10

Уже перед самым сном в комнату снова постучали. Вошла мама.

— Ты как? Всё ещё не успокоилась?

— Мам, ты так говоришь, как будто… — Лежащая на постели Алекса сердито отложила тетрадь с конспектами и вылезла из-под одеяла, села, опираясь на поставленную боком подушку. — Ладно. Пусть. Ты ведь не просто так пришла? Что ещё случилось?

Мама присела на краешек кровати.

— Звонил Карей. (Девушка застыла.) На телефон Люка. Попросил отца. Они поговорили. Карей сказал, что собирается строго соблюдать договорённость о том, что вы незнакомы. Дружба с Люком и младшими девочками будет мешать этому. Он попросил передать Люку, что у него близятся большие соревнования по огненному баскетболу и что провожать в школу наших младших он не сможет.

Алекса почувствовала, как пересохли губы, облизала их. И, лишь смягчив сухость, вызванную учащённым дыханием, легла снова, уставилась в потолок. Почему так больно бьёт пульс в виски? Почему так хочется кричать от злости и новой обиды?! Она так надеялась его всё-таки видеть?! Хоть изредка, хоть издалека обдавать его, бессовестного гада, своим презрением! Господи, какая романтика…

Мама сидела, сложив руки на коленях и не глядя на дочь.

— Ты должна знать кое-что. Папа выжидал, пока Люк заснёт, чтобы взять у него мобильник. Он сам хотел позвонить Карею и попросить его примерно о том же.

— Почему я должна об этом знать?

— Тебе двадцать второй. Ты столкнулась с миром, неожиданным для тебя (Алекса вздохнула и сжала матери ладонь), испытала сильное потрясение. Но ты взрослая. Мы не хотим, чтобы младшие столкнулись с этим миром в их возрасте. Для их психики это слишком… ошеломляюще. Мы боимся, что они могут озлобиться. Ты достаточно взрослая, чтобы понять это. Поэтому не злись на папу. Он хороший отец. Слишком всё неожиданно и быстро для нас случилось. Сразу не сообразишь, как действовать. Поэтому он и придумал игру в за и против. Чтобы утихомирить и успокоить младших.

— Мам, почему Тиарнаки не предугадали, что может случиться с их старшим сыном? Все о них говорят как о самых-самых…

— На каком курсе вам читали прорицание? На втором? Вспомни основные принципы гадания: нельзя гадать часто — особенно на своих родных. Чем больше знаешь, тем жёстче меняется реальность. В политике оба Тиарнака сильны, потому что легче сделать прогноз на будущее, имея в виду большие, сплочённые группы людей. Далее. Обстоятельства меняются ежеминутно и ежечасно — и самое маленькое может иметь свои необратимые последствия. Любое гадание — это множество путей, из которых однозначных только один или два на ближайшее время. Остальные настолько мелкие, что не знаешь, нужно ли к ним присматриваться. — Мама посидела немного молча, а потом взяла тетрадь с конспектами и положила её на стол. — Алекса, мы уехали ненадолго — и на тебе. А с чего всё началось? Это главное, из-за чего я пришла к тебе сейчас.

— Из-за Карея, конечно! — мгновенно вскинулась девушка.

И шёпотом охнула, постепенно перебирая цепочку события — правда, отматывая её назад. Началось с неё. Если бы она не ослушалась Мэтти, не совершила бы глупости на автостоянке при университетском корпусе, огневики-первокурсники не взъелись бы на неё, не побежали бы жаловаться на выскочку-ведьму, и не появился бы Карей.

Неохотно, но Алекса пересказала события последних дней, пряча глаза и ожидая нахлобучки. Спустя минутную паузу мама пожала плечами и сказала:

— Прошедшего не воротишь, как говорила моя бабушка. Ты с пренебрежением отнеслась к просьбе мужчины, который старше тебя и опытней. Вместо того чтобы ситуацию увидеть в его, более житейском смысле, проявила агрессию. И теперь получила логичный результат.

— Мама, но уступать нельзя в таких случаях! — тихо возмутилась Алекса. — Такую мелочь лучше приструнить один раз, а потом… — И она замолчала, снова вспомнив, что произошло потом. Всё правильно. Она была агрессивна, своей агрессией подожгла бикфордов шнур чужой агрессии. И получила.

— Надо искать другие пути выхода из ситуации, — спокойно сказала мама. — Обрати внимание, что папа сегодня сделал то же самое. Он спросил мнение всех нас по созданной тобой проблеме, потому что времени на раздумья ему не осталось: на ночь оставлять возбуждённых твоей агрессией младших нельзя. И что? Первое, принятое в горячке решение тебя рассердило. Но почему ты себе позволяешь такие спонтанные решения, а папе — нет? Посмотри на ситуацию, которую ты опять провоцируешь: злишься ты — переживает, чувствуя себя виноватым, он. А ведь завтра вам вдвоём ехать к Тиарнакам. Есть ли гарантия, что по дороге вы не попадёте в аварию? Я давно не занималась по специальности, но курс рационального взаимодействия энергий и их перераспределения до сих пор помню неплохо. Не забудь: ты камень, брошенный в воду. Что бы сейчас ни происходило, круги по воде всё ещё расходятся. Так что, Алекса, иди и пожелай папе спокойной ночи.

Девушка села рядом с матерью, вздохнула:

— Мам, ты не представляешь, как без вас тяжело. Спасибо.

Быстро накинула на ночнушку халат и выскользнула из своей комнаты.

… Праздничное утро началось мирно, несмотря на то что Люк уже знал о «тренировках» Карея. Все спокойно занимались своими делами. Завтрак слегка затянулся, потому что младшие потребовали отчёта о поездке. И, хотя родители уже рассказали, кажется, всё, но с удовольствием принялись за воспоминания. Алекса помалкивала: до завтрака она показала платье Эмбер, и та заверила, что ей нетрудно будет подремонтировать некоторые швы, которые растянулись.

Уже в поездке к Тиарнакам Алекса спросила:

— Папа, а ты меня дождёшься?

— Конечно. — Отец удивлённо покосился на неё. — Кто тебя назад повезёт? Ну… и на всякий случай. Мобильник взяла? Буду держать свой наготове.

— Спасибо, папа.

Ворота в поместье Тиарнаков открылись раньше, чем машина подъехала к ним. Ждали. Отец подъехал близко к крыльцу. То опуская глаза, то быстро стреляя по сторонам быстрыми взглядами, хоть и не желая себе признаваться в том, Алекса искала машину Карея. Нашла. Неподалёку от клумбы, которую пришлось объехать, чтобы приблизиться к крыльцу. Пустая. Машина. Он в доме. Но будет соблюдать уговор.

Отец вышел из машины, открыл дверцу Алексе и подал ей руку.

Сердце колотилось так, что девушка попеняла себе: «Что ж ты? Боишься его встретить или… надеешься? Господи, что за глупости я думаю… Мне надо думать о Ферди. Как себя с ним вести. Как пресекать его… если что. А я… Может, я глупая, что думаю о человеке, который меня предал? А почему, собственно, предал? Мы и знакомы-то были с ним всего ничего… Никаких обязательств ни с моей, ни с его стороны… Хватит! Думай о Ферди! Думай о своём пациенте, в конце-то концов!»

Их встретил дворецкий, который передал приглашение войти обоим и немедленно проводил их, удивлённых — обоих? — в комнату неподалёку от парадной залы. Здесь он предложил присесть за чайный столик, где уже стоял чайник и вазочки со сладостями. Кроме всего прочего, на том же столике «толпились» снимки Ферди, на которые Алекса кивнула отцу, почти губами выдохнув, кто это.

— Мадам сейчас будет, — склонил он голову, перед тем как удалиться.

Пока гости недоумённо переглядывались, мадам и в самом деле появилась — одетая в такой шикарный шёлковый костюмчик (Алекса чуть поёжилась в своём скромном джинсовом комплекте), словно ожидала важной встречи на дипломатическом уровне. Она даже чувствительно запыхалась, словно её оторвали от серьёзного дела — для дела более важного. Она весьма гостеприимно приветствовала отца и дочь, после чего предложила утреннее чаепитие, щебеча о каких-то пустяках, наподобие политических событий в стране. Поглядывавшая на отца Алекса сообразила, что и тот в совершенной растерянности. Ничего не понимая и сама, девушка тем не менее быстро прикинула пару идей, как вывернуться из странного положения.

— Госпожа Тиарнак, мне очень жаль, но папа обещал сегодня свозить меня ещё в одно место — в ателье. Не могли бы вы… — Она специально не закончила фразу, выразительно глядя на мадам.

— Да-да! — словно спохватилась Тиарнак. И встала. — Моя милая девочка, я отведу тебя к нашему дорогому Ферди, а твой папа посидит здесь, дожидаясь себя. Естественно, что мы не позволим ему ждать в машине. Это так негостеприимно! Пойдём, моя милая девочка. Я доведу тебя до второго коридора, а потом вернусь к твоему отцу, чтобы составить ему компанию в ожидании, когда закончится сеанс излечения Ферди.

Алексе захотелось сильно зажмуриться и потрясти головой, чтобы только не слышать голоса этой женщины, слащавого и звонкостью больно бьющего по ушам. Неужели она мать Карея? Лица похожи, но почему они такие разные? Или… Нет, похожи даже своей внутренней сутью… Алекса угрюмо решила, что пословица всё-таки права, и яблочко от яблони… Но больше машинального мысленного удивления при беглом сопоставлении матери и сына девушку волновал вопрос: почему эта женщина, такая властная и решительная вчера, ведёт себя так приторно и сюсюкая сегодня? Неумолчно болтая, мадам и правда проводила Алексу до конца второго коридора.

— Деточка, не пугайся, когда в третьем коридоре закроются двери и выключится свет, — напомнила старшая Тиарнак. — Мы делаем всё, чтобы Ферди было уютно, но что такое человек, лишённый света? Попробуй представить, каково это — три года в сплошной тьме. Пожалуйста, проникнись его ужасающим положением. — Женщина помялась и осторожно сказала: — Пожалей его… Он ведь не со зла… вчера.

Лучше бы она этого не говорила. Даже стоя здесь, в освещённом коридоре, Алекса чувствительно побледнела: лицо похолодело. От разбуженного страха — до сих пор она как-то не сознавала, что идёт к чудовищу, которое прячется во тьме, — спасало только одно. Странная мысль, что эта непонятная женщина всю дорогу по коридорам не просто пела хвалебные гимны своему старшему сыну, а с какой-то целью. И не той, о чём сначала подумала было Алекса. Не для того, чтобы девушка освободилась от страха перед уродом, напугавшим её вчера, а для того… чтобы она прониклась к нему симпатией. За пару-то минут? И промелькнула ещё одна странная мысль: а вернётся мадам к чайному столику — не будет ли очаровывать отца, с тем чтобы тот тоже проникся?..

Что она задумала?

— Алекса, миленькая, — невыносимо сладко обратилась мадам. — Мы поговорили вчера с господином Тиарнаком и решили, что получасового лечебного сеанса хватит. Ты просто посиди с Ферди. Просто поговори. Наш милый мальчик (Алекса, остолбенев, лихорадочно начала высчитывать, сколько «милому мальчику» Ферди лет. Получилось — двадцать пять? Двадцать шесть?) так отчаянно нуждается в сострадании. Всё. Дошли. Далее — не будем вам мешать.

Последний выстрел — подумалось ошарашенной Алексе. «Вам».

Покрутив головой, словно освобождая уши от болезненно звенящего голоса мадам, девушка пришла к выводу: если сначала она испытывала страх перед новой встречей с чудищем, то теперь чувствует только желание нервно хихикать. Даже стало очень любопытно: а что мадам велела делать «нашему дорогому Ферди», когда придёт целительница? И не будет ли он тоже весьма велеречив?

Потом стало стыдно. В таком положении человеку и правда тяжело. Не до смеха.

За спиной закрылись двери.

Но свет ещё оставался. И мысли приняли другой поворот.

Коридор. Он сейчас просматривается до конца. До тупика. Но двери по бокам есть. Когда она вчера закричала, Карей появился на пороге комнаты своего брата буквально через секунды. Значит ли это, что он заранее спрятался в одной из этих комнат?

И где он сейчас, если его машина стоит пустой неподалёку от крыльца?

Сердце дрогнуло, когда от тупика снова навстречу побежала тьма.

Двери за спиной закрыты плотно. Наверняка об этом побеспокоились родители. Но Алекса всё равно решилась сама пойти по коридору, чтобы Ферди не пришлось подходить к опасному для него участку. Пальцами касаясь стены (на этот раз она предусмотрительно встала ближе к ней), девушка медленно побрела вперёд, чутко прислушиваясь к любому шороху. Однажды встала на месте — показалось, за спиной воздух шелохнулся. Но что бы там, за спиной, ни было, оно замерло тоже. Кажется, пугать её никто не собирается? И она побрела дальше, стараясь больше прислушиваться к тому, что впереди.

— Алекса?

Как она ни пыталась привыкнуть к мысли, что её снова встретит этот «милый мальчик», но голос застал врасплох. Её будто слабым током по всему телу пробрало.

— Я сейчас подойду. Не ходи сама.

Сегодня он был в какой-то странной обуви, которая поскрипывала на ходу, так что девушка уже не слишком сильно боялась подходящего.

— Я сейчас дотронусь до тебя, — вежливо сказал голос из сгустившейся рядом тьмы. — Не пугайся. Мне сказали, что лучше надеть обувь, которую ты услышишь. Ты слышала, как я подходил?

— Да, — сипло сказала девушка. — Ты… видишь в темноте?

— Не вполне. — Словно противореча словам, чужая рука уверенно взяла её за локоть. — Я вижу ауру вокруг человека. Этого достаточно. Теперь можешь не дотрагиваться до стены. Я проведу тебя в комнату сам. — Он вдруг замер и обеспокоенно сказал: — Я приставать не буду. Честно. Мама сказала — мы просто посидим.

«Странно он это сказал», — решила изумлённая Алекса. Как будто не ей, а… мимо неё. Кожа на спине засвербела от взгляда в упор.

Вот теперь напряжённые плечи Алексы опустились. Карей здесь!

Она даже не ожидала, что может так обрадоваться своей догадке, подкреплённой словами Ферди, сказанными в сторону. Больше Ферди ничего не говорил; быстро, но предупредительно он повёл девушку в свою комнату.

— Дошли. Здесь. Тебе надо немного переступить порог. Вот так. Слева от тебя кресло. Я тебя подведу к нему. Всё. Садись.

Алекса нагнулась нащупать кресло и села, после чего Ферди выпустил её ладонь. Напряжённо прислушиваясь, услышала, как проскрипела его обувь в два шага, а потом что-то ворохнулось. Сел? Рядом.

— А как мы будем? — тревожно спросил невидимка, по голосу — сидящий впритык к её креслу. — Ну… Как ты будешь помогать мне?

— Я подумала, как это сделать. Огневики проходят на своём курсе набор энергии от другого человека? Или с помощью магически заряженных предметов?

— Да.

— Только ты не будешь брать от меня силы. Я буду делиться. Давай свою ладонь, положи на подлокотник. Так. Теперь я сверху на неё опускаю пальцы.

— Этого достаточно?

— Наверное. После… вчерашнего ты не пробовал хоть чуть посмотреть на что-то светлое? — с любопытством спросила Алекса. Ощущение, что они не вдвоём, а главное — что он об этом знает, облегчало беседу.

— Пробовал. — Кажется — судя по голосу, Ферди тоже улыбается с облегчением: боялся, что она с ходу закатит истерику? — Мне приоткрыли двери и в конце последнего коридора зажгли свечу. Спрятали её, конечно, за поворотом. На всякий случай, чтобы я видел только смутный отсвет.

— И что? — скептически спросила Алекса.

И морозом по коже его слова:

— Загорелся, но не сразу. Прошло, наверное, секунды три. Такой долгой паузы перед вспышкой у меня ещё не было. Я… очень благодарен тебе за это. И ещё… прости меня…

Последнее он почти прошептал. И замолчал. Он дышал так бесшумно, что Алекса услышала, как он сглотнул… Осторожно девушка сказала:

— Мне трудно понять, что такое три года в темноте. Но… наверное, если мы будем встречаться для излечения… Я прощаю тебе вчерашнее поведение. — И, подумав, добавила: — В твоём положении, возможно, некоторые мои вопросы будут странными. Но нам всё равно придётся поговорить. Как ты живёшь в этой темноте?

По движению ладони под своими пальцами она поняла, что он, кажется, пожал плечами. Потом сообразил, что она не видит, и сказал:

— В основном читаю и занимаюсь спортивной гимнастикой, чтобы не потерять формы. Чтобы читать, освоил тактильный шрифт. Его заказывают специально для меня. Я не стал изучать шрифт Брайля. Пальцы у меня очень чувствительные для тех книг, в которых для меня выбивают буквы. Читаю быстро. Но тебе это, наверное, неинтересно.

— Я тоже люблю читать.

— Да? — Но вместо ожидаемого вопроса о том, что именно она читает, Ферди вдруг жадно спросил: — А ты… красивая?

— Нет, — без колебаний ответила Алекса. И ей показалось, что тьма рядом с незакрытой дверью в его комнату шелохнулась. Знает ли Ферди, что младший брат стоит совсем близко?

— Опиши себя.

— Зачем?

— Ты наверняка видела мои снимки. Мне хочется примерно представить, какая ты.

— Хм… У меня длинное худощавое лицо. Длинный нос и небольшие карие глаза. Рот так себе — приходится красить, чтобы была видна форма.

— А мне сказали, что ты очень хорошенькая, — с сомнением сказал Ферди.

От неожиданности Алекса удивлённо улыбнулась. Почему так сказали? И кто? Почему тогда он спросил, какая она? Ну, если ему уже сказали…

— Не всё ли равно, какая я? — всё так же улыбаясь, спросила она. — Я вылечу тебя и пропаду из твоей жизни. Воспринимай меня как привидение.

Показалось или нет, что в дверном проёме кто-то нечаянно фыркнул?

— Но ведь лечение будет долгим, — медленно сказал невидимый Ферди, которого Алекса начинала воспринимать уж точно настоящим призраком, даже несмотря на его тёплую ладонь, внутри которой постепенно немели её пальцы. — Я скоро начну жить при свете — ведь правда?

Ладонь сжала её пальцы, но неуверенно, словно невидимый ей парень боялся, что Алекса немедленно вскочит с места. Девушка усидела, хотя и в самом деле испугалась.

— Не надо, — мягко сказала она, и ладонь быстро разжалась. — Сам понимаешь, что вскоре ты увидишь меня. Как и остальных. И тогда твоё любопытство будет удовлетворено. Давай лучше поговорим о книгах. Какую книгу ты читал последней?

Странное у него представление о том, что обсуждение книги — это разговор как минимум двоих. Он сначала тщательно пересказал сюжет прочитанного, потом попытался проанализировать его. Алекса слушала Ферди и поражалась: насколько она понимала, родители наверняка предоставили любимому сыну всё, что только возможно, лишь бы он не скучал. Мелькнула даже мысль о том, что сюда привозили и девушек определённого пошиба. Но вёл он себя, как узник, к которому никто никогда не приходит, и вот он дорвался до внимания первого в своей тюремной жизни посетителя.

Время от времени Алекса отключалась от его рассказа и старалась прислушиваться к дверному проёму. И становилось странно, когда она понимала, что невидимка смотрит на неё, а она это чувствует…

Ферди резко прервал монолог.

— Полчаса, — упавшим голосом сказал он. — Закончились полчаса. Пойдём, я провожу тебя к дверям коридора. Учти. Ты подождёшь, пока не включится свет. Сама выйти не сможешь, пока он не появится… Алекса.

— Что?

— Ты ведь простила меня — значит, вечером придёшь? Да?

Как ни странно, девушке вдруг захотелось сказать: «Нет, не приду!» Ферди показался ей, несмотря на всю трагичность своего существования, каким-то… скучным и нудным. А потом родилась странная мысль ответить ему уже по-другому: «Мне же заплатят! Как же не прийти?»

Испугавшись собственной бессердечности, она пожала ему ладонь, которой он всё ещё не убрал с подлокотника её кресла, и подбодрила его:

— Мне тоже выгодно, чтобы ты побыстрей вылечился. Так что — приду. — На губах буквально на выдохе застыли насмешливые слова: «Куда я денусь?»

Он еле слышно вздохнул и теперь уже сам сжал её ладонь. Встал первым и помог встать ей. Делая первые шаги к дверному проёму, не видному для неё, Алекса подумала, что жизнь в темноте заставила Ферди растеряться. Может, потому он такой… рохля?

А когда она дошла до двери, за ручку которой парень предложил ей уцепиться, чтобы удобней чувствовать себя в темноте, она снова подумала, что такая темнота, когда нельзя никуда выйти, действует очень страшно. Полчаса в ней — и Алекса ощутила, что очень и очень устала. Может, это из-за дезориентации в помещениях?

В ожидании света девушка размышляла, как воспринял их разговор Карей. Почему ему стало смешно, когда она сказала о себе, как о привидении? И вздохнула сама: а может, ей только показалось, что рядом все эти полчаса был именно Карей?

В коридоре медленно посветлело, и двери открылись. Девушка быстро оглянулась. Нет, в этом, третьем, коридоре тьма так и осталась в тупике. И, если кто-то и был здесь, ей не рассмотреть. Да и… Наверное, этот невидимка успел спрятаться в одну из комнат. Но душу Алексы грело понимание: кто бы это ни был, Ферди не хотел бы при нём быть агрессивным… Впрочем, если бы его родители договорились с её семьёй о постепенном лечении, возможно, парень никогда бы не позволил себе наброситься на неё.

Простить она его простила. Но относиться к нему всегда будет насторожённо.

Во втором коридоре её встретила мадам. Алекса про себя хмыкнула. Дворецкий назвал эту женщину, обращаясь к ней, как к хозяйке. Но это обращение ей шло. Именно — мадам. И девушка напомнила себе, что сама должна к ней обращаться только как к госпоже Тиарнак.

— Алекса, миленькая! — всплеснула руками мадам, как будто не чаяла увидеть её снова. — Ну что там? Как у милого Ферди дела? Вы поговорили?

— Да, — с новым недоумением ответила девушка и добавила от себя сущую дичь, предполагая, что это заинтересует женщину: — Мы говорили о книгах.

— У вас общие интересы! — восторженно ахнула женщина, и Алекса с трудом удержала на губах доброжелательную улыбку, ничего не понимая: да что происходит-то?

Госпожа Тиарнак снова проводила девушку в комнату, где её ожидал отец, заставила её снова выпить чашечку чаю и съесть пирожное — под благожелательными взглядами красавчика Ферди с многочисленных снимков. За последнее, за чай, Алекса, в общем-то, была даже благодарна ей: сил Ферди «съел» достаточно.

Присевшая напротив женщина задумчиво сказала:

— Два раза в день — это всё-таки маловато. Жаль, что ты не можешь переехать к нам на время лечения Ферди. Мы бы выделили тебе прекрасные апартаменты. У тебя была бы личная служанка и камеристка. А до университетского корпуса возил бы личный водитель. Алекса, может, подумаешь о таком предложении?

— А-а… — Девушка открыла рот, потом мстительно почесала всеми пальцами затылок, стараясь произвести побольше шуму (мадам поморщилась), и высказалась: — Знаете, мадам Тиарнак, мы сделаем несколько иначе: я наложу на браслеты-заготовки несколько заклинаний, соответствующих моему воздействию. Пусть Ферди их носит, пока меня нет. А в целом будем придерживаться ранее предложенного расписания.

Хозяйка поспешно согласилась, и отец с дочерью, наконец, уехали из излишне гостеприимного замка Тиарнаков.