Глава 11

Обе очень не хотелось останавли–ваться, но он знал, что пора. Ему надо возвращаться домой – мать будет злиться, если он слишком задержит–ся в городе. Кроме того, он больше не мог получить от Латеи никакого удовольствия. Она принесла ему все радости, которые могла дать.

Было просто упоительно, пока все про–должалось. Безгранично упоительно!.. И он смог узнать много нового. Животные просто не могут дать такие ощущения, ка–кие он получал от Латеи. Конечно, как умирает человек, во многом похоже на то, как умирает животное, но в тоже время была разница. И какая!.. Оба теперь знал это.

Кто может знать, о чем думает крыса? Если крысы вообще думают… Но люди мо–гут думать. Их ум можно увидеть в их гла–зах, и ты все понимаешь. И знаешь, что они думают настоящими человеческими мыслями – не какими-нибудь цыпляче-кроляче-крысиными! – их взгляд говорит об этом. И это так возбуждало. А каким восторгом было стать свидетелем суда над Латеей! Особенно, когда он дождался того единственного, самого впечатляющего момента, той окончательной муки, когда ее душа покидала тело, и Владетель забирал ее в свои владе–ния.

Да, животные тоже вызывали у него восторг, несмотря на то, что в них не было человеческого начала. Он испытывал громад–ное наслаждение, пригвоздив животное к забору или стене хле–ва и сдирая с них кожу, пока они еще были живыми. Но у них не было души. Они просто… умирали.

Латея тоже умерла, но это породило совершенно новые ощу–щения.

Латея заставила его так ухмыляться, как он раньше никогда не ухмылялся.

Оба открутил верх лампы, вынул фитиль и разбрызгал масло по полу, на сломанный стол и вокруг шкафа с лекарствами, кото–рый валялся, опрокинутый, в центре комнаты.

Он знал, что не может просто так оставить старуху здесь, чтобы ее обнаружили в подобном виде, хотя сделал бы это с большим удовольствием. Но это вызовет слишком много вопро–сов. Особенно, если увидят ее такой…

Он взглянул на нее.

Нет, в этом было что-то пьянящее. Он представлял, как при–ятно будет послушать рассказы людей обо всех мрачных дета–лях чудовищно жестокой смерти, которая постигла Латею. Сама мысль о том, что человек сумел уничтожить могучую кол–дунью таким устрашающим способом, вызовет сенсацию. Люди захотят узнать, кто это сделал. Для части народа он ста–нет героем-мстителем. Вокруг будет стоять гул разговоров о случившемся.

Как только появится весть о муках, постигших Латею, и о ее страшной смерти, сразу распространятся сплетни, от которых всех будет трясти как в лихорадке. И это будет забавно.

Разобравшись со светильником, он вспомнил о ноже. Нож лежал там, где его и оставили, около перевернутого шкафа. Оба водрузил пустую лампу на груду обломков и наклонился за но–жом. Да, получилась настоящая бойня. Нельзя сделать омлет, не разбивая яиц, говорила его мать. Она часто так говорила. На этот раз ее поговорка очень подходила к случаю…

Одной рукой Оба поднял любимый стул Латеи и поставил его в центре комнаты, а затем принялся очищать лезвие о сши–тое из лоскутков покрывало, лежавшее на стуле. Он слышал, что колдовство способно приносить беды самыми необычными спо–собами. К примеру, колдунья может состоять из какой-нибудь ужасной колдовской крови, которая, подобно кислоте, разъест любую сталь…

Он огляделся.

Не-а, обычная кровь, как у всех. Разве что очень много… Да, это будет большая сенсация, это будет захватывающе!

Вот только плохо, что придут солдаты и начнут задавать во–просы. Эти солдаты невероятно любопытны. Они станут повсю–ду совать свои носы, это так же точно, как то, что корова дает молоко. Они могут все испортить своими вопросами. И наверня–ка не смогут оценить получившийся омлет.

Не-а, все же лучше, если дом Латеи сгорит. Это, конечно, не вызовет сенсации и не принесет такого развлечения, как убий–ство, но зато и подозрений не будет. А без подозрений не будет солдатских вопросов. У людей вечно горят дома – особенно зи–мой. Полено, например, выкатится из камина, разбросав угли; искра выстрелит в занавеску; свеча выгорит и упадет. И дом за–полыхает – будьте-нате!

Такое происходит постоянно. И ничуть это не подозритель–но – пожар в разгар зимы. Со всем этим пусканием искр и огня, колдунья невольно навлекла на себя пожар. Удивительно еще, что дом не загорелся раньше. Старуха сама себе создавала угрозу.

Конечно, кто-нибудь может увидеть пламя, но будет уже слишком поздно. Огонь разгорится так, что из-за сильного жара никто не сумеет подойти к дому. А если сразу пожар не заметят, то и вообще ничего не останется. Кроме пепла…

Оба испустил горестный вдох. Жаль, конечно, что этот жут–кий пожар, который обвинят в гибели Латеи, не даст насладить–ся сплетнями об убийстве, но тут уж ничего не поделаешь.

Оба много узнал о пожарах. У них сгорело несколько домов. И заживо сгорали звери. Это было раньше, когда они жили в других городах и еще не переехали в это место.

Оба любил наблюдать, как горят дома, любил слушать прон–зительный визг животных. Звук раздуваемого ветром огня в го–рящем здании наполнял его ощущением власти. Ему нравилось, когда в полнейшей панике прибегали люди. Они всегда выглядели ничтожными рядом с тем, что создал он, Оба. Они боялись пожара. Иногда люди криками созывали всех тушить огонь: мужчины выплескивали ведра воды на пламя или сбивали его одеялами, но это никогда не могло остановить пожар, зажжен–ный Обой. Ведь он не был неумехой. Он всегда все делал хоро–шо. И хорошо знал, что делает…

Закончив, наконец, очищать и доводить до блеска свой нож, Оба бросил окровавленное покрывало на пропитанные маслом щепки у перевернутого дверцами вниз шкафа.

То, что осталось от Латеи, было пригвождено к полу рядом со шкафом.

Колдунья, не мигая, смотрела в потолок.

Оба усмехнулся. Скоро здесь не останется потолка, в кото–рый можно смотреть. И глаз, чтобы видеть, тоже не останется. Ухмылка Обы стала шире.

И тут он заметил, как на полу возле Латеи что-то блестит. Он наклонился. Это была золотая монета. Оба никогда рань–ше не видел золотых марок. Она, должно быть, выпала из кар–мана Латеи, вместе с другими. Оба сунул золотую монету себе в карман, куда раньше положил остальные подобранные с пола монеты. А еще он нашел у старухи под тюфяком пухлый кошелек.

Латея сделала его богатым. Кто же знал, что колдуньи быва–ют такими состоятельными!.. Некоторые из этих монет были за–работаны матерью Обы, а затем заплачены за ненавистное ему лечение. И вот теперь они вернулись назад. Справедливость все-таки торжествует…

Пора заканчивать с этим делом. Оба шагнул к камину. И зас–тыл на полпути: снаружи от чьих-то шагов захрустел снег.

Шаги приближались. Кто-то явно направлялся к дому кол–дуньи.

Кто бы мог так поздно явиться к Латее? Это просто непри–лично! Неужели они не могут подождать со своим лечением до утра? Неужели не могут дать отдохнуть бедной старой женщи–не? Некоторые люди думают только о себе.

Оба схватил кочергу, прислоненную к камину, быстро под–цепил горящие дубовые поленья и выволок на облитый мас–лом пол. Масло, щепки, простыни и лоскутное покрывало тут же занялись пламенем. Огонь завыл, как голодный волк. Гус–той белый дым заклубился вокруг погребального костра Ла-теи.

Оба бросился к отверстию в стене, которое колдунья, словно специально для его удобства, проделала при помощи своей ма–гии. Тогда она хотела его убить.

Она еще не знала, что он стал непобедимым.

Себастьян резко остановил Дженнсен, схватив ее за руку. Девушка повернулась и увидела его лицо в тусклом свете, лью–щемся из единственного окна. Сполохи этого оранжевого света, отражаясь, плясали в глазах Себастьяна. Разглядев выражение его лица, Дженнсен поняла, что следует молчать.

Себастьян бесшумно вытащил меч и неслышно прошел к двери. В этом скользящем натренированном движении сразу было видно профессионала, человека, привычного к подобным делам.

Он склонился к окну, стараясь заглянуть в него, но не сту–пить в глубокий снег под окном. Потом обернулся и прошептал:

– Пожар… Дженнсен бросилась к нему:

– Скорее! Она могла заснуть. Мы должны ее предупредить. Себастьян раздумывал всего мгновение, затем рванулся к двери. Дженнсен следовала за ним. Она не сразу разобралась в том, что увидела. В комнате плясали языки оранжевого пламени, которые отбрасывали чудовищные тени на стены. В зыбком све–те все казалось нереальным, явившимся не из мира сего.

Потом она смогла кое-что разглядеть, и все стало более чем нереальным. Задыхаясь от дыма и запаха лампадного масла, она увидела растопыренные пальцы женской руки, торчавшей из-за лежащего на полу шкафа. Решив, что упавший шкаф придавил старуху-колдунью, Дженнсен бросилась на помощь.

Когда она обогнула шкаф, перед ней предстало то, что оста–лось от Латеи.

Дженнсен словно пригвоздили к полу. Она не могла пошеве–литься, не могла даже отвести своих широко открытых глаз. Она почувствовала тошнотворную вонь, идущую от окровавленной плоти. Тогда Дженнсен наконец смогла открыть рот, но рванувшийся из ее души мучительный крик был едва слышен в шуме набиравшего силу рычащего пламени.

Себастьян быстро взглянул на то, от чего она не могла отвес–ти глаз, но для него останки Латеи были всего лишь одной дета–лью из множества других. Дженнсен перевела взгляд на своего спутника и по его отточенно-выверенным движениям поняла, что он насмотрелся таких вещей, и его увиденная здесь картина задевает далеко не так, как ее.

Пальцы Дженнсен плотно сомкнулись на рукояти ножа. Она ощущала ладонью резной орнамент, завитки, выпуклости и впа–динки, составлявшие букву «Р». Сдерживая подступившую рво–ту, она выдернула лезвие из ножен.

– Они были здесь, – прошептала она. – Д’харианские сол–даты были здесь.

В глазах Себастьяна она увидела удивление или замешатель–ство, но не более того.

Он нахмурился, снова оглядевшись вокруг:

– Вы в этом уверены?

Она не обратила внимания на раздававшийся в ее голове го–лос мертвеца и мысленно вернулась к человеку, которого они встретили на дороге после первого посещения колдуньи. Он был крепким, светловолосым, миловидным, как большинство д’хари-анских солдат. В тот раз она не подумала, что перед нею солдат. Но разве он не мог быть солдатом?

Нет, вряд ли… Он, кажется, испугался встреченных людей больше, чем они его. Солдаты так себя не ведут.

– А кто же еще? Мы ведь не видели всех. Это, наверное, оставшаяся часть квода. Они, видимо, как-то вышли на наш след.

Себастьян все еще не отрывал взгляд от разгоравшегося пла–мени, которое захватывало все больше и больше добычи.

– Думаю, вы, похоже, правы. Сдавайся.

– Себастьян, мы должны выбираться отсюда, иначе ока–жемся следующими. – Дженнсен схватила спутника за рукав и попыталась вытащить из дома. – Они должны быть близко отсюда.

Он не поддался:

– Но как они могут узнать?

– Милостивые духи!.. Лорд Рал – чародей. Как он узнает обо всем? Как он нашел мой дом?

Себастьян все еще осматривал щепки и обломки, разгребая их мечом. Дженнсен опять потянула его за рукав.

– Ваш дом, – сказал он, нахмурившись. – Да, я понял, что вы имеете в виду.

– Мы должны выбраться отсюда прежде, чем нас схватят! Он кивнул, успокаивая ее:

– Куда вы хотите отправиться? Они выбрались наружу и посмотрели в открытый дверной проем на набирающий силу пожар.

– Теперь у нас нет выхода, – сказала Дженнсен. – Латея была единственной ниточкой. Теперь нам придется идти в На–родный Дворец. Придется искать ее сестру Алтею. Она – един–ственный человек, знающий все ответы. Она тоже колдунья и единственная, кто видит дыры в мире. Что бы это ни значило…

– Вы уверены, что хотите именно этого? Дженнсен подумала о голосе. Как холодно и безжизненно он звучал в голове!.. Это удивило ее. Она не слышала его со дня гибели матери.

– А разве у меня есть выбор? Если я хочу узнать, почему лорд Рал стремится убить меня, почему он убил мою мать, поче–му за мной охотятся, то надо отыскать Алтею. Я должна идти.

Себастьян быстро увлек ее за собой, в холодную тьму ночи.

– Нам лучше вернуться в таверну и собрать вещи. Тогда мы сможем выйти рано.

– Боюсь, они подошли вплотную и могут устроить ловушку именно в таверне. У меня есть мамины деньги. У вас – те, что вы взяли у убийц. Мы можем купить лошадей. Придется уезжать прямо сейчас. Надеюсь, никто не заметил, как мы сюда прихо–дили.

Себастьян спрятал меч в ножны. Он обдумывал возможнос–ти, его дыхание облачком клубилось в морозном воздухе. Потом он оглянулся назад.

– Из-за пожара по крайней мере не останется никаких сви–детельств того, что здесь произошло. Это нам на руку. Никто нас не видел, когда мы приходили сюда в первый раз, поэтому не будет причин задавать нам вопросы. Никто не узнает, что мы были здесь снова. У них не будет причин искать нас.

– Надо скорей выбираться отсюда, прежде чем всё обнару–жится и все попадут под подозрение, – сказала Дженнсен. – Прежде чем солдаты начнут расспрашивать о чужаках, остано–вившихся в городе.

Себастьян взял ее за руку:

– Хорошо. Тогда давайте поспешим.