Глава 8
В комнате висело удушливое марево, влажное, как на дне колодца. Чаро и Ванесса валялись в кровати одетые, истекая потом. На простынях выступили темные мокрые пятна. Царил полумрак, лишь сквозь слуховое окно пробивался мутный свет.
Антонио взял со стула комикс и стал обмахиваться.
— Кончай валять дурака и скажи, куда делся мой телевизор. Я хочу получить назад мой телевизор. Слышишь, Чаро!
— На кой ляд ты сюда приперся? Только прервал сказку на самом чувствительном месте. — Ванесса в знак протеста натянула одеяло на голову. Чаро, словно не слыша вопроса, вкрадчиво сказала:
— Обожаю Сепульведу. Видела одну его картину… Забыла, как ее там? «Девочки из….»
— «Девочки отсюда и оттуда». Мне тоже нравятся фильмы Сепульведы. Скажем так: почти все. Они звучат свежо, искренне, неожиданно. Большинство сюжетов взято из городской жизни. Где мой телевизор, Чаро?
— Почему бы тебе не взять меня с собой на встречу с Сепульведой? Я давно мечтаю с ним познакомиться — просто сплю и вижу!
— Это не так легко сделать. Сепульведа — человек со странностями… не любит давать интервью. Мне удалось выйти на него через одну мою приятельницу, которая тоже работает в кино. Не уверен, что он будет в восторге, приведи я кого-нибудь постороннего.
Антонио обвел взглядом комнату: в углах лежали кучи грязного белья вперемешку с бумажными пакетами от сливочного печенья и пластиковыми бутылками из-под минеральной воды; тут же валялась пустая бутылка виски, которую он принес с собой в прошлый раз. Однако его переносного телевизора нигде не было видно.
— Конечно, мне бы очень хотелось посмотреть на Сепульведу вблизи, но если нельзя, то я как-нибудь перебьюсь и без него. — Чаро вытянула вперед руки и показала их Антонио. — Как тебе моя кожа? Посмотри, она у меня стала намного лучше: мягкая, гладкая… Что скажешь?
— Скажу, что мой телевизор уплыл по воздуху в неизвестном направлении. А что скажет Ванесса?
— Она спит. Не буди ее.
— На субботней фиесте вы будете блистать, Чаро. И сорвете приличный куш — вы ведь такие хитрюги.
— Блистать — это по части Ванессы. Мужики от нее тащатся, потому что она заводная и все время смеется. Мужчинам нравятся смешливые девушки.
— А ты разве не смеешься, когда ходишь на праздники?
— Если они устраиваются с кокой, то нет. Кока не прибавляет мне веселья, лишь снимает сонливость. Другое дело — косячки, ты же знаешь! Травка доставляет мне удовольствие, и я смеюсь. Прошлым летом нам случилось присутствовать в одной компании на шикарной фиесте. Нас отвезли в Моралеху, в загородный дом — тебе такой и не снился! Отвалили по двадцать пять кусков каждой только за то, чтобы мы купались в бассейне в чем мать родила. По знаку хозяина я и Ванесса сбрасывали одежду и лезли в воду. А вслед за нами — целая кодла голых мужчин и женщин, и они повторяли наши действия, понимаешь? От нас требовалось хорошенько их завести… Мы отлично провели время. А еда — пальчики оближешь! Столы ломились от всякой всячины: канапе, креветки и лангусты, пирожные, навалом выпивки. Это был лучший день в моей жизни. Одного не понимаю: почему такие пирушки обязательно проходят в загородных домах?
— И подобным образом. Я имею в виду, что вы постоянно раздеваетесь догола и все такое.
Чаро пристально на него посмотрела.
— Антонио, ну ты чисто дите малое! Иногда ты ведешь себя как полный идиот. За что, по-твоему, нам платят такие деньги? За красивые глаза, да? Другое дело, о таком не всегда говорят прямо в лицо, но ведь все ясно и без слов… Однажды нас позвали на картежный вечер якобы разносить напитки, да забыли предупредить, что разносить надо нагишом.
— Конечно, теперь понимаю. И часто вам приходится посещать такого рода сборища?
— От силы раз пять или шесть. Может, семь, сейчас уже не упомнишь.
— А кто вам поставляет клиентов? Не иначе, как этот подонок Лисардо?
— Ну почему именно он? Слухом земля полнится, верно? Про нас знают и без Лисардо, а он устроил нам всего несколько встреч и почти все — с приятелями своего отца… Эй, Антонио! Да ты, никак, ревнуешь! — Чаро издала сдавленный смешок. — Я давно за тобой замечаю.
— Ревную? Я? Городишь ерунду всякую. С какой стати мне тебя ревновать?
— Вот и я думаю, с какой такой стати? Я ни с кем не сплю, Антонио. И лапать себя не позволяю. Другое дело — раздеваться. Вашему брату, мужикам, нравится смотреть на меня голую, и тебе тоже, или я ошибаюсь?
— Нет, не ошибаешься. Ты великолепная девчонка, Чаро.
— Я догадывалась, что нравлюсь тебе, — не дура. Ты тоже мне симпатичен, даже очень. С тобой легко и спокойно, но я люблю мужа, понимаешь? Просто без ума от моего Альфредо. И поклялась ему самым святым: не допускать до себя никого, пока он сидит в тюрьме.
Вдруг кто-то забарабанил в дверь. По комнате прокатился глухой стук, заставивший Чаро и Антонио вздрогнуть от неожиданности. Ванесса, словно распрямившаяся пружина, взвилась вверх.
— Что такое? Что случилось? — тревожно спросила она.
Стук повторился с новой силой.
Ванесса спрыгнула с постели и побежала открывать. Вошли трое полицейских. На одном красовались джинсы и летняя клетчатая рубашка, остальные — один помоложе, другой постарше — были в форме. Тот, кто помоложе, скрестил руки на груди и оперся о дверную притолоку.
Ванесса попятилась к кровати, демонстрируя старые рваные трусики и линялую майку.
— Не хотите поздороваться, милашки? А ты, Ванесса, прикройся. Думаешь, на тебя полуголую приятно смотреть? — проговорил полицейский в штатском.
Пожилой, одетый в форму, снял фуражку и стал ею обмахиваться. Никто не догадался закрыть дверь. Девушки влезли в кровать и укрылись одеялом.
— Ну и вонища тут у вас! — заметил полицейский, который обмахивался фуражкой.
Антонио продолжал неподвижно сидеть на стуле.
— Веселимся, девочки? Что за праздник в неурочное время? Ничего себе квартирку отхватили. Здесь есть еще кто-нибудь, кроме вас?
Никто не отозвался.
— Я к тебе обращаюсь, Чарито. А не прячете ли вы, случаем, под кроватью Ибрагима?
— Здесь никого нет, сеньор Рафа. Честное слово, — ответила Чаро.
Рафа кивнул полицейскому в форме, и тот, натянув фуражку на голову, заглянул в ванную, а затем прошел на кухню. Не найдя ничего подозрительного, он вернулся в комнату и сморщил нос.
— Ничего. И никого. Сплошные завалы дерьма, как на железнодорожных путях после прохода скорого. Эти девки живут хуже скотов.
— Послушайте, что вы от нас хотите? — спросила Чаро.
— Ты кто такой? — Рафа ткнул пальцем в Антонио. — Где живешь?
— Я сосед, — ответил Антонио.
— Наверное, хахаль этих девок, — сказал пожилой полицейский. — Ну и вонища, — повторил он. — Невозможно дышать — хоть святых выноси!
— Значит, сосед, так?
Хотя вопрос прозвучал риторически, Антонио счел нужным пояснить еще раз:
— Да, сосед. Могу ли я поинтересоваться, кто вы такие?
— Мы? Да никто. Шли мимо и заскочили на минутку поболтать с нашими приятельницами.
— Тогда уходите, — вмешалась Чаро. — Ибрагима тут нет и нам не о чем разговаривать.
— Эй, красотка! Веди себя прилично, ты ведь меня знаешь. Вы связаны с Ибрагимом и должны купить у него товар, верно? Например, пять граммов кокаина. Видите, я в курсе всего, что происходит в нашем квартале, без моего ведома тут и муха не пролетит… Однако успокойтесь, я пришел не за вами. Мне нужен Ибрагим. Давайте договоримся полюбовно: вы рассказываете кое-что об Ибрагиме, а за это я не отведу вас в участок. По рукам, драгоценные вы мои?
— У вас есть ордер на обыск? — спросил Антонио.
— Скажите на милость, какие мы грамотные, — удивился пожилой полицейский. Другой молча продолжал стоять в дверях, внимательно наблюдая за происходящим. — Ты что, в адвокаты нанялся? Тебя нам только недоставало!
На столе лежал использованный шприц, почерневшая от копоти ложечка и кусочки лимона. Полицейские сделали вид, будто ничего не замечают.
— Ванесса сама нас впустила, — заметил пожилой полицейский.
Ванесса высунула голову из-под одеяла.
— Никого я не впускала! — завизжала она и снова накрылась. — Выметайтесь отсюда!
— Попридержи язык, шалава. Еще вякает, твою мать! И не вздумай устроить здесь представление! С нами не пройдет — мы тебя насквозь видим.
Рафа подошел к окну и принялся рассматривать небо через грязные стекла.
— Нам незачем ссориться. Мы свои люди. Разве я не доказал, что мы друзья? Припомните, сколько раз я вас выручал, давал вам на ночь приют?
— Попрошу вас покинуть этот дом. Вы не имеете права вторгаться в частное жилище без разрешения хозяев.
Рафа резко обернулся и уставился на Антонио. Тот сразу же почувствовал скрытую напряженность полицейского, жесткость его мускулатуры, сжатой, словно пружина, и готовой в любой момент расправиться в стремительном броске. Антонио бессознательно скорчился под его взглядом и замер на стуле.
— Что-то я тебя не припоминаю. Ты, наверное, новенький в нашем квартале?
— У меня рядом студия. Я тут живу.
— Прекрасно. А ну-ка предъяви документы. В темпе!
— Я не обязан предъявлять вам документы, и вы это хорошо знаете.
— Надо же! А я подумал, что ты один из сутенеров, которые выколачивают из девок деньги. Ошибочка вышла. Ты просто дурак! Живо предъявляй документы, пошевеливайся. Похоже, до тебя еще не дошло, с кем ты имеешь дело.
Пожилой полицейский вытащил дубинку и пошел на Антонио. Тот съежился еще больше.
— Наглость этого молодчика сильно натерла мне яйца, — прорычал он.
Рафо остановил его, перехватив руку с дубинкой:
— Не горячись, Матиас.
— Конечно! Если речь идет о наркоманах и прощелыгах, то им даны все права на свете. А нам нельзя и пальцем пошевелить. Нас может оскорблять любая шпана, и им все сходит с рук, да? — Он метнул налитые кровью глаза на Антонио. — Смотри не попадайся мне в темном углу. Кусок дерьма!
— Оставь его, Матиас! Не видишь — он просто цену себе набивает.
— Я вас не оскорблял. Кто всех здесь оскорбляет — так только вы. А я веду себя спокойно и закона не нарушаю.
Молодой полицейский прокашлялся и сказал:
— Не стоит с ним связываться, Матиас. Не пачкай о него руки.
Рафа легонько подтолкнул того, кого называл Матиасом, и заставил отступить на несколько шагов. Полицейский повернулся к Чаро, которая наблюдала за происходящим широко открытыми испуганными глазами.
— Если бы у меня была такая дочь, я бы ее убил. Пристрелил собственными руками. Клянусь Девой Марией, пристрелил бы не раздумывая. Грязная свинья, шлюха, наркоманка!
— За что вы меня обзываете? — Голос Чаро дрожал от обиды.
— Врываются в дом без разрешения да еще бесчинствуют, — встал на защиту Антонио.
— Ищешь приключений на собственную задницу? Ты их получишь. Значит, решаем так: если не хотите закончить дело добром, то мы можем невзначай найти тут наркотики. Как вам такой расклад?
— Я так и не понял, чего вы, в конце концов, добиваетесь? Вошли сюда противозаконно, буквально вломились без ордера на обыск. Я прошу вас покинуть этот дом от имени хозяек квартиры.
— Да, да… Уходите! — вторила ему Чаро.
— Уверен, здесь целый вагон наркотиков. Хотелось бы знать, на какие деньги вы их покупаете? Неужто где-нибудь трудитесь?
— Этот сеньор — фотограф и журналист. — Чаро показала на Антонио. — Он работает в издательстве.
— Я действительно фотограф и имею непосредственное отношение к прессе. Если вы сию же минуту не уберетесь, я заявлю на вас дежурному судье.
Антонио поднялся со стула. Он вновь почувствовал на себе испытующий взгляд Рафы. Тот смотрел на него с любопытством, словно прикидывая в уме, стоит ли воспринимать его слова серьезно. Потом подошел и положил ему руку на плечо:
— Отлично. Давай, заяви на нас судье.
— Я имею свои права.
— А я — свои. Двигай за нами.
Они направились к дверям.
Чаро подалась вперед.
— Антонио, — закричала она. — Куда ты?
Антонио обернулся:
— Не волнуйся, я скоро вернусь.
Они вышли из студии, однако молодой полицейский не двинулся с места: он спокойно стоял в дверях и смотрел на девушек с сожалением.
— У вас есть семья? Мать, отец? Посмотрите, как вы живете — точно свиньи. Мы против вас ничего не имеем, а вы так себе ведете. И не стыдно?
— Хочешь, я тебе отсосу? — бросила Ванесса. — Бесплатно. Хочешь?
Чаро хихикнула.
— Эх вы! Я хотел с вами по-человечески, а вы в ответ такие гадости.
Ванесса привстала на кровати.
— Не бойся, легавый. Ты не первый и не последний. И всем понравилось.
— Пожалуйста, уйдите… — взмолилась Чаро. — Мы должны встать.
— Она без трусов, — объявила Ванесса. — И никогда их не носит. Хочешь взглянуть, парень?
Ванесса сделала попытку сорвать с Чаро одеяло, и девушки сцепились в постели в притворной схватке. Ванесса с удовольствием выставляла попку, обтянутую дырявыми трусами из дешевого хлопка, но так и не смогла оголить подругу.
Полицейский неодобрительно покачал головой.
— С вами можно разговаривать только дубинкой. — Он плюнул и вышел вон.
