3.2.

Заросли закончились внезапно. Радист вздохнул с облегчением. И тут же уновцы остановились, натолкнувшись на решётку, закрывавшую весь тоннель. Путь вперёд закрыт. Сзади приближались дикари. Между решёткой и зарослями было метров пять свободного пространства. Спецназовцы быстро перерезарядили оружие, готовясь к бою, возможно последнему. Вдруг со стороны решётки включился свет. Два мощных прожектора ослепили спецназовцев и осветили заросли за ними. Со стороны прожекторов кто-то в приказном тоне крикнул:

– Бросайте оружие на эту сторону решётки.

По ту сторону решётки, в столбе ослепительного света появились две тени. Тени приближались и оказались людьми. Оба были в каких-то чёрных балахонах с капюшонами. У одно в руках – Калашников. У второго – странный предмет, видимо, тоже оружие.

Несколько бойцов уже навели на них своё оружие – это подошедших нисколько не расстроило, они повторили требование:

– Бросайте оружие.

Лекарь насмешливо парировал:

– Может мне ещё штаны снять и очко раздвинуть?

Один из незнакомцев, не обращая внимание на сарказм, спокойно сказал:

– У вас есть два варианта: бросить оружие на эту сторону решётки, после чего мы откроем вам проход. Или гордо умереть с оружием в руках, когда Лес начнёт вас душить, а лесники грызть глотки.

Дехтер обратился к главному более миролюбивым тоном:

– У нас там осталось три товарища. Помогите их отбить.

– Боюсь ни вы, ни я, да и никто, кроме Господа Бога, помочь им уже не сможет. Вам лучше теперь подумать о себе.

Улюлюкание дикарей приближалось. Рахманов быстро думал. По ту сторону решётки были явно цивилизованные люди, может быть именно те, к кому они пришли на помощь. У местных пока нет оснований им доверять и поэтому их требования справедливы. Скорее всего, они окажутся друзьями, а если и нет, то лучше уж быть расстрелянным или повешенным, чем загрызенным этими тварями. Рахманов коснулся плеча Дехтера и бросил через решетку свой автомат.

Дехтер, секунду помедлив, сделал тоже самое и скомандовал:

– Сдать оружие. Это – свои.

Бойцы неуверенно стали перекидывать через проёмы решёток оружие. Подошло ещё несколько человек в балахонах, невозмутимо собирая оружие. Решётку открывать не спешили, и Дехтер стал не на шутку переживать. А вдруг сейчас они уйдут, не открыв решётки. По приближающемуся топоту было слышно, что дикарям осталось пройти метров тридцать.

Но когда всё оружие было собрано, первый говоривший, не спеша, открыл решётчатую дверь. Уновцы быстро вбежали внутрь. Дикари поняли, что добыча ушла и как-то жалобно заскулили. А мужчина в балахоне, который здесь был старшим, спокойно сообщил:

– Я знаю, что у вас ещё осталось оружие. Мы не будем вас пока обыскивать, но не вздумайте глупить… И ещё, мы сейчас вас всех проверим на ленточников. Подходите по одному, командир – первым, остальные остаются у решётки.

Никто не понял на что их будут проверять. Дехтер подошёл первым. Он понял, почему незнакомец вёл себя так уверенно. Впереди весь проход был забит людьми: лежащими на полу, сидящими и стоящими. В руках этих людей было странного вида оружие, направленное в их стороны. Местных было человек тридцать и все были в таких же балахонах.

Ему отодвинули воротник, посветили в затылок фонарём, что-то там высматривая, а потом несильно укололи шею чем-то острым. На вопрос: «что вы делаете», ответа он не получил. Эта же странная манипуляция была проведена и с остальными уновцами. Затем старший балахончик удовлетворённо сказал:

– Всё нормально. Если у вас есть противогазы – одевайте. Там, куда мы идём, радиация будет повыше..

Они направились за «балахоном» в сторону прожекторов. Командир отряда скомандовал кому-то:

– Ведём их в Верхний Лагерь.

Уновцы, следуя за провожатым, прошли ещё метров двадцать по туннелю, потом свернули в какой-то коридор. Два или три раза в темноте перед ними открывались и закрывались двери, видимо герметичные. Они подмылись по лестницам. В конце-концов они вошли в довольно просторный холл.

Первое, на что обратил внимание Радист, это тошнотворно-сладковатый запах гнилого мяса. Этот запах он стал слышать уже за решёткой, но сейчас он стал почти невыносим. «Уж не жрут ли они падаль?» – подумал про себя Радист. Помещение освещалось тремя тусклыми лампочками. У стен помещения стояли ветхие сооружения из картона и фанеры. Туда-сюда медленно передвигались люди в балахонах. По походке и проступающему под балахонами бюсту было видно, что некоторые из них – женщины. Лиц, да и вообще обнажённых частей тела, ни у кого видно не было. На руках у всех – перчатки. Человек двадцать стражи окружила уновцев со всех сторон, после чего командир балахонщиков, спокойно сказал:

– Позвольте, мы закончим обыск.

Их обыскали несколько человек в балахонах, после чего на постеленной для этих целей грязной тряпке, появилась горка пистолетов, ножей, запасных рожков к автоматам, гранат ручных, гранат к подствольным гранатомётам и прочего добра.

– Теперь, господа, попрошу всех сесть на пол, не перешептываться, не пытаться встать. Сами понимаете, в случае нарушения одного из этих несложных правил, мы можем умертвить нарушителя. Мы будем беседовать с каждым из вас в отдельности, дабы узнать, кто вы, откуда и зачем пожаловали в наш мирный лагерь. Если мы выявим малейшую ложь или несоответствие в рассказе кого-либо из вас – не серчайте. Наказание, увы, -смерть. Нам, как вы знаете, терять уже нечего…

– Да мы из московского метро, пришли по вашему вызову к вам на помощь, – гаркнул Дехтер.

Из стражи кто-то зло парировал:

– Я так и понял: ленточники они с московской линии. А помощь мы твою, сука, знаем. Мечтаешь гнид своих к нам в лагерь пересадить…

Кто-то другой его перебил:

– Да нет, для ленточников они слишком откормлены. Те ж дохлые все, дохлее нас будут. И с шеями у них всё нормально, на иглу не реагируют. Америкосы это, вам говорю. Я никогда в перемирие с ними не верил. Вот ведь, сзади решили подползти. К стенке их надо, или наверх голых повыгонять, пусть пешком дуют в свою Америку.

Рахманов решил, что он должен вступить в диспут:

– Да про какую Америку вы говорите, господа. Мы – россияне, мы из Московского метро. Услышали вашу передачу…

Прервал главный из балохонщиков:

– Хватит, мы допросим в подробностях каждого из вас и сравним ваши рассказы, обыщем ваши вещи. Будьте уверены, мы узнаем, кто вы есть.

Радиста, как не странно, допрашивала какая-то женщина. Возможно даже девушка – голос был хоть и хриплый, но явно молодой. Они находились в тёмном «сооружении» из составленных друг к другу листов фанеры, подпёртых по бокам кирпичами и досками. В течении всего допроса ему в спину дышал конвоир, держа в руках всё то же странное оружие. Лица женщины рассмотреть не удавалось. Капюшон балахона был надвинут на глаза, света было мало и на месте лица была только чёрная тень. Женщина явно чем-то болела. Она громко и хрипло кашляла, иногда замирала, как от какого-то сильного спазма. Вообще, многие жители этой непонятной станции производили впечатление больных и немощных: ходили медленно и ссутулившись, часто стонали, тяжело вздыхали.

Женщина начала без вступлений и довольно недружелюбно:

– Кто ты такой и откуда будешь?

– Я Игорь Кудрявцев. Из Москвы.

– С Московской линии что ли?

– Нет, из Московского метро. Станция Арбатская.

Последовала долгое молчание, нарушаемое лишь неприятным сопением конвоира сзади.

– А я и не знала, что московское метро соединяется с минским, – с сарказмом произнесла наконец допрашивающая.

– Оно не соединяется. Мы сюда на вертолёте прилетели, по воздуху.

Последовала ещё более долгая пауза.

Так продолжалось долго. Хотя обе стороны общались на русском языке, казалось, что они с разных планет. Радист несколько раз разъяснял местной обстоятельства приёма радиопередачи (что такое радио она представляла смутно). Он терпеливо повторял ей, что они прилетели, чтобы помочь и наладить связь, а по-возможности и постоянный контакт с их метро. Рассказал про вертолёт, вышку мобильной связи, их путь сюда и столкновение с дикарями в дебрях бело-желтого растения.

Видимо, местные устроили перекрёстный допрос. Женщина выходила, оставляя его наедине со стражником, с кем-то совещалась. Слышны были фразы: «всё что говорит каждый из них сходится до мелочей… но легенду можно выдумать… ты видел их оружие… во всём Муосе столько боеприпасов ни у кого не осталось, даже в бункерах Центра…. А пайку их видел… тушонку, в Муосе такой нигде не делают… да и откормленные смотри какие… Не уж то и вправду с Москвы… Здорово б, если б это оказалось правдой… Но кто мог им послать сигнал?.. Короче нужно в нижний лагерь их, там пусть Талашу докладывают и сами разбираются, не нам эти загадки разгадывать.»

Как не странно, но именно допрашивавшая радиста женщина первой стала верить рассказу Радиста. Изменение её отношения выдали вопросы спустя два часа после начала допроса: «А есть ли у вас радиация? А много ли у вас мутантов? А чем вы питаетесь?» На некоторые вопросы Радист не смог ответить, не поняв их смысла: «Есть ли у вас ленточники? На всех ли станциях у вас есть верхние и нижние лагеря?»

Почувствовав почти дружелюбность, Радист осмелился и спросил: «А почему вы все здесь в балахонах?». Женщина молчала. Радист подумал было, что спросил что-то неприличное. Но вдруг женщина откинула капюшон балахона и Радист содрогнулся. Правая щека и весь лоб женщины были сплошной опухолью насыщенно-бордового, а местами даже сиреневого цвета. Опухоль натянула рот и его правая часть растянулась в какой-то чудовищной улыбке. Глаз от опухоли заплыл, что ещё больше делало лицо отвратительным. По нетронутым опухолью частям лица можно было предположить, что женщине было лет 27 – не больше. Если не считать опухоль, лицо было худым и очень бледным. Это было так ужасно и неожиданно для Радиста, что он отшатнулся. Женщина поспешно натянула балахон и, снова закашлявшись, сказала:

– Уже теперь-то точно вижу, что ты не из Муоса. Привыкай, красавчик, здесь ты ещё и не то увидишь… Добро пожаловать в Муос..

Потом, помолчав, добавила:

– Лет пять назад я была очень даже красива … Да, проклятая радиация, прости Господи… Ладно, хватит на сегодня…