Глава 15
Потери и приобретения
Найд открыл глаза, но кромешная тьма словно вдавила их обратно внутрь черепа. Поначалу он не мог сообразить ни где он, ни почему оказался в этом холодном, пахнущем воском гробу. Но тут звук, который разбудил его, послышался снова: «Тум. Тум. Тум». Что-то легко коснулось щеки, посыпалось дальше, за шиворот. Анафаэль судорожно сел, щурясь в темноту. Локти уперлись в дощатые неструганые стенки. Ульи со спящими пчелами! Он был в зимовнике на опушке леса, и кто-то расхаживал прямо над его головой!
Стараясь ничего не свернуть, парень инстинктивно забился как можно дальше между пчелиными домиками. Без света невозможно было определить, как долго он здесь находился. Явился ли за ним Ноа с припасами? Или это ищейки СОВБЕЗа взяли след?
Наверху послышалась возня. Люк в потолке приподнялся, обрушив вниз каскад снежной пыли. Пахнуло холодом. Найд едва успел зажмуриться — потоки света залили тесное помещение, причиняя боль даже через сомкнутые веки. Значит, ночь еще не наступила. Или уже было утро? Скрипнув, крышка люка встала на место. Найд рискнул открыть глаза, но перед ними тут же поплыли оранжевые круги — посетитель зажег масляную лампу. По крайней мере человек, кажется, явился один.
— Анафаэль? Ты где?
Облегчение окатило Найда, как теплая волна. Он разжал дрожащие кулаки, потер отметины от ногтей на ладонях:
— Я здесь, Ноа.
Послушник приблизился, пригибаясь под низким сводом, поставил фонарь на крышку соседнего улья:
— Ты как?
Найд и сам не знал. Он чувствовал себя выжатым, как половая тряпка. В ожидании нападения тело выдало последние оставшиеся ресурсы. Появись сейчас у порога зимовника маги, он едва мог бы шевельнуть пальцем:
— Что теперь, вечер или утро?
— Вечер, — Ноа принялся сметать с войлочных сапог налипший снег.
— Вот почему я будто пчела в спячке.
— Прости, я не мог раньше прийти, — монашек присел на корточки рядом с товарищем. — В обители кишели люди в ко… — Паренек запнулся, облизнул пересохшие губы. — Маги. Расспрашивали всех. Трое даже остались на ночь, на случай, если ты вернешься. А одна, рыжая такая, с зимой в глазах, все таскалась за мной, как тень, пока я не вызвался помочь брату Филимону хлев чистить.
— Ты уверен, что за тобой не следили? — насторожился Найд.
— Уверен, — кривовато усмехнулся послушник. — Чего с юродивого-то взять? Те, что в обители остались, все больше братом Макарием да настоятелем интересовались. А рыжая на второй день убралась восвояси. Еще до обедни. Небось помчалась охотой руководить.
— Погоди-погоди, — нахмурился Найд, пытаясь разобраться в путаных речах. — Какой второй день? Какая охота?
— Ну, — смутился монашек, — ты же вчера дал ребенку древесную душу. Вот и выходит, второй. А охота, — Ноа отвел виноватые глаза, — на тебя же. Они везде шарят: и по деревням, и по трактам проезжим. Даже в лес сунулись, но там снегу навалило.
Мысли Найда метались, как растревоженные пчелы в улье. Вопросы теснились на губах, не желая чинно вставать в очередь.
— При чем тут древесная душа? Просто немного магии. Снег, говоришь? Раз ты по свежему выпадку пришел, следы приведут СОВБЕЗовцев прямо сюда!
Послушник вытаращил на товарища недоверчивые карие глаза:
— Немного магии?! Поэтому цветы в декабре из земли полезли?
Анафаэль только неопределенно хмыкнул и уставился себе под ноги.
— Родители девочки решили, что душа ясеня перешла в нее, — объяснил Ноа. — Язычники, что ж тут поделаешь. Даже имя ей дали другое. Сиринга. На местном говоре значит — «древесный дух». А следы я вокруг зимовника замел, не беспокойся.
Найд покачал головой, собираясь с мыслями:
— Выходит, я почти сутки тут продрых?
— Ты что, спал все время? — удивился Ноа. — А я-то боялся, что не дождешься меня.
— Да, утомительно души перемещать, знаешь ли, — отшутился Анафаэль. Пустой желудок испустил требовательный рык, явно соглашаясь с хозяином.
— Вот, — засуетился монашек, — я тут принес тебе…
Он подтолкнул к товарищу туго набитый заплечный мешок, распуская горловину. Чуть порывшись, Найд выудил из него горбуху свежего хлеба, в которую тут же вцепился зубами. Ноа протянул ему флягу, в которой упоительно булькало:
— Отвар мелиссы с брусникой, бодрость дает.
Анафаэль только кивнул, активно работая челюстями: бодрость ему была просто необходима.
— Я должен еще кое-что тебе отдать, — замялся послушник. Он запустил руку за пазуху и извлек на свет небольшой, замотанный в тряпицу предмет. — В общем, это твое, но я не мог вернуть раньше.
Найд с трудом проглотил огромный кусок горбушки и потянулся за свертком. Даже сквозь тряпку пальцы кольнул знакомый холодок. Не может быть! Дрожащими руками он развернул путающиеся матерчатые складки. Колода Найрэ выскользнула из плохо затянутого мешочка, карты веером легли на земляном полу. Многие упали рубашками вверх, только три картинки сияли яркими красками в свете масляной лампы — казалось, пребывание в воде совсем не повредило их.
Ноа тихо ахнул и отодвинулся, словно прикосновение гладких квадратиков могло быть ядовитым. Два волка, стерегущих дорогу, упирающуюся в водную гладь, над которой ярко сияет луна. Женщина в короне, держащая весы в одной руке и сияющий меч — в другой. А прямо у коленей послушника — скелет в доспехах, верхом и с черным стягом в руке, мертвые тела у реки, одно из них — в монашеских одеждах. Под ложечкой противно затянуло, когда Найд разобрал нулларборские руны. Луна. Справедливость. Смерть.
— Значит, они не утонули! Ты нашел их, — потрясенно пробормотал он, ломая голову над значением выпавших карт. Говорят ли они, что полный опасностей путь приведет его к большой воде? Что справедливость в конце концов восторжествует, но сначала кому-то придется умереть? Или все гораздо прозаичнее, и вскоре его прикончат то ли волки, то ли жуткий преследователь в зеркальных доспехах, то ли… королева? Бред! Анафаэль гнал от себя мысль о том, что Смерть на коне может забрать с собой кого-то другого, кого-то, ставшего ему близким. Может, брата Макария, а может…
— Я спрятал карты, — виноватым голосом сообщил Ноа. — Послушникам нельзя иметь личные вещи. Особенно такие вещи, — паренек сделал ударение на «такие». — Но я подумал — вдруг эта колода важна для тебя? Поэтому и сберег ее вместе с письмом.
— Письмо! — На мгновение Найд забыл о мрачном предсказании аркана. — Значит, и оно уцелело?
Монашек смущенно кивнул:
— Строчки совсем расплылись, но я боялся, что можно будет разобрать что-то… Ну что-то плохое для тебя, — Ноа шмыгнул носом. — Я ведь грамоте не обучен, только имя свое могу написать.
— Ты принес письмо? — У Анафаэля стеснило грудь при одной мысли о последних словах херра Харриса, которые он, возможно, скоро сможет перечесть.
— Оно в мешочке с картами.
Найд запустил похолодевшие пальцы в замшевые недра. Пергамент, изрядно потрепанный по краям, почти не пострадал, зато убористый почерк херра Харриса превратился в синеватые разводы. Кое-где просматривались отдельные иероглифы, но это было все. Вздохнув, Анафаэль приложил испорченное послание к губам и спрятал обратно в расшитый кошель.
— Спасибо, Ноа. Эти вещи мне действительно дороги, — он принялся собирать рассыпавшиеся карты.
Монашек вспыхнул и поспешил замаскировать смущение скороговоркой:
— Да я что? Я ничего. Вот тут брат Макарий собрал для тебя…
В руки Найда неловко сунулся еще один сверток — теплое шерстяное одеяло.
— Макарий? — насторожился он. — Разве инок знает, что мы с тобой собрались бежать вместе?
Глаза у Ноа забегали, паренек снова облизнул губы:
— Он добрый, много хороших вещей для тебя дал. Его не надо бояться, он не выдаст.
— Что значит — для меня? — поразила Найда неожиданная мысль. Он окинул монашка подозрительным взглядом. — А ты? Где твой мешок?
— Я… — Монашек уставился в талую лужу у своих ног. — Я остаюсь, Анафаэль.
Найд помолчал, рассматривая по-мальчишески мягкое лицо, освещенное сбоку оранжевым светом лампы.
— Почему? — наконец тихо спросил он.
Ноа тяжело вздохнул и вскинул на него влажные глаза:
— Это не мой путь.
— Тебе Макарий так сказал? — нахмурился Найд.
Послушник тряхнул головой:
— Нет. Я сам. Я… Что я знаю о жизни? Дом отца, лавку, город, потом монастырь, — между густыми бровями залегла страдальческая складка, слова давались парнишке с трудом. — Я в лес-то не заходил дальше опушки. Как далеко ты со мной уйдешь по бездорожью, по сугробам?
— Я тебе помогу! — прервал сбивчивую речь Анафаэль. — Я научу…
— А пока ты со мной возишься, рыжая и ее свора будут тут как тут. Я не хочу, чтобы с тобой случилось… — Монашек запнулся, утер глаза грязным рукавом. — Не хочу, чтобы ты стал как я.
— Я уже один раз ушел от них! — с жаром возразил Найд, наклоняясь вперед и кладя ладонь на поникшее плечо друга. — Уйду и в этот раз. Мыуйдем!
Послушник покачал головой, его зрачки блеснули светом отраженного пламени:
— Ты уйдешь. Ты сильный. Будущее зовет тебя, большое будущее. А мое время кончится здесь. Я не создан для войны, Анафаэль. Ее битвы избрали тебя — не меня. Но я рад, что наши дороги на мгновение пересеклись.
— Что ты несешь, Ноа? — Найд почувствовал, как дрожит костлявое плечо под его рукой, и всерьез обеспокоился за паренька. — Какая война? Какие битвы?!
— Я видел… — Монашек устремил горящий взгляд прямо в расширенные зрачки товарища. — Помнишь, я говорил, что видел вещи, которых не было на самом деле?
Найд нашел в себе силы кивнуть, прочистил пересохшее горло:
— Уг-кху. Ты еще сказал, что теперь ничего не помнишь.
— Почти, — прошептал Ноа.
Внезапно его дрожь передалась Анафаэлю:
— Что… Что ты видел?
Карие глаза подернулись дымкой:
— Смерть.
Найд вздрогнул, пальцы невольно стиснули вышитый мешочек с арканом:
— Как — смерть? Чью?
— Всех, — спокойно ответил Ноа, взгляд которого затопила тьма. — Отца, матери, людей вокруг — знакомых и незнакомых. Я видел, как они умрут. Они ходили и говорили, а я знал, что в каждом живет и растет маленькая смерть.
Капли холодного пота выступили у Найда на лбу, хитон прилип к мокрой спине:
— Как же ты жил — с этим знанием?!
— Тяжело, — тьма в глазах Ноа пошла рябью. — Кого-то я пытался предупредить.
— И что же, — Найд перевел дыхание: в груди тянуло от нехватки воздуха, — им удалось избежать своей судьбы?
Ноа медленно повел головой из стороны в сторону:
— Мои предсказания сбывались. Так отец и узнал о… даре. Так он называл это — дар. Я думаю, это было проклятие.
Анафаэля пронзила острая жалость к пареньку. Знать о несчастье, пытаться предотвратить его, а в ответ, возможно, получить смех и обвинения во лжи и наконец убедиться в своей страшной правоте и страшной же беспомощности. Верно, тот маг, что испытывал беднягу, увидел в его сознании собственный приговор и от испуга перегнул с силой.
Он обнял Ноа за костлявые плечи, похлопал по спине:
— Но теперь ведь все кончилось, верно? Хорошо или плохо, но теперь ты — как все.
Послушник напрягся под его рукой:
— Ты не понимаешь. Я никогда не буду как все. Потому что я помню… Я помню… — Дыхание паренька пресеклось, расширенные полумраком зрачки забегали по тесному помещению, будто в поисках невидимого выхода.
— Что ты помнишь, Ноа? — тихо спросил Найд.
Между ними повисло молчание, холодное и острое, как осколок льда. Наконец монашек заговорил. Голос звучал монотонно, как заученная молитва:
— Боевые замки, шагающие через пылающие поля. Машины, сделанные из железа, дерева и костей. Огромные и беспощадные. Перемалывающие мышцы и суставы, вытягивающие жилы, проламывающие черепа. Я видел магов, сидящих внутри, и магов снаружи, сжигающих их огнем. Это война, Анафаэль. И ее невозможно предотвратить, невозможно отменить, невозможно отсрочить.
Найд сидел, уставившись в темноту за желтым кругом света, как будто это был черный занавес, готовый вот-вот раздвинуться и показать ему описанное провидцем будущее:
— Но выиграть… — прошептал он, бессознательно озвучивая свою мысль. — Ведь ее еще можно выиграть?
— Я не знаю, — голос послушника звучал не громче шелеста ветра в нагих зимних ветвях. — Я не видел конца. Но ты должен попытаться.
— Я?! — Найд подскочил на месте, возвращаясь к действительности громоздящихся вокруг ульев и провонявшей воском тесноты.
Ноа серьезно кивнул, обращая к нему посветлевший взгляд:
— Я видел мага, державшего меч, свет которого менял звездный узор, — монашек сунул руку между пальцев Найда, все еще стиснутых на расшитом мешочке, и ткнул ему под нос вытянутую вслепую карту. — Вот такой.
Анафаэль скосил глаза вниз. Женщина в короне протягивала ему сияющий клинок. Он тряхнул головой, отстраняясь:
— Откуда у меня меч?! Да еще светящийся? — Тут он запнулся о собственное слово. Разрозненные кусочки информации, мыслей и предчувствий внезапно сложились вместе, как кирпичики головоломки. Ведь он неспроста хвалился перед Ноа планами путешествия за море. Найд и правда подумывал о том, чтобы наняться на судно в одном из восточных портов. Не для того, чтобы стать моряком. Он мечтал о самом недостижимом, самом несбыточном. Он надеялся отыскать утерянный клинок Света.
Ноа прочитал понимание в его глазах и вложил холодную карту в ладонь друга:
— Найди его. И возвращайся.
— Но, — пальцы Анафаэля невольно ухватили гладкий квадратик, в подушечках защекотало, будто по ним бегали озабоченные муравьи, — как я разыщу реликвию? Столько героев и волшебников до меня пытались и только голову сложили или вернулись ни с чем. Я читал книгу брата Макария. Чем я лучше остальных?
Ноа улыбнулся, и темнота будто отступила, спряталась в дальних углах:
— Ты знаешь, где искать.
— Я?! Знаю?! — Найд задохнулся от такой несправедливости. — Я предполагаю,что клинок можетнаходиться где-то между Феррагостой и Ассувой, что дает нам дистанцию примерно в тысячу морских миль и все обитаемые острова и континенты. А ты, пророк хренов, хочешь в обители отсидеться, вместо того чтобы мне помочь!
Улыбка паренька поблекла, он покачал головой:
— Тебе не моя помощь нужна. Все, что тебе нужно, у тебя уже есть, — послушник поднялся на ноги, зачем-то отряхнул подрясник. — Пойду я. Мне еще хворосту набрать надо, я же за ним вроде как собрался.
Найд тоже встал. Они замерли, сгорбившись под низким потолком, глядя друг на друга — возможно, в последний раз. Вдруг Ноа хлопнул себя по лбу, разбив неловкость мгновения:
— Дурень! Как же я забыл, — он потянул за кожаный шнурок, всегда висевший на шее. — Вот. Это тебе. На память.
Дымчатый кристалл, оправленный в серебро в форме знака света, был не из дешевых — наверное, отец мальчика расщедрился.
— Я не могу это принять, — Найд отвел в сторону руку друга. Видя, как омрачилось детское лицо, он поспешил добавить: — Мне ведь нечего подарить тебе взамен!
Ноа нахмурился, признавая справедливость довода, но черты его быстро разгладились:
— Я знаю! Обещай, что как-нибудь навестишь меня в обители. Когда будет неопасно. Лучшего подарка мне и не надо!
Найд посмотрел в лучащиеся надеждой глаза паренька и принял засаленный от долгого ношения шнурок:
— Обещаю.
Монашек вспыхнул улыбкой и бросился другу на шею. Длинные руки стиснули Анафаэля, что-то горячее и мокрое мазнуло по щеке.
— Прощай!
И вот Ноа уже лез по лесенке вверх, украдкой утираясь рукавом. Холодный свет затопил все, ослепляя. Скрипнула крышка люка.
Когда Найд наконец проморгался, то понял, что остался один. Только на скулах высыхали слезы — чужие или собственные, он и сам не мог сказать.
