Глава 7
Ибрагим растянул рот в улыбке, походившей на гримасу. Лицо стало неприятным, почти отталкивающим.
— Значит, хотите пять граммов — прекрасно, но пять граммов обойдутся вам в семьдесят кусков. Где деньги? Что-то я их не вижу.
Ванесса, прикрытая до подбородка одеялом, отозвалась с кровати:
— Минуту, приятель! Мы тебя когда-нибудь подставляли? Нет, ты скажи? Молчишь? Тогда перестань корчить из себя делягу: много хочешь — мало получаешь!
Чаро подошла к иранцу и отчаянно вцепилась ему в руку.
— Мы всегда поступали с тобой по совести, Ибрагим. С чего ты вдруг на нас взъелся?
— Времена изменились. Никому нельзя верить на слово. Жизнь стала тяжелее. На дворе кризис. Я понятно объясняю?
Чаро возмущенно фыркнула и принялась перебирать одежду, брошенную на стуле.
— Где деньги, Ванесса? Они лежали тут… Куда ты их сунула?
— Пристала, как банный лист. Оставь меня в покое. Не видишь, мне плохо!
Чаро закричала:
— У нас оставались две пятитысячные купюры! Они лежали на этом самом месте!
— Пошла к дьяволу-у-у! Откуда мне знать, куда они подевались?
— А я тебе говорю, были… Десять тысяч песет, веришь? — Она повернулась к Ибрагиму. — Но…
Ибрагим стоял с невозмутимым, точно у истукана, лицом.
— Десять тысяч? Этого мало. Скажем, двадцать, нет, двадцать пять тысяч. — Он немного помолчал: — Мне нужен задаток.
Ванесса накрыла одеялом голову и забилась в истерике:
— Скажи ему, чтобы он ушел, я хочу спать! Пусть убирается, сейчас же! — Она высунула голову. — Найдем другого верблюда. Плевать мы на тебя хотели! Вали отсюда!!!
— Хорошо, очень хорошо, — ответил Ибрагим. — Как скажешь.
Он повернулся и направился к двери, но Чаро преградила ему путь, крепко схватив за рукав.
— Подожди, Ибрагим! Так нельзя… Мы обязательно тебе заплатим, ты же нас знаешь. Завтра вечером получишь деньги… Хорошо, Ибрагим? Нам позарез нужно пять граммов. Пять граммов чистой коки. А сейчас нам нечем тебе заплатить.
— Товар стоит семьдесят кусков. Я спрашиваю: они у вас есть?
— Завтра, в крайнем случае послезавтра, мы дадим тебе задаток, хороший задаток, Ибрагим, а после субботней фиесты расплатимся полностью. Хорошо? Неужели ты нам не веришь?
— Ну, ладно. Тридцать кусков, и по рукам. Так и быть, дам вам пять граммов коки. Согласны на такую цену?
— Да, Ибрагим. Конечно, мы согласны. Вот видишь, все получилось по-справедливому, по-честному, верно?
Иранец медленно закивал головой.
— Прекрасно, — сказал он и повторил несколько раз: — Хорошо, хорошо.
— Я хочу спать, — завыла Ванесса из-под одеяла, потом задрыгала ногами, и кровать заходила под ней ходуном. — Убирайтесь к черту! К такой-то матери! Дайте мне поспать!
— Ибрагим, скажи мне правду! Ведь Альфредо перевели на свободный режим, верно? Ты говорил Ванессе, что…
Ибрагим развел руками.
— Мне ничего толком не известно.
— Но ты же сам сказал… Почему Альфредо не приходит ко мне? Ты, должно быть, знаешь, где он скрывается.
Иранец с сожалением посмотрел на Чаро и ничего не ответил.
У Ванессы заледенели ноги, ее бил озноб. Последний укол принес ей некоторое облегчение, но не настолько, чтобы снять депрессию.
Если у нее начинался приступ, она могла плакать целыми часами, а иногда не поднималась с постели несколько дней кряду, издавая сдавленные звуки, похожие на стон или рыдание, и казалось, что им не будет конца.
Чаро гладила ее по рукам и спине, крепко прижимая к себе.
— Мы уедем в Марокко, Ванесса… Вот увидишь. В субботу, после фиесты, получим деньги и уберемся отсюда куда подальше.
— Не верю… Мы никогда не уедем. — Ванесса икнула и громко всхлипнула, размазывая по щекам слезы. — Кроме того, Альфредо ни за что тебя не отпустит, будто сама не понимаешь.
— Хватит, дурочка. Перестань плакать. В субботу у нас будет кругленькая сумма. Так? В воскресенье, на худой конец в понедельник, мы уже в Альхесирасе, а оттуда до Марокко рукой подать. Там тебе и травка, и кока, и все что душе угодно.
Чаро продолжала медленно ее поглаживать, но Ванесса, не переставая плакать, лишь мотала головой и, сжавшись в мокрый комочек, прятала лицо на груди своей подруги.
— Ты правда обещаешь мне, Чаро? Поклянись, что мы уедем в Марокко.
— Клянусь! Обязательно уедем вместе.
— Даже если Альфредо не согласится?
Чаро успокоительно кивнула головой, и Ванесса прижалась к ней еще теснее.
— А как мы достанем денег на коку?
— Значит, сделаем так: почистим перышки, приоденемся — и на стоянку такси. Видишь, как просто?
— И ты пойдешь со мной?! Не может быть!
— Пойдем вместе, быстрее управимся… Дай-ка подумать… Ублажим с десяток болванов — и вперед.
Ванесса перестала хныкать и приподнялась.
— Нет, десять — это слишком. Возьмем числом поменьше, зато сдерем подороже. Четверо или пятеро будет в самый раз.
— Можно организовать квадратик, а? Они любят это проделывать с двумя девчонками.
— Все хорошо. Но где раздобыть денежных мужиков? Говорить всегда проще.
Чаро задумалась.
— Погоди, дай сообразить!
— Если бы Ибрагим захотел, я бы могла ему отсосать. Запросто, он мне вовсе не противен, даже нравится.
— Нет, эдак не годится. Ибрагим избегает женщин.
— Странно. Вроде бы не голубой. Точно не гомик.
— А я тебе говорю, Ибрагим обходит стороной таких, как мы, — слишком холоден и разборчив. Надо придумать что-нибудь другое.
— А если пойти в кафе и подцепить кого-нибудь там?
— Не забывай, времени у нас в обрез.
— Ну, тогда не знаю. Остаются одни таксисты.
Ванесса вытянулась на постели. От таблеток, выпитого вина и только что сделанного укола у нее расширились зрачки. Чаро пристроилась рядом и тоскливо глядела в потолок.
— Хочу спать, а заснуть не могу, — сказала Ванесса. — У нас остался валиум?
— После муската и пива, которые мы пили за обедом, валиум не поможет. Будет только хуже. Он нас доконает.
— Все-таки надо поспать, хоть немножко. Может, еще раз ширнуться?
Чаро не отрывала глаз от потолка.
— Мы недавно кололись.
— О чем ты думаешь?
— О матери. О том, как туго ей приходилось, когда дома не было денег. Отец почти всегда возвращался из плаванья на нуле: спускал все подчистую на пьянки с приятелями. Тогда мать плакала и кричала, что в доме нет еды, что ей не во что одеть детей и нечем расплатиться в лавке, где она брала в долг. Мы с Энкарнитой прятались на кухне и слушали их ругань. Отец начинал ее бить, а мать говорила, что если не удастся добыть денег, то она пойдет на улицу. Тогда отец бил ее еще сильнее.
— Мы с тобой не потаскухи, правда? Я не потаскуха, — проговорила Ванесса.
Чаро пристально на нее посмотрела и помолчала несколько секунд.
Потом равнодушно пожала плечами.
— А может, и потаскухи. Какая разница?
— Нет. Не говори так. Мы не потаскухи!
Ванесса уткнулась Чаро в колени и нежно погладила ей ноги.
— Помню, как однажды Энкарнита спросила мать, не проститутка ли она, а та как влепит ей пощечину, а потом заплакала. Обняла и стала ее успокаивать.
— Твоя мать была проституткой?
— Нет, конечно нет. Но могла бы ею стать. Когда она брала нас с собой в Корунью, то мужчины свистели ей вслед и говорили разные пакости.
— Ненавижу мужиков. Все они козлы, мерзкие твари. Никогда не выйду замуж. Знаешь, иной раз мне кажется, что я уже была замужем, — там, в другой жизни. Я верю в эти дела и с каждым днем все больше и больше.
— Ты у нас красотка, Ванесса… Уверена, в другой жизни тебе довелось побывать принцессой.
— Правда? Вчера мне снилось, будто я принцесса. Вот смеху-то! Представляешь, я — и принцесса! И будто бы разрушили мой замок, а отца с братьями убили на войне. По-моему, я тебе уже рассказывала этот сон. Он напомнил мне одну сказку, которую я слышала по радио в детстве, — «Синяя борода» или что-то в этом роде, сейчас точно не помню. О чем это я? Так вот, я и говорю, что сны — это воспоминания о нашей прежней жизни, как вспышки магния, когда фотографируют, ты меня понимаешь? В прежней жизни я была принцессой. Это точно. А когда умру, то стану собачкой или кошкой, а, может, и японским солдатом. Кто его знает? Но мне, конечно, очень хотелось бы опять превратиться в принцессу. Нет, лучше я стану архитектором либо доктором. Но разве угадаешь? Ведь не все зависит от твоего желания! От прошлой жизни в душе остаются только воспоминания. Что-то такое похожее на реинкарнацию… И она повторяется в снах.
— А я в детстве никем особым стать не хотела. Мне нравилось рисовать. Это да! И примерять платья матери, и смотреться в зеркало. Я мечтала о замужестве с хорошим человеком, и чтоб он на лицо был приятный. Но ведь это нормально, мне кажется, все девочки об этом мечтают.
— Я никогда не выйду замуж.
Чаро вдруг закусила губу и сморщила лицо.
— Ты не будешь плакать, ладно? Пожалуйста, не надо, — умоляла ее Ванесса.
— Почему не приходит Альфредо? Почему он не хочет меня видеть?
— Не надо, милая… Только не плачь.
— Но ведь…
— Будет, хорошая моя. Вот увидишь, он придет.
— Альфредо… Альфредо… приди… хоть на минутку…
— Хватит убиваться, перестань… Лучше расскажи-ка мне какую-нибудь из твоих историй.
— Нет настроения, Ванесса… Я… Я жду его уже больше года — все время о нем думаю. Никого к себе не подпускаю и люблю его больше жизни. А теперь… Так больше не может продолжаться. Я не выдержу!
— Расскажи мне ту историю, в которой мы с тобой на планете Осирис. Начинай!
— Это какую? Про две королевы?
— Кажется, да. Где капитан Священной Армии собирается лететь на Планету людей-птиц — найти там одного старика, чтобы тот расколдовал обеих королев. Ну, давай же, рассказывай!
