Вот я и лишился товарища. Единственного человека здесь, в пещерах, с которым мог поговорить по душам. Положение и без того отчаянное. Все вокруг улыбаются, делают вид, что очень рады мне.

А среди них – убийца. И у этого человека наверняка есть союзники, сторонники. У меня же – никого.

Хреново.

А дело было так. Маша предложила мне искупаться в горячем озере. Дело обычное. Мы часто погружались в теплую, богатую минералами воду. И для здоровья полезно, и пот с тела смыть не помешает.

Но в этот раз Маша задумала не просто нырнуть и вылезти обратно. Она предложила сплавать на дальний берег. Пустынный, безлюдный был этот берег. Там было тихо, царил полумрак, потому что светлячки не селились на дальней стороне Купели. Там, я знал это, обычно уединялись пары, чтобы заняться любовью. Делать это у всех на виду считалось не очень приличным, а за озером – пожалуйста.

Перед тем как лезть в воду, Маша сняла с себя всю одежду. Так было у них принято. Так все делали. Просто они купались именно тогда, когда я спал. Так что сюрприз вышел. Приятный. Конечно, на фоне Дарьи или Рады Маша казалась серой мышкой, но сейчас, когда я увидел ее без одежды, понял: Острикова тоже привлекательна. Она изящна, стройна; вполне симпатична, хоть и слишком худощава…

И в моей крови разгорелся пожар. До этого я как-то не воспринимал Мышку как женщину. Друг – да. Приятный собеседник – да. Мне и в голову не приходило, что я смогу в нее… Влюбиться? Или это слово тут не очень подойдет? Короче говоря, Маша мне понравилась. Я подумал, что купанье в чем мать родила, – это намек. Даже не намек. Все казалось ясным.

Плавали мы довольно долго. Доплыли до середины озера. Немного полежали рядом на спинах, неторопливо болтая о том о сем. Потом переплыли, наконец, теплое озеро и выбрались на камни.

Казалось, мир специально готовился к этой минуте. В пещере царила таинственная мягкая тишина. Своды тонули в легкой дымке, и зал Апсны выглядел так, словно это вовсе и не подземелье, а огромное облако. В воздухе как будто струился легкий, чарующий, едва уловимый аромат. Или это уже у меня начиналась галлюцинация? Маша лежала рядом на спине, задумчиво глядя куда-то вдаль. А я смотрел на нее, не в силах отвести взгляд. Так продолжалось довольно долго.

Наконец я, решив, что первый шаг лучше сделать самому, положил руку Маше на живот и осторожно провел ладонью по ее бархатной коже. Когда же она резко повернулась в мою сторону, я улыбнулся и произнес всего одно слово. Только одно слово: «Милая»…

Что было дальше, о том вспоминать не хочу. Маша пришла в не-описуемую ярость. Кричала долго, громко, бестолково. Много интересного узнал я о себе. И что я «козел», и «озабоченный», и что «все мужики думают только об этом», и чтоб я, негодяй такой, больше не смел даже смотреть в ее сторону.

Так я и сделал. Холодно пожелал истеричке всего хорошего, сполз в воду и поплыл обратно. Не обернулся ни разу. Что она имела в виду? А пес ее знает. С этими женщинами разве поймешь, что они на самом деле думают, когда говорят: «Убирайся!» Я, выслушав это во второй раз за три дня, дал себе зарок: хватит с меня этого ужаса под названием «любовь». И так проблем выше крыши. Когда избавлюсь от врага, тогда можно будет и расслабиться. А сейчас – только осторожность, только бдительность.

За день ничего особого не случилось, но радоваться было рано. Если я не ошибся и враг – не плод моего больного воображения, то скоро он себя проявит.

Пятый день моей жизни в пещерах, как и предыдущий, не задался с самого начала.

Просыпаюсь и обнаруживаю, что кошка, давно сделавшая мой живот местом постоянного ночлега, прыгает вокруг спальной ямки и громко шипит.

Никак не могу понять, что за шлея попала под хвост этому спокойному зверьку. Лишь через несколько секунд замечаю, что Рыжка за кем-то гоняется.

Приземистое создание, покрытое чешуей, больше всего похожее на ящерицу, крутится у самого края моей ямки. Оно то отскакивает, то кидается в мою сторону. Каждый раз кошка встает на пути рептилии. Рыжка преобразилась до неузнаваемости: шерсть дыбом, когти выпущены, из клыкастой пасти доносится угрожающее рычание. Не дожидаясь результата поединка, одним ударом кулака я убиваю ящерицу на месте и снова засыпаю.

Каков же был мой ужас, когда Ханифа сообщила, что я чуть не стал жертвой опасной твари. Маленькая, безобидная на вид ящерка оказалась ядовитой. Люди от ее укусов не умирали, но и выздоравливали долго. Бывало, что тошнота и головокружение продолжались по нескольку дней. Если бы не моя рыжая мохнатая телохранительница, вовремя учуявшая угрозу, здорово я бы в этот день помучился.

За завтраком только и разговоров было, что о нападении ящерицы. Все наперебой хвалят смелую кошку: для небольшого зверька укус твари мог стать смертельным. Хором убеждают меня, что этот случай – исключительный Ханифа раз пять повторила:

– Три года твари к нам носа не казали! Три года! Что-то странное творится в пещерах.

А я сижу, перевожу хмурый взгляд с одно лица на другое и пытаюсь понять, чьих это рук дело. Кто подбросил эту ящерицу в пещеру да так, чтобы она выбрала именно мою ямку? Кто из них хочет свести меня в могилу?

Да, все снова выглядит как случайность. Да, от укуса рептилии я бы не умер. Но в совпадения я не верю. И потом… Обездвижить человека, лишить возможности к сопротивлению – уже большое дело. Позже, днем, когда все уйдут на работу, можно подойти и тихонько – тюк по голове. Без шума, без свидетелей.

Мой враг стал действовать осмотрительнее, аккуратнее. Кто же он?

Сейчас я готов подозревать кого угодно. Хоть Машу, хоть Кондрата Филипповича. Хоть того же Федю. Обрушить на мою голову груду камней не смог бы никто из них, а вот натравить ядовитую рептилию… Кто их, черт побери, знает.

А если враг не один? Если их несколько? От этой мысли стало совсем тоскливо на душе. Некому доверять. Не к кому обратиться за помощью. Любой из них может втайне желать моей крови. Союзника найти надо. Верного, надежного, который не подведет. Хотя бы одного. В одиночку против всех я бессилен. И еще надо вычеркнуть из списка подозреваемых хотя бы пару человек. Следить сразу за всеми – я с ума сойду.

Шальная мысль убить всех, чтоб уж наверняка, всплыла в голове и пропала. Нет. На это я не пойду. Да и не смогу, кишка тонка.

И смысла нет. Как я тут один жить буду?

Молча, уныло, без всякого аппетита поглощал я слизней и грибы, из которых состоял завтрак. Я и раньше ел это дерьмо через силу, а уж сегодня… Так, ладно. Хватит киснуть, Герман. Пора разрабатывать план действий. Давно пора.

Первое: не оставаться одному. Ни за что. Никогда. Второе: выкопать новую спальную ямку, желательно впритык к чьей-нибудь. К Машиной, например. Пусть думает, что хочет. Вообще, сон – самая сложная штука. Во сне я беззащитен. А не буду спать – с ума сойду. Поэтому – третье: буду класть с собой… Конечно, лучше бы женщину, хех. Но боюсь, что это отпадает. Так что компанию мне будет составлять кошка. Она спит чутко. Чуть что – проснется и поднимет шум. Главное, чтобы враг, совершая следующее покушение, рисковал раскрыть себя. Это поумерит его пыл. Наконец, четвертое: есть несколько человек, за которыми нужен глаз да глаз. Селезенкой чувствую, это кто-то из них. Алекс, Афанасий или слепой старик. Один из них. Рано или поздно осторожность изменит моему врагу. И тогда снова произойдет несчастный случай. Что поделаешь, это пещеры. Всякое случается, как говорит Ханифа.

Кстати. И за старухой приглядеть надо. Чем мрак не шутит. Вот, я уже заговорил, как она, хых. Прилипают словечки… Веселее всего, если они охотятся на меня вчетвером. Тогда мне капут, это точно.

От этих мыслей настроение совсем испортилось. А неприятности меж тем только начинались.

– Сегодня мы идем охотиться на снарка! – заявляет Алекс, поглядывая на меня с глумливой ухмылкой. – И даже не думай отвертеться. Все мужчины пойдут.

Я думал, речь идет о каком-то другом виде летучих мышей, кроме уже знакомых мне ушанов. Но выяснилось, что все куда сложнее.

– Снарки – это снарки, – отвечает на мой вопрос Ханифа.

– Спасибо за такой подробный рассказ! – стараюсь вложить в свои слова столько сарказма, сколько смог. Эта несносная привычка местных: объяснять, ничего не объясняя, – выводит из себя.

– А лучше и не скажешь, – пожимает плечами она, – эти звери ни на кого не похожи. Представь себе существо размером с куницу…

– С кого?

Куниц я себе представляю примерно так же, как и неведомых снарков.

– С кошку! – выкручивается Ханифа. – Но проворное, как черт, между пальцами перепонки, морда плоская и глазищи огромные.

Я стараюсь представить себе кошку с перепонками. Получается паршиво. Этого снарка в самом деле надо было увидеть самому.

– Я читала, что таких же точно зверей видели в девяностые годы двадцатого века в Кольцовских и Старицких пещерах. Это далеко отсюда. Но описание совпадает в точности. Значит, это один и тот же вид.

– И кто назвал его снарком?

– Мы. В честь персонажа одной сказки… Могли назвать как угодно. Хоть снорком, хоть кварком. Но это слово красивее.

Решаю промолчать. По части придумывания чудовищных, ничего не значащих слов для объяснения других таких же жители пещер большие мастера. Сказки они друг другу рассказывают тоже одна другой хлеще, это я успел заметить.

Как оказалось, в зале Спелеологов имеется незаметная со стороны боковая галерея. Не замечал я ее, правда, из-за недостатка освещения. В том месте, где боковой туннель соединялся с основной пещерой, он был достаточно широк. Потом постепенно сужался.

– Русло подземной реки, – поясняет Афанасий. – Не волнуйся, тут вода не течет уже сотню лет.

Я киваю и про себя молюсь, чтобы этой реке не вздумалось снова хлынуть в старое русло именно сегодня. С моей «везучестью» ничего нельзя исключать.

Итак, мы отправляемся на охоту.

Метров двести идем по узкому лазу, где даже Даше приходится пригибаться. Мужчины шагают, согнувшись в три погибели. Потом стенки галереи резко раздаются в стороны, и нашим глазам предстает небольшая пещера. Даже не пещера, а так, небольшой зал. Он не идет ни в какое сравнение ни с залом Апсны, ни с залом Спелеологов, зато тут можно расправить плечи и не бояться стукнуться головой.

– Значит так, – объясняет вождь персонально мне – остальные в приказах не нуждаются, они сами знают, что и как делать, – ты с напарником будешь сидеть в засаде у того края пещеры. Мы пойдем дальше и вспугнем снарков. На пути установлены ловушки, но снарки хитрые и ужасно проворные, могут и не попасть. Тогда постарайся его убить, – он протягивает мне копье с костяным наконечником. Хорошие штуки эти копья. Наконечник костяной, древко металлическое, сделано из поручня, выломанного из вагона пещерного поезда. Простое, легкое и надежное оружие. Еще я взял с собой на охоту нож, один из двух, доставшихся в наследство от капитана Николаевой. Прекрасный и очень острый клинок из крепчайшей стали. Пользоваться им я пока не умею. Надеюсь, и не придется. Светильник нам тоже оставили, Иначе мы тут не то что снарков, свои носы не увидим. Со светом оно, конечно, веселее… Но на душе все равно погано. Вождь, как обычно, верно угадал мое настроение и произнес, глядя глаза в глаза своим фирменным гипнотическим взглядом:

– А как ты хочешь, Герман? Если еду не убивать, ее не будет. И без мяса никак. Были бы мы вегетарианцами, давно бы сдохли. У снарков мясо не только питательное, но и вкусное. Это тебе не мыши летучие.

Мой живот тихонько пискнул, соглашаясь: «Плохая еда…»

– Снарки – деликатес! Из шкуры сделаем обувь, она прочнее, дольше не сотрется. Кости тоже на дело пойдут. Вот так-то.

Перечить вождю я не решился. Если снарк попадет в ловушку, его и не придется убивать. Будем надеяться, что попадет.

Еще сильнее я обрадовался, когда увидел, кто будет со мной сидеть в засаде. Вторым охотником оказалась Наталья. Единственный член племени, с которым я был до сих пор незнаком. Возможность представлялась кучу раз, Афанасий супругу свою не прячет. Просто все как-то было не до того. А, что я оправдываюсь. Не решался я подойти к Наталье. От этой женщины веет чем-то… Чем-то… Не знаю, как сказать. Есть в Наташиной осанке, во взгляде, в выражении лица что-то величественное. Что-то загадочное. Как будто эта прекрасная, молчаливая женщина живет в своем мире, мало обращая внимание на то, что ее окружает. И я робел, когда оказывался рядом с нею. Сейчас же охотничий азарт передался и Наташе тоже. Глаза ее заблестели в предвкушении приключения. Тема для разговора нашлась сама собой.

– Сколько раз ты охотилась на снарков? – сразу беру я быка за рока.

Я волнуюсь. Стараюсь отводить взгляд от супруги вождя, но без особого успеха. Я понимаю, чем мне грозит любой неосторожный взгляд в сторону Натальи. Понимаю, что лишние проблемы не нужны, но ничего не могу с собой поделать.

Она лежит на боку с оружием наготове, рядом со светильником, и внимательно вглядывается во тьму. Похожа на дикую кошку, изготовившуюся к прыжку. Грациозная, гибкая, полная затаенной силы. Натянутая тетива. Пружина, готовая распрямиться в любой момент. Дарья вроде бы такая же, но ее красоту портит грубость, этакая угловатость. Наталья выглядит более женственно: мышцы не выпирают, шрамы не бросаются в глаза, если они вообще у нее есть.

«Обломись, парень, – мысленно говорю я сам себе, – ее шрамы, в отличие от Дашиных, ты не увидишь никогда». Ну, я и Дашины шрамы не видел, только на ощупь… Хе-хе.

Услышав мой вопрос, Наталья повернулась, посмотрела с любопытством, словно в первый раз в жизни увидела.

– Много, – слышу я ее мягкий, грудной голос, – и не сосчитать.

Она улыбается. Я тоже расплываюсь в улыбке. Волшебная штука смех. Ничто так не сближает людей, как он.

– Не страшно? – снова спрашиваю я, усаживаясь рядом.

– Чего бояться-то? – смеется женщина. – Как увидишь снарка – сам все поймешь. Поймать их сложно, это да. Но для нас снарки совершенно не опасны.

Я успокоился, расслабился и улегся поудобнее на мягкую глину рядом с Натальей. Загонщики только-только скрылись во тьме. Значит, в ближайшее время нам делать будет нечего.

– Это снарк! Нет, это буджум… – бормочет Наталья, поворачиваясь на спину.

– Кто? – напрягаюсь я. – Это еще что за напасть?

Разнообразие пещерной фауны начинает пугать меня все сильнее.

Наташа в ответ принимается хохотать, да ядрено так – аж до слез. Если бы так отреагировал на мой вопрос кто-нибудь еще, хоть Алекс, хоть Маша, я бы обязательно нагрубил. На Наташу сердиться я просто не могу. Я чувствую: без повода смеяться надо мной она не станет.

– Прости, пожалуйста, – вытерев слезы, говорит она. – Я понимаю, что ты совсем не знаешь… «Буджум», или «буджим», – слово из той же сказки. Про снарка которая.

– Его тоже никто из героев не видел, но все боялись? – прищуриваюсь я.

– Д-да. Откуда знаешь? – изумляется она.

– Просто. Логика, – отвечаю я; откидываюсь на спину, кладя голову на сцепленные в замок руки. – В сказках, которые вы друг другу рассказываете, страшно именно тогда, когда о зле вообще ничего не известно. История про снарков и буджумов – из той же серии. Сказка многое бы потеряла, если бы повествование велось от лица самих чудовищ.

– Точно, – соглашается Наталья. В ее голосе я слышу неприкрытое уважение. Это приятно.

Я закрываю глаза и, кажется, даже задремываю.

Будит меня громкий шум, доносящийся из туннеля. Сложно понять спросонья, что это вообще за звуки. Я слышу то ли треск, то ли скрежет, да еще в придачу какое-то странное бряцанье. Вскакиваю на ноги, хватаю оружие.

– Это снарк? – спрашиваю я встревоженно. Мне описывали снарка как какого-то маленького зверька. Судя же по шуму, по туннелю двигается нечто громадное.

– Нет, это буджум, – отвечает Наташа. Она пытается говорить серьезно, но сама прыскает в кулак. – Шучу. Это загонщики, – поясняет женщина. – Будь готов, снарки скоро появятся.

Значит, все же снарки. Много снарков. Я сглатываю. Вот тоже новость… Я думал, мы охотимся на одного зверя, а их там, оказывается, много. Это усложняло дело. Одно радует: Наташа на этих зверей охотится не в первый раз. Рядом с нею как-то спокойнее.

Шум между тем нарастает, приближается. Уж не знаю, что использовали загонщики, но шумовая атака у них получилась что надо. Вот я уже улавливаю в общей мешанине звуков шуршание песка. Чьи-то ноги или, может, лапы двигаются в нашу сторону из темноты.

– Он один, – коротко бросает через плечо Наталья, ловко вскакивая на ноги.

Что ж, один так один. Нам же лучше.

Наташа встает прямо напротив входа в галерею. Расправляет мышцы. Костяное копье перебрасывает из руки в руку. Примеривается.

Я встаю рядом, тоже держа наготове оружие. Пусть я пока не умею толком с ним обращаться и держу копье не так умело, как супруга вождя, но опозориться при Наталье не хочется. Я со стыда умру, если промахнусь. Справлюсь! Уж как-нибудь я этого снарка завалю.

Вдруг я вижу на лице Наташи растерянность.

– Что за… – произносит она, бледнея.

Капля пота скатывается по лбу женщины. Сильные руки начинают дрожать. Я ничего странного пока не вижу. Ну да, в темноте зажегся какой-то фонарик и стал приближаться. Наверное, кто-то из загонщиков идет к нам. Шуршание лап по песку становится громче. Видимо, снарк где-то совсем близко. Наташа между тем бледнеет все сильнее. Глаза ее расширились, зубы выбивают дробь. Она не выпускает оружие из рук, не двигается, но на лице ее застыл такой ужас, какого мне еще не доводилось видеть.

Тут я и сам запоздало осознаю, что творится что-то неладное: фонарик слишком сильно обогнал шум, издаваемый загонщиками.

– Это что, фонарик снарка? – спрашиваю я.

Вопрос повисает в воздухе. В этот самый миг из черной пасти туннеля появляется тварь, при виде которой передохли бы от ужаса даже черти в аду. Я не успеваю толком разглядеть это существо. Вот уродливая морда, покрытая наростами и бородавками. Вот распахнутая пасть, ощетинившаяся кривыми клыками. Вот налитые кровью глазища. И странный светящийся шарик, висящий над головой чудовища.

Мозг мой еще не успевает осознать, что происходит, но тело реагирует как бы само собой, на автомате. Одним рывком я отталкиваю Нату. Вторым выбрасываю вперед костяное копье и втыкаю его прямо в распахнутую пасть монстра, вложив в удар все силы. Надавливаю. Успеваю повернуть оружие. Славный вышел удар. Копье по рукоять входит в плоть твари. Темная, густая жижа начинает хлестать из зубастой пасти. Из распахнутого зева раздается хрипение и бульканье.

Впрочем, атаковав первым, я выигрываю лишь пару секунд. Чудище быстро приходит в себя. Страшный удар хвоста сбивает меня с ног. Тут же я ощущаю жгучую, нестерпимую боль в боку.

Кровь течет из рваной раны. От боли едва не лишаюсь рассудка.

Светлячки давно разлетелись, поле битвы освещает лишь фонарик, болтающийся над кровоточащей пастью чудовища. В его дерганом, пульсирующем свете я вижу, как Наташа кидается мне на выручку. Она почти успевает вонзить оружие в тело монстра, но хлесткий удар хвоста, которым тварь размахивает по сторонам, отбрасывает ее в сторону. Больше помощи ждать неоткуда.

Рыча и хрипя, истекающий кровью монстр двинулся на меня. Вот и все. Вот и конец. Добегался, Герман… Точнее – отбегался.

Где же нож? Где нож?! Продам свою жизнь подороже…

Я даже не замечаю в первый момент, что монстр застыл на месте. Он не движется. Рычит, рвется, но с места не сдвигается. Что это он? Моей рожи испугался? Точно! Был какой-то звук. Как будто хлопок… Передние лапы чудовища, вырвавшегося из недр пещеры, попали в ловушку, приготовленную для снарков. Вот и пригодился капкан.

Он… Она? Оно? рвется и мечется на месте, пытаясь вырваться. Ничего не выйдет, мразь, хе-хе. Самое время пустить в дело нож.

Рука опускается к поясу. Есть. Вот ножны. Вот рукоятка.

– Сдохни!!! – рычу я.

Превозмогая боль, поднимаюсь на ноги и, улучив момент, вонзаю стальной клинок в налитый кровью глаз. А потом – тишина. И пустота.

Есть у пещер необычное свойство: звуки слышны на большом расстоянии. Так устроена система карстовых полостей, что любой шум, даже не очень громкий, усиливает и уносит эхо далеко-далеко… Разговор по душам усложняет еще и то, что подслушать его может кто угодно, спрятавшись за любым валуном, любым наростом. Нелегко найти такое место, где можно поговорить с глазу на глаз.

Кондрат и Ханифа знали немало таких мест. Одним из них был Геликтитовый грот. Казалось, он создан самой природой для секретных совещаний. Или чтобы держать там преступников. Полная звукоизоляция. Грот далеко, не каждый осмелится идти в такую даль из чистого любопытства. Удобнейшим местом, чтобы прятать или прятаться, грот делал еще и узкий тесный вход, который люди давным-давно перегородили дверью, спасая местное чудо – каменные цветы геликтиты – от туристов. В гроте можно не бояться быть подслушанными.

Именно туда и направились Кондрат и Ханифа, как только стало ясно, что жизнь Германа вне опасности. Здесь сели они рядом.

Непроглядная тьма царила в гроте. Ни один звук не проникал сюда снаружи. Люди, которые за ту или иную провинность оказывались заперты здесь, обреченные на пытку тишиной, ужасно страдали. Спустя несколько дней (минимум сутки, максимум три дня) несчастные были готовы на что угодно, лишь бы избавиться от мучений.

В общем, в гроте очень удобно и прятать кого-то, и прятаться самим от посторонних глаз и ушей.

Долгое время никто не решался заговорить первым. Наконец Ханифа нее выдержала.

– Старик, а, старик, – прошелестела она.

– Да? – отозвался Кондрат Филиппович.

– Как ты это сделал? – спросила Ханифа. И, не дождавшись ответа, повторила, чеканя каждое слово: – Как. Ты. Это. Сделал?

– Да ничего я такого не делал… – отмахнулся Кондрат Филиппович.

– Врешь! – зашипела Ханифа. – Не верю. Не ты ли всю плешь проел своими откровениями? Не ты ли устроил обвал? Не ты ли надоумил меня изловить ящерицу?

– Да, все это так. Но это чудовище – оно вылезло само. Понимаешь? Само! Само! Ну, ты головой хоть чуть-чуть подумай, – едва не сорвался на крик старик. – Ну как, как? Как я смог бы выманить из самой преисподней этого демона и натравить на Германа?! Как? Умом тронулась, да?

– Но ты не будешь утверждать, что не рад такому раскладу, а? – с ехидной ухмылкой заметила старуха.

– Буду! – рявкнул Кондрат Филиппович. – Наталья едва не погибла, ты это понимаешь?! Это ты понимаешь, старая дура?! Мы все могли погибнуть в пасти удильщика. И погибли бы, если бы не Герман.

– Как заговорил! – не унималась Ханифа. – То ты твердишь, что Бог велел тебе убить пришельца, то чуть ли не гимны готов петь в его славу. Может, я и тронулась умом. Может быть. А ты тогда им стукнулся.

И Кондрат понял, что играть со старухой на ее поле – дело безнадежное. Перекричать ее он не сможет в любом случае, переспорить – тоже. Поэтому он резко осадил рвущийся наружу гнев и усилием воли взял себя в руки.

– Послушай, – произнес он почти спокойно, – послушай меня.

Я не отказываюсь ни от одного сказанного мной слова. И ни от одного поступка. Да, я пытался убить этого пришельца. Я считал, что от него необходимо избавиться. Я не сомневался, что так надо. Раньше. Но теперь – сомневаюсь.

Ханифа тоже немного остыла. Спокойствие мужа передалось и ей. Едкие замечания вертелись у старухи на языке, но она молчала, внимательно слушая, что говорил ее супруг.

– Теперь я сомневаюсь, верно ли понял откровение. Мне было сказано, что этот человек, космонавт, принесет в пещеры большие перемены. Но может быть, это было не Божье слово, а козни дьявола?

Ханифа хмыкнула, но перебивать Кондрата не стала.

– Или нет, другое. Мне сообщили, что Герман принес с собой перемены, это так. Но мне не приказывали его убивать. Я пришел к этому выводу сам.

– Вывод верный, – заметила Ханифа, – ведь любые перемены в нашем случае опасны. Да и что может измениться? Что?

– Не знаю, – покачал головой старик, – не знаю. Раньше я тоже так считал. Именно так. А теперь… Теперь я не знаю. Ведь Господь отвел смерть от Германа трижды.

– Или дьявол, ты сам говорил, – возразила Ханифа. Слепой старик пропустил ее реплику мимо ушей.

– Допустим. Просто допустим на миг, что он действительно что-то изменит к лучшему. И эта перемена даст нам…

Он замолчал. Сначала Ханифа терпеливо ждала окончания фразы. Потом не выдержала и слегка толкнула Кондрата Филипповича в бок.

– Что даст? Что даст-то?

– Надежду… – чуть слышно выдохнул старик. – Надежду и будущее. Сейчас я его не вижу. Сейчас грядущее скрыто туманом. Но туман может рассеяться. Вдруг этот человек послан именно для того, чтобы принести в пещеры ветер? Ветер перемен…

Старуха задумалась. Потом неохотно, через силу, выговорила:

– Да. Может быть, ты и прав.

Кондрат Филиппович вздохнул с нескрываемым облегчением. Не часто удавалось ему переспорить свою супругу, и сейчас он ликовал в душе.

– Вот и славно. Значит, поступим так: ничего не будем пока предпринимать. Пусть выздоравливает. А там видно будет.

Он встал и зашагал прочь. Долго смотрела ему вслед Ханифа и лишь тогда, когда Кондрат Филиппович скрылся из виду и никак не мог бы ее услышать, она тихо-тихо произнесла:

– А проверить никогда не помешает. Последнюю попытку сделать надо. Последнюю. Если опять выживет – значит, прав старик. Ну, а если нет…

Не договорив, она встала и двинулась в другую сторону. Не к обитаемым залам, а в самое сердце подземелья. Туда, где царствовали Мрак и Тишина.

У пещерных людей не существует названия для того исчадия ада, которое вылезло из боковой штольни и набросилось на нас. Один раз много лет назад Наташа и Афанасий видели издалека нечто подобное, но тогда они убедили себя, что это был бред, галлюцинация. Значит, где-то в пещерах обитают те еще страшилища. Не в этих пещерах. В других.

Лаз, из которого вылез монстр, разумеется, замуровали камнями. Только вот вопрос: не вылезет ли второй такой же из другого туннеля? Что тогда мы будем делать? А если там, откуда вылез этот милый зверек, он – самый маленький и безобидный? Если следом явится страхолюдие в пять раз крупнее и свирепее? Как в том безумном стишке:

Тьфу, только бармаглотов нам не хватало!

Не знаю, как остальные, а я окончательно потерял покой. Из пещер надо бежать. С такими соседями ловить нечего.

Бежать! Только вот куда?

Кто-то предложил дать диковинному животному имя буджум, но большинством голосов остановились на другом варианте: удильщик. Жили раньше такие милые создания. Но не рептилии. Рыбы. Шевелили плавниками на огромных глубинах, в пучине океана, там, где нет света. Охотились, приманивая добычу с помощью святящегося шарика, висящего как бы на удочке. Отсюда и название. Но то – рыба, а этот – с лапами. И ведь не океан под нами. Хотя…

Во всем, что касается пещер, одно мы знаем точно: что не знаем ничего. Чем черт не шутит. Может, там и правда подземное море. Или спящий вулкан. Или все девять кругов ада.

Едрена вошь, как вообще они тут живут, ни хрена не зная о том, что творится у них под боком?! Психи… Они все психи. Угораздило же связаться…

Я закрываю уставшие глаза. Надо расслабиться. Смерть долго стояла за спиной. Караулила, поджидала. Уже совсем было собралась утянуть за собой на тот свет… Не вышло. Я выкарабкался.

Как и чем лечили меня жители пещеры – не знаю. Слышал, что надо мной день и ночь читали молитвы. Помню, что промывали раны и что-то к ним прикладывали. Больше никаких воспоминаний. Зато я вижу результат: раны на боку затягиваются. Шрамы, по словам Натальи, останутся на всю жизнь. Ну и леший с ними. Главное, не пострадали жизненно важные органы. И ребра почти целы.

Она все спрашивает, что у меня болит. Неверная постановка вопроса. Лучше бы спрашивала, что у меня не болит. Я очень слаб, потерял много крови. Дарья заикнулась как-то насчет переливания, но ее убедили, что это невозможно. Бороться за жизнь истощенному организму оказалось очень нелегко. Временами мне казалось, еще немного – и конец.

Несколько раз Ната говорила прямо:

– Мы ничего не можем сделать. Все в руках Бога. Молись, Герман.

И я молился. Сначала повторял молитвы за Дашей или Наташей, потом запомнил и стал молиться по памяти. Посиневшие губы шептали не всегда понятные слова. У меня не хватало сил на вопросы, что значит: «Аллилуйя» или «Херувимы-Серафимы». Да и не хотелось спрашивать. Я просто повторял. Помогало – не помогало, все равно молился. Упорно, истово, пока хватало сил двигать губами.

Разум, то и дело приходящий в себя, вяло протестовал: «Не верь в эту чушь! От молитв кровь не вернется!» Я не обращал внимания на его голос. Тогда мозг сменил тактику. Стал убеждать меня, что лучше смерть, чем такая жизнь. Аргументы у здравого смысла были весомые. Без друзей, без родных, в этих ужасных пещерах, откуда некуда бежать, под пристальным взглядом врага, я так и так не имел шансов выжить.

Но я хотел. Очень хотел жить. И чувствовал: другого выхода нет. Если я хочу выкарабкаться, надо довериться тому загадочному высшему существу по имени Бог, от воли которого сейчас зависела моя жизнь. Не от заботы сиделок; не от лечебного мха, который прикладывали к моим ранам; не от богатой минералами воды, которую давали пить.

Вот и сейчас я лежу в полумраке, смотрю на крест, высеченный пещерными людьми в скале, и шепчу снова и снова:

– Отче наш, иже еси на небеси…

Я не умру. Я верю в это. А для этого надо спать. Очень много спать. И я засыпаю.

Странный сон снится мне. Мутный, тревожный. Ната говорила, грезы – отражение нашего состояния. Верю. Чем хреновее я себя чувствую, тем бредовее мои видения.

– Ты убийца! – кричит Алекс и указывает на Арса. – Ты подозрительно тихо себя ведешь!

Арс смотрит на него исподлобья и крутит пальцем у виска.

– Для тебя новость, что Арс молчит?! – шипит Дарья, готовая вцепиться Алексу в лицо когтями.

– Значит, это ты! – переключается крикун на Дашу. – Ты вообще опасна для общества! Эти твои дьявольские приемы…

– Они не дьявольские, – фыркает Даша.

– Одним пальцем человека убить можешь! И злющая ты, как змея!

– Ты хоть одну змею в жизни видел, великий герпетолог? – парирует Кружевницына.

– Кто? – моргает Алекс.

Но Даша уже не слушает. Она сама берет слово. Обводит всю компанию пристальным, цепким взглядом. Все разговоры тут же замолкают, все слушают, что скажет Дарья Сергеевна.

– Алекс сегодня слишком активен, – тихо произносит она. – Даже по его меркам. Убийцы так себя не ведут.

Я слушаю и соглашаюсь. Был бы Алекс «мафией», не вел бы себя так. Если клад лежит на самом видном месте, значит, это не клад. Хотя… Чем мрак не шутит. Господи, как же это сложно! И в жизни, и в игре. И наяву, и во сне.

– Я подозревала тебя, Афоня.

– Как так, меня? – хлопает глазами вождь.

– Но во время второго тура стало ясно, что ты не мафиози. Поэтому в этот раз я голосую за…

Даша какое-то время молчит, взвешивая в последний раз все за и против. И, наконец, резко произносит:

– За Машу!

– Кто голосует за Мышку? – спрашивает Кондрат Филиппович.

Несколько человек поднимают руки.

Она действительно ужасно нервная. На всех кричит, на меня волком смотрит. Может быть, и она. Я тоже поднимаю руку.

Итак, мы «убиваем» Острикову. Маша, грубо выругавшись, показывает всем свой камешек, до этого спрятанный полой накидки. Камешек белый. У мафии он – черный. Значит, мы снова ошиблись.

Игра продолжается. Моя задача вычислить убийцу раньше, чем он кого-то убьет. Например, меня. Сижу, сложив ноги по-турецки, и внимательно перевожу взгляд с одного лица на другое. Не так много людей осталось в игре. Большинство стоят в сторонке и наблюдают за ходом шуточного расследования.

Наталья хранит величественное спокойствие. Сидит, прикрыв глаза, на лице застыла легкая полуулыбка. Гибкое, сильное тело расслаблено. Невольно залюбовался даже во сне.

Дарья, напротив, на взводе. Подобралась, как перед прыжком. Глаза бегают по сторонам, подмечая любые нюансы поведения. Но если Наталья особенно прекрасна в минуты спокойствия, то Дашу красит как раз возбуждение. Как же она прекрасна, когда злится или готовится к драке! Когда дыхание ее учащается и грудь вздымается. Усилием воли отвожу взгляд. Сон – есть сон, но отвлекаться от главного нельзя.

Афанасий напряжен. Зыркает по сторонам, взгляд мрачный, подозрительный. Вождю другим быть и нельзя. Он меня мало интересует. С Афанасия подозрения почти сняты.

Арс молчит. А что еще может делать Арс? Шут с ним.

Алекс и старик, вот, кто меня интересуют. Но Алекс-убийца, это слишком просто. Точнее, так: если убийца он, то у судьбы совсем нет фантазии. А вот Кондрат Филиппович… Сидит, хмурит седые брови, лицо угрюмое, нелюдимое. И глаза. Эти зловещие бельма. Что могут они скрывать? В душу не заглянешь. О чем думает, не поймешь.

И мотив у него, оказывается, есть. Я слышал, он говорит: «Нельзя менять сложившийся порядок!» А я, незваный гость, в этот порядок не вписываюсь. И вечно что-то нарушаю. Как далеко способен зайти этот человек, оберегая этот «порядок», вот вопрос.

Неожиданно для себя самого, я начинаю говорить:

– А кто назначал Кондрата Филипповича ведущим?

Люди в растерянности переглядываются.

– Мы без ведущего играем, разве нет? Так почему он снова и снова говорит: «Город засыпает»? Почему объявляет голосование против кого угодно, только не против себя. Почему?

– Почему? – повторяет Дарья, резко поворачиваясь в сторону старика.

– Да, почему? – подает голос Наташа, которая, казалось, уже уснула.

– Может, закончим игру? – продолжаю говорить я, не сводя глаз со слепого мудреца, подмечая малейшие нюансы поведения. – Вскроемся все? Покажем друг другу наши камешки?

Кондрат Филиппович владеет собой блестяще. Ни один мускул не дрогнул на покрытом морщинами лице. Губы сжаты. Ноздри не шевелятся, словно он даже не дышит. Слепой застыл, точно глыба льда. Он окаменел. Так не ведут себя те, кому нечего скрывать.

– Ну, как хочешь, – пожимаю я плечами, – тогда я объявляю голосование. Кто за Кондрата Филипповича?

– Я! Я! – дружно откликаются Дарья и Наталья.

Арс молча поднимает руку.

– Я! – чуть не выпрыгивает из штанов Алекс. Неожиданный союзник… Но такой уж он, всегда кричит с той толпой, которая больше.

– А я – против. Доказательств нет, – Афанасий смотрит на меня со злостью.

Интересное кино. Где же я ему доказательства возьму? Тут, как в жизни, – пока будешь собирать доказательства, тебя сто раз убьют. Первым бить надо, первым. К тому же Афанасий всегда выступает на стороне своего наставника.

– Итого: пятеро против одного. Демократия, сам видишь. Вскрывайся, – поворачиваюсь в сторону Кондрата Филипповича.

И едва могу сдержать вопль ужаса.

На том месте, где только что сидел живой человек, лежит давнишний, почти разложившийся труп. Лишь отдаленно эта груда истлевшей плоти и костей напоминает старика. Я хватаюсь за горло, пытаясь сдержать тошноту, и…

Просыпаюсь.

Передо мной все тот же чудесный вид. Мрачная темная скала, едва освещенная тусклым мерцанием светлячков. Красота. Я лежу на изрядно примятой подстилке из мха. Мягкие свойства она почти утратила.

Тьфу. Опостылело. Эх, пещеры-пещеры… Как же вы мне надоели. Ничего не меняется. Как эти вообще умудрились не сойти тут с ума? Загадка.

Слышится шорох. Взволнованное женское лицо склоняется надо мной. Это Наталья. Пришла проведать. А еще вернее: никуда и не отходила, тут сидела. Они с Дашей выходили меня. Сколько бессонных ночей провели они у моей постели! А правда? Сколько? Не знаю. Для меня все последние дни слились в одно бесконечное недоутро.

Тяжело Наташе. Глаза красные от недосыпа. Темные мешки. Но держится. Улыбнулась. Спрашивает:

– Как дела?

Разумеется, я через силу улыбаюсь в ответ и говорю:

– Все нормально.

Это не совсем правда. Но что еще сказать? «Ужасно»? Она переживать начнет, суетиться, а сама чуть не падает… Нет, не буду жаловаться. Да и вообще. «Нормально»… Странное слово. Ни «хорошо», ни «плохо». Вообще ничего оно не значит. Так, отговорка, когда не хочется никого расстраивать. Что такое для меня сейчас норма? Лежать тихо, терпеть боль. Никому не мешая, собираться с чувствами, силами и мыслями. Так что все в норме, хех.

Какие же они молодцы, мои милые сиделки!

И мужья их тоже. Я, хоть и неподвижен, но слышу все хорошо. Да и по сторонам стараюсь глазеть. Ни разу ни Арс, ни Афоня не попытались помешать лечению. Слова не сказали женам. Наоборот, помогают. И Федя помогает. И кошка тоже старалась. Как ни приду в себя – а рыжая меховая грелка лежит на животе. Или на груди. Мышка говорила, что кошки чувствуют, когда человеку плохо, и стараются помочь. Что ж, Маша не ошиблась.

Спасибо, ребята…

Я снова закрываю глаза. Спать не хочется. Но Наталья, увидев, что я сплю, и сама пойдет отдохнуть. Ей срочно надо восстановить силы.

После того, как сознание окончательно вернулось, я понял, что у моего положения масса выгод.

Первая: я не работаю.

Вторая: врагу сейчас до меня не добраться. Я под постоянным присмотром. Ната и Даша не отходят от меня ни на шаг. Забавно. Они в моих глазах, особенно в те дни, когда было совсем худо, слились в двухголового мутанта. Двуликого Януса. Точнее, Дануса, хе-хе. Еще иногда дежурили Рада и Лада, но намного реже. Маши не было. Не-ужели до сих пор злится? Ханифа тоже не подходила ко мне ни разу. Повод ли это считать ее врагом? Нет. Но подозрения усиливаются.

Третья причина для радости следует из второй. За два последних дня в ходе неторопливых спокойных бесед, и даже тогда, когда и я, и они молчали, успел хорошо узнать и Дашу, и Наташу. Дусю и Тусю, так они сами попросили, чтоб я их называл.

Смешно. Туся и Дуся. Два веселых гуся… Взрослые женщины, старше меня, обеим хорошо за тридцать. Но это их дело. Мое имя никак не переиначишь. Герман и Герман. У них вариантов, конечно, больше.

Итак, между нами за эти дни сформировалась прочная духовная связь. Никакой, Боже сохрани, любви. Этого только не хватало. Дружба у нас. Или даже братство. Кровное. В моем положении это – намного полезнее. Хотя бы моих сиделок могу вычеркнуть из списка подозреваемых. У кого, у кого, а у них возможностей меня убить было – хоть отбавляй.

Из бесед с Натой и Дашей, и это четвертый положительный момент, я почерпнул много полезного. Они стали моими глазами и ушами. И мозгом тоже, хе-хе. В любом случае, три головы, из которых две не в пример умнее третьей, это – сила. Мой план прост: встать на ноги и первым делом тихо, аккуратно, без лишнего шума ликвидировать врага. Пусть это не по-христиански, но за эти ужасные дни я успел так сильно полюбить жизнь, как никогда прежде.

И за эту жизнь я буду биться до последней капли еще оставшейся во мне крови.

Врага. Надо. Убить.

Пока не поздно.

Не могу не признать: кем бы ни был мой загадочный неприятель, он поступил благородно. Даже представить сложно более беспомощное состояние, чем то, в котором я пребывал. Убить меня смог бы любой. Да, Туся и Дуся были рядом, но не стоит обманываться: надо было бы – отослали бы их куда-нибудь. И замочили бы безоружного. Наверное, именно поэтому мой противник этого и не сделал: совесть не позволила.

Мне совесть позволит. Грохну гниду. Хоть спящим. Плевать.

Список подозреваемых, собственно, сузился до предела. Это или Алекс, или Кондрат Филиппович. Больше некому. Вспоминаю сон. Тот, где мы играли в мафию. Стоит ли воспринимать его как пророчество? И как истолковать то, что слепой старик в моем сне умер? На что это намек? Это видение мне только все карты спутало.

К черту. Сам догадаюсь. Сам вычислю. И сам сверну шею.