Глава 9
Случайности не случайны
«Отсечка» в переходе между Новокузнецкой и северным залом Третьяковской представляла собой участок три на четыре метра, отделенный от общего коридора с двух сторон металлическими решетками.
Два охранника, с виду почти неотличимые друг от друга, азартно шлепали картами по приспособленной в качестве игрального стола крышке тумбочки. На стриженных под «ноль» головах игроков – засаленные кепки, на сутулых плечах – облезлые кожаные курки, на ногах – пузырящиеся в коленях хэбэшные штаны и стоптанные до дыр кирзачи. Сбоку тумбочки дремали прислоненные «калаши».
Хрипловатый тенор перемежался с зычным басом, разгоняя тягостную тишину:
– Вот тебе кудрявого!
– А я твоего кудрявого бабой!
– А козла бородатого сверху не хочешь? Лови! Гы-ы-ы!
– А на козырного чем ответишь?
– Погоди, щас отвечу, терпеть сил уже нет…
Штопор поднялся с табуретки, прервав любимое занятие. Ну а чем еще заняться на опостылевшем дежурстве? Карты хрястнул на тумбочку – рубашкой вверх, чтобы напарник не подглядывал. Постанывая от удовольствия, потянулся всем телом – давно надо было размяться, а то засиделся так, что ноги затекли. Затем бросил хронически недовольный взгляд на лампадку, свисавшую на цепи с вбитого в стену крюка. Ее слабый огонек почти не разбавлял уже въевшийся в душу мрак, сочившийся со стороны жутковатой Третьяковской. Это еще хорошо, что внутри вдоль внешней решетки выложен барьер из мешков с песком – хоть какая-то видимость защиты от выродков, обитавших по ту сторону.
Впрочем, как ни крути, а все равно неуютно до дрожи, место такое – проклятое.
Зато пайка за дежурства верная, голодным не останешься, а если больше ничего в жизни не умеешь, то твой удел – прозябать охранником. Ничего, давно уже пообвыкли. Можно даже сказать, что работенка непыльная. Сутки отсидел, двое гуляешь. Штопор шагнул к промежутку в барьере – там находилась решетчатая дверца, поэтому мешки отсутствовали. Расстегнув ширинку, принялся мочиться сквозь прутья.
Оставшийся возле тумбочки Крендель поморщился:
– Слушай, хорош уже туда гадить. Я, мля, не токсикоман какой-нибудь! Вон ведро с крышкой есть, туда и фигачь.
– Ишь ты, нежный какой! – насмешливо пробасил Штопор. – Не нравится – Учителю идею подкинь, давно тут пора все заложить наглухо. А мне так вольготнее, чем в вонючую парашу.
– Довыеживаешься, Штопор. Нечего морлоков свежаком дразнить.
Крендель сплюнул на пол, покрытый такой толстой коркой грязи, что угадать под ним мрамор было нереально. В чем-то Штопор прав – нормальных посетителей, с которых можно взять мзду за пропуск, с той стороны не было уже давным-давно, а вот отгонять потерявшее всякий человеческий облик отродье приходилось нередко. Но на рожон все равно нечего лезть! Видно же, что приятель просто храбрится, а на самом деле поджилки трясутся, когда приближается к этой решетке. Собственно, потому и подходит – удаль показать да нервы пощекотать себе и напарнику. Делает вид, что ему все малиново и фиолетово. Крендель неодобрительно покачал головой. Мужику уже тридцатник, а понятия о разумной осторожности никакого. Ничего, вот доживет до полтинника, как сам Крендель, может, поумнеет. Если успеет.
– Слышь, там, вроде, плещет опять. – Штопор настороженно замер у решетки, тщетно пялясь в кромешный мрак, в котором, как в бездонной пропасти, тонуло все, что находилось за эскалатором.
– Еще бы не плескало, баклан конченный! Ширинку-то застегни!
– Сам ты баклан! Я внизу что-то слышу, на станции! Как будто где-то льется и журчит!
– Так стекает же, губошлеп придурошный! По ступеням и стекает!
– Хорош на меня хавальник разевать, сам послушай!
– Гонишь ведь, – недоверчиво прищурился Крендель. – Опять покуражиться захотелось?
– Да ей богу не вру!
Это что-то новенькое, чтобы Штопор, да божился…
К решетке подходить близко не хотелось: на острые ощущения, в отличие от напарника, Крендель никогда не напрашивался. Хоть и заперта, и на мощный засов, и на здоровенный навесной замок, но… Ведь там, внизу – Мертвый Перегон, непроходимая для живых ветка, соединявшая Марксистскую и Третьяковскую, гребаная Обитель Мертвых.
Кренделю вспомнилось, как один из бичей, еще не окончательно пропивший мозги, пытался ему объяснить «интеллигентно»: типа, это такая сверхъестественная пространственная аномалия из чистого зла, по каким-то необъяснимым причинам запертая в перегоне между станциями. Любой, кто туда попадет, будет схарчен заживо, да причем многократно, и мучения его будут длиться вечно в этом материализованном аду. Впрочем, Крендель не мог вспомнить желающих сунуться туда по доброй воле. Станцию именно из-за близости с Мертвым Перегоном и забросили, и как оказалось впоследствии – верное было решение, ох верное.
Какое-то время после ухода с Третьяковской-Северной, чтобы «оздоровить» население Новокузнецкой, туда волевым решением Учителя выпихивали спившихся до потери облика алкашей, нищую шваль, больных и уродов со всякими отклонениями. Да и просто сумасшедших. Поначалу казалось, что они просто исчезают в бездонной утробе тьмы проклятой станции. Но потом к всеобщему ужасу выяснилось, что Мертвый Перегон по-своему позабавился с отверженными, и каким-то непостижимым образом появились страхолюдные морлоки – твари, лишь отдаленно напоминающие человеческое существо. Высылки на Третьяковскую решили прекратить, чтобы не подпитывать кошмарное «население» проклятой станции ни жратвой, ни новыми обитателями, но зло уже поселилось и обжилось. Теперь пугающее соседство с ним приходилось терпеть охранникам в отсечке, каждый день испытывая на прочность нервы. А время от времени – отгоняя особо назойливых «гостей» автоматным огнем.
И хорошо еще, что пока обходилось без людских потерь.
А тут еще эти скверные слухи – и все из-за Белого, болтливого недомерка из другой смены, большого любителя уходить в долгие запои… Ведь столько не зарабатывает, гад, чтобы упиваться до белой горячки, но как-то умудряется же. Вот после очередного бодуна, в такую же ночку ему и померещилось, что слышит какой-то плеск – так чуть в штаны не наложил и по всей станции «новость» разнес. Люди и так стараются не думать о заброшенной Третьяковской, проблем хватает без всяких Мертвых Перегонов. Есть, конечно, на Новокузнецкой народ зажиточный – из барыг или привилегированных блатных, эти-то живут припеваючи. Но большинству раз в день нормально пожрать – единственная радость. Если бы не Учитель, поддерживающий порядок железной рукой не хуже, чем воинствующие торгаши на расхваленной Ганзе, станция давно бы уже захлебнулась в кровавом и беспощадном бунте, когда все против всех, а правда только одна – у того, кто бьет на поражение первым.
Крендель вон сколько уже отдежурил, а никакого плеска не слышал. Поэтому в слухи не верил. А Белому как-то по пьяной лавочке здорово навалял – чтобы народ почем зря не будоражил, не пугал прорывом грунтовых вод и затоплением. Такими новостями панику поднять – раз плюнуть.
– Может, все-таки ходули свои кривые выпрямишь, а? – Штопора начинала злить недоверчивость напарника.
– Не гунди, ща гляну.
Прихватив на всякий пожарный «калаш», пожилой охранник нехотя покинул насиженный табурет. Ноги у Кренделя, изувеченные рахитом еще в детстве, задолго до Катаклизма и последовавших после него ужасов, и в самом деле были кривые – отсюда и погоняло. Браток на всякий случай пощупал ржавый навесной замок, убедился, что тот в порядке, затем выставил ухо сквозь прутья и боязливо прислушался, чувствуя, как невольно ускоряется сердцебиение. Прошло несколько секунд, а ему уже начало мерещиться, что мрак за решеткой дышит в лицо, словно огромное живое существо, шевелится и перетекает с места на место. Странные пугающие шорохи, пока еще далекие… едва слышный скрип ступенек эскалатора под легкими крадущимися шагами… нет, нет, это почудилось. Нет никакого скрипа, да и журчания тоже. Он отер дрожащей ладонью мгновенно взмокший лоб, ожег Штопора злым нервным взглядом:
– Ну, падла, за свои шуточки ответишь…
– Да ты чего, я…
– Тихо!
Крендель замер, резко вскинув руку в жесте, призывающем к молчанию.
Теперь он действительно услышал слабый всплеск. И еще. Словно где-то там далеко внизу накатывала на некое препятствие легкая волна. А потом – далекое «шлеп, шлеп» – шаги по мелкой луже. Морлоки, наверное, бродят, сучье паршивое, хороших людей пугают. Когда ж вы там все передохнете…
– Убедился? – почему-то хриплым шепотом спросил Штопор, попятившись.
Крендель торопливо кивнул, перекрестился давно забытым жестом:
– Только потопа не хватало… Ты представляешь вообще, что это значит?
– Типун тебе на язык! – Штопор, побледнев, тоже неумело сотворил крест. – Учителя нужно предупредить!
– Это само собой, щас наши сменщики причапают, и доложим.
– Да отойди ты нахрен от решетки! – голос Штопора, обычно низкий и густой, едва не сорвался на визг, прежней бравады как не бывало. – Чего прилип, будто салом намазано!
Вывалившись из рук Кренделя, автомат громко лязгнул об пол. Охранника вдруг рвануло назад, впечатало спиной в решетку. Он захрипел, пытаясь содрать обеими руками что-то невидимое со своей шеи.
– Эй, Крендель, ты чего, братан, – ошалело вырвалось у Штопора. – Хорош дурака валять…
Он хотел шагнуть к приятелю, но мгновенно сковавший внутренности страх заставил оцепенеть. То, что он принял за игру тени и света от колеблющегося огонька в лампадке, оказалось длинными черными пальцами. Протянувшись сквозь прутья решетки, они оплели, сжали горло Кренделя смертельными тисками. Его лицо стремительно синело от недостатка крови, глаза вылезли из орбит, уставившись на напарника в диком ужасе и мольбе о помощи. Тело охранника мелко затряслось, ноги подломились – но он не упал.
Кто-то держал его, стиснув в удушающих объятиях.
Кто-то, обитающий во мраке за решеткой.
Не помня себя, Штопор подхватил с грязного пола автомат приятеля, воткнул ствол между прутьев решетки. И, шуруя им, как поливочным шлангом из стороны в сторону, от души выдал длинную и оглушительную после тишины очередь – пока не щелкнул впустую боек. Удушливый страх отхлынул мутной волной обратно во мрак, испугавшись грохота и пламени. Что-то с шумом покатилось по лестнице вниз – не иначе, как труп морлока, пожелавшего вкусить свежей крови, но захлебнувшегося собственной.
Продолжая невнятно материться, Штопор подхватил осевшего ему на руки приятеля, быстро оттащил подальше от решетки. Похлопал по щекам, пытаясь привести в чувство. Голова Кренделя лишь безвольно склонилась набок. Штопор безумным взглядом уставился на его окровавленную шею: та выглядела так, словно охранник за те короткие мгновенья, пока его душил морлок, успел побывать в пыточной.
– Ы-ы! Тварь! Паскуда! Мразь!
Штопор рухнул на колени, рванул куртку на груди дружка, прижал ухо к сердцу.
Ощутив слабые толчки, радостно оскалился и вскочил. С лязгом отодвинул внутренний засов, запирающий выход на внутренней решетке, пинком распахнул злобно взвизгнувшую ржавыми петлями дверь. Увидев, что навстречу по лестнице с платформы уже спешно поднимаются несколько вооруженных братков из станционного патруля, встревоженных шумом в отсечке, кинулся обратно. Лихо взвалил отяжелевшее и неподатливое тело напарника на плечи, от лихорадочного возбуждения не замечая веса, и сломя голову понесся вниз по лестнице.
Патрульным ничего не оставалось, как шарахнуться в стороны.
– Сейчас, братан, мы тебя в больничку отволочем, потерпи, – бормотал под нос Штопор, с каждым шагом перескакивая через две ступеньки. – Только не подыхай, гад, с кем я еще буду по ночам козла забивать… даже и не думай, так просто от меня не избавишься!
* * *
– Пошла вон, зараза! Разгулялись тут, как у себя дома, ёханый бабай!
Крупная серая крыса недовольно пискнула, выскочила из гуляющего по путям желтого пятна света от налобного фонаря и бесследно исчезла в темноте.
– Они и так дома, Федя, – насмешливо заметила Наташка, двигаясь сразу за челноком по правую сторону от шпал.
– Федь, выключи свет на минутку. – Димка остановился, устремив взгляд в глубь туннеля.
– Это еще зачем?
– Выключи.
Как только болезненно яркий луч погас, тьма радостно всколыхнулась, надвинулась на людей, навалилась непроницаемым покровом, заглатывая обратно отвоеванное фонарем пространство. Для Кротова все исчезло – и обшарпанные стены туннеля, и обвисшие обрывки кабелей на монтажных крючьях, и ржавые рельсы с утопающими в мусоре шпалами.
Но глаза искателя, потеряв источник искусственного света, адаптировались почти мгновенно. Он заметил, что крыса – розоватый силуэт на фоне призрачных сумерек – и не думала смываться, а лишь отбежала к стенке туннеля. Теперь, схоронившись за бетонным выступом, она внимательно, без малейшей боязни наблюдала за людьми алыми бусинами глаз. Но заинтересовал сталкера не зверек – свет фонаря мешал толком рассмотреть то, что находилось впереди. Теперь он убедился, что ему не показалось. Да и ощущения подруги, которые он впитывал непрерывно, подтвердили его собственные наблюдения.
– Привал, Федя.
– Какой еще привал, Димон?! – возмутился Фёдор, кинув по сторонам беспокойный взгляд и ничего, естественно, не разглядев в окружающей тьме. – Кто в здравом уме в туннелях привалы устраивает?! Жить надоело?!
– Надо кое-что обсудить. – Димка повел плечами, поправил лямки рюкзака, оттягивавшего спину. Снимать не стал, рассиживаться долго он здесь не планировал.
– А мы что всю дорогу делаем? Анекдоты травим?!
– Послушай, мы прекрасно понимаем, что ты весь на нервах, – успокаивающим тоном заговорила девушка, чувствуя настроение Димки и необходимость вмешаться, поддержать его. – Но время сейчас тратишь именно ты. Просто выполни нашу просьбу. Хорошо?
Фёдор с сокрушенным вздохом нащупал рукой рельсу и уселся сверху. Пристроив ружье на коленях, торопливо потянулся за куревом. И как только снова увидел в отсветах огонька зажигалки силуэты спутников, рассевшихся на рельсе напротив, рядышком друг с другом, удовлетворенно хмыкнул, немного успокаиваясь.
– Прямо, блин, идиллия! Влюбленная парочка в парке на скамейке. Черт, Димон, никак не привыкну к вашим причудам. Сильно вы изменились, если честно. Иной раз кажется, что и не знаю я вас совсем. К нам точно тут никто не подкрадется и не вцепится в зад?
– Если хочешь, чтобы я присмотрел за твоей спиной, просто не включай свет, – миролюбиво посоветовал Димка. – Мешает.
– Да уж, Димон, ходячий ты наш тепловизор, – выдыхая струйку вонючего дыма, усмехнулся Кротов. – Удобная штука это твое ночное зрение. Я, блин-оладушек, и с фонарем спотыкаюсь, а ты топаешь, словно по ярко освещенной станции. Наташ, а ты как ориентируешься? Я ж не слепой, давно заметил, что и ты ведешь себя вполне уверенно.
– На звук, Федь, – негромко отозвалась из темноты девушка, и по ее тону чувствовалось, что она улыбается.
– Вот же связался с суперменами на свою голову. – Кротов покачал головой, и огонек сигареты, зажатой в зубах, вычертил сплющенный символ бесконечности. – Когда все это закончится, придется лечиться от комплекса неполноценности. Ладно, так о чем вы хотели поговорить?
Димка упер рамочный приклад «Бизона» в щебень, придерживая в вертикальном положении за шнековый магазин – привык, чтобы оружие всегда было под рукой и наготове. Свой «Бердыш» он отдал девушке еще в начале пути, как только они ускользнули с Павелецкой. Оружие ей было знакомо, если что, запросто управится. Фёдор, конечно, прав, и в туннелях не следует вот так останавливаться, но пока Димка контролировал ситуацию. Из зверья поблизости – лишь несколько любопытных крыс, которые к измененным относились вполне дружелюбно и пока не рассматривали их в качестве банальной жратвы.
Каким-то образом Сотников понимал, что если он не даст им повода думать иначе, паритет так и останется. Инстинктам в последнее время сталкер доверял безоговорочно. И удивительно, как быстро восстанавливаются силы. Словно и не было ни многочасовой ночной вылазки на поверхность, ни стрельбы и беготни по снегу, ни падения с дрезины, врезавшейся на всем ходу в химеру. Он еще ни разу не ощущал такого прилива энергии, как сейчас, и гадал, что именно его вызвало.
Может быть, изменения, которые происходили в его организме?
Хотя и прошло уже почти два месяца новой жизни, думать об этом все еще было как-то странно, непривычно. Непривычно чувствовать себя не таким, как все. Наверное, все проще, а он лишь усложняет. Рискованное решение пойти наперекор планам Шрама, взять контроль над ситуацией в свои руки и, наконец, что-то сделать для них с Наташей, а не для всех остальных – могло ли это послужить вдохновением? И если да, то значило ли это, что он сейчас на верном пути? Наверное, да. Потому что он чувствовал, что и Наташа сейчас гораздо спокойнее, чем в тот момент, когда они встретились на платформе Павелецкой. И девушка тоже совсем не устала, а наоборот, удивительным образом набралась за время пути сил. Внутреннее напряжение, изматывавшее их обоих в последнее время, растворилось в какой-то необъяснимой уверенности – они все делают правильно. Они и правда менялись. В лучшую или худшую сторону… Об этом судить пока рано, да и думать страшновато, если честно. Но изменения происходили, и игнорировать их было бы глупо. Так же глупо, как и рассказывать неизмененным, что сейчас с ними творится. Знать бы еще, что именно они сейчас делают, и не выйдет ли им это путешествие боком… Вот уж задачка. Задачка, рассчитанная на доверие к голой интуиции.
– Чего молчишь, Димон? – Фёдор стряхнул пепел, алыми искрами разлетевшийся под ногами. – Давай как-нибудь побыстрее, не хочу я здесь засиживаться.
– Скажи, Федь, – задумчиво обронил Сотников, – до сих пор жалеешь, что ничем не смог помочь, когда нас передавали Ганзе на этой самой Новокузнецкой?
– Ты что, уже и мысли читаешь? – с некоторой оторопью поинтересовался Фёдор.
– Простая логика. Ты сам сказал, что вызвался на это задание, хотя кандидаты были и получше. Ты не шпион, не диверсант, даже не сталкер. Простой челнок.
– Не такой уж и простой, а представитель Бауманского Альянса…
– По торговым делам. Я ведь сейчас не о должности, Федь, а о том, что ты умеешь, а чего – нет. Прогулкой это задание не назовешь. Так жалеешь?
– А ты как думаешь? – Фёдор снова затянулся, помрачнев.
– Хочешь дружеский совет? Забей. Ты ничего не мог изменить, когда договаривались такие большие дяди, как Каданцев, Учитель и Леденцов. Если уж на кого мне зуб точить, так это на отца.
– Все еще злишься?
– Это не злость. – Димка немного помолчал, подбирая подходящие слова. – Не злость, нет… Попытка понять, что сейчас происходит на самом деле. Давай-ка я тебе вкратце расскажу, как сам это вижу. С твоих слов выходит, что отец воспылал желанием вернуть нас на Бауманку, не считаясь с прежними договоренностями. Но почему такое горячее желание возникло именно сейчас, ты не говоришь. Ладно, этот сомнительный момент пока опустим. Маршрут вы нам предварительно пробили и с главами станций договорились… за спиной Шрама. А вот в это уже верится с трудом.
– С каких это ты пор сомневаешься в возможностях разведки Бауманского Альянса?
– С тех самых, когда мы не смогли вернуться домой, но сейчас не об этом речь. Федь, ты вообще представляешь, сколько народа сейчас знает о вашей задумке?! Может, поэтому и сорвался план забрать нас с Таганской и увести по поверхности? Почему именно в этот день Шрам решил отправить нас на Павелецкую, под якобы уважительным предлогом – защитить от происков врагов в Совете? Ты не находишь, что это слишком подозрительное совпадение?
– Ёханый бабай, Димон, ну вот зачем ты это сказал? Ты кого угодно заставишь сомневаться.
– Не исключено, что Шрам вас обыграл, – продолжал гнуть свою линию Димка. – И сейчас проводит на Таганской тотальную чистку всех неблагонадежных элементов. Много там наших сейчас?
– Только наемники. И сталкеры со стороны. Ты же знаешь, у нас всегда напряженка с людьми…
– Ну так попрощайся с ними.
– Да тьфу на тебя! – Заметно расстроившись, Фёдор щелчком запулил окурок за спину. Да так удачно, что тот едва не вписался в мордочку внимательно подслушивающей крысы. Крыса ловко увернулась, а Фёдор, естественно, ничего не заметил. – Ладно, допустим, Шрам все-таки узнал, что задумали бауманцы. Но какой смысл вас прятать именно на Павелецкой? По мне, так проще сделать вид, что ему ничего не известно. А потом заманить в западню и переловить всех виновных прямо на Таганской.
– А зачем ему поднимать шум на все метро? – резонно заметила Наташа. – На месте Виктора Викторовича я тоже постаралась бы все сделать по-тихому.
– И ты туда же, Наташка. Что вы тут вообще себе навоображали? Что круче всех? Операцию разрабатывали серьезные люди, а не такие незрелые личности, как вы.
– Серьезные люди, говоришь? – вкрадчиво переспросил Димка. – А почему эти серьезные люди сперва не предупредили нас? Неужели обязательно было вытаскивать обоих одновременно?
– Да ты сам подумай. Если вытаскиваем только одного – второй попадает под замок. И тогда все становится гораздо сложнее. А насчет Шрама ты все же ошибаешься. Если он был в курсе планов Бауманки, то зачем позволил мне увязаться с ним на Павелецкую?
– Чтобы отсечь змее голову, это же элементарно, – снова вставила Наташка.
– Верно, – кивнул Димка. – Ты же координатор операции. Без тебя она просто не начнется.
– Тогда он должен был понимать, что я расскажу о заговоре вам, – мрачнея все больше, все же продолжал спорить Фёдор, не столько убеждая спутников, сколько самого себя. – Ты переоцениваешь его возможности. Он же тебе рассказывал, какие у него проблемы. А значит, мы были правы, когда захотели вас забрать. Только сделать это следовало еще раньше.
– Не дает мне покоя одна мысль, Федя, – задумчиво обронил Димка. – Слишком легко ушли. Словно Шрам на это и рассчитывал.
– Ты, блин, своей паранойей меня не заражай, ладно?! – возмутился Кротов. – Хоть раз в жизни может быть удача на нашей стороне? Просто удача? Послушай, мы уже в десятый раз обсуждаем…
– И я тебе в десятый раз говорю, что возвращение на Бауманку ничего не решит.
– Да почему?! Димон, тебе не приходило в голову, что пора уже завязывать с геройством в одиночку?
– Федь, а тебе не приходило в голову, что я мог забрать Наташку в любой момент и без вашей спасательной операции?
– Это ты так шутишь? – недоверчиво спросил Фёдор, и без того чувствующий себя неловко после всех доводов младшего напарника.
– Спасатели вы хреновы, – Димка покачал головой. – Разведка и шпионская деятельность – не ваша стихия. Ты ведь и сам прекрасно знаешь, почему мы оставались на Таганской.
– Потому что дали Леденцову слово, – негромко напомнила девушка.
– Вот именно, – оторвав правую руку от «Бизона», Димка с силой хлопнул по колену. – Отец от меня и Наташки отказался, потому что хотел сохранить статус-кво своего любимого Бауманского Альянса… Тихо, Федь, не спорь. Богатство и самостоятельность Бауманки основаны на продаже оружия. Но у нас всегда были конкуренты, мечтающие нас потеснить. А слухи о странной болезни могли здорово подпортить репутацию Бауманки, отпугнуть заказчиков. Ганза же все устроила так, что наши проблемы остались тайной за семью печатями для всех остальных. Именно поэтому мы и не дергались, не хотели вам навредить. Если вздумаем переиграть ситуацию – нам все припомнят: и кто мы такие, и как Панкратова грохнули. А он, заметь, не рядовым бойцом был, а начальником службы безопасности Таганки, как Леденцов сейчас.
– Тогда почему ты решил нарушить это слово сейчас? – Фёдор непонимающе нахмурился.
Димка немного помолчал. Пожал плечами:
– А кто сказал, что я его нарушил? Нам нужно лишь кое-кого повидать на Новокузнецкой.
– Так это не побег?! – Фёдор даже привстал, пораженный этой новостью, но снова плюхнулся на рельс.
– Да не дергайся ты так. Пока это просто прогулка, Федь. Самоволочка. А там видно будет. Я одного с вашим супер-заговором не пойму – почему именно сейчас отец вдруг передумал и решил нас вытащить с Ганзы? Можешь мне это наконец объяснить? Или он просто вдруг вспомнил, что Наташка все еще его дочь? Про себя я уже молчу, приемыш – он и есть… приемыш.
– Хорош уже волну на него гнать, Димон, – проворчал Фёдор. – Не надо делать из него чудовище, раз и сам прекрасно понимаешь все причины, по которым…
– Федь, что происходит на самом деле? – перебила его Наташка, с трудом сдерживая напускное спокойствие. – Папа… еще жив?
– Да тьфу на тебя, Наташка! – возмущенно вскинулся челнок. – Надо же такое удумать…
– Федя!
– Да жив, жив, – Кротов успокаивающе замахал руками. И тяжело вздохнул, признаваясь: – Только плох он.
– Преемник, значит, понадобился? – понимающе усмехнулся Димка.
– Да забудь ты свои обиды, пацан. Он просто хочет вас вернуть. Обоих. Последняя воля умирающего. Дошло, наконец?
И Фёдор сердито умолк.
Наташка после этих слов сразу притихла. Димка нашел в темноте прохладную ладошку девушки, накрыл ее своей, стараясь молча приободрить, поделиться сочувствием. Он давно уже понял, что происходит. Но одно дело – понимать, а другое – услышать подобное признание.
– Умеешь ты порадовать…
– Не хочешь услышать неприятные ответы – не задавай неприятные вопросы. – Фёдор говорил теперь жестко, резал короткими фразами, отбросив прежнюю игру в дурашливость. – Приболел он. Слег еще недели две назад, с сердцем плохо. Альянсом уже не руководит, полномочия передал Каданцеву… Да не о том мы сейчас говорим! Как бы то ни было – вы уже не у Леденцова. И надо думать, что делать дальше. Вряд ли Леденцов обрадуется вашей самоволке. Вот что я предлагаю. Раз все так через задницу вышло, то наши планы придется скорректировать… – Фёдор решительно сдернул с плеч брезентовый чехол, похлопал по нему ладонью: – Видишь этот ствол?
– Вижу. Всю дорогу пыжишься и таинственность наводишь, не даешь глянуть. Можно подумать, я ВСК-94 никогда в жизни не видел.
– Ёханый бабай… – оторопел Фёдор. – Как ты догадался?!
– Да у тебя на морде лица написано, Федь, – не остался в долгу Димка, хотя шутка, учитывая обстоятельства, вышла невеселой.
– Да, блин, а серьезно?
– Вот ты говоришь, что я изменился, но не понимаешь, насколько, – задумавшись о своем, нехотя пояснил искатель. – А все просто, Федь. Брезент и металл излучают по-разному, поэтому для меня с самого начала твоя снайперка не была тайной. А теперь выкладывай уже все свои доморощенные секреты.
– Вот черт, – Фёдор сконфуженно поскреб пятерней затылок. – Ладно, ближе к делу. Слышал, какие нынче охотничьи забавы проводятся на Пролетарской?
Димка кивнул. Еще бы он не слышал, все-таки в Ганзе обитает. Среди руководящей элиты различных группировок было немало любителей специфических развлечений. А в Ганзе нашлись расчетливые и изобретательные дельцы, превратившие Пролетарскую в охотничьи угодья. Специальные отряды егерей отлавливали мутантов на поверхности, чтобы «охотники» смогли пострелять по тварям в свое удовольствие из хорошо защищенных укрытий, без особого риска для жизни. Будто этих мутантов в метро и без того не хватает…
– Чистой воды извращение, которое почему-то превратилось в модную нынче тенденцию, – вторя мыслям Димки, презрительно усмехнулся Фёдор. – Дорвавшись до власти, многие капитально бесятся с жиру. Короче, ствол по нынешним временам редкий, и я должен был передать его в качестве аванса… нужному человеку на Таганской. Да вижу, что надо думать уже иначе, сделка-то сорвалась. Так вот, презентую-ка я его Учителю, я слышал, он тоже иногда посещает Пролетарскую. Попробую договориться о поддержке уже с ним. Как представитель Альянса, я многое ему могу пообещать. Братки, к примеру, никогда не упускали случая получить дармовое оружие. Уверен, что у нас найдутся общие интересы. Возьмем у Учителя людей для сопровождения и двинем домой по поверхности. Ну как тебе план?
– Мы подумаем, Федь.
Димка переглянулся с Наташкой.
Почему-то ему не хотелось рассказывать Фёдору о собственном плане, связанном с дикими. Не хотелось лишний раз разочаровывать старого друга. Да и не исключено, что именно так и придется сделать, если дикие все-таки решат сохранить свои тайны, несмотря на оказанную им помощь.
Димка встал, подхватил «Бизон», машинально отряхнул от ржавчины штаны. Глядя на него, спутники тоже поднялись.
– Хотя… ладно. Сделаем так – заглянешь к Учителю сам, поболтаешь по душам, а мы с Наташей потихоньку двинем через станцию. Если что пойдет не так, сразу ускользнем в туннель, и поминай как звали.
– Ох и подозрительный ты стал, – Фёдор одобрительно похлопал парня по плечу. – Молодец, осторожность еще никому не помешала.
– Пойдешь первым, хорошо? А мы подождем минутку и двинем следом… своим способом.
– Своим способом? Это еще как?
– Долго объяснять. За нас не беспокойся, никто не заметит. И давай сразу к Учителю, Федь. Посмотрим, что дадут твои переговоры.
– Да сейчас-то нам зачем разделяться, Димон? Мы же еще…
– Так станция рядом, – улыбнулся Димка. – Пост метров через сто. Поэтому мы здесь и обсуждали, что к чему.
– Вот же супермены чертовы! Ладно, догоняйте.
Кротов включил налобный фонарь и решительно двинул в сторону станции, следуя за прыгающим по путям зайчиком.
* * *
Оживленная повседневная суета и людской гомон говорили сами за себя – Новокузнецкая давно проснулась. Подниматься на платформу бауманцы не стали – там, в гуще людей, намного сложнее отводить внимание от себя, а светиться раньше времени не хотелось. Не та эта станция, где стоит мозолить глаза местным обывателям.
Поэтому парень и девушка неторопливым шагом следовали вдоль платформы по правому пути, который был оставлен для проезда транспорта, в отличие от левого, приспособленного под блошиный рынок. Шли и чутко прислушивались к тому, что творится на станции. Ориентировались больше на чутье, чем на зрение, – край платформы возвышался на уроне груди, а большая часть пространства между прямоугольных арок, образующих шеренгу массивных пилонов со строгими вертикальными линиями, была заставлена или палатками, или навесами, или огорожена ширмами из брезента – хоть какая-то защита от сквозняков. Так что с пути почти ничего не разглядишь, зато и их никто не видел.
Первый блокпост, метрах в сорока от станции, на котором дежурили двое, прошли без проблем.
Братки так увлеченно обсуждали вечную животрепещущую тему – несчастную любовь одного из них, что ни черта не заметили. А до блокпоста на другом конце топать еще прилично, к тому же охранники больше смотрят на подходы к Новокузнецкой. Следить за тем, что происходит на самой станции – это уже обязанности внутреннего патруля.
– Все еще ничего? – одними губами спросила Наташка.
Димка нетерпеливо дернул головой, не останавливаясь.
Большая часть платформы уже позади – прошли и оружейные развалы, и сутенерские притоны, где практиковалась торговля телами для сексуальных утех – как женскими, так и мужскими. Миновали закусочную, источавшую дразнящий аромат жареных грибов. Уже потянулись жилые палатки, и скоро покажется ринг, где жители станции любили выпускать пар на кулачных боях…
А диких он так и не почувствовал.
Димка заволновался уже не на шутку. Неужели опять осечка, и они просто опоздали? Нет, маловероятно. Не могли караванщики так быстро распродаться и уйти. Должны же они когда-то отдыхать, ведь путь у них позади нелегкий. К тому же на поверхности сейчас день, и хотят они того или нет, а хотя бы несколько часов на станции перекантоваться придется, прежде чем тронуться в обратный путь до Автозаводской. Скорее всего, они уже спят, поэтому ощущение ауры Первого, командира диких, которую Димка запомнил довольно хорошо, не прощупывается с такого расстояния. Все-таки придется подниматься на платформу…
А может, они не нашли, что хотели, и ушли дальше, на Театральную? Вот тогда полный облом. Ведь к красным, если верить Шраму, им нельзя. План-то был простой – найти диких, поговорить, и уже потом, в зависимости от полученной информации, думать, что делать дальше. Например – вернуться к Шраму и дальше влачить подневольное существование, убивая день за днем в поисках таких, как они сами. Или пробиваться на Бауманку, заставив родной Альянс пойти на конфликт с Ганзой. Но Димку больше всего манил третий вариант. Ему не хотелось ни к Шраму, ни на Бауманку. Да и вообще метро давно осточертело. Если его связь с Наташей лишь крепла день ото дня, то связь с обычными людьми таяла, истончалась. Он все меньше чувствовал себя ответственным за их судьбы, вопреки заветам Натуралиста. Измененные должны строить свою жизнь сами.
– Дим, – взволнованно шепнула Наташка, хватая его за локоть. – А сейчас? Это то, о чем ты мне рассказывал? Именно так и было, на поверхности? Словно встретил давнего знакомого? Так это и работает, да?
Димка чуть не споткнулся. Да, он тоже почувствовал. Но не диких, нет.
Он посмотрел в расширенные от тревожного удивления глаза Наташки, продолжая прислушиваться к ощущениям, кивнул. Да, так и было. А еще – словно ноющая заноза засела в груди.
– Да. Наш. Здесь наш. Ты понимаешь, что происходит?
Они обменялись взволнованными взглядами.
– Два месяца ничего, и вдруг второй случай за сутки. Что-то важное происходит, Дим.
Им не пришлось обсуждать, что делать, это и так было ясно. Такой шанс упускать нельзя, невозможно.
До ступенек, ведущих с пути на платформу в конце станции, было еще далековато, поэтому, не сговариваясь, решили сократить путь. Выбрав ближайший свободный участок, Димка подсадил девушку, помог забраться на платформу, затем Наташка помогла забраться ему самому, подхватывая за руки и плечи. После физически изматывающей работы в госпитале Ганзы, где ей приходилось возиться с ранеными, в том числе и тяжелыми, лежачими, ее мышцы заметно окрепли. А в Димке сейчас энергия и так бурлила через край, так что взлетел, даже не почувствовав усилий.
Ориентируясь на ощущение, как на путеводную ниточку, быстро, но не забывая внимательно поглядывать по сторонам, двинулись вперед. Миновали ряды палаток и вышли к бывшим служебным помещениям в торце станции. Люди, которые встречались им по пути, не обращали на них внимания – парень с девушкой скользили мимо, словно тени. В прошлое посещение Новокузнецкой, когда «высокие» стороны договаривались об их судьбе, Димка с Наташей под охраной отсиживались в лазарете, который располагался в служебке справа. След вел именно сюда.
И на этот раз лазарет не охранялся.
Они прижались к стенке, пропуская патруль – двух угрюмого вида братков, вооруженных охотничьими ружьями. А затем, по-прежнему никем не замеченные, юркнули за дверь.
Выделенное под лазарет помещение вмещало лишь четыре потрепанные кушетки, две дальние сейчас были заняты. Справа дрыхнул совсем еще молодой паренек в потрепанной одежке, с «калашом» вместо подушки. Он Димку не заинтересовал, его взгляд безошибочно уперся во второго пациента – пожилого мужчину, по подбородок накрытого ветхим одеялом.
Искатель не заметил, как оказался рядом, всматриваясь в незнакомое лицо. На вид – около пятидесяти, но, скорее всего, выглядит старше своего возраста – лишения еще никому молодость не продлевали.
Наташа положила поверх одеяла медицинскую сумку, прижала ладонь ко лбу пациента. Жар. Это еще ни о чем не говорило. У человека температура может подняться по множеству причин, например, банальное ранение или простуда, и сейчас самый верный диагноз – их собственные ощущения. Девушка решительно откинула край одеяла, собираясь проверить пульс на шее – но с тревогой увидела, что та почти вся покрыта вязкой почерневшей коркой крови. Пришлось стянуть одеяло больше. Незнакомец оказался обнажен до пояса, и все его тело было изранено – жутковатые следы от когтей вспороли плоть на ребрах, располосовали правую часть груди и левое плечо. Кровь уже почти запеклась, и лишь немного сочилась из самых глубоких ран – видно было, что человек пострадал недавно. Сталкер? Или перепало где-то в туннеле?
Крайне неприятная картинка.
Димка почувствовал легкую тошноту, а Наташке, вон, хоть бы хны – привыкла в госпитале и не к такому. Он только сейчас заметил, что майка и рубашка незнакомца валяются рядом с кушеткой – одним комком, рваные и окровавленные. Видимо, ему уже пытались оказать первую помощь, но то ли передумали, то ли что-то отвлекло. Или просто не оказалось нужного количества перевязочных материалов, и лекарь отправился за ними. Наташа торопливо распаковала сумку, достала бинты и средства для обработки ран, а Димка скинул рядом с тряпьем рюкзак, чтобы помочь девушке.
– Эй, а вы кто?
Димка резко оглянулся, машинально нащупывая рукоятку «Бизона».
Хотя гости старались вести себя тихо, дремавший на соседней кушетке парнишка привстал и теперь с сонным удивлением разглядывал их обоих. Правда, в отличие от гостя, хвататься за оружие не спешил. Совсем еще зеленый – лет четырнадцать-пятнадцать. Лопоухий, белобрысый, на верхней губе едва наметился пушок. Чумазый – лицо давно не видело мыла. И голос цыплячий – тонкий, высокий, режет слух, заставляя невольно морщиться. Димка чувствовал отчаянную усталость мальчишки, желание рухнуть опять на кушетку и забыться сном, но присутствие чужаков того тревожило и смущало.
– Тебя как звать? – спросил Димка, налаживая контакт и делая знак Наташе, чтобы продолжала заниматься раненым.
– Кирпич… Эй, вы не ответили, вы кто? Я вас на станции раньше не видел… – взгляд паренька упал на эмблему, нарисованную на боку медицинской сумки – белый крест на фоне коричневого круга. – А, так вы с Ганзы, что ли? За вами Учитель послал, да? А когда это вы успели добраться… О черт, а сколько я уже здесь дрыхну?
– Тише. Успокойся. Кто этот человек? – Димка кивнул на пациента, которому Наташа перебинтовывала шею.
– Да откуда я знаю? – вздохнул паренек, сразу погрустнев. – Мы его на поверхности нашли. В многоэтажке. Вичуха притащила, а мы отбили.
У Димки при этой новости прямо глаза на лоб полезли. Он ошеломленно переглянулся с Наташей, чувствуя, как резко подскочило сердцебиение. Просто невероятное, немыслимое стечение обстоятельств. Этот человек – не еще один носитель «быстрянки», а все тот же, тот самый незнакомец с Автозаводской!
– А потом Оспа погиб, наш старшой, – продолжал сонно и путано бормотать паренек, оказавшийся юным сталкером. – Хомут хотел чувака прикончить, чтобы не тащить. А я не дал, за него Оспа перед смертью просил. Он, гад, помогать мне не хотел, я уж думал, бросит меня с раненым и уйдет… Я ж один ни в жизнь не дотащу…
– Видимо, не бросил, – понятливо кивнула Наташа.
– Не-а, не бросил, – тоже закивал мальчишка.
– А сам-то что здесь делаешь? Ты вроде в порядке.
– Сторожу. – Парнишка перевел смурной взгляд на раненого. – Вот его и сторожу. Хомут на всю голову ненормальный, может передумать в любой момент… Он все приличные шмотки этого типа прикарманил, и куртку, и разгрузку с боеприпасами тоже, – с обидой добавил Кирпич. – Мне ничего не досталось, а я всю дорогу тащил… А потом Хомут за Бухалычем пошел, костоправом нашим, а я на всякий случай остался…
Димка присел на край кушетки, заставив пацана немного подвинуться. Прикоснулся рукой к его плечу и проникновенно заговорил:
– Успокойся, мы не причиним ему вреда, мы ему поможем. А ты пока отдохни, ты ведь очень хочешь спать, у тебя глаза слипаются. А как проснешься, с ним все будет в порядке.
– Да, конечно…
Мальчишка послушно положил голову обратно на автомат, прикрытый лишь вязаной шапочкой, сомкнул веки и ровно засопел.
– Готов. Чувствую, времени у нас немного, в любой момент этот самый Хомут лекаря притащит.
– Да, сейчас. Раны скверные, но кровотечение, вроде, остановилось. Я постараюсь обработать как смогу…
– Нет. Можем не успеть. Наташ… сможешь ему помочь по-своему?
– Не тот день, Дим, – девушка виновато улыбнулась. – Ты же знаешь, я пока это не контролирую. Приходит и уходит. Сегодня, когда ты был на поверхности, фазы и поменялись.
Хреново. Да, Димка это знал. Наташа ему рассказывала, что ей несколько раз удавалось спасать в госпитале людей, на которых врачи ставили крест. Буквально вытаскивала с того света. По ее словам, накатывало такое состояние спонтанно. Просто вдруг понимала, что может это сделать. И делала. Крайне некстати, что сейчас она не в той «фазе», но ничего не попишешь… «Сегодня, когда ты был на поверхности…» Что-то в этих словах зацепилось за сознание парня, но сейчас имелись более насущные дела, не до отвлеченных размышлений.
– Ладно, дегов у нас все равно нет, придется рискнуть так. – Димка резко встал с кушетки, шагнул к девушке и без малейших колебаний принялся закатывать рукав на правой руке. – Давай, бери у меня кровь. Тогда, на поверхности, Анюта спасла мне жизнь. Придется проверить на практике, сработает ли этот способ еще раз.
– Дим, я ему вообще-то противостолбнячную собиралась вколоть.
– Это подождет.
– Уверен? Как-то страшновато, если честно. Мы ведь никогда этого не делали. А вдруг ему… хуже станет?
– Послушай. У меня первая группа крови. Ты сама мне рассказывала, что такую кровь можно кому угодно вливать, ничего плохого не будет. Если как вакцина не сработает, то и вреда не нанесем.
Наташа по-прежнему колебалась. Тем не менее порылась в сумке, достала жгут, открыла коробочку со шприцем, подобрала подходящую иглу из набора. Затем наложила выше локтя поверх рукава жгут. Димка, знакомый с процедурой, несколько раз энергично сжал и разжал пальцы, заставляя вены внутри локтевого сгиба проступить четче.
– Знаешь, чувствую себя, как воришка в чужой палатке, – неловко усмехнулась девушка. – Спасать украдкой, когда никто не видит, – это странно. Как-то неправильно.
Автоматная очередь заставила обоих вздрогнуть.
Приглушенный расстоянием, но отчетливо узнаваемый звук стрельбы прозвучал где-то на станции. Затем послышались отдаленные крики – злые и испуганные. Не прерывая занятия, Наташа с тревогой глянула в сторону двери.
– Не останавливайся, – поторопил Димка, обеспокоенный не меньше. – Нас это не касается. Не думаю, что проблемы возникли у Фёдора, скорее всего, что-то местные не поделили.
– И все же, Дим… Я чувствую, что с ним что-то не так.
– Конечно, с ним что-то не так. Ведь у него ЦД, и это его убивает! Ты сама напомнила, что мы никого еще не обращали, так откуда нам знать, что именно мы должны чувствовать при этом? Наташ, я не собираюсь его терять еще раз. Нельзя упускать шанс увеличить нашу «семью», начать все сначала. Да просто помочь. Ведь именно мы в силах ему помочь, а не жалкие достижения медицины метро. Не просроченные таблетки и доморощенные примочки здесь, на Новокузнецкой, и не экспериментальные инъекции на Таганской. Там он лишь станет подопытной крысой. Ничто не изменит его сути, кроме нашей крови.
– Я это все понимаю, Дим, – девушка хмурилась. – Но что-то не дает мне покоя. Сложно объяснить.
– Время идет, Наташ! – теряя терпение, подстегнул Димка.
С тех пор, как они стали измененными, им редко приходилось спорить, ведь чувства и желания друг друга каждый понимал и без слов. Но сейчас… У него тоже крепло чувство, что с этим носителем ЦД что-то неладное, но он по-прежнему списывал это на их с Наташей неопытность в подобных делах. И не собирался сдаваться из-за каких-то смутных подозрений, которые нельзя было даже толком объяснить.
Чувствуя решимость парня, девушка уступила – так ловко и быстро ввела в вену иглу, что Димка почти не почувствовал укола, хотя игла ему показалась длиннющей, жутковатой на вид. Затем наступила очередь заняться незнакомцем. Процедура со жгутом и шприцем повторилась. Вены у раненого оказались выпуклые, крупные, искать и колоть наугад не пришлось. Убедившись, что все идет нормально, Димка расправил рукав, подхватил «Бизон» и двинулся к выходу – шум за дверью не прекращался и, кажется, даже приближался к лазарету.
– Я гляну на всякий случай, а ты заканчивай.
Выйти он не успел. Дверь распахнулась внутрь от пинка, и в лазарет ввалился мужик, втаскивая на плечах пострадавшего. Браток определенно находился в отключке, его голова безвольно болталась на шее. Димка отреагировал мигом – отступил назад и постарался встать так, чтобы заслонить девушку спиной. Ни к чему посторонним видеть, что именно Наташа вкалывает пациенту.
Отчаянно матерясь под нос, мужик свалил ношу на свободную кушетку у входа, похлопал подопечного по щекам, и, не заметив никакой реакции, наконец обратил диковатый от переживаний взгляд на присутствующих. В глазах мелькнуло узнавание:
– Ну?! – тяжело дыша, заорал он рокочущим басом во всю глотку. – Какого хрена стоим?! Помогите ему кто-нибудь, черт бы вас побрал! Где Бухалыч носится, сука педальная, почему не на месте, когда он нужен?! И чего вы тут делаете, туристы хреновы?!
– Я тоже рад тебя видеть, – Димка невольно хмыкнул, узнав обоих охранников. В прошлый раз, когда они спасались бегством через Мертвый Перегон на ганзейском электровозе, именно эти типы впустили их на станцию с Северной. Учитывая, что морлоки уже дышали в затылок и вот-вот готовы были сожрать залетных гостей, Димка был даже благодарен этим парнягам за спасение. – Что с Кренделем, Штопор? Кто ему так шею ободрал?
– Морлоки, падлы! – тоскливо выругался Штопор. – Опять нюх потеряли, давно их не жгли…
Димка глянул через плечо и, убедившись, что Наташа уже спрятала шприц обратно в коробку, попросил:
– Наташ, посмотри бедолагу.
– Конечно, сейчас…
Глухо хрястнув, дверь снова резко распахнулась, едва не слетев с петель. Человек, который с нею обошелся так бесцеремонно, похоже, препятствия просто не заметил в силу своих впечатляющих габаритов. Целеустремленно выставив правое плечо вперед, которое и послужило импровизированным тараном, в лазарет ворвался сам пахан Новокузнецкой.
Стать его троллеобразной комплекции словно возмещала недостаток в небольшом росте – кожаная куртка, казалось, вот-вот затрещит по швам на широченных плечах. Учитель никогда не застегивался – полы куртки просто не сошлись бы на выпуклой бочкообразной груди и солидном пузе. И при этом – совершенно обычного размера голова с сухим морщинистым лицом, смотревшаяся на фоне могучего торса как-то инородно, будто ее приставили к плечам от совершенно другого человека.
Судя по хмуро сведенным к переносице кустистым бровям, Учитель определенно искал, на ком бы сорвать плохое настроение. Тут он увидел в помещении гостей и остановился как вкопанный. Гнев сменился искренним удивлением: выцветшие от старости губы растянулись в щербатой ухмылке:
– Ну вот, Федя, а ты говоришь, что не знаешь, где твои приятели.
– Так я и не знал. – Фёдор Кротов с озабоченным видом выглянул из-за спины Учителя. – Интересно, и что это вы тут делаете, а, Димон?
