Глава 19
Двое против системы
Лабиринт ходов и залов, получивший от ученых имя «система имени Арсена Окроджанашвили», не похож на прочие Афонские пещеры. Здесь нет ничего особенного, никаких чудес или красот. Ни сталактитов, ни сталагмитов, ни сталагнатов. Не свисают гроздьями диковинные кальцитовые грибы-цветы, не искрится пещерный жемчуг. Смотреть тут, в общем, не на что. Да и денег на прокладку системы освещения и строительство дополнительной туристической тропы нужно было слишком много. Именно поэтому в систему Окро-джанашвили никогда не водили туристов.
Но между собой сотрудники заповедника шептались, что дело не в этом. Что в Окро не водят туристов не из опасения, что те умрут от скуки, а боясь остаться без туристов вообще. И даже когда стартовал проект Ханифы «Ужас наших пещер», гиды продолжали водить группы мимо неприметного входа в боковую галерею.
– Там действительно страшно, тревожно, – говорили спелеологи. – Вроде обычные пещеры, ничего особенного. Но идешь – и сердце в пятки уходит.
– Ведешь группу мимо входа в эту, будь она неладна, систему, – шептались гиды, – и прямо мороз по коже. Нехорошее место.
Напуганное рассказами Ханифы, племя ни разу не сделало даже попытки исследовать соседние пещеры.
И вот пришло наконец время людям вторгнуться в это царство пустоты, тишины и страха.
* * *
Экспедиция идет как по маслу. Я кручу ручку фонарика, Даша ищет метки, оставленные Радой и Алексом, и без труда находит. Ребята сделали свою работу на совесть, указатели не увидел бы разве что слепой.
Просто. Скучно. Единственная сложность заключалась в том, что глаза Даши первое время болели и слезились, хоть я и направляя фонарик вверх, чтобы свет рассеивался. Постепенно моя спутница привыкла к свету и даже начала тихонько, вполголоса напевать.
Вот уже половина пути позади. Весело жужжит фонарик, мечутся по стенам отсветы электрического света, бодро грохочут по камням тяжелые космические ботинки.
– Красота! – шепчет, улыбаясь, Даша. И тут же замирает на месте.
Она оглядывается в поисках метки, но не находит никаких знаков ни на камнях, ни на стенах пещеры. Поворачиваясь из стороны в сторону, Даша делает шаг вперед…
– Осторожно! – кричу я.
Корявый каменный нарост, сразу показавшийся мне подозрительным, срывается с потолка и с грохотом падает перед Дашей. Сделай она еще шаг, и удар пришелся бы по шлему. Взвизгнув, Кружевницына отскакивает назад.
– Какого хрена Алекс его не убрал?! – рычит она.
В тот же миг в паре метров от нас падает второй камень.
– Тш-ш-ш! Ни звука! – пытаюсь я успокоить подругу. – У меня такое ощущение…
Третий «каменный цветок», свисающий с потолка, падает и раскалывается на куски.
– Ну, Алекс, мать его перемать! – хватается за голову Дарья. – Как он мог их не заметить?!
Но я уже догадался, что произошло. Расчищенная, проторенная дорога сквозь систему Окроджанашвили кончилась. Отныне нам предстоит самим держать ухо востро. Луч света лихорадочно шарит по стенам и сводам пещеры. Так, надо вспомнить, как меня Алекс учил… Вспомнишь тут. Даша продолжает, игнорируя мой приказ, ругаться в голос.
– Да тихо ты! Хочешь без головы остаться?! Алекс не виноват. Этот участок должны были проверить сегодня или завтра. Кто ж знал…
– Понятно. Так всегда бывает.
Она говорит спокойно, взгляд ее снова стал сосредоточенным. Сумела взять себя в руки. Хорошо.
Куда ведет этот «таинственный путь»? Смотрю вперед и ощущаю себя Муми-троллем. Таким же белым и таким же маленьким. На расстоянии десятка метров уже ничего не вижу – слабый свет фонарика освещает только крохотный пятачок у самых наших ног. Алекс в шутку называл систему Окро «окрошкой», мне же приходит в голову совсем другое сравнение. Со словом «кромешный». Такого плотного и такого зловещего мрака, как в той стороне, я еще не видел.
Сердце предательски ёкает.
Стремно.
Быстро посовещавшись, мы продолжаем путь.
Теперь мы поменялись ролями: Дашка светит, а я прощупываю и простукиваю пол. Проверяем каждую трещину, обходим стороной каждый подозрительный камень. И еще приходится тратить время на то, чтобы оставить пометки, иначе разведка не имеет смысла. Мы молчим, даже шептаться не решаемся, объясняясь нехитрыми жестами. Шума, правда, все равно издаем много. Непростительно много.
«Эх. Если бы фонарик был чуток потише! – монотонное гудение динамо-машины начинает раздражать меня все сильнее. – И если бы можно было снять скафандры! Никакого толка, только идти мешают».
Больше ничего на головы, слава богу, не падает. Это хорошо.
* * *
Безграничным было бы удивление пещерного племени, если бы они увидели вождя Афанасия.
На лице человека, которому положено было находиться в эти минуты на грани срыва, играла спокойная, умиротворенная улыбка. В первый раз за весь этот безумный день, стоивший вождю племени сотни нервных клеток, он смог выдохнуть, прилечь, расслабиться. Члены племени, получив приказы, разбрелись кто куда. Одни укрепляли баррикады, другие прислушивались к звукам, доносящимся из смежных залов, третьи ждали известий от Германа и Дарьи. Наталья гладила по голове трясущегося от страха сынишку, а когда тот начинал всхлипывать, аккуратно закрывала лицо мальчика ладонью. Она понимала – сейчас, как никогда прежде, ее мужу требуется покой.
Ситуация оставалась сложной. В любой момент мог зазвучать проклятый Зов. Ханифа, до последнего заявлявшая, что скорее умрет, чем уйдет куда-то без мужа, рвалась на поиски пропавшего Наставника. О том, что он будет делать, если Герман и Даша не вернутся, вождь старался не думать.
Он не спорил с собой, не копался в прошедших событиях, пытаясь понять, где он совершил ошибку и совершил ли. Афанасий Лобашов просто отключил на какое-то время рассудок. Когда к нему обращались с вопросом, вождь просыпался, давал указания и снова отправлялся в ему одному видимый и ведомый мир.
– Не надо трогать вождя, – шептались люди, – ему сейчас тяжело.
Они ошибались. Афанасию было в эти минуты так легко, как никогда в жизни. Он сделал все, что мог. Все, что было в его силах. Теперь от Афанасия почти ничего не зависело.
– Что будет, если они прорвут наши баррикады? – спрашивали друг друга люди. – Как нам теперь жить? А если Герман и Даша погибнут, что тогда?
Никто не знал ответов на эти вопросы. Не знал и Афанасий. Просто он их себе не задавал. Он ждал точных, проверенных известий.
«Когда что-то буду знать наверняка, придет время действовать, – говорил себе вождь, – и силы пригодятся. Накоплю их побольше».
Именно поэтому он пропустил тот момент, когда из оставленного ими зала Апсны донесся едва слышный на таком расстоянии рокочущий шум, напоминавший сход лавины. Своды слегка вздрогнули, кое-где зашуршали падающие камни. Потом все смолкло. Пещеры снова погрузились в тишину. Правда, это была уже немного иная тишина: еще более напряженная, еще более тревожная.
Наташа, хоть и услышала подозрительный звук, решила лишний раз не тревожить мужа. Рада сначала вздрогнула, забеспокоилась, но потом сказала себе: «Мало ли, что может шуметь. Это вообще не мое дело, за той стороной следить». Что же касается Прохи, то он не смог бы никого предупредить при всем желании. Помощник вождя больше не стоял на посту. Неподвижный, затихший навеки, лежал он рядом с баррикадой. Из макушки Прохора торчал кусок сталактита. Горячая красная кровь струилась по камням.
* * *
Я устал настолько, что с трудом переставляю ноги и последними словами ругаю про себя Афоню за то, что тот уговорил нас надеть скафандры. Пользы от них никакой, вред же очевиден – костюм сковывает движения, мешает озираться. Тяжелее всего терпеть запах, поднимавшийся из глубины скафандра. От него и еще от непрерывного треска фонаря у меня разболелась голова. Даша, судя по всему, устала меньше, но и она то и дело останавливается передохнуть.
Между тем кромешная тьма впереди становится все гуще и враждебнее. Отовсюду – сверху, сзади, с боков – на нас надвигаются корявые, уродливые тени каменных цветов и драконов. Когда луч света двигается, шевелятся и тени. От этого на душе становится еще тревожнее.
– Подумать только, мы тут – первые люди! – шепчу я, пытаясь слабым светом фонаря прощупать дорогу хотя бы на десять шагов вперед. – Ни ученые, ни туристы – никто и никогда сюда не забредал…
– Гордишься? – хмыкает за спиной Дуся.
Ничего себе! И как это подруга услышала мой голос? Ведь я едва шевелил губами.
– Ты меня слышишь? – спрашиваю я еще тише.
– Слышу, разумеется, – фыркает Дарья Сергеевна. – Ты что, не заметил, какое тут эхо? Как в Музыкальном зале. Вот бы концерт тут устроить…
Она права. Все звуки, даже самые тихие, усиливаются тут многократно. Поэтому жужжание фонаря так изводило меня. Поэтому шаги мои казались громоподобными. Мне чудится, что это и не своды пещер вовсе, а какие-то живые существа повторяют за нами каждый звук.
– Пересмешники…
Ханифа рассказывала мне легенду о духах, которые, аукая и отзываясь человеческими голосами, заманивали людей в глубь подземелий.
– Так что? Гордишься? – не отстает Дуся.
– Нет. Боюсь. Там, где люди не ходили, тьма страшнее.
Ждал, что Даша посмеется надо мной, но она промолчала. Кружевницына тоже знает, какая разная может быть тьма.
– Да, – шепчет она, – неприятно тут…
Я привык доверять интуиции, а сейчас она просто вопила о близкой опасности. Опасности, которая может прийти в любой момент, откуда угодно.
Еще метров сто проходим, озираясь, среди нависавших над головами утесов и нагромождений каменных фигур, а потом ручка фонарика издает оглушительное: «Крак!» – и больше уже не нажимается. Свет гаснет. Горе-разведчики оказываются в полной темноте.
«На-ча-лось…» – холодею до костей я.
* * *
Стоило погаснуть свету, как Даша растеряла даже те остатки самообладания, что у нее еще оставались. Пусть фонарик светил тускло и ужасно шумел, все равно с ним было спокойнее, теплилась надежда, что незамеченным враг к ним не подкрадется. И вот они опять оказались во мраке.
– Что ты наделал?! – угрожающе зашипела Дарья Сергеевна.
– Ничего я не делал! – выпалил в ответ Лыков. – Нашла крайнего! Хрен ее знает, ручку эту, сколько раз на нее нажимали! И сколько раз фонарь роняли! Сломался он, понятно?!
– Ладно, не кипятись, – поспешно пошла на мировую Даша.
Минуты шли. Свет не возвращался. Герман, пыхтя и отдуваясь, возился с фонариком.
Даша устала стоять без дела. Она осторожно двинулась вперед, сначала проверяя дорогу руками, потом ставя ногу. Так Дарья Сергеевна сделала шаг, потом второй, третий. Четвертый шаг она готовила особенно старательно. Чувствовала: впереди опасность. Пол в этом месте ничем не отличался, разве что его пересекала пара трещин, но их тут везде было полно. Кружевницына пощупала камни, постучала по ним, после чего спокойно шагнула вперед.
В следующую секунду пол ушел у Даши из-под ног. Узкая трещинка, которую она не восприняла всерьез, стала в мгновение ока в пять раз шире и продолжала расширяться. Вот зависла над пустотой одна Дашина нога, вот все вокруг нее заходило ходуном, точно пещера пустилась в пляс.
– На помощь! – закричала Кружевницына.
Герман, сумевший-таки заставить фонарик работать, мгновенно оказался рядом. В лихорадочно мечущемся свете Даша успела увидеть, что прямо у ее ног, на том месте, где только что была всего лишь неглубокая расщелина, разверзлась настоящая пропасть.
– Твою мать… – выдохнула Дарья Сергеевна и полетела вниз.
Каким-то чудом Герман успел. Нажав на ручку десять раз подряд, он поспешно зажал фонарь подбородком, крепко схватил подругу за шиворот обеими руками и начал тянуть на себя. Будь Даша без скафандра, Герман бы наверняка сумел вытащить ее, но защитный костюм якорем тянул Кружевницыну вниз. Сколько ни напрягал Герман мускулы, как ни старался, вытянуть Дусю на прочную почву не удавалось.
«А с чего ты взял, что почва прочная?» – спросил себя Герман.
Секундой позже пропасть сделала еще один рывок. Лыков соскользнул в расщелину и покатился следом за Дарьей под откос. Оба разведчика оказались на дне обширной подземной полости. Поход в Большие пещеры закончился.
При падении Даша так крепко стукнулась головой, что тьма взорвалась фейерверком искр, а от боли на миг перехватило дыхание. Сознание Кружевницына, однако, не потеряла. С ней эта напасть почти никогда не случалась. Зато Дарье вспомнился эпизод из старой детской сказки, которую читала ей мама перед сном. Там герои, козел и баран, обмотали рога берестой, стукнулись лбами и от искр, посыпавшихся из глаз, развели костер.
«А ведь наша жизнь тоже сказка, – подумала она, вспоминая череду необъяснимых, таинственных событий, – только страшная».
Затем Даша на ощупь отыскала в темноте Германа и аккуратно перевернула его. Почти сразу стало ясно, что космонавт сознание таки потерял.
– Нет, только не сейчас. Подъем, парень. Не спи – замерзнешь! – приговаривала Даша, отвешивая Лыкову пощечины, чтобы поскорее привести в чувство.
Космонавт приходил в себя долго, сознание никак не хотело возвращаться. Герман то ли бредил, то ли бодрствовал, бормоча что-то несвязное. Но наконец невнятный шепот затих.
– Герман, ты в порядке? Ну, слава богу, хоть в себя пришел! Давай скорее выбираться отсюда.
– А ты кто? – спросил Лыков каким-то странным, не своим голосом.
– Приехали… – выдохнула Дарья, упала на колени и зарыдала.