Postmortem (негатив ушедших дней)
Дым

Дым всегда пахнет по-разному. Когда горят, скручиваясь и тут же обугливаясь, старые газеты. Или когда раскрываются от жара, на миг, на краткое мгновение, становясь крохотным костром, книги. Или трещащие, поднимающиеся вверх и скручиваясь в секундное торнадо, сухие желтые листья. Или от куска хорошего, здорового, не так уж сильно кишащего яйцами гельминтов мяса. Не говоря про полыхающие автобусы и машины, набитые под завязку людьми. Дым всегда разный.

Азамат любил дым. Тогда, в прошлой своей маленькой жизни. Так уж повелось, как-то сложилось, и вышло. Родители не могли сидеть на месте, ни одних выходных в городе, всегда куда-то ездили, лишь бы не сидеть на месте. Сколько ему было тогда? Пять-шесть? Своего точного возраста он никогда и не знал. Так, навскидку. Азамат, фамилия такая-то, жил, то ли на Жукова, то ли на Менделеева, родился… не помню. А что мог запомнить детский ум? Ведь вот, рядом, протяни к ней ладошку, мама. Сидит на сиденье, улыбается, смотрит в окошко или на него. Отец, тот глядел на дорогу. А она стелилась и стелилась вперед.

Родина казалась необъятной. Синева вверху. Прозрачная глубина края небосклона. Буйная зелень травы и лесов. Азамат изредка радовался той, оставшейся позади, Башкирии. Настоящей, живой, прекрасной, доброй и мягкой.

От заправки и до следующей. От придорожного кафе до маленького магазинчика игрушек. Со станции ТО, заменив масло, до горнолыжки. Хотя он тогда не знал и сотой доли названий, имен, обозначений. Просто хорошо в теплом и не очень большом «Фиате», и чудесно пахнет от мамы чем-то сладким и родным. А вон там, за поворотом, попросить остановиться, и купить, обязательно купить глупого, сладкого-пресладкого петушка красного цвета. Дома, в городе, петушки маленькие, гладкие, ровные, один к одному, на тонюсеньких пластиковых палочках. А здесь, о-о-о, где-то там, позади, петушки и не хотели становиться небольшими – огромные, хрусткие, с неуловимым вкусом дерева от не самой гладкой палочки.

И дым. От костра, вечером. От шашлыка и углей. От пригоравших макарон с тушенкой. От печки в деревенской бане, вкусной и пахнущей елкой. От полей, дымящих остатками золы. От уносимых ветром легких черных полос сгорающего газа в факелах. Тогда дым не был злым и горьким, ранящим душу и тело.

В одни сутки дым перестал быть чем-то неопасным – и остался таким навсегда. Шел бок о бок, никогда не оставляя Азамата одного. Напоминал при первой же возможности про свою скромную персону. Грубо вламывался в самые ненужные моменты. Ну, и, как обычно, старательно пытался быть разным. И был им.

– Нюхайте, курсанты, нюхайте, запоминайте, – товарищ старший инструктор, Швецов Сергей Палыч, ухмылялся левой стороной лица. Правой, напоминающей оплавившийся сыр, он практически не шевелил. – Порой только так вы сможете выжить.

Капитан отдельной роты разведки 2-ой армии, прятавшейся до Войны за отреставрированным фасадом якобы спортивной части на Карла Маркса, наблюдал за подчиненными. Сейчас, после Войны, знания и умения, полученные в Рязанском высшем, оказались востребованы как никогда. Учить личный состав ОСНАЗ Новоуфимской Коммунистической Республики следовало хорошо. Этим капитан и занимался.

– Для вас будет важным все: от запаха дымка за километр до вони человеческих испражнений. Поверьте, обосравшегося противника учуять можно издалека. Но пока тренируйтесь на кострах.

Учебный взвод, застывший в положении «полтора», сопевший, пахнущий потом и усталостью, внимал. Азамат, еле держащийся на полусогнутых руках, проклинал и себя, и дым, и Швецова. Руки болели. От кисти до плеча, без всякого перехода на локоть. Драл их товарищ старший наставник как мог. А мог он немало.

Взвод, переданный под отеческую тяжелую руку Швецова, редел на глазах. Вылетали сами по себе, капитан никого не гнал.

– Сдохнете на марше, уйдете. Сдохнете на спарринге, уйдете. Сдохнете от боевой тренировки… туда вам и дорога. Уфе нужны сильные бойцы. Упор лежа принять!

Неделю назад их оставалось почти сорок. Сейчас, перед наставником почти лежало двадцать девять человек. Трое все-таки погибли на учебно-боевой тренировке. Двое ушли по рапорту из-за переломанных ног. Четверо сбежали в самоволку и теперь ждали отправки в какую-либо жопу. Еще двое вроде как пока числились во взводе, лежа на койках лазарета с ожогами. Остальные, грязные, в драном «хэбэ», измученные, почти лежали перед товарищем старшим наставником.

Азамат закусил губу, стараясь хотя бы не упасть первым. Получилось – Рамиль, дрожащий сбоку, рухнул, выхаркнув клубок соплей и слюны. Швецов хмыкнул, присев рядом. Потыкал пальцем в глаз, заставил Рамиля дернуться и прийти в себя.

– Чем пахнет, курсант?!

– Говном, товарищ капитан.

– Это понятно, курсант, надо было смотреть, куда падаешь. Чем еще пахнет? А, да. Взвод, делай раз.

Взвод, молча проорав благодарность бедняге Рамилю, рухнул. Изверг Швецов, загнавший их в положении «по-пластунски» на скотный двор, оскалился еще страшнее.

– Если утром от кого навозом потянет – весь взвод бежит кросс. Рядовой!

– Я! – Рамиль бледнел на глазах.

– Чем пахнет?

– Дымом, товарищ капитан. За моей спиной, расстояние около пятисот метров, в костре используется древесина, бумага и какая-то часть прессованной плиты. Скорее всего, судя по едкому запаху, покрытой плохо импрегнированной бумагой с большим количеством формальдегида в смоле. Товарищ капитан?

– Да, боец. Разрешаю обратиться, без формальностей.

– Разрешите блевануть?

– Разрешаю. Экзамен сдан, взвод. Всем снять с глаз и носов повязки.

Азамат уходил последним, краем уха услышав тихий разговор Швецова и Кондратьева, его заместителя.

– Ты не сильно их прессуешь, Серег?

– Сильно? Их жизнь запрессует там, за границами Уфимки, Леша. Ты видел, как они тест прошли сегодня? Среди коровьего говна, учуяли же, все учуяли дым.

– Тоже мне, практик, пят’як. Они ж не собаки Павлова тебе.

Швецов покосился на застывшего метрах в пятнадцати Азамата. Мог ли тот что услышать?

– Да мне насрать. Они должны выполнить задачу любой ценой. То есть, Леш, на рефлексах. И если надо, то сделаю из них именно собак. Тем более идти им больше некуда. Почти некуда.

Азамат усмехнулся. Запах дыма он ощущал до сих пор. Спасибо, товарищ капитан, за науку.