Другой сорт неприятностей
Увидев мой взгляд, подошла Верба:
– Что такое? Что-то случилось?
Я вплотную приблизился к стене и прикоснулся к карте. Это был рисунок масляными красками на хорошей папирусной бумаге. Явно оригинал.
– Точно такая же карта звёздного неба висела дома у Гадалки, – сказал я. – И, если я не ошибаюсь, точно такая же была дома у Караима.
Верба внимательно посмотрела на рисунок и сказала:
– Это не карта звёздного неба.
– Что?
– Я, может быть, не была лучшей студенткой на курсе, но уж карту звёздного неба-то я узна €ю, можешь быть уверен. Такой конфигурации звёзд, как на этом рисунке, не видно ни из одной точки земного шара. Только если это сильное укрупнение маленького участка, с мелкими, не видимыми глазу звёздами.
Я подозвал архивариуса и спросил, что это за рисунок и откуда он здесь.
– Ах это… Он в старом архиве ещё хранился и при пожаре уцелел чудом. Даже не знаю, как… да-да, вот так. Это рисунок одного местного художника, его подарили архиву давным-давно. Один… старик.
– Старик?
– Да, один егерь из Закарпатья…
– Вы сказали «старик».
– Он очень стар, да. И рисунок очень давно подарил, до меня ещё, я просто фонды свои регулярно перебирал, потому и знаю так хорошо, что откуда…
– А где этот старик сейчас? У вас есть его адрес? Ведь адреса дарителей должны где-то храниться, верно?..
– Так… в архиве же и хранился… который сгорел… а вообще, где-то должен быть… – Архивариус задумался. – Знаете, я могу посмотреть, может, и есть.
Он снова забегал по комнатам, на этот раз извлекая из-под папок какие-то блокноты и записные книжки и в конце концов произнеся над одной из них победный вопль:
– Ага, вот. Пилипец. Закарпатская область, Межгорский район, село Пилипец, 404. Тут и фамилия его написана… а, нет, не прочесть.
Я записал адрес.
Архивариус ещё минут пятнадцать рылся в бумагах в поисках военных архивов, но оказалось, что, кроме купчей на какой-то дом на краю города, датированной сорок третьим годом, в архиве нет больше ни единого документа времени рейхскомиссариата. Тем не менее мы тепло поблагодарили его и поехали в гостиницу. Пора была готовиться к вечернему копу.
На инструктаж Вербы ушло около получаса. Я сказал, что она будет стоять на стрёме, а затем объяснил тонкости копа недалеко от людского жилья. Я рассказал ей, как именно держаться возле деревьев, чтоб быть незаметным в темноте, показал, как пользоваться фонариком и как направлять его, чтобы свет, словно бы случайно, бил в глаза человеку, с которым общаешься. Дал ей несколько простых диалоговых фраз, позволявших делать вид, что отвечаешь на вопросы, но при этом заворачивающих разговор по кругу. Я вручил ей археологическую ксиву с именем «Елена Ямпольская», строго-настрого запретив вытаскивать её при ментах или лицах, к ним приравненных.
– А кто такие «лица, к ним приравненные»?
– Это все, кто может тебя заломать, засунуть в машину и отвезти куда-то до выяснения обстоятельств. Тех, кому некуда тебя засовывать и некуда везти, можешь не бояться. Они могут только тебя прогнать и, как правило, именно это и хотят сделать.
– А у тебя тоже есть такая ксива?
– У меня их целая куча. Сегодня, в случае чего, буду пользоваться вот этой. На имя Александра Скорняка.
– Александр Скорняк. Надо бы не забыть.
– Да, мы с тобой теперь – Саша и Лена. По крайней мере, пока не вернёмся назад, в гостиницу.
Верба внимательно рассмотрела ксиву:
– Слушай, отлично сделана. Как настоящая.
– Откуда ты знаешь, ты же настоящую не видела никогда?
– Выглядит очень правдоподобно, вот что я хотела сказать. И что, она даёт нам какие-то права?
– Она не даёт другим права сразу в нас стрелять, если что. Чёрный археолог на самом деле отличается от белого наличием бумажек. И считаные люди знают, что это за бумажки и как они должны выглядеть. В случае конфликта главное – не лезть на рожон и вовремя ретироваться. Мы, в общем-то, скорее проводим рекогносцировку, чем что-то серьёзно будем копать. Наша задача на сегодняшний вечер – посмотреть, что там сейчас, на месте гетто, лежит ли там что-то в земле и если лежит, то как много. Ну и… так… сориентироваться на местности. Если будет что-то интересное – придём позже. Найдём, кому принадлежит земля, договоримся с хозяевами, возьмём себе копателей в помощники… но я думаю, до этого дело не дойдёт.
– А копать мне надо будет?
– А ты очень хочешь?
– Хм… даже не знаю. А это тяжело? Просто землю копать, что ли?
– Нет, устраивать ритуальные танцы с бубнами. Конечно, землю копать, что ж ещё?!
– Тогда не хочу, – уверенно сказала Верба.
– Ну тогда и не будешь. Смотри, – я показал ей инструменты, – вот эти вот, посмотри внимательно, твои. Это значит, что ты их от машины несёшь к месту копа и ты их потом от копа несёшь до машины, даже если мы убегаем под выстрелами солью, нацеленными нам в задницы. Если что-то из этого останется на копе, это будет твоя вина, ясно?
– Ясно, – кивнула Верба, внимательно рассматривая «свои» инструменты. – А далеко их надо будет нести?
– Я постараюсь поставить машину не очень далеко, но и не очень близко. Метров двести, при хорошем раскладе.
– А при плохом?
– Не знаю. Ей-богу, я тебе могу сейчас сколько угодно рассказывать, что там будет и как себя вести в такой ситуации и в такой ситуации, а на месте всё окажется совершенно по-другому, и ситуация будет как раз такая, какую я не предусмотрел. В поле самое главное – вести себя естественно и ориентироваться по обстоятельствам. Надеюсь, у тебя с этим нет проблем?
– Думаю, нет.
Я посмотрел на часы.
– Всё, пора ехать. Десять минут на сборы – и жду тебя внизу. Да, и… Верба…
– Что?
– У тебя, хотя бы для копа, есть одежда, не подчёркивающая грудь?
– Не знаю. Я могу посмотреть.
– Посмотри, а? У меня уже сил нет свой взгляд контролировать.
– Так и не контролируй, – улыбнулась она, – зачем же я её подчёркиваю? Чтоб ты делал вид, что её нет, что ли?
Я аккуратно съехал на обочину, заглушил мотор и выключил фары, а затем погасил лампочку, которая автоматически зажглась в салоне. Вокруг нас было тихо. Я открыл дверь, вышел из машины и осмотрелся. Впереди, в конце просёлочной дороги, виднелись огоньки нескольких одноэтажных домов. Справа, в отдалении, горели огни города. Слева и сзади за нами было темно, и, если присмотреться, можно было разобрать расчерченные квадратиками поля, перемежаемые кое-где изгородями и небольшими посадками.
– Ладно, – сказал я, – пошли.
Я открыл багажник и достал сумки. Мы медленно двинулись в глубь огородов, осторожно оглядываясь и время от времени сверяясь с GPS. Возле нескольких сгрудившихся на возвышении берёз мы поставили сумки на землю. Я расчехлил «Minelab» и посмотрел на Вербу.
– Хорошо, – сказал я, – смотри. Мне нужно будет пройтись вон оттуда, – я показал рукой, – вон дотуда, а потом ещё поперёк. Ты стой здесь, под берёзами, и смотри по сторонам, особенно на дорогу. Помни, что меня зовут Сашей, и окликать меня нужно именно так.
– Помню, – кивнула она.
– Смотри в оба, – сказал я, включил «Minelab», настроил его, надел наушники и плавно пошёл вдоль дорожки, разделявшей два ряда огородов.
Только сейчас я понял, что я чертовски соскучился по всему этому! По ощущению наполненности земли под ногами, тайнам, скрытым в толще почвы долгие годы. По ровному пищанию металлоискателя. По лопатам, щупу и той секунде, когда ты извлекаешь на свет божий память о людях, живших и умерших здесь десятки или даже сотни лет назад.
На глубине в метр было множество какого-то армированного дерьма, похожего на остатки бетонных строений, но возле них ничего больше не было. Чуть дальше, приблизительно на такой же глубине, лежали куски, вероятно, железных проводов – похоже было на какую-то ограду, основную массу которой давно растащили, оставив в земле только то, что не заметили. Я решил, что эти провода являлись колючей проволокой, означавшей границу гетто, и плавно пошёл вдоль неё, время от времени зондируя территорию вглубь. Практически ничего интересного. Какая-то жестянка – то ли каска, то ли ведро. Довольно большой столб, лежащий поперёк моей траектории. Затем – плотный продолговатый предмет с несколькими разными типами металла, насколько можно было судить, не выкапывая, похож на винтовку. Больше вокруг ничего не было.
Линия колючей проволоки завернула, потом завернула опять. Теперь я шёл назад – линия ограды проходила между кучкой берёз, под которыми я оставил Вербу, и опушкой небольшой посадки сбоку. В земле по-прежнему попадалась малоинтересная мелочовка, и чем дальше я шёл теперь, тем ближе к поверхности она лежала. С одного метра глубина залегания мелочовки уменьшилась до семидесяти, а потом и вовсе до сорока сантиметров. Вскоре я набрёл на какую-то россыпь всякой всячины и, попытавшись сообразить, что тут к чему, в следующую секунду провалился правой ногой во внезапно открывшуюся передо мной яму.
С трудом удержав равновесие, я снял наушники и осмотрелся.
Я стоял посреди небольшого пустыря, оставленного между огородами, словно его специально решили на засаживать. Прямо передо мной начинались какие-то буераки, тут и там торчали росшие невпопад сорняки, валялся мусор. Было очень похоже на то, что тут уже копали. Я присел, включил фонарик, и попробовал поскрести землю рукой. Хм… или здесь все-таки не копали, или копали давно.
Я выключил фонарик, встал в полный рост и махал Вербе руками, пока она не начала махать в ответ.
– Лена, – приглушенно крикнул я, – щуп. И лопату.
Она нагнулась за инструментами и торопливо зашагала ко мне, внимательно глядя себе под ноги.
– Вот, – сказала она, подойдя, и протянула мне щуп, затем бросила на землю две лопаты, большую и сапёрную.
Я надел на голову фонарик, включил его и начал осматривать землю под ногами. Затем вытащил из кармана наконечники для щупа, выбрал нужный и накрутил. Вогнал щуп в грунт и, когда он упёрся во что-то твёрдое, покрутил туда-сюда. Да, это была кость. Внизу, под нами, лежали черепа. Я несколько раз прощупал почву в разных местах, чтобы оценить размеры захоронения. Довольно приличное. Исходя из моего опыта внизу могло лежать несколько десятков, а то и сотен человек. Это или затерянный могильник гетто, или захоронение более раннего времени.
– Что-то интересное? – тихо спросила Верба.
– Если несколько сотен трупов в земле – это интересное, то да. Но если ты имеешь в виду, поможет ли это нам в поиске, то нет.
– Почему?
– Потому что Ганс Брейгель приезжал в Каменец не для реорганизации гетто. И здесь, где мы сейчас ищем, его нет.
– А что мы тогда здесь делаем?
– Проверяем мою гипотезу, – сказал я и взял в руки сапёрную лопатку.
Я обошёл могильник по периметру, ненадолго зарываясь под верхний слой земли и проверяя, как роется. В земле было множество разного мусора, но, если зарываться чуть глубже, можно было наткнуться на старые, полуистлевшие ткани и детали одежды. Это было похоже на робы. Пару раз приходилось брать в руки «Майнлаб» и время от времени менять лопаты – маленькую на большую и наоборот. На одной из роб я заметил оловянные пуговицы. Взял одну из них в руки и легко растёр пальцами в порошок.
– Какая сейчас температура? – спросил я.
– Градусов десять, – сказала Верба. – Было двенадцать, когда мы выходили, но тут, по-моему, холоднее.
Отлично, с этим ясно.
Я обошел могильник ещё раз, внимательно осматривая землю в тех местах, где я ещё не копал. Вот, вроде бы тут. Я осторожно, пальцами, поскрёб землю. Здесь явственно были следы лопаты, хоть и размытые прошедшими дождями. Стоило мне лишь немного углубиться вниз, как я обнаружил почти под верхним слоем земли робу с оловянными пуговицами. Они были твёрдыми.
– Слушай, если мы не ищем здесь Ганса Брейгеля, то что нам тут нужно? – спросила Верба.
– Мы ищем тех, кто искал Ганса Брейгеля, – ответил я, – это захоронение явственно копали уже несколько раз, и я затрудняюсь сказать, почему оно до сих пор не раскопано полностью. Но важно не это, а то, когда его копали.
– И когда же его копали?
– Вот смотри. – Я вернулся к робе, раскопанной мною ранее, и посветил на одну из пуговиц. – Видишь это?
– А что это?
– Оловянная пуговица. Смотри – я растёр её в пыль.
– А что с ней такое? Проржавела?
– Металл, лежавший на месте, не растирается в пыль, даже если он очень ржавый. Это оловянная чума.
– Что это?
– Оловянная чума. Если олово переохладить, у него меняется структура кристаллической решётки… короче, оно становится ломким, как труха. Эта зараза передаётся от больного олова здоровому, но в земле пуговицы роб из разных частей могильника не могли соприкасаться. Так что мы знаем, что если пуговица растирается в пыль – значит, её выкопали и оставили, лишь немного прикрыв землей, по крайней мере на одну зиму. А теперь смотри.
Я вернулся к другой робе, посветил на пуговицу фонарём и сдавил её что есть силы. Пальцы соскользнули, очистив металл от земли.
– Целая, – сказала Верба.
– И что это значит?
– Что металл не переохлаждался. То есть эту часть могильника раскопали в этом году, за последние семь-восемь месяцев.
– Молодец! – Я удовлетворённо кивнул. – Из тебя выйдет отличный копатель. Тебе осталось купить металлоискатель, прочитать историю Второй мировой – и можно регистрироваться на «райберте». А пока сходи, пожалуйста, ещё раз к берёзам, принеси мне пинцет и щётки.
Я углубился в изучение копаных слоёв земли, когда Верба вдруг громко сказала каким-то деревянным голосом:
– Саша?
Я встал.
Прямо перед нами, приблизительно в четырёх метрах, стояли два мужика – оба примерно моего роста, может, чуть ниже. Они просто стояли на месте, держа руки за спиной. В темноте трудно было разобрать их лица, одежду и понять, было ли у них что-то в руках или нет. Я вылез из ямы с лопатой в руке и сделал шаг вперёд, осветив их лица фонариком. Ничего необычного – просто мужики. Они синхронно прищурились, но не отвернулись и не попытались закрыться от света.
Пока я соображал, какие шансы у меня одного против этих двоих, я заметил, что сзади, за ними, возле наших берёз, стояли ещё три человека. И стоило мне присмотреться, как я увидел, что дальше, на опушке посадки, стояли ещё несколько мужиков, трудно даже сказать сколько – около десятка, наверное. Силы были слишком неравны.
Верба отступила назад и спряталась за моё плечо.
– Клёст, мне страшно, – шепнула она мне.
Я сжал покрепче лопату, а мужики перед нами медленно сделали по паре шагов вперёд, почти одновременно, остановившись вплотную ко мне.
– Вы б это, – сказал тот из них, что был ближе, – шли бы отсюда. Нечего вам тут делать.
– Да, нечего, – сказал второй.
Боковым зрением я старался следить за мужиками у берёз и в посадке, но они, похоже просто переминались с ноги на ногу.
– А вы кто? – спросил я. – По какому праву вы нас гоните?..
– Мы это… – сказал тот, что был ближе, – местные мы.
– Местные, – сказал второй.
– Вы б не копали тут, – сказал опять первый, – не надо тут ничего копать.
– Не надо, – сказал второй.
– А у вас документы есть? – спросил я и достал свою археологическую ксиву. – Меня зовут Александр, я отвечаю за…
– Не надо нам рассказывать, за что ты отвечаешь, – сказал вдруг первый. – Вы забирайте своё барахло и идите себе.
– Идите себе, – сказал второй, – а то как бы чего не вышло… знаете…
– Ладно, – сказал я, – нам неприятности не нужны. Мы сейчас соберёмся и уйдём. И копать мы не будем. Мы бы и не собирались копать, но увидели, что тут до нас уже копали. А у нас с этим знаете как строго? Если у нас выяснят, что тут копали, да кто-то без разрешения, знаете, нас накажут. А потом сюда придут и вообще всё выроют, чтоб выяснить, кто копал. Знаете?
Мужики не отреагировали. Они по-прежнему стояли в тех же позах, не закрываясь от света фонарика и не попросив меня его выключить.
– Давайте так: мы прямо сейчас уйдём, только вы нам скажете, кто тут копал. Недавно, да?
Мужики явно замялись. Второй посмотрел куда-то в сторону, потом снова на нас, затем и первый куда-то оглянулся. Было видно, что им неприятности тоже не нужны.
– Вы бы шли, а? – неуверенно сказал второй.
– Двое тут было, парни какие-то, – сказал вдруг первый.
– А как они выглядели? – спросил я.
– Один высокий такой, – сказал первый, – в полосатом был. С громким голосом. Другой – пониже такой, светловолосый. В куртке был. И в очках. Заикается.
– Искали тут что-то, – сказал второй, – да только ничего не нашли. Нечего тут искать. Нету тут ничего.
– Хорошо, – сказал я, – нету так нету. Мы уходим.
Мы с Вербой подняли наши вещи и медленно пошли к берёзам. Мужики, стоявшие у берёз, отошли в сторону посадки, дав нам спокойно уложить вещи в сумки и подойти к машине. Верба всё время держала меня под руку, хотя идти так было труднее. Но заставить её отпустить мою руку я не мог.
Мы загрузили вещи в машину и сели сами. Я завёл мотор и включил фары. В свете фар впереди вдруг показались ещё люди. Они были повсюду, словно здесь было какое-то собрание: они стояли на дороге, возле дороги, на обочине, в поле, возле деревьев, дальше, возле домов и ещё дальше.
Прямо перед машиной, метрах в десяти, сидела на корточках женщина с длинными кучерявыми волосами и кавказскими чертами лица. Несмотря на причёску, я моментально узнал её: это была лысая женщина из моего сна. Она молча смотрела прямо в свет фар и не двигалась. Когда я уже начал соображать, как мне её объехать, она подняла глаза, будто посмотрев на меня, и что-то беззвучно проговорила. Затем встала и отошла в сторону.
Я плавно тронулся с места.
Только когда мы въехали в город и поехали по освещённым улицам, Верба громко выдохнула и сползла по креслу набок.
– С тобой всё в порядке? – спросил я.
– Ага, – кивнула она почти без сил.
– Испугалась?
– Ты видел, сколько их было?
– Да, видел. Я сам немного испугался. Всё, расслабься. Мы уехали оттуда и больше в это место не вернёмся. Главное – мы сумели выяснить то, что нам было нужно.
– А кто эти двое-то? Ну, которые там до нас копали?
– Понятия не имею, – сказал я и припарковал машину под знаком «Стоянка запрещена». Затем достал мобильный и набрал номер Чеги.
– Клёст, – раздался в трубке его голос, – а ты куда делся? Опять уехал, что ли?
– Да… ненадолго. Слушай, я хотел у тебя кое-что спросить. Ты, случайно, не знаешь двух копателей? Один такой высокий, его видели в какой-то полосатой одежде, а второй – маленький, в очках, сильно заикается, его видели в кур…
– Дылда и Заика? – перебил меня Чеги. – Знаю этих двух гавриков, конечно. Они в основном на западе околачиваются. Бродивский котёл копали, Первую мировую немножко. Это люди Влада.
– Кого?
– У тебя со слухом что-то? Или с телефоном? Влада.
– Того самого? Я надеялся, мне послышалось.
– Нет, друг, тебе не послышалось. Того самого Влада, с которым вы своё кольцо всевластия делили.
– Ладно, – грустно сказал я, – спасибо.
– Да не за что. Звони, если что.
Я спрятал трубку и завёл мотор.
– Какие-то проблемы? – спросила Верба.
– Да как тебе сказать… Эти двое, которые тут ковырялись… в общем, они работают на одного… ну, скажем, знакомого…
– А что с ним не так? С этим знакомым?
– Хм… понимаешь… на копе, в общем-то, практически все – любители. Просто люди, которым нравится ковыряться в земле, нравится что-то из неё доставать. Даже мы с Чеги, по большому счёту, – хорошо подкованные любители. Но в этом бизнесе есть и профессионалы.
– И этот твой знакомый – профессионал?
– В общем, да. Он из России, у него штат копателей – человек двадцать, целая сеть реализации и хорошая крыша. И у меня с ним довольно натянутые отношения после одного… инцидента…
– Знаешь, – сказала Верба и спокойно посмотрела за окно, – после этих мужиков в поле, мне кажется, какие-то копатели, с которыми ты что-то не поделил, – это мелочи.
– Ну… – я пожал плечами, – не скажи. Влад – это совсем, совсем другой сорт неприятностей.
Мы припарковались возле гостиницы, и Верба пулей полетела в свой номер, сказав, что ей нужно под горячую воду, чтоб унять дрожь, а я зашёл в свой и включил компьютер. В почтовом ящике был только спам. Я зашёл в аську. Хаим был онлайн.
Crossbill: Hallo, wir sind gleich zurückgekehrt.
Chaim: Hallo, und ich schreibe dir gerade jetzt einen Brief.
Chaim: Wo warst du? Haben Sie die Adresse besucht, die ich gefunden habe?
Crossbill: Ja, wir waren dort. Und haben viel Interessantes gefunden, Hans Brueghel haben wir leider nicht gefunden.
Chaim: Was ist es nun an diese Adresse?
Crossbill: Es ist eine lange Geschichte. Ich würde dir lieber gelegentlich persönlich erzählen.
Chaim: Abgemacht. Und ich habe schon eigentlich beendet. Es gibt gar nichts mehr über deinen Brueghel. Ich werde dir einen detaillierten Bericht erstellen, wo ich war, was ich sah, wen ich traf – glaub mir, ich ging alle Orte um, wo seine Anzeichen sein könnte. Es git nichts mehr. Spurlos verschwunden.
Crossbill: So was könnte man erwarten.
Chaim: Na ja, es gibt einen Moment…
Crossbill: Was für ein?
Chaim: In den Memoiren von Otto Skorzeny fand ich ein paar Zeilen über Brueghel und seine letzte Reise.
Crossbill: Chaim, du spinnst wohl. Ich habe absichtlich die Erinnerungen von Skorzeny ausgelesen – es gibt kein Wort über Brueghel.
Chaim: Das ist, weil du die veröffentlichten Memoiren gelesen hast. Und ich habe eine Kopie des Manuskripts, bevor sie bearbeitet wurde. Da… gibt es Momente…die zu bearbeiten waren.
Chaim: Hier in Deutschland so eine Disko begonnen würde, wenn die Memorien ohne Verkürzungen veröffentlicht waren… und nicht nur in Deutschland. Dort wären auch die Franzosen fröhlich, und die Spanier, und sogar die Briten…
Crossbill: Woher hast du die?..
Chaim: Na, ich habe Bekannten… die alten Freunde des Großvaters…
Chaim: eigentlich, das ist nicht wichtig.
Crossbill: Und was ist da?
Chaim: Skorzeny schreibt, dass Brueghel in die Division eingtratt und ging nach Osten mit nur einem Ziel – sich mit einigen Menschen, die in der Sowjetunion lebten, zu treffen. Was für Menschen die waren und warum Brueghel sich mit denen treffen musste – ist überhaupt nicht klar. Aber Skorzeny erinnert sich, dass es keine Seltenheit war, wenn Brueghel den Einheitsstandort für drei bis fünf Tage verließ, um häufig in eine Art Wüste zu abfahren, manchmal sogar über die Frontlinie – und dann kehrte er zurück. Er berichtete dem Divisionsgefechtsstand über diese Reisen nicht, und eine Art von höherer Leitung hat ihn immer gedeckt. Zufällig war Skorzeny ein Zeuge des Telefonats von Hausser mit dem OKW, offenbar, mit jemandem aus dem «Oberen». Hausser erzählte, dass er nicht zulassen kann, dass die Person aus dem Einheitsstandort die Frontlinie kreuzt und keine Information weder dem Nachrichtendienst noch der Spionageabwehr vermittelt. Dann hat Hausser die Antwort lange zugehört, und ungern etwas beigestimmt.
Crossbill: Und was ist da mit Kamenez?
Chaim: Um diese Zeitpunkt diente Skorzeny schon nicht in «Das Reich». Aber er schreibt, dass Brueghel seit zweiundvierzigte Jahre auf die Information von Reichskommissariat Ukraine gewartet hat. Und schließlich bekam er das. Jemand hat ihm ein Treffen angesetzt. Und gerade zu diesem Treffen mit einem «jemanden» ist Brueghel hingefahren.
Crossbill: Und wer ist dieser «jemand»? Hast du einige Hypothesen?
Chaim: Weisst du, lustig – Skorzeny war mit Hitler gut persönlich bekannt. Aber er hat nicht erfahren, womit Brueghel sich beschäftigt hat, und mit wem er sich getroffen hat. Er schreibt: «Für mich ist eine große Versuchung zu glauben, dass dies ein nächstes totgeborenes Projekt von Führer war, aber am wahrscheinlichsten, war ich einfach nicht würdig, in solche Geheimnisse eingeweiht zu sein».
Chaim: Alles.
Chaim: Was glaubst du, habe ich Hypothesen?
Crossbill: Ich habe auch keine, Chaim. Nun, ich werde die Fäden in der Hand ziehen, vielleicht führen sie mich irgendwohin. Sechzig Jahre sind vergangen – ich hoffe, dass diese Geheimnisse nicht mehr so gespannt geschützt werden .
Написав это, я вспомнил о нашей сегодняшней встрече на копе и содрогнулся. Мы с Хаимом тепло попрощались, договорились созвониться и всё-таки пересечься где-нибудь в ближайшем будущем.
Я сходил в душ, вышел и упал на постель. Надо было проведать Вербу и спросить, как там она. Но было ещё одно дело, которое лучше было закончить сейчас, потому что чем дальше, чем сложнее мне будет набраться смелости.
Я сел за компьютер и добавил Влада в визибль-лист. Он был офлайн, очевидно, сидел в инвизе. Я постучался.
Crossbill:Ты тут?
Vlad2308:Ба, Клёст! Какие люди! Сколько лет, сколько зим!
Crossbill:Как дела?
Vlad2308:Никогда не поверю, что ты постучался, чтобы спросить, как у меня дела. Спорю на сто рублей, что ты пришёл позлорадствовать по поводу того, что снова увёл у меня какой-то артефакт.
Crossbill:Ты проспорил. Сто рублей можешь на мой карточный счёт бросить, он не поменялся.
Crossbill:Я постучался, чтобы кое-что спросить.
Vlad2308:И что же тебе нужно?
Crossbill:Два парня – Дылда и Заика – на тебя работают?
Vlad2308:Ну… есть такие… а что?
Crossbill:Они сейчас в Каменце?
Vlad2308:А они в Каменце?
Crossbill:Ты у меня спрашиваешь? Это же твои люди?!
Влад ответил почти через минуту.
Vlad2308:Клёст, они пропали несколько недель назад.
Crossbill:Что значит «пропали»?
Vlad2308:То и значит. Доложились о проделанной работе, сообщили о ближайших планах и больше на связь не выходили. Мобильники вне зоны, ни с кем из знакомых не связывались.
Crossbill:А чем они занимались? Где они были?
Vlad2308:Ну… не то чтобы я не хотел сразу всё тебе рассказать о моих делах… но пойми меня правильно, пожалуйста…:-Р
Vlad2308:С какой стати мне тебе что-то рассказывать?
Vlad2308:Или ты – мой близкий друг? Или это не ты совсем недавно посылал меня и орал, чтобы я убирался в Россию, к своим медведям и кровавой гебне?.. Как там… «Дякую тоби боже, что я не москаль», да?
Чёрт, пожалуй, я тогда погорячился. Не стоило всего этого Владу говорить, хотя, когда я чувствую свою правоту, а кто-то пытается отобрать мой потом-кровью заработанный кусок хлеба, я могу стать невменяемым.
Crossbill:Влад, это было два года назад.
Vlad2308:А я злопамятный.
Crossbill:Я давно уже не копаю.
Vlad2308:Ага. Конечно. И поэтому ты сейчас сидишь в Каменце и спрашиваешь у меня, не мои ли парни Дылда и Заика, да?
Vlad2308:Давай колись, куда они делись?
Vlad2308:Выкопали что-то ценное и решили дать дёру?
Vlad2308:Ты их перекупил, а?
Vlad2308:Давай, Клёст, рассказывай, я всё равно узнаю.
Crossbill:Я не знаю, Влад.
Crossbill:Я честно не знаю.
Crossbill:Я их даже не видел своими глазами – я приехал вчера в город и за один день уже дважды натыкался на их следы.
Crossbill:Но я боюсь, что с ними могло случиться что-то плохое.
Vlad2308:Насколько плохое?
Crossbill:Чтобы понять это, мне нужны ответы на мои вопросы.
Crossbill:Влад, у меня такое чувство, что я влез куда-то… в какое-то дерьмо, причём по самую шею.
Crossbill:У тебя было когда-нибудь ощущение, что вокруг тебя происходит какой-то сюр?
Crossbill:Как будто ты видишь то, чего не должен видеть.
Crossbill:Словно весь мир сговорился и издевается над тобой…
Влад ответил не сразу.
Vlad2308:Было
Vlad2308:Когда-то давно, когда я был маленьким, я читал одну книжку в библиотеке.
Vlad2308:Мне было лет восемь, мы жили в небольшом посёлке. Родители у меня работали на каком-то местном оборонном заводе, и в доме из книжек были только монографии по квантовой физике. Поэтому, чтобы почитать вечером, я заходил в поселковую библиотеку.
Vlad2308:Я нашёл там одну книжку. Весёлую такую, про какого-то советского школьника, который путешествовал по морям, попал куда-то в Латинскую Америку, в футбол там играл…
Vlad2308:Я приходил каждый день и читал с того места, где вчера остановился.
Vlad2308:И вот однажды я пришёл, хотел взять её с полки – а её там нет. Я просмотрел всю полку, очень внимательно, – книги не было. Я просмотрел все соседние полки, соседние стеллажи, весь раздел детских книжек – нет её! По каталогу проверил…
Vlad2308:И не нашёл.
Vlad2308:Тогда я подошёл к библиотекарше и спросил, где эта книжка, которую я вчера читал. Почему я её найти не могу, кто-то её взял, что ли?
Vlad2308:А библиотекарша мне и отвечает:
Vlad2308:«Нету, мальчик, такой книжки. И НЕ БЫЛО НИКОГДА».
Vlad2308:Вот в эту секунду, Клёст, у меня было именно такое ощущение, как ты сейчас описываешь.
Crossbill:Так что это была за книжка? Что с ней случилось-то?
Vlad2308:А ларчик просто открывался.
Vlad2308:Это была книга «Мой дедушка – памятник» Василия Аксёнова.
Vlad2308:В тот день, когда я последний раз её видел, Аксёнов эмигрировал в США, и всем библиотекам дали команду извлечь его книги из всех фондов.
Vlad2308:Но я об этом уже после развала Союза узнал. А десять лет перед этим жил в сюрреалистическом мире, где вещи могут материализоваться и дематериализоваться прямо у тебя на глазах.
Vlad2308:Ладно, какая разница, я тебе расскажу.
Vlad2308:Если ты пообещаешь мне, что, когда найдёшь этих двоих, дашь мне знать.
Crossbill:Обещаю.
Vlad2308:Какие ответы тебе нужны?
Crossbill:Чем они занимались? Что они тут рыли?
Vlad2308:Я деталей, на самом деле, не знаю. Они работали на Бродивском котле, когда, с пару месяцев назад, у нас появилась новая заказчица.
Crossbill:Что за заказчица?
Vlad2308:Какая-то девчонка из Одессы.
Crossbill:Из Одессы?
Vlad2308:Да, а что? Ты знаешь, кто она?
Crossbill:Возможно.
Crossbill:И что дальше?
Vlad2308:Ей что-то нужно было помочь в Каменце. Они поехали. Что-то там искали. Что-то рыли. Но по их отчётам я так понял, что они практически ничего не нашли.
Vlad2308:Они больше архивы искали какие-то.
Crossbill:Какие архивы?
Vlad2308:Не знаю, Клёст. Они мне должны были подробно отчитаться после возвращения. И вот однажды она к ним приехала. Ребята её встретили, сказали, симпатичная, молоденькая такая. Ну мне было всё равно, она деньги платила, причём авансом.
Vlad2308:Она с ними походила немного. Съездила в Каменец ненадолго. А потом собралась уезжать. Они сказали: сейчас на вокзал её проводим и всё расскажем.
Vlad2308:И всё. Больше они на связь не вышли.
Crossbill:Ты написал «съездила в Каменец». Они что, не в Каменце были? Откуда они последний раз выходили на связь?
Vlad2308:Нет, не в Каменце. В Олыке. Не знаю почему, заказчица эта настаивала, что она будет жить в Олыке. И оттуда уже разъезжали – в Каменец, на коп. Выезжали, я так понял, ненадолго – туда и сразу обратно.
Crossbill:От Олыки до Каменца – неблизкий свет.
Vlad2308:Это по вашим, хохляцким, меркам – неблизкий.
Vlad2308:В вашей крошечной стране сто километров – уже расстояние. А для нас, бешеных собак, десять тысяч вёрст – не крюк, так что я даже не спрашивал, почему в Олыке.
Crossbill:Ясно.
Vlad2308:Найди их, Клёст.
Vlad2308:Они хорошие парни, и мне не хотелось бы, чтоб с ними что-то произошло.
Vlad2308:Если они в беде – помоги им.
Crossbill:Попробую.
Я написал последнее слово и откинулся на спинку кровати. Что ещё я мог написать?
Попробую.
Я постучал в дверь. Раздалось какое-то шуршание, потом приглушённый голос Вербы:
– Кто там?
– Это я, Клёст.
Опять какое-то шуршание, потом что-то грохнулось на пол, раздались тихие ругательства и снова шуршание. Дверь открылась.
На пороге стояла Верба, без косметики, с распущенными волосами и замотанная в одеяло.
– Заходи. – Она повернулась и пошла назад в комнату.
– Да я на секунду. Хотел спросить, как у тебя тут дела. Всё в порядке?
– Да, всё путём.
– Успокоилась?
– Я распарилась как следует. А потом вина напилась.
– Да, пожалуй, это лучшее лекарство. Я думаю, зря я тебя сегодня с собой взял. Надо было тебя в гостинице оставить.
– Да ну… ты же не знал, что нас там целая делегация встречать придёт…
– Да, это точно. Такой встречи я не ожидал. Ну что… – Я осмотрел комнату долгим взглядом и нашёл, что всё действительно в порядке. – …Тогда спокойной ночи.
Я повернулся и сделал пару шагов в сторону своей двери.
– Клёст, – окликнула меня Верба.
– Что?
Я оглянулся. Она стояла, сложив руки на груди и опершись плечом на дверной косяк.
– Послушай. Я нормальная половозрелая женщина из плоти и крови. Ты долго будешь надо мной издеваться?
Я сделал шаг вперёд, схватил её в охапку и впился своими губами ей в губы.
Подобные моменты всегда откладываются в моей памяти какими-то кусками.
Я помню ощущение упругости, которое словно клеится к ладоням и остаётся на них долго после того, как они никого уже не гладят и ничего не касаются.
Я помню большой красивый левый глаз Вербы (куда из моих воспоминаний делся правый глаз?).
И волосы – я помню её волосы повсюду – у неё на плечах, у неё на спине, на подушке, на моём лице.
А потом – бесконечный диалог, из которого остались только какие-то фрагменты…
– С повидлом. И сахарной пудрой присыпанные.
– Треугольные?
– Да, такие вот приблизительно.
– Нет, не видел никогда.
– Потрясающе. Значит, они действительно только с Запорожье были. А я-то была уверена, что в Советском Союзе «романтики» продавались на каждом углу. И что каждый советский ребёнок их должен помнить!
– Нет, не видел никогда. Я, как ты понимаешь, недалеко от Запорожья вырос, но не видел этих «романтик» ни разу. А что ты делала в Запорожье? Ты же коренная одесситка?
– У меня там бабушка жила.
– Нет, я думаю, для писателей, которые писали книги толще пятисот страниц, в аду должна существовать отдельная – эксклюзивная – комната. Они сидят там на жёстких стульях и читают вслух полное собрание сочинений Владимира Ильича Ленина в одном томе, держа его в руках на весу. Вечность.
– Ты жестокий.
– Да, в моём личном аду много таких эксклюзивных комнат.
– А для кого ещё есть?
– Ну, например, для тех, кто что-то сверлит по утрам в выходные дни. У них в аду отдельная комната, где им сверлят механической дрелью головы. Целую вечность.
– Кстати, они же в своём опросе выяснили, что у среднего жителя Земли в жизни бывает десять с половиной половых партнёров.
– Сколько?
– Десять с половиной.
– Здорово. А я никогда не занималась сексом с половиной партнёра. А ты когда-нибудь занимался сексом с половиной партнёра?
– Нет, я тоже нет.
– Надо у знакомых поспрашивать. Может, у кого было в опыте? Очень интересно, каково оно – трахаться с половиной партнёра…
– А у тебя какое слово самое любимое?
– В каком языке?
– А что, у тебя в каждом языке своё любимое слово? В русском давай.
– Ну… наверное, «заподлицо». Это как бы такое западло, но вот не какое-то там вселенское западло, а такое ма-а-аленькое западло, западлецо такое.
– Да, прикольное слово. А ещё в каких языках у тебя есть любимые?
– В английском есть.
– И что это за слово?
– Вентрилоквист.
– Как?
– Вентрилоквист.
– И что оно значит?
– Ну это вариация поговорки «Всё хорошо, что хорошо кончается».
– И какая?
– «Все хороши, кто хорошо кончает».
– Да, ничего. Я бы ещё так сказал: «Всё хорошо, где кто-то с кем-то в конце переспал».
Я проснулся около восьми утра, довольно рано, учитывая, каким долгим и насыщенным оказался вчерашний вечер. Солнце поднималось над горизонтом в небо без единой тучки и тёмного пятнышка. Верба спала, подоткнув под себя подушку и ровно сопя носом, очень смешно отворачиваясь от солнечных лучей, когда блики падали ей на лицо.
Я сходил в душ, а потом к себе в номер, чтобы переодеться. Когда я вернулся, Верба уже проснулась и лежала на постели вполоборота, подложив руку под голову.
– Ну, что мы делаем дальше?
– Дальше мы разделимся, – сказал я. – География поисков за последние сутки слишком усложнилась. Я поеду в Пилипец и найду этого деда. А ты поедешь в Олыку.
– Куда?
– Олыка. Небольшой посёлок между Ровно и Луцком.
– А чем стереть след от стирательной резинки, не подскажешь?
– Что?
– Забудь. Так что там, в Олыке?
– Средневековый замок, переделанный в дурдом. Больше ничего там не знаю.
– А что мне там делать?
– В общем, есть основания думать, что там жила Русалка, но где именно – непонятно. Так что попробуй просто собрать информацию. Пройдись по ней, найди какую-нибудь местную власть, узнай, где находятся местные архивы. Если там есть какие-нибудь гостиницы – посети все. Присмотрись, можно ли как-то выудить информацию о посетителях. Если что – звони.
– Ясно, – кивнула она.
– Тут до Ровно или Луцка должны ходить какие-нибудь автобусы, а там – маршруткой или возьми такси. Вечером я тебя заберу оттуда, как закончу в Пилипце.
– Если закончишь, – предусмотрительно сказала Верба.
– Если будут какие-то трудности, я тебе позвоню.
– А если ты будешь вне зоны? Это же Карпаты…
– Давай так, если до шести вечера я тебе не позвоню и на звонки не буду откликаться, лови машину обратно до Каменца. Вот деньги. – Я положил деньги на столик возле постели и пошёл к двери, проверяя карманы.
– А что, ты со мной не позавтракаешь? – разочарованно спросила Верба.
Я обернулся. Она привстала на постели и трогательно смотрела на меня ожидающим взглядом, закусив губу.
– Позавтракаю, – кивнул я, – вымогательница. Только вставай быстрее и иди умывайся, а то завтрак в гостинице скоро закончится.
Я выехал из города около девяти. Дорога была влажной, но в целом нормальной, и погода стояла отличная. Я разогнался – мне предстояло проделать за сегодняшний день не меньше тысячи километров и позволить себе вальяжности я не мог.
До Хмельницкого время пролетело незаметно. Я выехал возле аэропорта обратно на Е50, с которой съехал по дороге сюда и продолжил движение по ней дальше на запад. Солнце после Хмельницкого переместилось с правой стороны машины на левую и всерьёз взялось за меня: казалось, оно двигалось по небу точно за моей машиной, припекая левую сторону тела и заставляя щуриться, даже солнцезащитные очки не спасали. Дорога всё время виляла то вправо, то влево, но почти не шла через населённые пункты с ограничениями скорости и неизменными гаишниками в кустах. Я доехал до Тернополя, объехал центр города по окружной дороге и продолжил путь дальше на запад.
Рельеф постепенно менялся. Неуверенные подольские лесополосы плавно превращались в бурную прикарпатскую поросль. Вокруг начинались холмы, которые с каждым километром всё больше и больше напоминали горы, а впереди передо мной постепенно вставала шириной во весь горизонт зелёная стена Карпат.
Я проехал Рогатин, затем Стрый и оказался окружён горами со всех сторон.
Дорога шла между двумя огромными хребтами, но для горной дороги была на удивление прямой. Вокруг был бесконечный карпатский лес, время от времени разбавляемый большими опушками, всё ещё зелёными долинами и уже заснеженными шапками гор вдалеке. Солнце то скрывалось за полонинами, то снова выныривало из-за леса, оживляя мой путь. В обе стороны по трассе ползли фуры, и иногда приходилось ползти вслед за ними по несколько километров, пока не появится возможность обгона.
За Тухолькой дорога раздваивалась, но я переборол в себе желание срезать, потому что на карте не было видно, есть ли вообще на короткой дороге проезд по Средневерецкому перевалу. Я поехал в объезд по Е50, и за Нижними Воротами съехал с трассы. За Воловцом дорога испортилась окончательно, и приходилось тщательно рассматривать дорожное покрытие перед машиной, перед тем как решать, по какой обочине объезжать очередную яму. В конце концов впереди появился аккуратный знак «Пилипець». Я был на месте. Посмотрел на часы – начало второго. Неплохо, учитывая качество украинских дорог.
Доехав до ближайшего магазина, я припарковал машину и остановил какого-то местного жителя:
– Простите, не подскажете мне, где здесь дом номер 404?
– Тут нету такого дома, – ответил он мне.
