— Ма, дай поесть! Я на зорьку опаздываю! — еще не установившимся басом заявил Антон.

Шура снизу вверх поглядела на парня.

— Успеешь, не уплывут твои лещи. Выловишь…

Антон, около двух метров ростом широкоплечий, со светлым пушком над верхней губой, оставался совсем ребенком. Шура улыбнулась на обиженные детские нотки в голосе Антона и сняла с плиты огромную сковороду с картошкой, Жареный лещ, выловленный вчера, уже красовался на блюде.

— Ма, а мяса нет? Рыба надоела, — проворчал Антон, усаживаясь за стол и с трудом пристраивая между столешницей и полом свои коленки. Кроссовки сорок шестого размера неуклюже просунулись с другой стороны стола.

— Зачем ловишь рыбу, если не, ешь? — заметила Шура, но достала из холодильника батон копченой колбасы и нарезала крупными кругами.

— Спасибо, ма, — поблагодарил Антон, уже успев набить рот.

— Руки не мыл? После навозной кучи с червяками прямо за стол! — покачала головой Шура.

— Я мыл, ма… Только сразу их не отмоешь, а времени нет.

Антон говорил с волжским оканьем. Шуру, за столько лет отвыкшую от местного говора, речь парня смешила.

Дожевывая на ходу, Антон выскочил из-за стола, вышел на крыльцо, схватил удилища, весла и бегом вниз. Через минуту на крыльце появилась Шура с соломенной шляпой в руках.

— Сынок! Башку напечет! Шапку забыл! — крикнула она вдогонку. Но Антон уже ловко вскочил в «Казанку», отпихнулся веслом и крутанул шнурком движок.

— Не напечет! — услышала" Шура сквозь рычащее бульканье работающего на холостом ходу мотора.

Антон включил передачу, «Вихрь» взвыл, задрал нос лодки, и «Казанка» понеслась прямо на огненный шар восходящего солнца. Шура хотела вернуться в дом, но залюбовалась на розовый снег цветущих яблонь. Небольшой, но добротный, строенный своими руками, а если точнее — руками Алексея, домик утопал в цветущем саду. Груши еще не вошли в цвет, зато вокруг яблонь, смороды и крыжовника вовсю вились пчелы. В саду стоял мерный гул. Шура взглянула на Волгу.

Возле пристани осталось и растекалось по воде облачко голубого дымка от уплывшей лодки. Протяжный пилящий звук медленно растворялся, как растворилась в тумане и сама лодка.

«Под остров поплыл», — подумала Шура.

Антон был ее слабостью. Шура души не чаяла в парне. Обычно симпатии родителей остаются за младшими. «До чего ж они разные, — размышляла Шура, выдергивая молодую крапиву возле малины. — Младший, Вася, хитрован, с ленцой. Вот и сейчас, Антон на реке, а Вася спит. И еще долго будет спать. Хорошо, если проснется к ее возвращению. Но Вася нежный, умеет подластиться».

Ребята сразу стали звать Шуру мамой. За два года, что они не видели родную мать, мальчишки ее подзабыли. Алексей не скрывал от сыновей, что Шура его вторая жена.

— Бывают просто матери, а бывают настоящие, — сказал он мальчикам, когда пошел третий год их совместной жизни.

Так и повелось: настоящая мать — Шура.

Всю нерастраченную женскую щедрость, отпущенную Богом женщине на материнство, она отдала им. Понемногу чувство страха и тревоги Шуру отпустило. Только изредка, по ночам, когда Алексей уезжал в свои поездки, сердце вдруг сжималось.

Шура вернулась в дом, открыла шкаф в спальне и переоделась в брюки и мужскую рубашку. Она любила ездить в город в мужских рубашках. Алексей над этой причудой посмеивался, но из каждой поездки привозил по сорочке, всегда нового фасона и цвета. В большой ванной комнате Шура подкрасилась возле зеркала.

Пес Стенька два дня как удрал, видно, появилась в округе заинтересованная в кобелином внимании сучка. Шура вылила из миски застоявшийся суп и открыла гараж. Антон вчера отмыл машину Отмыл до медицинской стерильности. Пропылесосил салон, вынул и помыл резиновые коврики. Старенький «Жигуленок» сверкал, как новенький. Когда мужа нет, Шура могла не волноваться: сын все проверит, зальет бензин, подкачает колеса. Если Алексей дома, мужики колдуют в гараже вдвоем.

Четырнадцатилетний Вася, на удивление родителей, к машине никакого интереса не испытывал. Даже кататься не очень любил. Антон же давно сидел за рулем как заправский шофер. Теперь, когда ему стукнуло шестнадцать, можно получать права — и еще один водитель в доме.

По воскресеньям Шура ездила в город на рынок. Алексей терпеливо обучал ее водить машину. Сперва не получалось. Она тупо жала на газ вместо тормоза, жгла сцепление. Машина в ее руках дергалась, как старый паралитик. Но Алексей не ругался, а ежедневно часа два терпел, сидя рядом. Поехала Шура как-то сразу. Теперь она водила нормально, но осторожно, старалась без нужды не обгонять.

Шура открыла окно, вдоль дороги над полями журчали жаворонки Перепелки перебегали почти под колесами. Шура старалась не жать, чтобы не давить живность. Весной птицы и мелкие зверюшки теряют голову… Когда-то в юности от весны и она шалела. Теперь стала встречать ее со спокойной радостью. Ликовать Шура боялась, чтобы не спугнуть, как она считала, незаслуженное счастье.

Шура затормозила перед «Волгой». Несколько машин дремали возле автоматического шлагбаума. Шура заглушила мотор. Звон жаворонков заполнил кабину, ударил в уши.

Казалось, все небо звенит и переливается птичьей радостью. Издали нарастал новый шум.

Тяжелый грузовой состав нес сотню вагонов, жуткой тяжестью наваливаясь на степь. Сначала железный грохот съел звон жаворонков, потом тяжелым рокотом металлических соединений покрыл всю степь. Казалось, нет конца этой рокочущей махине. Но вот пробежали по стыкам колеса последнего вагона и грохот стал удаляться, переходя в перестук, затем снова выплыла с неба песня жаворонков. Шлагбаум открылся, и даже как-то жалко было нарушать эту звенящую птицами тишину шумом двигателя.

Шура, перед тем как отправиться на рынок, заехала на почту. Адреса своего она никому не давала, но сообщила родителям адрес местного Главпочтамта. Любые дела в городе Шура начинала с окошка «до востребования». Девушка подала ей конверт. В конверте оказалась странная квитанция или какой-то чек. Шура спросила: не ошибка ли это? Девушка полистала карточки с абонементами. Однофамильцев с одинаковыми именами в картотеке не нашла.

Шура сунула конверт в сумку, решила, что дождется Алексея. Возможно, он разберется. Покупала в городе Шура по списку. Если делаешь покупки раз в неделю — многого не упомнишь. Перед тем как вырулить с почтовой стоянки, Шура проглядела список и еще раз осмотрела конверт и квитанцию. Внизу стоял телефон для справок. Шура зашла в автомат и набрала номер.

— Слушаю, — ответил женский голос.

Шура объяснила, что не понимает смысла бумаги.

— У вас машина «Жигули»? — спросил женский голос.

— Да, — ответила Шура, по-прежнему не понимая, о чем речь.

— Подождите у телефона.

Пожилой мужчина с собачкой стал проявлять у автомата признаки нетерпения. Длинная собачка на коротких лапах уселась, показав пузо с сосками и тонкий розовый язык. Собачка тяжело дышала. Весеннее солнце припекало по-летнему. «Что же будет днем, если утром такая жара», — подумала Шура…

— Тут непонятно, — прорезался женский голос. — Ваш муж или вы заказывали деталь в нашей мастерской?

— Я — точно не заказывала, — ответила Шура.

— Не могли бы вы к нам подъехать? На месте разберемся…

Шура записала адрес и уже четверть часа крутилась по окраинам. Маленькая мастерская, скорее небольшой оптовый склад автомобильных запасных частей, притулился сбоку бывшего клуба. Теперь клуб арендовал банк, а маленькую комнатку с отдельным входом занимала фирма, отправившая квиток. Возле клуба Шура заметила несколько машин. Кроме «Жигулей» пожарным цветом лупила в глаза маленькая иномарка.

В фирме Шуре минут двадцать морочили голову. Выходил то один работник, то другой.

Так и не найдя концов и ни в чем не разобравшись, Шура подрулила к рынку.

«Какая-то чертовщина», — подумала она, вновь принимаясь за изучение списка. Квиток в фирме забрали. Сказали, сами еще раз все проверят…

Покупки Шура сперва сделала самые скучные — крупы, вермишель, ящик зеленого горошка. Рынок состоял из коммерческих киосков, маленьких магазинчиков, разных павильонов. Теперь рынок совсем не такой, как в Шуриной молодости. Тогда было все просто.

Ряды с молоком, ряды с мясом и ряды с овощами… В деревенской юности Шуре доводилось бывать на Калининском рынке, но не в качестве покупателя, а продавцом. Осенью, когда резали кабанчиков, или весной с телятиной.

Овощи и молоко в деревне свои… Картоху Шурино семейство не продавало. Самим надо и скотине. Скотину кормили и хлебом. По деньгам это был самый выгодный корм. Но хлеб в Селище привозили не всегда…

У Шуры от приездов на рынок осталась в памяти маета. Пока обойдешь все рыночное начальство, пока получишь нужные справки — половины кабанчика нет… Взятки с крестьян брали натурой. Теперь Шура бродила по другому рынку. Что рынок? Вокруг другая страна.

В одном месте цены одни, а там — вполовину.

Шура умела экономно делать запасы. Крестьянская смекалка, затыренная городской жизнью в дальний мозговой отсек, теперь пригодилась…

Толкаясь в торговой суете, унося закупленное частями в машину, Шура забыла странную фирму и квиток на ее имя. Половину покупок Шура совершила, осталась нижняя часть списка… Кофе в зернах, гостинцы для ребят, немного косметики для себя и в конце самое приятное — рассада цветов. Шура искала корень розового пиона… В пустом магазинчике, где торговали дорогими напитками и разными сортами кофе, Шура приметила парня в кожаной куртке. «Как ему не жарко», — подумала Шура. Подумала и забыла. Она выбрала для Алексея красивую бутылку финской водки.

Алексей, приехав из командировки, любил выпить рюмку ледяной водки. Потом, возле кондитерского лотка, она опять заметила «кожаного» парня. В груди защемило. «Началось», — шевельнулась мысль. Шура ждала каждый день. Иногда забывала, иногда казалось, раз прошло столько времени, теперь чего? Но это снаружи. А внутри всегда ждала. Неужели сейчас, когда в жизни сложилось простое бабье счастье, ее достанут?

Шура не думала о формах расплаты: суд, тюрьма или, по новой моде, ей просто оторвут голову. В конкретную форму Шура свою расплату не облекала. Ее ждет нечто ужасное и все…

Шура плюнула на корень пиона и на косметику. Петляя между палаток, выбежала на стоянку. «Жигуленок» завелся и прыгнул. Прыгнул и заглох, как в первые дни учебной езды.

Шура собралась, мягко отпустила сцепление.

Выезжала, поглядывая в заднее стекло. Вроде никого… Может быть, показалось… Подумаешь, парень в коже прошелся немного. Понравилась.

Решил приклеиться… Она еще баба не старая.

А в брючках, при марафете, за тридцатилетнюю сойдет. «Зачем сразу ужасы придумывать?» — успокаивала себя Шура. Но сама не верила. Вела машину нервно, спешила. Если за мной до переезда никого — газану домой. Если что замечу, направо к парому… Обогнала грузовик, «Москвич» с прицепом. Вот и пост ГАИ.

Притормозила, проверила ремни. Скорость сорок — гаишник отвернулся. Старенькие «Жигули» его не интересовали. На дороге полно «Мерседесов» и «девяток». В них крутые ребята. С крутых и зелененькую можно взять…

Миновала переезд. Шлагбаум открыт. Повезло. Посмотрела в зеркало — никого. Скорее домой. Нажала до сотни. Больше боялась, и Алексей не велел — машина не новая. Отлетит колесо и привет… Поднялась на холм, до дому километров пять. С такой скоростью две минуты. Снова поглядела в зеркало. На холме маленькая красная точка. Посмотрю еще раз.

Что это? Она идет под сотню, а точка увеличивается так, будто ее «Жигуленок» стоит. Вот машина уже сзади. «Где-то я ее видела», — вспомнила Шура. Красная машина пошла на обгон и вдруг резко вправо.

Шура ударила по тормозам. Остановились вместе. У красной иномарки след от ее бампера. Не очень сильный, но вполне заметный.

Не сомневалась, что из машины выйдет парень в коже. Но вышел совсем другой человек, плотный немолодой мужчина, стриженный с затылка.

— Вот, — сказал он грустно, — Попортила мне товарный вид. Что с тобой делать? Знаешь, какой это редкий цвет? Придется из Японии краску выписывать.

— Вы сами виноваты! Подрезали… Так не обгоняют, — сказала Шура, думая, где она видела эту машину… Конечно, возле злополучной фирмы.

— Сколько я должна? — спросила Шура, понимая, что дело теперь вовсе не в аварии.

— Я женщину грабить не собираюсь. Давай все по закону. Приедет ГАИ, выпишет справку. Со справкой я обращусь в автосервис. Там ущерб оценят, тогда и разберемся… — Мужчина заложил руки в карманы и снова грустно посмотрел на Шуру.

— Откуда тут ГАИ возьмется? Так до ночи и простоим, — сказала Шура.

— Зачем до ночи… Вон, уже едут…

Шура поглядела на дорогу. С холма, как но мановению волшебной палочки, мигая синими огоньками, спускалась «девятка» ГАИ. Рядом с инспектором сидел парень в коже. Инспектор составил акт на удивление быстро. Шуре пришлось написать свой домашний адрес и расписаться.

— До встречи, — сказал грустный человек со стриженым затылком, сел в свою машину и, мастерски развернувшись, помчался в сторону города. Машина автоинспекции последовала за ним.

Шура приехала домой бледная и расстроенная. Она даже не смогла сделать вид, что радуется двухкилограммовым лещам, отловленным на зорьке Антоном и уже отскобленным и выпотрошенным. Вася помогал Шуре выгружать покупки. Этот процесс он очень любил, поскольку мог первым получить гостинец.

Шура спешила приготовить обед. Сегодня вечером Алексей должен вернуться из своей поездки. Все валилось из рук. Счищая кожуру с картошки, Шура порезалась. Пришлось залепить палец пластырем.

— Я сегодня сделала аварию, — сообщила Шура мальчикам. Антон тут же побежал в гараж.

— Ничего не заметно, — удивился он, вернувшись.

— У меня не заметно, а на японской иномарке краска содрана.

— Как получилось? — допытывался Антон.

Шура что-то буркнула. Мальчик понял, что лучше под руку не попадаться, и ушел в сад.

Вася уселся смотреть детектив по телевизору.

«Если Алексей не приедет, я этой ночью одна оставаться боюсь», — поняла Шура. Все, что произошло сегодня, произошло не случайно.

Они специально прислали дурацкую открытку, чтобы я проявилась…

— Какая же я дура! — ругала себя Шура, кромсая овощи в салат. — Попалась, как школьница… Они хотели узнать, где я живу.

Вот и узнали. Теперь жди гостей… Надо молить Бога, чтобы Алексей не задержался!

И вдруг Шура осознала: придется все рассказать Алексею. Рассказать, что она натворила той ночью, открыть свое подлинное лицо.

Как отнесется Алексей, узнав, что живет с женщиной, способной на такое.

— Ма, суп бежит, — баском предупредил Антон, проходя мимо кухни.

Шура стояла возле плиты и не видела. Она выключила газ, взяла тряпку, принялась мыть плиту, да так и застыла с тряпкой в руках.

«Возьмет и прогонит, — думала Шура, — и правильно сделает. Так мне и надо. За все в жизни приходится платить. Пропеть решила, как птичка». Шура не могла заниматься стряпней. Она пошла в спальню, улеглась в халате на диван и лежала, не шевелясь. За окном стемнело. Несколько раз заглядывали мальчики, но, решив, что мать спит, на цыпочках уходили.

Залаял Стенька. «Жрать захотел, прибежал», — улыбнулась Шура. Стеньку подобрал Антон в городе. Они все вместе обедали в кафе «Стенька Разин». На улице за ними увязался щенок. Увязался до машины. Когда открыли дверцу, он прыгнул назад и затих на полу.

Шура хотела выгнать щенка — больно уж неказист. Уши висели, как у ослика. В спутанной шерсти угадывался блошиный рай. Но Антон сказал: «Он наш гость. Как можно прогнать гостя?» Так появился Стенька.

Лай становился все громче, потом перешел в радостный визг. «Алексей приехал, — поняла Шура. — Будь что будет», — сказала она сама себе и пошла встречать мужа. Обняв жену, Алексей заглянул в заплаканные глаза Шуры, отстранил ее от себя, еще раз внимательно посмотрел и спросил:

— Сашка, что у нас стряслось-приключилось?

— Папань, ма аварию сделала, — пробасил Антон. — Папань, ерунда… На нашей машине ничего не видать… Зря она переживает.

— Не ушиблась? — спросил Алексей, сразу направляясь в ванную. — Аида со мной, пока буду пыль отмывать, расскажешь. Заодно спину потрешь…

Выслушав всю историю, Алексей раздумчиво сказал, намылив бок:

— Я всегда знал, что ты в молодости чего-то натворила. Не хотел лезть с расспросами.

Помнишь, я тебе еще в поезде сказал: захочешь, расскажешь…

— Что же теперь делать? — спросила Шура, вытирая мускулистую спину мужа.

— Я тебя почти десять дней не видел, а ты спрашиваешь, что делать? Иди ко мне…

— Нехорошо, парни не спят, — не очень уверенно возразила Шура.

— Очень даже хорошо, — перебил Алексей. Снял с жены халат, взял за локти и поставил в ванную. Шура почувствовала, что земля уходит из-под ног, и она летит, нарушая все законы земного притяжения. Шура терлась щекой о светлую шерсть на груди Алексея, и все тревоги и заботы покинули ее. В этот момент Шура никого на свете не боялась. Вода из теплой перешла в прохладную, затем в ледяную.

Электрический бойлер израсходовал весь свой запас, но Шуре было жарко.

Алексей с удовольствием выпил рюмку ледяной водки, поклевал салат, от супа отказался — по дороге закусил.

В спальне Шура спросила:

— Тебе не противно спать с такой гадиной?

— Тебя обидели, ты отомстила… Плохо, если это коснулось ни в чем не повинных людей. Если их судьба не нарушилась, можешь спать спокойно.

— Но вся эта история с красной машиной?

— Поживем-увидим… Тебя подставили бандитским приемом. Прием известен. Чаще всего его применяют, чтобы потом тянуть деньги. Но здесь, похоже, что-то другое. Подождем, скоро сами скажут, что им надо. Дело может касаться совсем не тебя.

— Ты о чем? — не поняла Шура.

— Время покажет. Давай спать.

Перед сном Шура вынесла миску с супом Стеньке. Алексей уже посапывал, подложив ладонь под щеку. «Намаялся мужик», — пожалела мужа Шура, выключая свет маленькой лампочки возле постели. Шура заснуть не могла. Она лежала и прислушивалась. По Волге плыл туристический. Тихий гул двигателя забивала музыка, туристы веселились. Пароход проплыл, и все стихло.

Только плеск подмятой пароходом массы воды с шелестом накатывал на берег. В поселке залаяла собака. Стенька два раза гавкнул, нехотя исполнив работу по собачьей солидарности. Стеньку Шура посадила на цепь.

Пес был так поглощен ужином, что даже не обратил внимания на этот ущерб собачьей свободе. Стенька вырос неплохим сторожем.

Только природный кобелиный зов иногда перевешивал чувство долга. Тогда пес смывался. Возвращался грязный, голодный, с драными боками, но удовлетворенный. После таких отлучек, чувствуя вину, Стенька долго не покидал будку. Шура привязала собаку, потому что боялась.. Она "боялась непрошеных гостей.

Камень с души свалился. Теперь Алексей знал ее тайну. Узнал и не удивился… «Воспринял, как обыкновенное житейское дело», — подумала Шура с нежностью. Но еще больше затревожилась… Ее поступок ставит под удар семью.

Шура вспоминала слова мужа: «Дело может касаться совсем не тебя». Что он имел в виду?

О работе Алексея Шура знала очень немного.

Алексей последние два года зарабатывал хорошо. До этого ему пришлось работать механиком в колхозной мастерской. Отрабатывать халупу, которую им поначалу выделил председатель. Потом Алексей на месте халупы выстроил дом. Работал по двадцать часов в День.

Днем на колхоз, вечером на стройматериалы.

Для стройки вылавливал каждую свободную минуту. Пришла демократия, и колхоз развалился. Алексей получил свободу. Теперь каждый сам по себе. Алексей устроился на фирму.

Возил с напарником стройматериалы. Часто бывал даже в Москве. Представить себе, что люди, связанные с Алексеем, доставали его таким странным путем, невозможно…

Шура прислушалась. Стенька глухо зарычал. Шура надела тапочки и тихонько подошла к окну. Круглая нахальная лунища залила своим утробным светом весь сад. На степь садился туман. В поселке вокруг фонаря стоял мутный шар. «Завтра будет еще жарче», — отметила про себя Шура. Стенька снова зарычал.

Шура увидела, как собака натянула цепь, сделав стойку в сторону калитки. Шерсть на загривке пса приподнялась. Шура не видела, но знала, что пасть собаки приоткрыта, и желтоватые молодые клыки угрожающе поблескивают.

Шура, напрягая зрение, всматривалась в темноту. На столбе у калитки что-то сверкнуло. Шура не сводила глаз с этого места и, наконец, разглядела два наглых кошачьих глаза.

Черный кот из поселка часто по ночам приходил проверить Стенькину миску. Кота кормили плохо, и он искал на стороне.

Дом Шуры и Алексея стоял на отшибе. До поселка метров пятьсот. Раньше здесь в халупе спивался одноглазый Михеич — одинокий дед, прошедший войну и загубивший себя зеленым змием в самые переменные времена.

Семья Шуры Михеича в живых не застала. Но, получив у председателя его халупу под жилье, Шура, расчищая холостяцкое логово старого пьяницы, по худому наследству почувствовала одинокую нехитрую жизнь. Единственное, что сохранила Шура из вещей: образ Николая Угодника и две медали за военную доблесть.

Икону Шура не повесила. Потемневший святой напоминал о грехе. Доску она завернула в чистое полотенце и спрятала вместе с наградами. Остальное барахло для дальнейшей жизни интереса не представляло. Чайник распаялся и подтекал. Гардероб хозяина и на помойке мог скомпрометировать любого бомжа. Драную телогрейку с солдатскими портками и засаленной ушанкой Шура сожгла на костре.

Консервные банки, в основном от кильки в томате, они с Алексеем закопали. Иногда попадались банки от шпрот. Видно, Михеича угощали соседские забулдыги по праздникам. В ту же яму пошла жестяная коробка с катушкой подгнивших ниток, двумя ржавыми иглами и пузырьками от махорки. Бутылки Михеич сдавал и тем облегчил труд Шуре. Икону и медали Шура хранила из уважения. Да еще на случай, если найдется кто из родни…

Шура постояла у окна. Стенька успокоился и, покрутившись на месте, гремя цепью, калачом свернулся у будки. По шоссе проурчала машина. Шура осторожно юркнула под одеяло и через минуту заснула.

Утро началось в домашнем кружении.

Мальчики ушли в школу. Алексей искрил сваркой возле теплицы. Он никак не успевал ее закончить. Шура рыхлила землю вокруг двух прошлогодних яблонек и с жалостью поглядывала на пустое лысое место, куда собиралась посадить пион. «Не купила, теперь жара — сажать поздно», — думала она.

И опять вспомнилась поездка на рынок.

Антон пришел из школы хмурый. Бросил в доме свою сумку, буркнул, что есть не хочет, и спустился к реке. Шура никогда сама не спрашивала у ребят о происшествиях в их мальчишеской жизни, захотят — расскажут.

С Волги донеслось нестройное мужское пение. Певцы никак не могли уложить вместе ритм и мелодию.

"Рановато начали праздновать… День Победы еще через три дня, — улыбнулась Шура.

Шипенье сварки заглушило песню. — Пора собирать обед", — решила она и направилась мыть руки.

Антон с выпученными глазами что-то кричал отцу. Тот, поглощенный сваркой, не слышал. Антон запыхался, он только прибежал с речки. Алексей потушил горелку, и сразу со стороны Волги донеслись истошные крики.

— Па, там лодка перевернулась, мужики тонут. — Алексей с Антоном, схватив багор и весла, скатились к пристани. Рычанье «Вихря» заглушили крики. Шура побежала за ними.

Когда спустилась к мосткам, «Казанка» уже летела к середине реки.

Шура села на скамейку у мостков и стала ждать. Река сверкала на солнце, и она из-под ладошки видела возню темных точек недалеко от бакена. Женщина не стала надевать часы, чтобы не портить их во время садовой работы, и теперь не знала точного времени. Боялась, как бы не пошла «Ракета». Рейсовый катер на подводных крыльях еще продолжал курсировать два раза в день, хотя пассажиров становилось все меньше — цена отпугивала. Шура принялась вычислять время. Антон пришел минут двадцать назад. Сегодня вторник, он учится до двух. Почему Вася не пришел?

У младшего уроки кончаются на час раньше…

Но сейчас она волновалась за Антона и Алексея и о Васе не думала.

Плавают оба хорошо, но, вылавливая пьяниц, могут не заметить «Ракету». Она проходит здесь без пятнадцати три. Вот блестящий клинок вынырнул из-за поворота и, поднимая пенный хвост, помчался по фарватеру. Шура замерла и сжала побелевшими руками кругляк перил мостка. Капитан заметил неладное. Истошно завыла сирена, судно упало с крыльев на брюхо и, замедлив ход, к бакену подплыло тихо, по инерции. Двигатель пыхтел и заглушал голоса.

Медленно пройдя за бакен, «Ракета» вновь, высовывая лапы крыльев, помчалась дальше. Вот и вой «Вихря». «Казанка» коснулась причала.

Трое мужиков, мокрых, с тупыми безразличными лицами, сидели в лодке. Четвертый — в синей облезлой рубахе — лежал на лавке, задрав острый кадык. Алексей рывками давил ему на грудь. Причалив, Антон стал помогать отцу.

Шура поняла, что мужик нахлебался, но пока она думала, чем помочь, тот пустил воду и ошалело открыл глаза.

— Они с того берега, придется отвезти. Их лодка на дне, — сообщил Алексей и добавил:

— Горе-рыбачки!

Шура не хотела оставаться дома одна и тоже уселась в лодку. С ветерком пересекли реку. Мужики молча вылезли, угрюмо поблагодарили и поплелись вверх по тропинке в свою деревню.

— Давайте, спасатели, к дому, — забеспокоилась Шура. — Васька придет из шкоды голодный.

— Не придет, — мрачно сказал Антон.

— Как, не придет? Он с утра не емши! — Когда Шура начинала волноваться, из нее выскакивали деревенские словечки.

— Он больше вообще не придет, — добавил Антон и отвернулся.

— Что? — не понял Алексей. — Ты о чем, сынок?

— Васька уехал с матерью. Соблазнился…

— Какой матерью?! Что ты несешь? — крикнула Шура.

— Не голоси. А ты, Антон, рассказывай все. — Голос Алексея задрожал. Но он сделал над собой усилие и веслом отпихнул «Казанку» от берега.

— К школе целая делегация заявилась. На двух машинах — новой «Волге» и красной «Мицубиси». Нас ребята вызвали. Перемена началась. Дамочка модная, духами от нее… Сказала, что она наша мать. Фото своей квартиры и дачи показывала. Говорила, что богатая. Обещала, что будем как сыр в масле… Компьютеры обещала. Мне машину. Ну, чего рассказывать? Васька с ней укатил. Вот и все. , — Понятно, — тихо сказал Алексей и дернул шнурок двигателя. — Я же говорил, что красная машинка по мою душу… — Но Алексея заглушил движок. С реки их домик казался игрушечным кубиком. Крыша тонула в розовом тумане цветущих яблонь. Тихая Волга ясно отражала берег вместе с садом и домом.

На причале стоял Стенька и надрывно гавкал в сторону лодки. Шура глядела на берег и ничего не видела. Потом вскрикнула, плечи затряслись. Она плакала, а глаза оставались сухими.

— Не надо, ма! — сказал Антон и положил Шуре на плечо свою огромную пятерню.