Глава 15
ПОЛЕТЫ ВО СНЕ И НАЯВУ
Да, правда, тот, кто хочет, тот и может.
Да, правда, сам виновен.
Бог со мной.
Да, правда, но одно меня тревожит:
Кому сказать спасибо, что живой?
В. Высоцкий
11 ноября. День. Перегон Гражданский проспект — Девяткино. Станция Гражданский проспект. Алекс
«Не спать! Не спать!» — сколько времени он повторяет про себя это заклинание? В темноте, наверное, не только человеку трудно передвигаться, но и время не бежит, а плетется. Рука болела, ныло ушибленное колено, но, в принципе, ему жутко повезло. Обо что он там споткнулся? Какому кирпичу спасибо говорить? Вот фонарик жалко, но и то сказать — свет погас, и его не видно стало. Может, поэтому убийца не стал больше стрелять? Просто не видел, куда? А еще интересней, почему он, Алекс, не «видит» его? Ведь по всем статьям, должен был «увидеть»…
Бр-р-р, холодно! И знобит. Это от потери крови, наверное. И от того, что жутко хочется спать.
Не спать! Не спать!
Сначала он попробовал идти. Однако после того, как пару раз споткнулся, казалось, на ровном месте и чуть не упал на раненую руку, отказался от этой мысли. В конце концов, та дрезина не навечно застряла в Девяткино? Вот и подхватит его на обратном пути. Осталось дождаться. Теперь он сидел на рельсине, как петух на насесте, и старался не уснуть. Время от времени, когда чувствовал, что реальность начинала плыть, вставал, делал несколько шагов вперед и вновь садился. Движения причиняли ему боль, но прогоняли сонливость. На время.
Нет, а, все-таки интересно, почему он не «увидел» стрелявшего? Ведь все сошлось в одной точке: и место преступления, и жертва, и даже злоумышленник был тут, недалеко? Скорее всего, этого ему никогда наверняка не узнать. Да и ладно. Вычислить татя все равно не составит труда. Ну кому, скажите, интересно его убивать?.. Вообще-то, это не совсем так — пришибить-то его многие мечтают. Не зря Рат так охраняет своего «главного свидетеля». Вот попробуй он вчера у Ратникова спросить разрешение — точно бы не пустил. Или приставил кого-нибудь. Только вот не все желающие знали, куда он, Алекс, отправился. А кто знал?.. Два наряда на блокпосту, Мамба, Азаров… Кто еще? Карла. Одиннадцать человек? Не хило… Из них четверо — с другой станции, и он, Алекс, даже представления не имеет, с какой. А кипеж поднимать ему никак нельзя: Рат узнает — точно запрет, посадит под замок. Хорошо, что ясно одно: кто в него стрелял, тот и Мазая убил. И Лору, конечно же. И, кажется, этот неизвестный знает про его дар несколько больше, чем сам Алекс. Иначе, что бы ему беспокоиться из-за сторожки? И это, по-любому, не Векс. Но тогда почему он дважды видел у трупов именно его? И как быть теперь ему, Алексу? Прилюдно признаться, что он ошибся? Ай, как мерзко все складывается… И что из этого получится, сложно даже представить. Рат не простит…
Ну вот и дрезина, дождался…
Кристи внутри не было.
* * *
Саша медленно отходил ото сна. Сначала включилось обоняние: к неистребимому запаху лекарств добавился едва уловимый аромат чего-то очень приятного. Потом пришла боль.
Он открыл глаза. Мамба колдовал за столом, тихонько напевая. Алекс прислушался: «Доктор едет, едет сквозь снежную равнину. Порошок целебный людям он везет…».
Алекс попытался встать, но тут же застонал. Мамба оторвался от своего занятия, посмотрел на него поверх очков.
— Рановато проснулся. По моим расчетам, часа на два.
— Никогда тебя в очках не видел.
— Ты много чего еще не видел. Лежи, не вставай. И, на-ка, выпей.
Алекс послушно глотнул питье, поморщился — горько.
— А пахнет приятно…
— Реальность обманчива, се ля ви. Сладким бывает только яд. Правда, я бы с удовольствием кусочком сахарку отравился. А теперь, спи, давай. А у меня дела.
Саша послушно закрыл глаза, вернее даже сказать — они сами собой закрылись. Интересно, сколько он вообще проспал? Хотя, неважно…
Тело вдруг сделалось невесомым, а голова «побежала»… Потом что-то яркое полыхнуло посреди комнаты. Огонь?.. Послышалось легкое потрескивание, стало вдруг нестерпимо жарко.
— Вам плохо? — услышал он чей-то голос.
— Жарко… Кто здесь?
— Богдан — Богом данный. Я один у родителей, поздний ребенок. А вас как называть?
Бред! Где-то он уже это слышал…
Точно, в сторожке. Богдан, Богом данный. Новый смотритель.
Алекс у него в гостях, пьет чай. Настоящий, из старого, раритетного самовара.
— Саша, а вы слышали легенду про мальчика с вороном?
— Нет. А что за легенда?
Богдан заметно оживился. Ему было приятно, что он хоть чем-то заинтересовал своего нового знакомого. Добавив в кружку кипятку, парень придвинулся поближе.
— Если хотите, я расскажу вам.
— Расскажи, конечно, — Алекс понимал, что ему уже пора уходить, заболтался, но отказаться не мог — слишком искренним было желание паренька угодить ему. Да и чай был вкусный.
— Только я не очень рассказчик, сразу предупреждаю.
— Да ничего, ты рассказывай.
— У нас часто караванщики из Большого метро задерживаются, ну и рассказывают много чего интересного. Мы же тут как в космосе живем. Ну, вернее, Большое метро — это космос, а мы тут — как на отдельной планете. Про космос, это я из учебника знаю. Из астрономии. Глупая мысль, да?
Вопрос застал Алекса врасплох. Да, с астрономией парень явно замудрил. Но ведь точное наблюдение какое, удивительно точное.
— Да нет, почему же… Мы ведь и действительно словно одинокая планета.
Грин осторожно отхлебнул из кружки — горячо!
— Ой, сейчас я вам что-то дам! — Богдан открыл ящик у стола и вытащил крохотный сверток: нечто, упакованное в кусок ткани.
— Это сахар, мне так сказали. Берите! Очень вкусно! — с этими словами он развернул ткань. Там действительно лежали три ослепительно белых куска рафинада.
Рот Алекса наполнился слюной! Сахар… Сколько лет они уже его не видели. Этот парень, Богдан, он просто не знает ценности этих трех кусочков. Царский подарок.
— Нет, спасибо. Сам ешь, — и, увидев удивленно-обиженное выражение лица смотрителя, добавил, — ешь, не смотри на меня. Я не люблю сахар. А ты ешь, рассказывай, и ешь.
— Ладно. Так вот, караванщики однажды рассказали, что на одной станции случилась какая-то беда. Люди болели, умирали, убивали друг друга. Ничего им не помогало. И вот как-то утром на блокпост пришел мальчик. С вороном. Тот у него на плече сидел, огромный такой, черный. Люди подумали, что это смерть пришла. Ворон по станции полетал, ко всем больным залетел. Они думали, что умрут… Только наоборот получилось — все выздоровели и помирились. Этот мальчик смерть прогоняет.
— А потом что?
— Ничего. На станции все хорошо стало. А мальчик и ворон… Ушли они, — Богдан вздохнул. — Красивая такая легенда, длинная. Только я рассказал плохо. Вам бы караванщика того послушать.
Богдан замолчал. Молчал и Саша. Легенда, даже в таком неказистом исполнении, задевала за живое. Как это похоже на людей — продолжать гнобить друг друга в любое время и в любом состоянии. Отчего вот они такие? Или это плата за интеллект, которым наградила их природа? И опять: надежда на волшебство, на чудесное исцеление. Только смогут ли исцелить пришлые волшебники, если сами они порой не хотят этого?
Богдан вдруг задумчиво произнес:
— Знаете, мне бы хотелось, чтобы они и к нам пришли.
Грин не знал, что ему ответить. Но вдруг понял, что и ему этого тоже хочется.
* * *
И опять его разбудил запах. На сей раз резкий, неприятный.
— Проснулся? Сейчас перевязку сделаем.
— А время сколько?
— Да часа три, наверное.
— Я думал, ночь уже.
— Как, болит?
Алекс осторожно двинул рукой.
— Терпимо. Только знобит.
— Это нормально. Пройдет. Руку давай…
— Ай!.. Осторожнее!
— Извини, придется чуток потерпеть, присохло. Вот так… А теперь приложим салфеточку, — кусок ткани, которой Мамба прикрыл рану, был вымазан в чем-то зеленом, источавшем тот самый мерзкий аромат, что разбудил Алекса.
— Пахнет неприятно.
— Зато эффект хороший. Собственного изобретения и собственного же производства, эксклюзив. Эх, в прежние времена за такое мне бы Нобелевскую премию дали, без шуток!.. Есть будешь?
— Не, не лезет.
— Значит, потом. И скажи мне, коль не секрет, конечно, что там на самом деле произошло, в туннеле?
Грин открыл было рот, чтоб по новой пересказать заготовленную историю про арматуру, на которую случайно наткнулся, но Мамба его перебил:
— Саш, правду давай. Про железный штырь я уже слышал сегодня. Это ты Кирюхе мог лапши на уши навешать да постовым. Хотя, если не хочешь…
— Да ничего! Просто кто-то в меня выстрелил!
— Ну, это я и сам понял уже. Мне интересно — кто?
Саша задумался. Сказать, что не знает? Странный будет ответ… Но тогда что отвечать? Мамба понял это молчание по-своему.
— Секрет? Тогда не настаиваю.
— А что это так тебя заинтересовало?
— Да понимаешь… Я же доктор… Ко мне со всеми бедами приходят. Эти два дня человек пять успокоительного просили. Боится народ. Шутка ли, два таких убийства. А теперь еще и в тебя стреляли.
— Не говори никому.
— Да понял я, зачем ты эту историю со штырем придумал.
— Странно, что на посту не слышали выстрела.
— Ты как вчера родился, Саш! Что, про глушаки не слышал никогда?
— Да слышал… В том-то и дело, что глушитель — вещь дорогая и редкая.
Мамба закончил перевязывать.
— Ну, вот. Завязали твою царапину, завтра будешь как новенький. В смысле, гарантирую, что никакого воспаления не будет, и через пару недель забудешь, что и где у тебя болело.
Алекс изумленно посмотрел на него.
— Что, сомневаешься?
— Да нет, ты сказал — царапина?
— А что еще? Кость не задета, пуля прошла навылет. Ну мышцы повреждены. Но сосуды крупные, хвала Господу, целы.
— Да больно очень. Было.
— Больно! Палец порежешь — и то больно. Так что нормально все. Больно ему, хм…
— Не знаешь, Крис вернулась?
— Если честно, не интересовался. Была у меня утром, странная какая-то. Колено как?
— Да ничего колено. Повязку бы только чуток ослабить, если можно, конечно.
— Не можно.
— Дим… Спрошу тебя, ладно?
— Ну…
— Посоветуй, что от головы попить. Видения… Достали уже!
— Лучшее средство от головной боли — гильотина! Шучу. Это часть твоей профессии. Терпи!
— Да я не про это. Мне постоянно прошлое видится. Не могу уже…
— Бывает. Всякое в жизни бывает. Мне знаешь, что дед однажды рассказывал? Это во время войны было, ну, той еще, с фашиками, он на улице бегал. Вдруг видит — отец, прадед мой то есть, у дома летает. Он бежит домой, кричит матери, прабабке, моей, что отца видел. А она ему отвечает: «Я знаю, он тут был». И плачет. А после войны они узнали, что он погиб примерно в это время. Вот так. В жизни много интересного, что мы объяснить не можем. Так что, то, что с тобой происходит, еще не самое необычное.
— Ну да, про ясновидцев я начитан. Только я не будущее вижу, а прошлое. И то как-то странно.
— Мне тут вот что попалось. Как специально для тебя. Слушай…
Мамба вытащил из ящика старый газетный лист. И начал читать. «Видения — не самый приятный из подарков судьбы. Видения могут постигать людей в абсолютно разных местах, но главная задача состоит в расшифровке их. Также очень сложно определить, когда увиденное сбудется: вы можете увидеть смерть и причислить это видение к своей смерти, а на самом деле это была смерть вашего друга. Складывается впечатление, что видения даны не для предостережения. Они как отрывки из жизни, и абсолютно не понятно, к какому времени и персоне они относятся. В любом случае судьбу изменить нельзя».
— Вот. Ерунда какая-то, конечно. Но, знаешь, ты про Вернадского слышал?
— Ну, так… Ничего существенного. Ученый был такой…
— У него теория была, про ноосферу. Я тоже в этом не силен, объясню, как сам понял. Так вот. Ноосфера — это вроде как единое информационное пространство. Каждое событие оставляет след. Эмоции там разные… Ну, получается, что надо только уметь информацию эту читать. Ты вот умеешь, получается.
Грин задумался. Ноосфера… Что ж, может так оно и есть. Убийца оставляет эмоции, а он, Саша, потом их «читает». Или жертва оставляет. Или оба… Наверное, об этом стоит подумать. Но попозже, когда он оклемается окончательно.
— Дим, скажи… Девушку ту помнишь, что в прошлом году убили?
— И что вас она так заинтересовала? Крыська вот тоже про нее спрашивала.
— Ее ведь задушили, правильно помню?
— Ну да. И тоже никто и ничего не слышал… Вы с Крыськой сговорились, что ли? Я уже сказал ей — на затылке гематома была, сознание девочка могла потерять перед смертью.
— А…
— А у Лоры гематомы не было, если ты про это. И с мальчиками она спала задолго до смерти. А та девочка вообще ни разу еще. Не была с мальчиком, в смысле. И Лору тоже задушили. И ничего необычного я в этом не вижу: самый бесшумный и чистый способ отправить в мир иной… На все вопросы ответил? Тогда я пошел, а ты отдыхай. Поспи. Настоечки еще накапать? Для гарантированного результата?
— Нет уж, я к себе. Дома и стены греют…
— Хозяин — барин. Не возражаю. Но на перевязку завтра обязательно зайди. А я на панихиду. Надо проститься…
* * *
Священник был ненастоящий. В том смысле, что на должность его никто не рукополагал и никаких духовных семинарий он не заканчивал. Но и самозванцем его назвать тоже было нельзя.
Если бы несведущий в вопросах религиоведения человек попробовал перечислить, сколько различных официальных и неофициальных церквей да сект появилось и размножилось на территории России в постперестроечное время, то запутался бы очень быстро. Тут и свидетели Иеговы, и субботники-пятидесятники-адвентисты, и сайентологи, и каким-то образом залетевшие с берегов Соленого озера совсем уж экзотичные для России мормоны, последователи «великого Муна» и разные там «в харю Кришне», неоязычники и белые братья… Они слетелись сюда, вербуя адептов из всех, у кого в одночасье отобрали веру в светлое коммунистическое будущее.
После Катастрофы ситуация в чем-то повторилась: пережившие ужас первых месяцев, осознавшие, что пути наверх нет и они застряли тут навсегда, люди потянулись за новоявленными гуру, проповедовавшими в лучших традициях своих предшественников близкий конец света (как будто то, что случилось, само по себе концом света уже и не было), приход Антихриста, отказ от мирских забот и, конечно же, слепое поклонение себе, любимому. Секты и секточки стали плодиться, как червяки в навозе.
Надо ли говорить, что ни то, ни другое, ни тем более третье не устраивало Рата. Прибавьте к этому его старинную неприязнь ко всем без исключения религиям и, тем паче, сектам. Ратников решил проблему кардинально и жестоко. Для начала были изолированы новоявленные гуру. В один прекрасный момент они просто исчезли, все и сразу. А вслед за этим последовал специальный указ, который быстро окрестили «Декретом о свободе совести». Впрочем, этим вся критика и ограничилась. Суть «церковной реформы» сводилась к тому, что отныне и навсегда в Конфедерации провозглашались две официальные религии — православная — для тех, кто верил в Христа, и ислам — для последователей Мухаммеда. Все остальные церкви упразднялись, богослужения и собрания их членов приравнивались к преступлениям против государства, а присутствовавшие на них отправлялись на «Дачу» без различия полов и возраста. Исключение делалось лишь для самых маленьких, в возрасте до четырнадцати лет. После того, как власть исполнила свои угрозы, и население «Дачи» пополнилось за счет особо фанатичных последователей своих культов, продолжавших тайно собираться и молиться «не по уставу», остальные утихли и смирились. Рат мог праздновать еще одну победу. Нет, конечно, ему был нужен не Бог, не церковь. Он просто терпеть не мог конкуренции. А тот Бог, которого он допустил до людей, этой конкуренции ему не создавал.
Среди выживших оказался диакон из Муринской церкви, которого Рат и произвел в сан, поручив заодно подготовить себе преемников.
Диакон давно уже отправился в мир иной, и теперь всех без исключения жителей Конфедерации отпевали, крестили и венчали его ученики.
Пахло ладаном. Священник, помахивая кадилом, ходил вокруг помоста, на котором лежали два тела, и что-то бормотал. Алекс попытался прислушаться, но толпа тихо гудела, и слов разобрать было невозможно. На панихиду, судя по всему, пришли не только жители «Гражданки». В толпе Алекс увидел и «академиков», и «политехников», и даже парочку военных с Площади Мужества. Отдельной группой стояли власть имущие — начальники станций, Мороз, Координатор… Да, с таким размахом еще никого не хоронили…
Кто-то шептал за священником слова молитвы, крестился по команде отпевающего.
Саша никогда не ходил в церковь. Бог был где-то далеко, да и был ли вообще? И уж точно, он не такой милосердный, как его пытаются представить. Иначе, как объяснить то, что творилось и творится вокруг? Тут, в метро, он тоже не ходил на обязательные для всех богослужения, выбив себе такую привилегию. А сейчас вдруг пожалел об этом — бормотание священнослужителя не раздражало, а скорее успокаивало. Только вот голова немного кружилась. И было на удивление душно…
* * *
Ему не удавалось нормально поесть уже три дня. Да и не только ему, голод подбирался ко всем, медленно, но неумолимо. Еще чуть-чуть, и они начнут рвать друг друга из-за пайки. Что тогда будет с ним, с Сашей? Его передернуло. За то время, что прошло с момента Катастрофы, он видел многое, его дар не только не пропал, а наоборот, обострился, и теперь любая, даже мелкая кража отправляла его в транс. Он видел и знал каждого воришку, но молчал… Пусть уж лучше презрительно называют припадочным, пусть… Это лучше, чем быть зарезанным ночью. Но сколько еще он выдержит так?..
— Сашка? Грин?
Он вздрогнул. Голос показался знакомым, а, когда поднял глаза, то неподдельно обрадовался:
— Ратников…
— Ратников, как видишь. И очень рад видеть тебя.
— Взаимно…
— Что-то плохо выглядишь, тяжко? Да не дергайся! Я же не враг тебе… Слушай, есть предложение. Уверен — не откажешься.
— Дьявол явился за душой?
— Сообразительный! Хотя совсем не ожидал тебя тут встретить. Так что? Созрел для новой сделки?
Алекс ликовал. Ратников, этот пройдоха, это беспринципное чудовище, наверняка что-то уже придумал! Хотя, возможно, это была просто радость от того, что он, Алекс, теперь не один… Саша кивнул.
— Мудрое решение. Без меня, Сашок, тебе тут не выжить. Так что — руки в ноги, и со мной. Переезжаешь на «Гражданку», там все подробнее обговорим. Наедине. По рукам?
— По рукам…
* * *
— Эй, брат, что с тобой такое? «Увидел» чего?
С этими словами Мамба сунул ему под нос кусок ткани, пропитанный все тем же вонючим составом.
— Да убери ты свою пакость! — скривился Грин. — Все уже в порядке.
— Ну, ты и напугал… Стоял-стоял, и вдруг заваливаться начал. Хорошо, подхватил вовремя. Потом люди добрые помогли сюда дотащить. Что хоть это было-то? Я, если честно, не понял. Что болит? Или от голода? Давай, принесу перекусить?..
Мамба выпалил все это без остановки, одной длиннющей тирадой. Было видно, что доктор действительно напуган — неужели что-то недосмотрел? Если, конечно, это не издержки профессии, и этот уникум опять кого-то не вычислил. Тогда неизвестно, что хуже… Мамба хотел еще что-то сказать, но Алекс остановил его:
— Нет, не надо пока. Все в норме. Мутит только.
— Эх, вот не хотел же тебя выпускать! Слушай, а ты головой случайно не ударялся? Дай-ка гляну.
— Да нет же, все это тут ни при чем, Дим. Не суетись. Это как раз то, про что говорил тебе.
— Видения?
— Ну да… Они самые.
— И часто… такое?
— Всяко… В последний месяц — почти каждый день. Падаю, вот, правда, не всегда, — Саша грустно улыбнулся, — иногда прокатывает.
— И что видишь?
— Прошлое. Всю жизнь свою. Как заново проживаю. Вот что это, по-твоему?
— Психиатрия — не мой профиль.
— Что, так серьезно?
— А я знаю? Может, серьезно. А, может, так и должно быть. Ты же у нас феномен. Вот с ума сойдешь, и узнаем.
— И я тебя люблю… Хотя, знаешь, не отказался бы. Все дураки — счастливые люди… Пойду я? Там, — Алекс кивнул в сторону двери, — кончилось?
— Вроде как да. Народ шумел, значит, расходится. Может, тут полежишь? Я тебе настоечки дам? Поспишь?
— Не надо. Сколько можно?!
— Тогда провожу.
— Как хочешь.
Алекс встал с кушетки и сделал пару шагов к двери…
* * *
— Просыпайся, скотина!
Пинок по ребрам, потом — под дых.
— А-а-а, — он согнулся от боли, дыхание перехватило.
Еще один удар, на сей раз — по почкам, потом еще… В глазах потемнело…
— Слышь, ты не перестарался? Вдруг загнется?
— Не загнется… От такого еще никто не подыхал.
Саша закашлялся, открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света, направленного прямо в лицо.
— Вот видишь, очнулся. Ну что, пошли?
— Куда? — прохрипел он и опять надсадно закашлял.
— На Кудыкины горы, воровать помидоры, — опять пинок. — Вставай, падаль!
Господи, за что его?! И где он сейчас?..
— Вы кто?
— Смотри-ка, не узнает…
Голос был знакомый, но рассмотреть своих мучителей Алекс не мог. Все тело ломило, и в придачу ко всему жутко хотелось пить. Сушняк…
— Воды дайте…
— Воды? И где мы тебе возьмем? Перетерпишь… Руки назад!
Саша послушно свел запястья за спиной, и их тут же перетянула веревка.
— Ребят, вы ничего не перепутали?
— Это ты все перепутал, падаль. Пошли.
Говоривший толкнул его, Саша споткнулся, упал коленями на что-то твердое и только тогда сообразил, что находится в туннеле. Как он тут оказался? Попытался вспомнить, но голова ни в какую не хотела хоть что-то соображать.
Его подняли на ноги и долго гнали перед собой по туннелю, а он все гадал, куда именно. Конвоиры больше ничего не говорили, и вместо ответов на свои вопросы он получал очередные тычки и короткое: «Пшел!»
Наконец-то впереди забрезжил свет. Станция. С изумлением он догадался — Гражданский проспект…
— Рат, мы нашли его. В туннеле дрых.
Света на станции было достаточно, и теперь Алекс мог рассмотреть своих сопровождающих. Голоса не зря показались ему знакомы: Мороз и его ближайший подручный, Паша Сальников. Только как они с «Мужества» тут оказались? И как он сам оказался в туннеле?!
— А второй?
— Удрал. Ну да это ненадолго. Мы свободны?
— Далеко не уходите.
Ратников некоторое время сидел молча, рассматривая Алекса… От этого взгляда хотелось съежиться, раствориться в пространстве…
— Ну что врать будешь? — голос у начальника был скорее усталый, чем гневный.
— Что? — вопрос обескуражил.
Алекс хотел было возмутиться — за что?.. Но Рат опередил: вынул из стола сверток. Обычный, газетный. Потом медленно, глядя своему виз-а-ви прямо в глаза, развернул его.
— Что это?
Саша сделал пару шагов к столу. Потом взял одну из ампул…
— Ну?! Что молчишь-то? Или читать разучился? Тогда я помогу. Промедол. Слыхал про такое?
— Рат… — Саша был в панике. Он ничего не понимал, ничего не мог вспомнить… — Дай попить…
— Что, сушняк? Так пить надо меньше. Давно ты под моим носом этим промышляешь?
— Рат… Я ничего не понимаю! Я… — Саша вдруг похолодел: все бесполезно… — Рат, меня кто-то подставил! Ты можешь не верить мне, но я ни при чем!
Его колотило. Если бы он хоть что-то мог вспомнить! Ни-че-го… Единственное, в чем он был твердо уверен — к наркотикам он не имел никакого отношения.
— Ты предал меня, — Рат горестно покачал головой, — предал…
— Рат, нет!.. Поверь мне! Меня кто-то подставил! И… И я ничего не помню!
— Зато все помнят другие!
Ратников медленно завернул в газету ампулы, убрал сверток в стол… Все это время он продолжал, не отрываясь, разглядывать Алекса, словно размышляя — а что такое бы с ним сотворить? Хотя что тут было размышлять?..
— Знаешь, я решил. Все-таки, мы с тобой не первый год знакомы, и добра ты мне сделал немало. А «Дача» — жуткое место, медленная смерть. Я не садист. Тебя просто расстреляют. Быстро и легко… Увести!
* * *
— Ну ты даешь! Может, тебя к военным медикам отправить? Из наших-то, пожалуй, никто с тобой не справится.
— Не надо. Все равно Рат не выпустит.
— Так мы под легендой…
Эх, если бы ему могли помочь эти медики…
— Водка у тебя есть?
Мамба с удивлением посмотрел на него и полез в шкафчик.
— Спирт, как и полагается. Что, налить?
— Плесни…
— Учти, закусить нечем. И много не налью, не рассчитывай.
— Переживу…
Вообще-то он бы сейчас напился. Сколько лет он забывал все это? Вычеркивал, вытравливал из памяти события тех дней. Конечно, никаких наркотиков не было… Это он потом уже догадался, когда пришел в себя, когда появилась способность рассуждать. Рат все рассчитал точно… И точно выгадал время.
— Налей еще!
— Хватит.
— Налей… Пожалуйста!
* * *
— Ты, верно, подумал, что поведут в туннели? Садись.
Алекс послушно трюкнулся на указанную табуретку. Зачем его привели сюда? Скорее бы уж действительно в туннели…
— Ты рано простился с жизнью, Алекс… Я передумал.
Грин встрепенулся. Что он говорит?..
— Короче, ты мне нужен. Вернее, твои способности. У нас тут произошло ЧП… Сейчас ты приведешь себя в порядок, потом мы сходим в одно место. И ты там скажешь, кто убил нашего друга. Нет, твои способности не нужны. Ты просто назовешь вот эту фамилию, — Ратников протянул ему записку. — Это чтоб не перепутал. Усек? Просто назовешь фамилию, и все!
Саша с ужасом смотрел на начальника.
— Что зенки вылупил? Или лучше в туннель? Да не расстраивайся, это мразь еще та… Иди, тебя проводят.
Рат даже не спросил, согласен ли он. Словно знал — согласен. А кто бы на его месте не согласился?..
Сколько раз потом повторялось такое? Ратников попытался подсластить пилюлю… Теперь он, Алекс Грин, имел все, что пожелает. Единственное, что не мог дать ему всесильный Рат — возможность забыть все это.
У-у-у…
* * *
— Что, больно? Где болит, спрашиваю!
— А?.. Нет, просто задумался. Пойду, ладно? За спирт спасибо.
— Дойдешь? А то давай, оставайся. Я ужин принесу.
— Дим, домой… Вот чудо-настойки накапай… И не будет сегодня больше, не беспокойся.
Он и сам не знал, откуда к нему пришла эта уверенность: на сегодня с воспоминаниями закончено. Хватит. Всего хватит! Еще одна смерть на его совести? Нет уж, увольте, с этим и так перебор.
— Времени сколько?
— Около пяти.
— Кристи вернулась?
— Да откуда я знаю? С тобой тут проваландался…
— Ну, до завтра тогда. На перевязку зайду…
«С Вексом бы поговорить. Только куда я сейчас, пьяный? Да и хреновато мне, если уж честно. Завтра, завтра с утра. Пока Крис не составит отчет, суда не будет. Интересно, вернулась ли она?»
Алекс толкнул дверь…
Матрас скинут с топчана, сундук раскрыт и его содержимое валяется тут же, на полу, истерзанное и истоптанное… Неизвестный, побывавший в комнате, даже не побеспокоился скрыть свои следы… Но ничего не взял. Не нашел? Поэтому и остался невидимым для него, Алекса. А искал-то — убийца, и искал кулон, больше нечего… Черт! Крис! Он же убьет и ее!