, вырывавшийся изо рта, говорил, что он пока дышит. Борется. Живет. Исступленное желание выжить наперекор всему, добраться до девушки, которую любил всем сердцем, и вырваться отсюда вместе с ней, не позволяло ему остановиться и тихо угаснуть, развалившись на куски омертвевшей плоти…
Он брел в окружении теней, следивших за каждым его шагом. Неприкаянные души, по каким-то причинам не сумевшие найти упокоения. Казалось, они подбадривали его своим присутствием, выглядывая из-за пилонов, высовываясь сквозь призрачную ткань палаток. Димке даже почудилось что-то знакомое в облике некоторых из них… Вон тот грузный призрак с угрюмо-насмешливым взглядом – не Ангел ли, пытавший его на Курской-радиальной по приказу Панкратова? А тот тощий и надменный – не сам ли Панкратов? Ласковая улыбка… Анюта? Ободряющий взгляд… Натуралист? Еще один, рослый седовласый старик – воплощение тоски и скорби… Он… Нет. Не может быть. Просто показалось…
Дверь лазарета беззвучно распалась трухлявыми кусками, едва он коснулся ее окостеневшей рукой.
Наташка была там.
Девушка стояла посреди помещения, наставив пистолет на кушетку, где должен был лежать незнакомец, но теперь это место пустовало. Стояла неподвижно, безмолвно.
Последние несколько шагов Димка преодолел в каком-то сумеречном провале сознания. Только что переступал порог лазарета – и вот уже девушка прямо перед ним. Он обогнул ее, встал перед ней, всматриваясь в родное лицо. Ее большие выразительные глаза, устремленные в пустоту, ничего не видели, но в них была написана мука. На ресницах и волосах девушки серебрились кристаллики инея, кожа была бледной, словно пергамент. И холодной как лед – Димка обнаружил это, как только обхватил ее лицо своими ладонями.
Взволнованный шепот стынущим паром сорвался с его губ:
– Наташ… Наташка…
Димка медленно развел в стороны ее руки, все еще стискивающие пистолет. Ее послушное кукольное тело ощущалось таким хрупким, что возникло опасение, будто любое неосторожное движение ее сломает. Он торопливо распахнул полы куртки девушки, прижал ее к себе, обнимая и отдавая свое тепло, и приникнув щекой к щеке, снова горячо зашептал:
– Ты спасла меня… А теперь мы должны уйти отсюда. Иначе останемся здесь навсегда. Ну же, Наташ! Соберись с силами. Ты сможешь! Я не хочу потерять тебя из-за того, что ты пыталась помочь мне… Только не так…
Тьма просочилась в лазарет, подступила ближе, она нетерпеливо шевелилась уже рядом, протягивая к живым жадные лапы, разглядывая их тысячами ждущих глаз потерянных и загубленных душ.
Робкий удар сердца подруги он не услышал – почувствовал всем своим телом. Затем сердечко девушки застучало смелее – еще и еще. Димка немного отстранился, чтобы снова заглянуть Наташке в лицо. Ее веки дрогнули. В глазах появилось осмысленное выражение.
И в этом миг все вернулось.
Вспыхнул свет лампад в углах, от предметов, дрожа, потянулись настоящие, живые тени. Теплый воздух овеял лицо, заставляя щеки девушки порозоветь. А на кушетках словно из ниоткуда материализовались два трупа – Кренделя и еще какого-то типа со шрамом через все лицо. Тела инициированного среди них не было. И сразу, словно прорвав ватную стену, сквозь дверь в лазарет, снова оказавшуюся целой и невредимой, ворвался хор отчаянных криков и грохот частых выстрелов – специфическая музыка боя. Даже не выглядывая, Димка не сомневался, с кем схватились люди Новокузнецкой.
– Дим… – Наташка с неожиданной силой вцепилась парню в плечи, с отчаяньем глядя ему в глаза. – Этот человек… мы сделали что-то не то. Он опасен! Его нужно найти!
Димка безотчетно покосился на свободную кушетку, манящую своей ровной кожаной поверхностью. В сознании тупой занозой засело неудержимое желание рухнуть и отключиться, не сходя с места. Но девушка только что подтвердила его худшие опасения. Сотников устало кивнул:
– Им займемся потом, а сейчас на станции морлоки. Дверь в отсечке открыл не я, но я ее не закрыл. Не смог закрыть… И вот еще что. Возникнет слишком много вопросов, если люди увидят нас сейчас вместе. Придется рискнуть снова и обставить все так, будто я только что появился на станции – нормальным способом, а не через реальность мертвых. Чем быстрее я доберусь до отсечки и перекрою путь тварям, тем меньше будет жертв. Сумеешь прикрыть меня еще раз? Наташ, я не настаиваю. Если ты слишком устала, то…
Он чувствовал ее тревогу, она плескалась в глазах любимой, отражалась на осунувшемся лице, но характера Наташке было не занимать. Она через силу улыбнулась, протягивая ему пистолет:
– Я в порядке. Так действительно будет лучше. Сам-то сумеешь? Ты же едва на ногах стоишь…
– Да куда я денусь? А пистолет оставь себе, думаю, без оружия я и так не останусь. – Димка неожиданно для себя снова крепко обнял девушку, прижал ее к себе изо всех сил на несколько мгновений и так же порывисто отстранился. – Скажи, когда будешь готова.
Наташка глубоко вздохнула и закрыла глаза. А затем кивнула.
* * *
Фёдор Кротов больше ни минуты не желал оставаться на этой треклятой Новокузнецкой.
Пока челнок торопливо шел к каталажке, его не оставляли сомнения, то ли он делает. Может, отчалить без промедления и по-тихому, пока еще чего-нибудь не стряслось, – не такая уж плохая идея? Но уходить одному во тьму, к Павелецкой, было и страшновато, и рискованно.
Стискивая правой рукой «Рысь», он в который уже раз горько подумал, что рюкзак, который сейчас болтается у него на спине – все, что осталось от парня по имени Димка Сотников. В воздухе витало ощущение сгущающейся опасности, холодило кожу и заставляло противно ныть зубы. Господи, как люди могут здесь вообще жить, при таком-то непрерывном нервном напряжении?! Прямо челюсти сводит от нетерпения рвануть отсюда бегом. Что-то надвигается… Что-то мерзкое и гибельное.
Задрала эта станция, задрали эти люди, все задрало окончательно… Вся эта затея с возвращением детей Сотникова-старшего в Бауманский Альянс кончилась полным крахом. «Хочу домой, – тоскливо подумал Фёдор, – и провались все пропадом. И больше с Бауманки – ни ногой!»
Он понимал, что ему крупно повезло, когда Грешник, отбирая людей в свой отряд, не забрал с собой заодно и его, челнока. Пожалуй, Фёдор впервые в жизни радовался тому, что так и не научился в детстве ходить на лыжах. Загадочная и весьма страшная сволочь этот Грешник. Никто не смог противостоять его воле, он легко подавлял любого одним своим темным пронзительным взглядом. Даже Учитель стушевался, куда только весь гонор подевался: послушно выполнял все, что этот мудак ему приказывал.
Не считая пятерки диких, с Грешником ушло семнадцать человек, заметно ослабив боевые силы Новокузнецкой – ровно по числу лыжных пар и снегоступов, которые удалось набрать на складе общака станции. И естественно, все семнадцать имели хоть какое-то представление, с какого конца за эти лыжи браться. Как Грешник угадывал это умение в человеке – одному дьяволу известно, но угадывал безошибочно. Никаких расспросов – просто указывал на кандидата, и тот становился в строй отобранных. При этом чужака совершенно не интересовало, чем человек занимался на станции по жизни. Поэтому в его группу угодили и следопыты, и охранники, и местная шваль, даже один сутенер вытащил «счастливый» билет, не вовремя попавшись на глаза. Вооружили всех, что называется, до зубов – просто разорили местный оружейный развал. Да и барыгу, заведовавшего этим развалом, не последнего по зажиточности и влиятельности человека на Новокузнецкой, тоже запихнули в отряд. Как самого обычного работягу. Даже не пикнул.
Что с ними со всеми Грешник надумал делать, Фёдор понятия не имел – разговор в кабинете Учителя проходил без его участия, челнока к тому моменту уже выставили за дверь как нежеланного свидетеля. Но затевалась, судя по приготовлениям, какая-то крупная акция. «А пришел я для того, чтобы сделать предложение, от которого ты не сможешь отказаться». Прямо кино голимое. Впрочем, плевать, сыт уже по горло всеми этими тайнами и секретами. Главное, что когда этот жутковатый мужик наконец убрался на поверхность, прихватив отобранных неудачников, на станции даже дышать стало легче. А Учитель, сдав на глазах, совершенно потерянный случившимся, буквально раздавленный чужой волей, заперся в кабинете, начисто утратив интерес к челноку.
Вот тогда у Фёдора и появился шанс свалить от греха подальше.
Местная каталажка располагалась в том же служебном блоке, где и лазарет, только вход был не с платформы, а со стороны путей. Возле дверной решетки на табурете, свесив голову на грудь, дремал охранник. Слабый свет одинокой лампадки, прикрученной к стене над его головой, едва разгонял сгустившуюся вокруг тьму. Хороший момент, чтобы вырубить недотепу, но метрах в сорока от каталажки мерцало пламя небольшого костерка – там находился пост, где прозябали еще двое охранников, карауля подступы к станции. Так что если и шуметь, то по-тихому. Подходя ближе, Фёдор поудобнее перехватил ружье обеими руками. Если аккуратно звездануть прикладом по башке…
Но тут охранник шевельнулся, явно потревоженный звуком шагов. Пришлось торопливо убрать руку с оружием за спину – не стоит провоцировать братка раньше времени. А когда тот вскинул голову, вглядываясь в посетителя, Фёдор удивленно хмыкнул. Вот же, ёханый бабай… Недаром что-то в его фигуре показалось знакомым.
– Штопор, ты, что ли? – Челнок остановился рядом и кивнул на решетку, за которой на дощатых койках в тесном помещении спали двое ганзейских сталкеров: не мудрствуя, воспользовались возможностью отдохнуть, пока Учитель решал, что с ними делать. – А ты разве не с ними в компании должен сидеть? Учитель же вроде тебя арестовывал, а?
– Слышь, челнок, ты меня лучше не зли, я сегодня нервный, – недобро проворчал Штопор и нехотя пояснил: – Охранника отсюда тот хер забрал, который из лазарета… А меня, как последнее чмо, на его место определили.
– Ну, тогда я тебе хорошую новость принес. – Фёдор невольно стиснул пальцы на оружии. Так остро захотелось сейчас врезать этому тупице, но приходилось изображать дружелюбие. – Учитель ганзейцев отпускает, так что тебе здесь больше нечего куковать.
– Господь услышал мои молитвы! – Штопор живо поднялся, отомкнул большой ржавый замок на решетке, прошел внутрь и растолкал сталкеров. – Подъем, оглоеды! Свободны!
Каравай и Соленый, негромко переругиваясь, поднялись, принялись собирать шмотки и приводить себя в порядок. Фёдор с трудом сдержал усмешку. Получилось даже лучше, чем он ожидал. Этому балбесу Штопору так не терпелось удрать с поста, что он даже не соизволил сообразить, почему новость об освобождении принес челнок, а не один из своих. Впрочем, с людьми сейчас напряженка: Фикса, как особо приближенный к Учителю человек и его доверенное лицо, тоже ушел в поход с Грешником, а за него сейчас рулил другой подручный пахана – Косарь.
Разбив его радужные надежды на благополучный исход побега, со стороны станции донеслись выстрелы. Сперва робкие, одиночные, а потом, словно спохватившись, вовсю застрочили автоматные очереди. Фёдор встревожено обернулся. Следом за выстрелами послышались и многочисленные крики – люди вопили так отчаянно, словно их заживо резали на куски. Фёдор почувствовал, как по всему телу бегут мурашки, а волосы на голове встают дыбом. Вот оно! Началось! Он еще не знал, что именно началось, но какая-то пакость все-таки случилась.
Первым, как ни странно, начал действовать Штопор. Нет, он не кинулся выяснять, что происходит на родимой станции. Переменившись в лице, он попятился, сдернул с крюка лампадку, растолкал выбравшихся из каталажки сталкеров и сам заскочил в помещение. Захлопнул за собой дверь-решетку, просунул руки сквозь прутья и защелкнул навесной замок. И погасил единственный источник света. Само собой, мгновенно растворившись в темноте. Похоже, событий этого дня ему хватило по самую макушку, и рисковать и без того битой шкурой он больше не собирался.
– Если кто сунется – башку снесу! – донеслось из глубины каталажки угрожающее шипение.
– Ты че творишь, Штопор? – Соленый возмущенно рванул решетку на себя. – Оружие наше где? Оружие отдай, скотина!
– Мужики, нужно уходить, – Фёдор озабоченно перевел взгляд с Каравая на Соленого. – Пока переполох, есть шанс свалить. Если, конечно, снова не желаете оказаться за решеткой.
– С чего бы это? – Каравай вопросительно вздернул брови. – Нас же, вроде, отпустили.
– Да никто вас не отпускал! – с досадой бросил Фёдор.
Крики на станции усилились. Пронзительно заверещали женские голоса, перемежаемые мужским матом.
– Да что там творится?! – оставив в покое решетку, Соленый тоже теперь смотрел в сторону станции.
С платформы соскакивали люди, сразу срываясь на бег. Из-за скверного освещения лиц не разобрать, но ясно, что перепуганное какой-то нешуточной угрозой, население станции бросилось врассыпную, стараясь скрыться в туннелях. Что характерно – в сторону Красной Линии никто и не посмотрел: на Театральной «идеологически вредный» сброд, скорее всего, встретят пулеметным огнем, а потом уже будут разбираться в причинах переполоха. И даже ударившись в панику, беглецы это отлично осознавали. Неужто соседи с Южной пошли войной, как и опасался Учитель? Как же не вовремя!
Черт… Фёдор оторопел, увидев, как вслед за очередной спрыгнувшей на путь человеческой фигуркой метнулось какое-то существо, и короткий женский крик мгновенно оборвался, а тварь, вцепившись в тело жертвы, принялась рвать ее зубами и когтями. На краю платформы прорисовался мужской силуэт, грянул одиночный выстрел, и мутант свалился рядом с жертвой. Силуэт тут же растворился за пилоном.
Пока Фёдор, растерявшись, соображал, что делать, Каравай молча выдернул из его руки ружье и побежал к станции. Соленый – за ним. Не ожидавший такого коварства, Фёдор легко выпустил «Рысь» и остался тупо стоять с пустыми руками, не зная, на что решиться, и чувствуя себя полным идиотом. Нужно было все-таки уходить самому, без ганзейцев…
Когда мимо него в сторону станции пробежали охранники с поста, молча сопя и тяжело топая сапогами, челнок понял, что остался в туннеле лишь на пару со сдвинутым по фазе Штопором, на которого вряд ли стоило рассчитывать в случае опасности. Впрочем, затаившийся в каталажке псих пугал сейчас не меньше, чем шум бойни на станции. Пожалуй, даже больше, так как на станции вдруг стало потише, и очень хотелось надеяться, что поубавилось нападающих, а не защитников. Фёдор наконец спохватился и, чуть не плача, рванул к станции. Ну что за поганая судьба, какой план ни придумай – все летит кувырком!
На платформе творилась непередаваемая словами жуть. Едва взобравшись по боковой лесенке, Фёдор чуть не споткнулся о первую парочку трупов. А разглядев, с кем именно сцепился в смертельных объятиях житель станции, на несколько секунд остолбенел. Удушливый страх стиснул сердце холодными пальцами. Господи… Да откуда ж они такие берутся?..
Как и большинство людей на Новокузнецкой, Фёдор ни разу в жизни не видел обитавших во тьме Северной морлоков. Но только полный идиот не сообразит, что это за страхолюдина такая. Тварь схватилась в смертельной схватке с бородатым мужиком, и пока рвала ему горло, кто-то прошил ее очередью со спины. Взгляд Кротова потрясенно скользнул по костлявому телу, обтянутому серой кожей и рельефно выделяющимися узловатыми мышцами, остановился на морде. Глядя куда-то в смертную даль остекленевшими глазами из глубоко утопленных в череп глазных впадин, монстр так и застыл с широко разинутой пастью, в которой желтели устрашающей величины клыки.
Заметив, что из-под тела твари торчит дуло автомата, Фёдор дрожащими руками выдернул оружие. А подняв взгляд, к своему ужасу понял, что трупы людей и морлоков густо разбросаны повсюду – на центральном проходе, между смятых палаток. Слава богу, были и выжившие: с дюжину человек организовали линию обороны возле пилонов, между которыми открывался злополучный переход на Северную.
В воздухе витал настолько густой запах крови, повсюду заливавшей пол, что пока Фёдор добрался до бойцов, огибая трупы, его уже выворачивало наизнанку жестокими рвотными позывами, а перед глазами плавали черные пятна. Заметив его состояние, кто-то помог ему присесть, ободряюще похлопал по плечу. Фёдор закрыл глаза. По лицу тек ледяной пот, руки тряслись, мокрые ладони скользили по прикладу и ствольной коробке трофейного автомата. Толку от него как от защитника сейчас – ноль.
Такого безумия ему еще никогда не приходилось видеть. Нет, конечно, он слышал о нападениях и прорывах на другие станции, о Тимирязевской слухи, вон, до сих пор ходят, что крысы, атаковав в невиданном количестве, сожрали все ее население. Причем сами крысы были охрененного размера, а волна шла такая, что пули не брали, только огнеметом на Савеловской и отбились. Но одно дело – слухи, а вот когда сам становишься участником подобных событий – это совсем другая петрушка. Морлок – зрелище не для слабонервных. Даже дохлый.
Пока Фёдор приходил в себя, люди рядом перебрасывались нервными репликами.
Постепенно обрисовалась общая картина произошедшего. Понятное дело, прорыва никто не ждал, и первая хлынувшая на станцию волна успела натворить бед, прежде чем люди сумели организоваться и дать отпор. Большая часть населения свалила кто в туннель, ведущий к Павелецкой, кто к переходу на Южную, бросив станцию на произвол судьбы. Не люди – крысы. Впрочем, крысы и то смелее, когда их загоняют в угол.
Но хоть в чем-то Фёдору повезло – он появился, когда атаку уже отбили, именно поэтому трескучий хор выстрелов сейчас не звучал под сводами станции. Он наконец заставил себя открыть глаза и через силу осмотрелся. От нервного потрясения все еще изрядно мутило. Знакомых лиц среди выживших оказалось немало. Среди прочих бойцов за баррикадой, сложенной из наскоро натасканных ящиков, карауля стволами автоматов спуск с лестницы, пристроились Баклан с Пистоном. У последнего левый рукав был закатан, а рука ниже локтя забинтована. Возле левого пилона, прислонившись к нему плечом, с усталым и мрачным видом стоял Мокрый. Фёдор повернул голову и обнаружил рядом с собой белобрысого Кирпича, озабоченно поглядывавшего в его сторону. Получается, парнишка и помог ему присесть. Похоже, даже у этого пацана мужества больше, чем у большинства сброда, рванувшего со станции, как только запахло жареным. Больше, чем у самого Фёдора.
Эта мысль заставила его нахмуриться.
Стыд – штука неприятная… И хреново, когда вдруг осознаешь, что ты – чертов трус.
Разве тем, кто сейчас лежит бездыханным среди морлоков, не хотелось жить? Но они не побежали. Приняли волну на себя. Можно, конечно, оправдываться тем, что это вообще не его станция и не его люди… Но Каравай и Соленый – с Ганзы, а как дошло до дела, не стали делиться на своих и чужих, забыли об обидах и присоединились к остальным, не раздумывая. А теперь, как и многие, перезаряжали оружие, пока длилась передышка. Они и то успели поучаствовать в бою. Причем Соленый возился с трофейным дробовиком, а Каравай снаряжал его родимую «Рысь» – и где только патроны взял? Не слишком подходящий момент, чтобы качать права и требовать возврата оружия.
Фёдор машинально поискал среди присутствующих кряжистую фигуру Учителя, но против ожидания обнаружил лишь его зама – Косаря. Видать, крепко старикан сдал, не явился даже, когда такое творится на станции. Неужто так и не выбрался из своего кабинета? Не хватало еще, чтобы сбрендил, как Штопор в каталажке… А чего, собственно, удивляться? Люди вблизи Мертвого Перегона давно живут на грани нервного срыва, при непрерывном психическом давлении, поэтому чуть что – сразу слетают с катушек.
– Так, а ну тихо! Расчирикались тут, как воробьи! – высокий нервный окрик Косаря перебил общий гомон. Он хоть и пыжился копировать властную манеру пахана, но ни силы характера, ни мощных голосовых связок, ни практики ему явно не хватало. Да и комплекция подкачала – из Учителя можно было скроить двоих таких, как он. – С чего все началось? Как они проникли? Решетку, что ли, взломали?
– Да какой взломали, Белый открыл, мурло несчастное! – Пистон остервенело сплюнул.
– Белый вроде на голову никогда не жаловался, не мог он такого сделать! – недоверчиво покачал головой какой-то носатый браток с глубокой кровоточащей царапиной, тянувшейся от середины лба до переносицы. Памятка от особо шустрого морлока, наверняка сейчас валявшегося среди прочих трупов.
– Говорю тебе – открыл! – Пистон с неприкрытой злостью уставился на говорившего. – Мужики мешки таскали, чтобы завалить решетку, а этот дебилоид прямо на моих глазах подошел и засов отодвинул.
– Чего зря на Белого наговариваешь. Пусть сам подтвердит!
– Ты че, совсем баран? Первый же морлок ему башку и оторвал, а потом понеслось. Не все успели ноги унести, волна мощная пошла. По-твоему, морлоки пришли тебе ручку пожать и выразить заверения в нерушимой дружбе до самой смерти?
– До самой смерти – это да, это ты хорошо сказанул… Да только не он это сделал, – встрял Баклан. – Чертовщина началась еще перед вторжением. Я с Мокрым в палатке находился, его Бухалыч перевязывал – так лекарь вдруг захрипел и упал замертво. Напугал меня, сука, так, что чуть не обоссался. И не только с ним такое приключилось, вопли начались еще до появления первого морлока. Думаю, это все паскудный Мертвый Перегон. Он на нас так влияет.
– И Оглобля помер, – приглушенно поделился еще кто-то, притулившись за соседним пилоном: Фёдор не видел лица, только руки с автоматом. – Еще до того, как Фикса с отрядом ушел. А старик крепкий был, поздоровее меня. Как сидел за столом, чай дул, так и окоченел. Думаю, сердце остановилось.
– Так старик же, они всегда мрут неожиданно, – с глубокомысленным видом заявил Носатый.
– Старик, говоришь? – на Носатого презрительно глянул сидящий на корточках плечистый мужик с бритым угловатым черепом. – А как тогда с девкой быть?
– Какой еще девкой?
– Ты про Катьку разве не слышал? Лежу я значит, мля, на ней, культурно отдыхаю – это еще до того случилось, как тот хрен вербовкой занялся…
– Это ты про Грешника? – уточнил Баклан.
– Ага. Так вот, залез на живую… а слезал уже с мертвой. Не дышала, – бритоголовый быстро перекрестился. – Чуть заикой не остался. Девке едва двадцать стукнуло, так что на возраст не спишешь. А я себя теперь некрофилом чувствую.
– А Хомут в лазарете с собой покончил, – ломким голосом несмело добавил Кирпич, утирая тыльной стороной ладони сопливый нос. – Я зашел – а он себе скальпель в шею воткнул.
– Это еще разобраться надо, кто воткнул: он себе или ему кто помог…
– Так он же рукой за скальпель держался. Сам.
– Чертовщина, значит, – хрипло подытожил Косарь, заметно занервничав после всех этих перечислений несчастий. – Что ж, как только заблокируем решетку, разберемся и с этой чертовщиной. Все, хватит языками чесать, пока твари снова смелости не набрались, надо…
– А может, того… вон сколько их положили… десятка три. Может, не сунутся больше? – боязливо перебил его Носатый. Перспектива закрывать решетку его совершенно не вдохновила, как и многих других бойцов.
– А наших тут сколько лежит, не считал?! – рявкнул на него Косарь.
– Да столько же, если не больше, – Каравай, закончив возиться с оружием, выпрямился и обвел опустевшую станцию мрачным взглядом. – Если снова попрут, держать будет некому. Смелый у вас тут народ. Сплоченный. На защиту станции, как погляжу, все от мала до велика готовы грудью встать. Минутку… Ошибочка вышла. И куда ж они все подевались-то, а?
Со всех сторон раздалось недовольное ворчание. Язвительное замечание сталкера мало кому понравилось. Немудрено, что задело за живое – ведь эти-то люди остались, пока остальные разбегались, как крысы. Но большинство смылось вместе с оружием, наплевав на приютившую их станцию.
– Хочешь сказать, в Ганзе все сплошь герои? – ответил за всех Косарь, сверля ганзейца злым взглядом. – Может, ты и пойдешь решетку закрывать?
– Да почему бы и не сходить? – Каравай пожал плечами с таким видом, словно собрался отправиться пить чай, а не на смертельно опасную разведку. – Ты как, Соленый? Составишь компанию?
Соленый деловито кивнул, молча вставая рядом.
– И я пойду! – Кирпич вскочил, просительно глядя на Косаря.
Несколько братков презрительно рассмеялись, а Пистон без обиняков выразил общее мнение, выходя из-за пилона на середину прохода:
– Без тебя обойдемся, салага. Сам пойду. А вы уж тут постарайтесь прикрыть, если что.
Кирпич обидчиво насупился, но спорить не стал. Фёдор мысленно посочувствовал пацану. Зря насмехаются, лазарет он защищал храбро…
– Никаких гранат, – напомнил Косарь. – Не хватало еще стены повредить, тогда твари решетку вырвут. Да и вас самих осколки почикают – тесновато там, а укрыться негде.
«Вот продуманные хитрованы», – вдруг сообразил Фёдор, наблюдая из-за пилона, как двое ганзейцев под предводительством Пистона двинулись по лестнице, огибая распластанные в живописных позах, истерзанные пулями трупы нескольких морлоков и натекшие на ступеньки из-под них лужи крови. Вполне возможно, что никаким героизмом тут и не пахло, и сталкерами руководил трезвый расчет. После отважного поступка на глазах у кучи свидетелей отправить их в каталажку будет значительно сложнее. Косарь хоть пока и не спросил, как они тут оказались, – все-таки сейчас каждый боец на счету, но нет-нет да и посматривал в их сторону тяжелым подозрительным взглядом. А значит, когда ситуация станет поспокойнее, то расспросов не избежать. Может, и ему так поступить? Точно, стоит попытаться. Из-за нерешительности иногда теряешь больше, чем из-за неверного решения.
Фёдор снова глянул на ближайшего морлока, валявшегося поперек ступенек серой башкой вниз и, казалось, тянувшего лапы с громадными когтищами в сторону людей даже после смерти. Сглотнул, сдерживая подступающую тошноту. Но, пересилив себя, резко поднялся и молча затрусил за добровольцами. Останавливать его никто не стал, хотя и проводили удивленными взглядами.
Преодолеть ступеньки – это полдела.
Когда подъем закончился, и взгляду открылся прямой двадцатиметровый участок, Фёдор мысленно чертыхнулся. Основная волна прокатилась вниз, на станцию, а те, кто оказался в ту злополучную минуту здесь, так и остались возле решетки – эффект неожиданности сработал против людей. Фёдор насчитал четыре растерзанных трупа братков – против всего парочки морлоков, и у него сразу засосало под ложечкой.
– Фёдор, Соленый, прикрываете здесь, – шепнул Каравай, как только переступили последнюю ступеньку.
Кротов с облегчением остановился. Убедившись, что приказ ясен, Каравай с оружием наизготовку двинулся вместе с Пистоном вперед. Даже смотреть в сторону отсечки, и то было жутко – на зияющие тьмой дверные проемы в обеих преградах. Так и казалось, что сейчас какая-нибудь тварь выскочит из них и набросится на людей. У страха, конечно, глаза велики, но Фёдору почудилось, что у одного из морлоков, валявшегося среди трупов, дрогнули когти на откинутой лапе. Вот именно, что почудилось, иначе бы сталкеры давно отреагировали. Ух и здоровенная тварь, не лапы, а грабли…
Как ее еще завалили-то в самом начале, тут же некому было сражаться…
Разведчики были уже в десяти шагах от отсечки, когда изображавший дохлятину морлок вдруг вскочил и кинулся на людей. Тварь оказалась настолько быстрой, что расстояние не спасло – монстр перемахнул его двумя стремительными прыжками. Когти высекли искры, ударившись о мрамор и подбросив в воздух поджарое тело. Сдавленно вскрикнул Каравай, отлетая к стене от свирепого толчка в грудь. Пистону повезло меньше – взмах когтистой лапы раскроил ему лицо. Разбрызгивая кровь, следопыт, словно сломанная кукла, перевернулся через голову.
Не обращая внимая на поверженных противников, монстр метнулся к лестнице.
Соленый не подкачал – упал на колено, прижал приклад автомата к плечу и врезал навстречу несущейся во весь опор твари очередью. Из-за волнения немного не угадал с прицелом: несколько пуль, нащупывая стремительно смещавшуюся цель, выбили мраморные осколки перед распахнутой в свирепом оскале пастью. Но остаток очереди прошил грудь и череп, вырвав ошметки плоти и крови. Морлок словно и не почувствовал повреждений. Спохватившись, Фёдор тоже нажал на спусковой крючок, но боек лишь обреченно щелкнул. Когда до челнока дошло, что, подбирая автомат, он так и не удосужился проверить магазин, волосы на голове встали дыбом, а секунды, отсчитывающие время до рокового столкновения, словно замедлились.
Говорят, в такие моменты перед глазами проходит вся жизнь. Так вот, это всего лишь красивое вранье. Ты просто охеренно, до полной невменяемости перепуган и тупо ждешь неизбежной смерти, застыв с бесполезным куском железа в руках. Фёдор видел, как посреди коридора за спиной твари бьется в предсмертных судорогах тело Пистона. Как ворочается рядом с ним все еще живой Каравай, с заметным усилием подтягивая к себе оружие, вылетевшее из рук при падении. Слышал грохот автомата Соленого, продолжавшего стрелять с хладнокровием обреченного. И ничем не мог помочь, ни себе, ни товарищу. Ничего не успевал сделать.
Морлок взвился в воздух, преодолевая последние несколько метров в мощном прыжке. Устрашающие когти на лету вытянулись к Соленому, готовясь порвать парня на куски, усеянная острыми клыками пасть раскрылась, целясь в горло.
Череп морлока вдруг взорвался кровавой кашей.
Соленый продемонстрировал завидную реакцию: мгновенно рухнул на пол. Морлок, уже не управляя своим телом, пролетел над человеком и ухнул вниз, шумно покатившись по лестнице. У подножия раздались полные ярости и страха вопли братков, грянули выстрелы, нашпиговывая уже мертвую тварь свинцом.
– Вы хоть бы двери закрывали, что ли. Такой бардак развели, что смотреть тошно.
Первые же звуки знакомого до боли голоса заставили Фёдора оторвать взгляд от сдохшей посреди лестницы твари и обернуться с такой прытью, словно его в зад ужалила оса. Каравай сидел возле стены, подтянув «Рысь» на колени, но так и не успев воспользоваться оружием, и тоже ошалело смотрел в сторону отсечки.
А там, возле решетки, запирая засовом уже притворенную дверцу, деловито возился Димка Сотников. За спиной искателя торчал «Бизон», а снайперка, из которой он поразил монстра, стояла прислоненной к решетке. Закончив возню с засовом, Димка подхватил снайперку и зашагал прочь от отсечки. Каравай поспешно вскочил ему навстречу, охнул, схватился за грудь и едва не сполз обратно на пол. Искатель мигом оказался рядом, подхватил товарища под руку, помог выпрямиться. Озабоченно спросил:
– Тебя как, сильно зацепило?
– Все ребра пересчитал, если бы не броник… – Каравай недоверчиво уставился на искателя – словно на привидение. А затем восхищенно выдал, шевеля густыми усами: – Я же говорил, что ты везунчик, каких не бывало! А ведь нас с Соленым уверяли, что ты сгинул… Вот сволочи, они ведь решетку собрались закладывать!
– Спокойно, Караваище, спокойно, – Димка слабо улыбнулся товарищу, кивнул стоявшему столбом Фёдору, тоже не верившему собственным глазам. «Как ему сказать, что Наташки нет?» – запульсировала в голове челнока отчаянная мысль. – И правильно решили заложить, нечего людям возле Мертвого Перегона делать. Хотя сдается мне, что скоро там нечисти поубавится. Затопило Северную.
Отстранившись от Каравая, он подошел к челноку:
– С Наташкой все в порядке, Федь, не переживай. Да не дергайся ты, не читаю я мысли, я же тебе говорил.
– Как же, помню. На морде лица у меня написано… – Понимая, что выглядит сейчас совершенно по-дурацки, Фёдор через силу скомкал улыбку до ушей, стараясь унять бушевавшую в душе радость. – Как же ты выжил?!
– Расскажу – не поверишь, – Димка покачал головой. Выглядел он неважно – осунулся, правая скула в запекшейся крови из-за обширной ссадины, словно лицом по бетону проехался, под глазами темные круги – но главное, живой! Живой, чертяка! – Сам мало что понимаю. Но сейчас не это важно. Есть еще дельце, не требующее отлагательства. Тот тип из лазарета, которого мы опекали – он может быть опасен, его нужно обязательно найти. И чем быстрее, тем лучше для всех нас.
– Я совершенно точно знаю, где он, Димон. Но тебе об этом придется поговорить с Учителем.
Разбитая дверь кабинета висела верхней половинкой на одной петле, а на пороге, в темной луже крови, валялся труп мелкого морлока. Фёдор, увидев эту картину, чуть не застонал от досады – похоже, что этот кошмар никогда не кончится, и по станции по-прежнему шастают бесчисленные орды мутантов.
– Стоять! – срывающимся голосом скомандовал Косарь, делая знак своим людям, которых прихватил с собой для сопровождения залетных гостей – Сотникова, двух ганзейцев и челнока. – Мы не знаем, сколько их там…
– Опасности уже нет, – тихий, но отчетливый девичий голос заставил всех обернуться.
Наташка. С суровым и бледным, как у гипсовой статуи, лицом, пальцы крепко сжимают пистолет. Прямо амазонка, мать ее… И выглядит вдвое старше своего возраста – как человек, которому многое пришлось перенести, многое вытерпеть и преодолеть. Фёдор порывисто шагнул к девушке, притянул к себе, крепко обнял.
– Где же ты все это время была, партизанка ты этакая, а?!
– Тебе туда точно лучше не попадать, Федь, – Наташка мягко высвободилась из рук Фёдора, и ему ничего не оставалось, как последовать за ней вместе с остальными в кабинет хозяина Новокузнецкой.
Густой запах спирта и крови шибанул в нос, как только Фёдор переступил порог вслед за Димкой.
При одном лишь взгляде на царивший в помещении разгром становилось понятно, почему Учитель так и не объявился среди бойцов. Перевернутые стол и стулья, раскиданные тарелки с остатками закуски, расплющенное сердце вичухи – серым комком среди осколков от разлетевшейся при падении банки. Нетерпеливо потеснив челнока, в комнату протолкался Косарь и изумленно присвистнул: Учитель лежал возле перевернутого кресла, в окружении трех трупов морлоков. Причем первых двух он успел пристрелить из дробовика, а третьему, схватившемуся с ним в рукопашную, сломал шею – могучие руки старика до сих пор стискивали твари глотку.
– Отбегался наш Авторитет, – с сокрушенным видом обронил Косарь. Плечи братка поникли, руки, сжимавшие оружие, опустились.
Искатель, ловко переступая разбросанную утварь, подошел к Учителю, наклонился проверить пульс, но тут пахан сам открыл глаза и увидел склонившегося над ним Сотникова. Все его тело мгновенно напряглось, в глазах сверкнула жгучая ненависть.
– Ты!.. – Учитель сдавленно закашлялся, губы окрасились кровью. – Ты его догонишь… Тебя сама смерть не берет… Ты с ним справишься…
– О ком ты, Данила Иванович?
– О Грешнике… Убей эту тварь и верни моих людей!
