Уже приближаясь к родной станции, Миша почувствовал неладное. Даже издалека слышались возня, какой-то шум, свидетельствующий о том, что произошло что-то серьезное. Вдруг он очень отчетливо различил выстрелы, после чего со всех ног припустил по туннелю к Орехово. Путь, занявший пять минут, казалось, продлился целую вечность. С замиранием сердца Миша пытался представить, что же могло произойти такого, что пришлось применять огнестрельное оружие. Врагов у станции не было, все входы-выходы надежно перекрыты. Неужели кто-то повздорил? Еще никогда на его памяти не случалось такого, чтобы жители выясняли отношения с помощью оружия. Да и все ореховцы достаточно разумны, чтобы не допустить этого, и живут они дружно. Инстинктивно Миша чувствовал, что дело гораздо серьезнее, и чем ближе он оказывался, тем явственнее понимал, что случилось что-то страшное, непоправимое. Уже на подходе к станции волосы на голове у него зашевелились – теперь он различал вопли и крики, булькающие звуки, рев неизвестных созданий, жуткую какофонию впереди.

Станция билась в агонии, отсветы немногих уцелевших факелов на стенах и пары электрических лампочек делали адский пейзаж, открывшийся взору Миши, еще ужаснее: словно «Страшный суд» Босха состоялся на его глазах, прорвалась ненадежная граница, разделяющая царство живых и мертвых. Смерть правила бал. Повсюду сновали нескончаемые тени, исход уже был предрешен заранее. Полчища кошмарных существ метались под сводами станции, выискивая новые жертвы. Душераздирающие вопли, крики и грохот смешались в бессилии в царстве жестокости и всеобщей гибели. Смерть подстерегала и настигала людей повсюду – в палатках, в подсобных помещениях, на платформе и в туннелях. Твари и монстры глумились над истерзанными телами людей, рвали их в клочья, утробно рычали, ревели, увлекали в пляску смерти…

Миша отбросил пинком змею, подобравшуюся близко к ногам, выстрелил пару раз в бесформенное нечто над головой, с ужасом понимая, что пули против этого создания бессильны. У стены здоровенная ящерица пожирала кого-то с громким чавкающим звуком, ее хвост мотался из стороны в сторону, сбивая с ног жителей станции, пули вязли в теле монстра, практически не причиняя вреда, и только сильнее раззадоривали тварь.

Какая-то дрянь с выростом наподобие хобота схватила Василия Петровича, отчаянно молотившего руками по ее морде, высоко подняла коменданта в воздух и с такой силой ударила его об землю, что оглушенный Василий Петрович не в состоянии был даже сдвинуться с места. Миша побежал выручать, но на пути вырос хвост ящерицы, сбивший парня и отбросивший его к одной из колонн. А чудище с хоботом уже топтало коменданта ногами, превращая его тело в бесформенные куски – спешить на помощь было поздно.

Миша огляделся. Вокруг валялись истерзанные тела, переломанные, перекрученные, с зияющими рваными ранами, размозженными головами, оторванными руками и ногами. Но оставались еще выжившие, и им нужно было немедленно помочь. Парень подобрал пистолет, выпавший из рук после удара хвоста твари, затравленно огляделся.

Монстр с хоботом нацелился на новые жертвы и надвигался на группу обороняющихся ореховцев, среди которых Миша заметил Игоря Владимировича, мужественно отбивающегося длинным шестом. Остерегаясь задних лап взбрыкивающего чудовища, Миша кинулся к твари, вскочил на ее спину и стал подбираться к ее глазам, чтобы скорее ослепить монстра. Но тварь, наклонив голову, стремительно побежала со своей ношей к ближайшей колонне и с такой силой столкнулась с ней, что Миша, оглушенный, скатился на землю. Хобот опустился рядом, в считанных сантиметрах от парня, взметнув кучу пыли и каменной крошки. Перекатившись ближе к голове монстра, Миша подобрал на полу какую-то железку и со всей возможной силой вонзил ее под подбородок чудовища. Повезло – там как раз и оказалось слабое место твари. Железный штырь пробил кожу и глубоко вошел в горло, Мишу окатил фонтан бурой крови. Монстр протяжно завыл, взбрыкнул и завалился на бок, подминая под себя парочку зазевавшихся змееподобных тварей.

Миша помотал головой, пытаясь прийти в себя. Разлеживаться было некогда, неравный бой продолжался, и оставались еще в живых некоторые жители Орехово. Огромный ящер с молотоподобным хвостом потопал дальше по туннелю в направлении Домодедовской – видимо, счел, что остальные и без него закончат смертельную пляску. Игорь Владимирович неподалеку все так же сжимал в руках шест, рядом с ним с ног до головы измазанный своей или чужой кровью стоял с автоматом наперевес Колька – палец на спусковом крючке побелел от напряжения, но автомат молчал, видно, патроны подошли к концу.

В дальнем углу станции еще велась какая-то борьба, кучка людей яростно отбивала атаки, волна за волной накатывавшие на них, но силы стремительно таяли. Небольшие существа размером с туннельную крысу были слишком проворными, они кусали и отскакивали, успевая увернуться от встречных ударов ножами. Вот один человек упал – тварь впилась ему прямо в горло, вырвав кусок плоти. Подкосились ноги у второго – еще один зверь перекусил сухожилия на ноге, и тут же ореховец был погребен под сворой оголодавших тварей.

Миша с Колькой и Игорем Владимировичем бросились на помощь, но расстояние было большим, а пол скользким от крови. Чудом удерживаясь на ногах, они упорно старались успеть, умом понимая, что это невозможно – противник слишком силен и намного превосходит числом тех, кто остался в живых. В последнем, еще стоящем на ногах, покрытом грязью и кровью с головы до ног, Миша узнал Немова. Левая рука его висела плетью, правая сжимала армейский нож, под разорванной одеждой – многочисленные рваные раны. Твари висли на нем, сжимая и разжимая свои челюсти, отскакивали и вновь нападали, но Олег не сдавался, размахивая своим ножом, горка трупов вокруг него росла.

Миша уже был рядом, по пути отстрелив головы двум змеям, возникшим на пути, но вдруг Немов дрогнул. Одна из тварей добралась до второй руки Олега и повисла на ней, вцепившись смертельной хваткой. Лицо Немова исказилось, он еще пытался бороться, колошматил прицепившегося зверя об пол, но другие твари, окружившие его, не дремали. С десяток челюстей сомкнулись на теле командира сталкеров, и монстры повалили его на пол. Один из зверей впился зубами в шею. Подоспевший Миша, рискуя попасть в Немова, убил тварь первым выстрелом, Колька сбил прикладом автомата еще парочку, а Игорь Владимирович продырявил своим шестом еще одну насквозь. Остальные бросились врассыпную, но отбежали недалеко, остановились, принюхиваясь и изучая нового врага.

Миша склонился над Немовым. Тот еще дышал, а из горла при каждом хрипе толчками выплескивалась кровь. Олег взглянул на Мишу, разлепил губы, и сквозь бульканье до парня донеслись слова:

– Миша…

Пауза.

– Бери оставшихся… в живых… и уходи… В бункер.

Миша молча кивнул, на глаза его навернулись слезы.

– Пообещай мне…

Снова молчание, еще продолжительнее, чем в первый раз. Глаза Немова закрылись, парень испугался, что сталкер уже умер, и дотронулся до его плеча. Тут же губы Олега снова зашевелились, с трудом рождая слова вперемешку с хрипом:

– Пообещай, что… не сдашься. Будешь… бороться.

– Обещаю, – ответил Миша. – Мы будем бороться вместе.

– Нет, – Немов попробовал улыбнуться, но получился оскал. – Нет. Я наконец-то встречусь… со своими родными. Пора.

Глаза Олега посмотрели вбок; Миша проследил взглядом и увидел, что осмелевшие твари снова подбираются ближе, готовясь напасть на людей. Их стало значительно больше, счет шел уже на секунды.

– Миша… Я не могу пошевелить руками. Не хочу… чтобы смерть пришла от них, – Немов заглянул в глаза Мише. – Не хочу умирать от этой нечисти.

Парень кивнул, его лицо побелело, он поднялся, нервно кусая губы. По сути, сталкер его ни о чем не просил, лишь констатировал факт, но Миша все понял и без слов.

– Колька, – сказал он товарищу, не поворачивая головы, – бегите с Игорем Владимировичем к герме, открывайте ее. В южные туннели соваться – смерть, туда ломанулись змеи и эта ящерица огромная. И здесь, на станции, мы долго не продержимся. Видите, уже подбираются к нам. Выход один – на поверхность. Оттуда в бомбоубежище пойдем, здесь рядом совсем.

Что-то было такое в голосе Миши, что Колька и Игорь Владимирович послушались беспрекословно. Они развернулись и заторопились к гермоворотам, на ходу поддерживая друг друга на скользком полу.

В последний момент глаза Немова дернулись – ему показалось, что он видит вдали фигуру, прилепившуюся к стене, похожую на Вильдера, он хотел сказать об этом Мише, но было уже поздно. Грянул выстрел, эхом отразившись от стен. Колька и Игорь Владимирович разом вздрогнули, но оборачиваться не стали. Все было ясно и так.

Миша нагнал их у самой гермы, вместе они быстро опустили створку гермоворот и стали быстро подниматься по ступеням застывшего эскалатора.

В груди бушевал ураган чувств. Душа пела, наслаждалась вершившейся на его глазах казнью. Вильдер наблюдал за слабыми попытками человечков противостоять истинной силе, ничего, кроме усмешки, у него это не вызывало. Взвесь из маленьких капелек крови не успевала оседать на пол, из-за нее в мертвенном электрическом свете казалось, что все вокруг красного цвета – стены, пол, мельтешащие люди и твари. Крики были усладой для слуха Сергея, вопли о помощи – бальзамом для душевных ран.

Вильдер прилип к стене, чтобы ненароком никто не заметил его раньше времени, но людям было не до него, одиноко стоящего у северного туннеля, они были слишком озабочены проблемой выживания. Потому странного изможденного человека с улыбкой на лице, взирающего на весь этот хаос вокруг, не замечали. Вильдер наблюдал за слабыми попытками организовать отпор, Немову даже удалось собрать вокруг себя несколько человек, наиболее организованных и чуть менее подверженных панике. Но это была капля в море хаоса. И лишь вопрос времени, когда она сольется со стихией, перестанет существовать как отдельная единица.

Бой был скоротечным. Часть тварей уже направилась дальше по туннелям, к Домодедовской, скоро и там разгуляется смерть, затеет невиданное кровавое пиршество. Тут и появился на станции Миша. На какое-то время Вильдер даже забыл о его существовании, слишком поглощен он был развернувшимся перед ним побоищем. С внезапным приступом тревоги Сергей подумал, что увидит, как мощные лапы рвут парня или мускулистое тело ползучей змеи обвивает его тело, скручивает так, что трещат кости и рвутся сухожилия. Вильдер вдруг испытал беспокойство и страх. Но он решительно не знал, как помочь Мише или воспрепятствовать тварям – это было не в его власти.

Он увидел, как Миша бросился на помощь оставшимся в живых, одержал победу в схватке со слоноподобной тварью, а потом поспешил к Немову. Но было поздно – на командире уже висел с десяток тварей, кромсавших его. Мише удалось отбить смертельно раненного Олега, и парень склонился над истерзанным сталкером. А затем Вильдер с огромным удивлением наблюдал, как Миша выстрелил в Немова, облегчая тому страдания. Сергей ни за что бы не подумал, что парень способен на это. Честно говоря, Вильдер считал его немного мягкотелым и нерешительным.

За этот недолгий период, с того момента, как он впервые увидел парня, тот сильно изменился. Испытания закалили Мишу. Если сможет выжить в этой мясорубке, спасется – из него выйдет толк. А за мгновение до выстрела глаза Немова и Вильдера встретились. Сергей видел, что Олег разглядел его, потому что выражение лица сталкера внезапно изменилось, но сказать вслух тот ничего не успел. Пуля подоспела вовремя.

Через пять минут Миша с двумя выжившими, стариком и каким-то юнцом, исчезли со станции, открыв гермоворота и направившись на поверхность. По сути, это был единственный путь для них, дающий пусть небольшую, но надежду на спасение.

Вильдер уже битый час бродил по мертвой станции, вглядываясь в застывшие лица и раскиданные тела. Запах свежей крови дурманил, сводил с ума. Искал Сергей только одно, точнее одного. Но Данилова не было, ни мертвого, ни живого. Был шанс, что его просто слопали – многие простились с жизнью именно таким образом – и теперь он переваривается во внушительном брюхе твари.

Сергей даже не знал, хотел бы он встретить Ивана, найти среди других несчастных, или нет. Еще пару часов назад Вильдер мечтал об этом, жаждал, сгорал от желания жестоко отомстить всем, кто хоть косвенно причастен ко всему, что ему довелось пережить, но сейчас он уже ни в чем не был уверен. В нем боролись две противоположности, и пока ни одна не могла одержать верх. Станция сейчас была полем после страшной битвы, на котором сошлись две неравные силы. Под ногами шныряли крысы, ползали змеи, летали насекомые, прилипая к влажному полу и стенам.

Больше всего тварей полегло там, где оборонялся Немов. Мертвые звери лежали вокруг сталкера полукругом, их рваные бока и разверзшиеся пасти чернели от крови. Вильдер взглянул в лицо Немову, и что-то дрогнуло в душе Сергея – а ведь когда-то сталкер подобрал его на улицах города и притащил в лазарет на станции Печатники. Правда, Вильдер и не просил тогда о спасении, он-то как раз хотел смерти.

Неплохим, в принципе, человеком был командир, неравнодушным к чужому горю. Быть может, и не заслуживал он такой смерти, подлой и бессмысленной. Как так получилось, что ненависть к Данилову трансформировалась в ненависть ко всем живым? Вильдер медленно направился дальше, пробираясь между искромсанными телами. Внезапно взгляд его остановился на мертвенно бледном лице маленького мальчика, на котором застыла гримаса ужаса. Его рот был раскрыт в немом крике, остекленевшие глаза смотрели с ужасом, а в животе зияла страшная рана. Ребенка старалась укрыть своим телом женщина, видимо, его мать, пригвожденная к земле шипами застывшей над ней твари. Тварь также была мертва. Жуткая композиция сломала что-то в душе Сергея, сдвинула лед, пробила брешь. К нему медленно начало приходить осознание всего того, что только что случилось здесь, на станции.

Он – чудовище! Вильдер медленно опустился на пол, на колени, и тихонечко завыл.

Сколько просидел он вот так, на полу, он не знал. Да и двигаться дальше было некуда. Все, что могло произойти – случилось. Сергей заметил, что машинально покачивается из стороны в сторону, и крепче обхватил колени, пытаясь унять неожиданно накатившую дрожь.

Он оглядел станцию. Как он мог снова попасться в те же самые сети? То, что произошло три года назад, не должно было повториться, и он вроде бы принял все меры для этого. Но засевшее глубоко в его душе зло снова нашло выход. А ему казалось, что он подавил ту силу, заставившую его кромсать, крушить и убивать. Пусть в этот раз это случилось чужими руками, точнее лапами и когтями, но оправданий его действиям точно не было: он направил монстров сюда, он вскрыл гермодверь, он стоял и наблюдал, как гибнут мало в чем повинные люди.

Вильдер покачнулся и был вынужден опереться руками об пол. Он чувствовал сейчас отвращение к себе, жалость, вину и раскаяние, но вся гамма чувств не способна была затмить того ужаса, что творился вокруг. Он не мог больше здесь находиться, забрызганные кровью стены давили на него, отовсюду смотрели остекленевшие глаза недавно погибших жителей станции, в воздухе стоял тяжелый смрад, от которого накатывала тошнота. Он зашарил руками, ища точку опоры на скользком полу, чтобы встать. Под руку попалась какая-то бумажка, и Вильдер машинально схватил ее, когда вставал. Ноги едва слушались его. Сергей посмотрел на листок, который он держал.

Сначала он ничего не мог понять, перед ним была какая-то схема, но линии расползались на ней, искривлялись, словно путь в лабиринте. Он уже готов был выбросить бесполезный листок, как вдруг некоторые обозначения и надписи показались ему смутно знакомыми. Он вгляделся внимательнее и вдруг все понял. Вот, значит, как они вернулись обратно – по подземным коммуникациям. Отсюда и освещение на станции. Видимо, генератор починили – а запчасти из бункера, откуда же еще им взяться. Но все это сейчас было уже не важно. Миша отправился, наверное, туда, в войсковую часть. Больше им деваться некуда.

А что делать ему? Вильдер не знал. Хотелось лишь одного – уйти с гиблой станции, не видеть скрюченных и разодранных тел, не дышать воздухом, пропитанным смертью. Он побрел к открытой герме. Подъем по эскалатору оказался сущим испытанием. Ноги плохо слушались. Сергей взбирался на пару ступенек, а затем долго отдыхал, собираясь с силами для нового рывка. Из-за этого путь наверх оказался очень долгим.

На одной из ступенек Вильдер обнаружил фотографию – видимо, Миша обронил, когда поднимался наверх. Через плечо на него смотрела, улыбаясь, Наташа – задорная, веселая и такая красивая. «А ведь она ему улыбалась, – подумал он. – Ивану, это он нас фотографировал». Но прежней злобы эта мысль не вызвала. Он даже подумал об этом как-то отстраненно. Данилов почти наверняка мертв, что толку злиться и ненавидеть мертвого. Ненавидел сейчас он скорее себя.

Наверху занималось утро. Из кучи мусора и костей в вестибюле станции Вильдер выудил треснувшие солнцезащитные очки и нацепил их на нос – пережидать день под землей нет никакого желания. А затем побрел к выходу, прочь отсюда, с болью в сердце и в тягостной тишине, наедине с мрачными мыслями.

В убежище Колька дал волю своим чувствам. Все, что накопилось в душе за последние часы, нашло выход – тоска по потерянным родителям, погибшим друзьям и знакомым, по утраченному дому, ужас от пережитого.

Он сидел в углу небольшой комнаты, той самой, в которой находился мертвец, много лет назад не придумавший лучшего способа справиться с действительностью, чем пустить себе пулю в голову. Сидел и глотал слезы. Игорь Владимирович и Миша находились едва ли в лучшем состоянии. Это был тяжелый удар, от такого всегда очень трудно оправиться. Как найти нужные слова? Как справиться с болью и заставить ее хоть ненадолго затихнуть? Где найти новые силы и желание жить дальше? Но принимать решение было необходимо.

Миша сел рядом с всхлипывающим Колькой, оперся спиной на прохладную стену и закрыл глаза. В памяти всплыла недавняя сцена, когда он направил дуло пистолета на грудь Немова. Он знал, что поступил правильно, но от этого не становилось легче. Все-таки он собственноручно застрелил человека, который спас его когда-то вместе с другими сталкерами, а затем познакомил с другим миром, многому его научил. Он всю свою жизнь будет благодарен этому человеку и никогда его не забудет. Неважно, сколько ему отведено жить на белом свете, важно то, что человек может жить и после своей смерти. Миша вздохнул, повернул голову и посмотрел на Кольку.

– Знаешь, – сказал он тихонько своему товарищу, – в наших силах сделать так, что они будут жить дальше. Все те, кого мы потеряли. Мы должны бороться, только так смерть всех наших близких не будет напрасной.

В убежище они провели несколько долгих гнетущих часов, а затем Миша предложил двигаться к бункеру, а уже там решить, что им делать дальше. По правде говоря, для себя он уже давно все решил, но, чувствуя ответственность за остальных, осознавал, что выбор придется им делать сообща, учитывая мнение каждого.

– Схему потерял, – озадаченно проговорил Миша, хлопая себя по карманам. – Ну, ничего, я уже несколько раз ходил, дорогу помню, доберемся.

И снова потянулись однообразные стены подземных коммуникаций и шахт. И снова в пути не произошло ничего экстраординарного, разве что один раз пришлось отбиваться от небольшой стайки особо наглых крыс, но с ними они справились без труда. У ямы Миша ненадолго задержался, вглядываясь в ее глубины – любопытство дало о себе знать. Однако обитатель ямы, если он и был, решил не показываться – не мелькнули ничьи глаза, не разверзлась огромная глотка, не раздался чудовищный рев. Лишь повеяло жаром, будто где-то там, внизу, находился источник тепла, неразличимый отсюда. Луч фонаря утонул во мраке, не добравшись до дна. Сначала парень хотел проверить глубину, кинув камешек, но в последний момент отказался от своей затеи – все же риск потревожить кого-нибудь там, пока благосклонно относившегося к путникам, был.

После туннелей Метро-2 потянулись старые подземелья с кирпичной кладкой. Все, как и раньше. Миша безошибочно сворачивал, выбирая каждый раз верное направление. Обитателю метро, прожившему всю сознательную жизнь под землей в разветвленной сети коммуникаций и туннелей, несложно ориентироваться и запоминать путь в привычной среде.

Данилов был в ангаре, когда они вылезли из люка в полу. Миша обрадовался, увидев, что сталкер жив. Он напрочь забыл, что накануне Иван отправился сюда, чтобы закончить последние приготовления дирижабля к полету. Данилов улыбнулся, разглядев прибывших, но улыбка сейчас же сошла с лица, когда он понял по виду Миши, Кольки и Игоря Владимировича, что произошло несчастье. Миша кивнул Данилову и прошептал два страшных слова:

– Все погибли.

Он вкратце рассказал Ивану о том, что случилось. Игорь Владимирович помог восстановить всю картину, ведь Миша вернулся на станцию в тот момент, когда станция уже агонизировала.

Дальнейшие планы обсуждали в бункере в компании Пал Палыча, с которым Миша познакомил Кольку и Игоря Владимировича. На самом деле обсуждали фактически трое – Колька молчал, подавленный смертью близких, а Пал Палыч, как всегда, нес чепуху или просто бесцельно бродил по комнате, иногда вставляя замечания, мало относящиеся к делу.

Миша, ободренный тем фактом, что Данилов цел и невредим, а значит, у них есть пилот, горячо доказывал, что им просто необходимо лететь.

– Проще всего закрыться здесь и сидеть. Только ради чего? Нам некого и нечего ждать. Зато есть отличный шанс предпринять хоть что-то, – Миша говорил возбужденно, опасаясь, что его слушатели ответят отказом, поэтому старался сказать как можно больше. Но его никто и не собирался перебивать.

– Я предлагаю лететь, быть может, где-то люди в еще более худшем положении, чем мы. А у нас есть дирижабль, мы ведь можем на нем перевезти их сюда, например. Тут и места полно, и веселее будет. Ну, слетаем, хотя бы на разведку, а?

Данилов наблюдал за горячностью Миши с плохо скрываемой улыбкой. Парень взрослеет на глазах, он уже не тот выращенный в инкубаторе и не нюхавший пороху мальчишка. Мужчина, в силу возраста еще нетерпеливый, принимающий поспешные решения, но рассудительность приходит с опытом. По сути, Ивану было все равно – лететь или не лететь, тем более, предстоящее путешествие по воздуху лучше, чем сидеть в бункере. Вариант же возвращения на Печатники он не рассматривал – сложен путь, да и куда девать тогда старика, сумасшедшего и пацана, недавно потерявшего родителей. Новой обузе на его станции точно не обрадуются. А вернуться туда одному все же совесть не позволит. Он – за приключения, пусть рискованные. А от мысли поднять в воздух эту махину начинало сильнее биться сердце.

– Коль, – товарищ поднял на Мишу блестевшие глаза. – Твои родители были хорошими людьми, и все, кто погиб, были хорошими. Они останутся живы вот здесь, – Миша показал туда, где под грудной клеткой билось сердце. – А мы будем бороться, пока есть такая возможность.

Он немного помолчал.

– Мы должны выполнить это дело, довести его до конца. У нас два варианта: окопаться в бункере и ждать, когда подохнем, либо пытаться что-то изменить. Я не хочу сидеть под землей и дожидаться конца. Немов, – его голос дрогнул, – говорил, что есть выжившие недалеко отсюда, которым нужна помощь.

– Сигнал был из Калуги, – кивнул Данилов.

– Предлагаю туда и отправиться. Если мы остановимся на полпути, притормозим, то выходит, все, что случилось – все это зря. Я не хочу, чтобы так было.

Пал Палыч к предложению отправиться вместе с ними отнесся недоверчиво, мало ли, вдруг супостаты выманить из уютного логова хотят. Он морщился, качал головой, прицокивал языком, словно пробуя предложение на вкус. По всему выходило, что ему лучше остаться за мощными стенами бункера, чем пускаться в приключения, которые могут стоить ему жизни.

– Пал Палыч, ну хоть на мир посмотрите, каким он стал, а то за двадцать лет дальше, чем на несколько сотен метров, от бункера не отходили.

– Стар я, Мишаня, – поскреб бороду мужчина. – Да и что я, мира не видел, что ли. Вы мне лучше сюда телевизор притащите, я на мир на экране посмотрю, мне с лихвой и хватит. Как говорят, рожденный ползать – летать не может. Не хочу пытаться стать тем, кем не являюсь. Наш удел – быть ближе к земле… Да и собаку все же мою дождаться надо, чувствую, вернется она скоро. Надоели, поди, ей уже эти пингвины, – добавил он, подумав.

Разговаривать конструктивно с бородатым было бесполезно. Но попытаться стоило, по крайней мере для очистки совести. Данилов, кажется, даже вздохнул с облегчением, когда Пал Палыч отказался. Хоть и не буйный он, но мало ли что в полете натворит.

В ангаре загрузили дирижабль всем необходимым – в задний отсек кабины сложили запасные баллоны с гелием, канаты, канистры с горючим. Проверили готовность к полету моторных установок, рули высоты, приваренные по бокам пулеметы, осмотрели рубку управления. Затем Данилов с помощью остальных прочно привязал летательный аппарат к креплениям в стене и приступил к наполнению оболочки гелием. Все прошло удачно. Спустя пару часов дирижабль, надежно закрепленный канатами, покачивался в воздухе в полуметре от пола. Больше их здесь ничего не задерживало.

Но Данилов отчего-то хмурился, разглядывал стены, ворота, бросал взгляды на дирижабль.

– Что такое? – встревоженно спросил его Миша, видя беспокойство сталкера.

– Есть проблема – для вывода дирижабля из эллинга потребуется несколько человек. К тому же если боковой ветер будет сильным, возникнут трудности. Нас всего четверо, я за рулем – не в счет. Втроем вы не сможете вывести дирижабль из ангара.

– Что будем тогда делать?

– Есть идея, – Данилов посмотрел на крышу помещения. – Разобрать придется наш ангар. Тогда вертикально взлетим.

– Разобрать? – Миша с сомнением оглядел строение. – Это возможно?

– Думаю, да. Судя по конструкции ангара, должны справиться. Ну, хотя бы попытаемся, а там видно будет. Но лучше бы получилось, остальные варианты выглядят сложнее.

Миша не стал уточнять об остальных вариантах раньше времени, он лишь уставился на крышу, попытавшись представить, как ее можно разобрать.

С крышей ангара справиться оказалось проще, чем ожидали. Строение представляло собой разборную постройку арочного типа и напоминало конструктор. Разъединить легкие алюминиевые листы на полукруглой крыше и скинуть их вниз оказалось посильным делом для четверых мужчин; кое-где болты проржавели, и пришлось изрядно постараться, но работа кипела и споро продвигалась вперед. К концу ночи над ними искрилось сотнями звезд небо, а в ангар без крыши заглядывала желтая луна, сиротливо висевшая на небосклоне.

По меркам Данилова до восхода солнца оставалось еще час-полтора, и оставшееся время они отдыхали, лежа в кабине, заперев дверь. Понятное дело, накануне столь волнующего полета о сне не могло быть и речи. Каждый оказался наедине со своими мыслями. Время, казалось, тянулось бесконечно, как бы Миша мысленно его ни торопил. Не терпелось парню очутиться в воздухе, взглянуть на землю с высоты. Лишь Игорь Владимирович заснул сразу же, и в кабине раздавалось его тихое похрапывание.

Наконец, настало долгожданное утро. Сквозь солнцезащитную пленку на окнах пробились первые рассеянные лучи солнца. Первым подскочил Миша, так и не сомкнувший глаз. От нетерпения он начал трясти за плечо Данилова.

Тот засмеялся.

– Руку оторвешь. Да не сплю я, отстань, дай хоть с мыслями собраться.

Утро выдалось ясным. Это было хорошо, ведь ориентироваться им предстояло по солнцу, чтобы определять стороны света.

– Ну что, ребята, позавтракаем – и в дорогу. День обещает быть интересным и захватывающим.

Мише пришлось еще потерпеть – силы все-таки были нужны, и подзарядиться не мешало, кто знает, когда им удастся поесть в следующий раз. Вскоре явился Пал Палыч – проводить их в дорогу. На стекла противогаза нацепил ту же пленку, что использовалась для окон кабины дирижабля, и теперь разгуливал по ангару, рассматривал громадину, накрепко привязанную канатами, и качал головой.

– О, наш юродивый пожаловал, – сказал Данилов, выглядывая в окно. – Очень кстати, нам его помощь пригодится.

Данилов спустился, потолковал о чем-то с Пал Палычем, бородатый чему-то явно обрадовался и, довольный, закивал головой. Оказалось, ему будет принадлежать почетное право развязать канаты и практически своей рукой запустить дирижабль, эту огромную махину, в небо. Ну, по крайней мере, так решил для себя Пал Палыч. Он с удвоенной энергией принялся носиться по ангару, заглядывать во все углы, изображать понимание и заинтересованность – еще бы, такая почетная обязанность на него возложена. А заодно спровадит гостей подальше, а то мало ли, прихватят еще чего с собой или передумают и останутся в бункере. А ему и одному здесь хорошо.

Так как узлы были завязаны прочно – Данилов с Мишей постарались, было решено, что канаты проще разрубить, благо и топорик нашелся в ангаре. Теперь Пал Палыч выглядел грозно – в противогазе с торчавшей из-под него длинной косматой бородой и топором в руке. А если вспомнить, что с головой у него не все в порядке, становилось не по себе. Но ведь у Пал Палыча было много замечательных возможностей покончить с ними, проделать дырки в их головах еще в первую встречу, а он этим не воспользовался и, видимо, не собирался.

Наконец, все было готово. Данилов занял место в рубке управления, за ним сгрудились Миша, Колька и Игорь Владимирович. Иван крикнул бородатому, чтобы приступал к своим обязанностям, и обернулся к своим:

– Ну что, полетели?

Разрубить канаты оказалось непросто. Пал Палыч кряхтел, махал топором, пот лил с него градом. Но дело продвигалось медленно и натужно. Миша несколько раз порывался выскочить и помочь с непростым заданием, но Данилов останавливал его взглядом:

– Потом залезать обратно неудобно будет в качающуюся кабину, сноровки у тебя нет. Подождем, он справится.

Наконец, последний канат поддался, разорвался с сухим треском, тут же пол закачался, и дирижабль медленно начал набирать высоту. Пал Палыч отчего-то приложил руку к несуществующему козырьку и так и стоял, наблюдая, как дирижабль поднимается выше и выше.

Ощущения от небольшой качки были не из приятных, к тому же начало закладывать уши. Так что Миша практически пропустил взлет, борясь с неприятными ощущениями. Зато, когда дирижабль набрал высоту, парню стало немного лучше. Данилов окинул его взглядом:

– С первым летным крещением тебя. И в прошлом мало кому удавалось полетать на дирижабле. А уж сейчас, будь уверен, мы, наверное, единственные во всем мире, кто решился подняться в воздух.

Игорь Владимирович и Колька сидели на полу, еще не пришедшие в себя после всех событий, а потому мало обращающие внимание на происходящее сейчас. Слишком мало времени прошло с момента, когда родная станция канула в небытие.

– Будешь штурманом, Миша.

– Что я должен делать?

– Ну, следи за горизонтом, – улыбнулся Данилов. – Высоко подниматься мы не будем, чем выше – тем больше потеря подъемной силы из-за разреженности атмосферы. Полетим низко над землей. Да и перелет будет недалеким. При благополучных раскладах займет около трех часов.

Миша посмотрел вниз, и с непривычки закружилась голова, деревья показались ему такими маленькими. Прямо под ним расстилалось зеленое море, оно шевелилось, покачивалось, колыхалось. А вон стремительно уплывает вдаль войсковая часть, и, быть может, там на плацу до сих пор стоит Пал Палыч, всматриваясь в небо и приложив руку к козырьку. А дальше, там, где заканчивались границы Царицынского леса, начинался город. Он был огромен, величав и мощен даже сейчас. И он был мертв, неподвижен – словно памятник ушедшей эпохе. И все равно Мишу охватило благоговение перед масштабами открывшегося сверху вида. Он посмотрел на Данилова – как тот реагирует на увиденное, но лицо Ивана было грустным, ведь он знал другую сторону города, он видел его живым. Сталкер перехватил взгляд парня и подмигнул ему:

– Считай, Миша, что ты на обзорной экскурсии.

И, помолчав, добавил:

– Жаль, что ты не видел прежнюю Москву. А с другой стороны, я тебе завидую, тебе не понять, что потеряли мы.

Дирижабль плыл дальше, миновал Царицынский парк, потянулись первые дома за ним.

– Смотри, Миша, а вон и твой дом, – Данилов указал рукой на крохотный павильон станции Орехово, и тут же пожалел, что сказал это вслух.

«Какой же я дурак, сам напоминаю об ужасе, который довелось пережить совсем недавно этим несчастным. Ведь дома у них больше нет». Но Миша был поглощен полетом и, видимо, не расслышал. А Игорь Владимирович и Колька были в этот момент в другом конце кабины. Данилов кинул взгляд на запад – оттуда надвигались лиловые облака, но они были далеко, беспокоиться было рано.

– Есть еще кое-что, – задумчиво сказал Данилов. – Надо сообразить, как будем приземляться. Можно попробовать сесть на землю, двое из нас спрыгнут и привяжут канат к чему-нибудь. А потом мы нагрузим дирижабль балластом, чтобы ветром не сорвало.

Миша уверенно кивнул.

– Справимся. Как прибудем на место, разберемся.

Что привело его сюда? Ноги подчинялись телу уже с огромным трудом, Вильдер понимал, что ему оставалось уже не так много, но это его не волновало. Видели бы его сейчас – настоящий старик, полусогнутый, еле передвигающий ноги, жалкий и беспомощный, в рванине и треснувших солнечных очках. Давно ли он разгуливает без противогаза? Плевать. Зато напоследок подышит настоящим воздухом, а не через тесную резиновую маску с фильтрами.

Вильдер стоял на мостовой напротив дома, в котором он провел, наверное, свои самые лучшие годы. Стоял и примечал, как изменился с той поры его родной уголок: трещины расползались по стенам, чернели провалы-окна, некоторые – с сохранившимися рамами. На крыше происходила какая-то возня – там две вичухи боролись между собой за недавно пойманную добычу, огромного слизня, которому не посчастливилось оказаться на открытой местности. Когда охота кушать, и такой живностью не побрезгуешь. Наконец, они разодрали надвое тело жертвы и убрались восвояси, каждая в свою сторону, неся в когтях куски извивающегося тела монстра. Жирные вонючие капли – кровь слизня – упали совсем рядом с Вильдером, и Сергея передернуло от отвращения. А еще недавно он превозносил новые формы жизни и считал их совершенными. Накатила тошнота, и Сергей упал на колени, дергаясь в спазмах. Встал с трудом, на это ушло, казалось, не менее получаса. Он вновь вспомнил о Мише.

– Прошу… спаси и сохрани его… прошу тебя…

И вдруг на мгновение огромная тень накрыла Вильдера и заскользила дальше по земле, причудливо искривляясь на местности. Сергей поднял голову, и его губы тронула улыбка. «Они сумели, выбрались, смогли подняться в небо». Сигарообразный дирижабль скользил по небу легко, рассекая воздух, его серебристые бока искрились на солнце, а сбоку было написано неровным почерком слово «Надежда».

– Господь с вами.

Вильдер взглянул на фотографию, которую все это время держал в руке. С нее смотрела на него и мило улыбалась молодая девушка, Мишина мама. А ее обнимал за талию, стоя спиной к фотографу, молодой Сергей.