У нас были отличные места: наш столик стоял в нескольких футах от края площадки, прямо перед ней. Вспомнив Марию, я порадовался хоть этой удаче и немног,о выдвинул свой стул, чтобы ничто не мешало мне смотреть. Конферансье убрал микрофон, луч прожектора осветил всю площадку, и откуда-то из глубины на сцену вышла Мария Кармен.

Когда я увидел ее на улице, мне показалось, что она среднего роста. Теперь я понял, почему: тогда она была полностью одета. Она и сейчас была во Что-то одета; но это что-то едва стоило упоминания. На ней было нечто вроде лифчика, слегка прикрывавшего ее грудь, которая, должен признаться, не была средней, и плотно облегавшие тело трусики из тонкой, но, вероятно, очень крепкой ткани, поскольку они не треснули, когда Мария начала выполнять свои акробатические трюки.

Выступала она босиком. Мария медленно вышла на середину танцплощадки и поклонилась в ответ на раздавшиеся аплодисменты, в которых и я принял живейшее участие. Ударник в оркестре начал выводить дробь на барабане, сначала тихо, потом все громче и громче. Мария стояла лицом к публике, расставив ноги и сильно упираясь ступнями в пол. Потом стала медленно прогибаться назад. Вначале показалось, что Мария делает обычный «мостик», но она, вместо того чтобы просто коснуться руками пола и на этом остановиться, продолжала изгибаться, пока ее голова не показалась между ног, устремляясь вверх, и из этого причудливого положения она подарила публике ослепительную улыбку.

Мария замерла в этой позе на несколько секунд, и в это время увидела меня, узнала и слегка кивнула головой — это выглядело действительно странно. И вдруг подмигнула мне. 

Я улыбнулся в ответ, и акробатка стала разгибаться обратно, как вдруг Глория спросила:

— Что это означало?

— Что означало «что»? — Я чувствовал выпитый «бурбон». 

— Вы знаете, что означало «что».

— Похоже, она кому-то подмигнула.

— Похоже, что вам. Вы с ней знакомы?

— Лишь настолько, чтобы обменяться «хэлло».

— Но она же не говорит «хэлло» таким образом?

Я оставил этот вопрос без ответа: разговаривать было некогда. Мария двигалась теперь быстрее. Оркестр играл что-то в джазовом стиле, а она кружилась, и прыгала, и садилась на пол, и продолжала делать множество других более странных движений. Она села, например, и приставила к затылку одну ногу, потом вторую, и я не сомневаюсь, что, будь у нее третья: нога, она бы приставила и ее. Казалось, еще немного, и у нее не останется ничего, кроме того, что за головой.

Я смотрел как зачарованный. Мне приходилось пару раз видеть женщин в разных странных позах, но сейчас я понял, что видел далеко не все. Извиваясь на полу, Мария поочередно постояла на голове, потом на спине, .потом на ягодицах, как будто прошлась по самой себе. Некоторые положения не стоит даже описывать — невозможно описывать невозможное. Мария двигалась по всей площадке, время от времени срывая аплодисменты и на какие-то мгновения задерживаясь у края, прямо передо мной. И я блаженствовал.

Она была в двух футах от меня, может быть, даже ближе, и вдруг снова подмигнула.

— Ах, вот как! — прошипела Глория. — Значит, все-таки вам!

А потом Мария, кружась, вернулась в центр площадки, где упала как будто без чувств, но тут же вскочила на ноги и раскланялась. Публика бешено аплодировала. Послав в зал воздушные поцелуи, она убежала, и конферансье на двух языках объявил, что сейчас Мария Кармен выступит с двумя партнерами — Эрнандесом и Родригесом.

Они выбежали втроем и прыгали и бегали, как сумасшедшие,— мужчины в черном трико и свободных белых рубашках, а Мария Кармен все в том же одеянии, которое до сих пор почему-то не треснуло.

Потом один из партнеров крикнул по-испански:

— Алле... оп! — или что-то похожее, и Мария с разбегу прыгнула. Будь я проклят, если он не схватил ее за ногу и не отбросил в сторону. Она взлетела в воздух и опустилась на плечи второго партнера. Это повторялось несколько раз — она прыгала вверх и проносилась по воздуху, словно ракета.

Я закрыл глаза, чтобы не видеть, что с ней творили. Но так было хуже, и я снова стал смотреть. Все было о’кей. Они продолжали перекидывать, ее, как сумасшедшие. Мария была так прелестна, что я изнемогал от мысли: а вдруг кто-нибудь из них ее не поймает. Ведь здесь не было стен, и она просто вылетела бы в открытое пространство. О, это было ужасно! Они перебрасывались ею снова и снова, выше и выше. Я опять закрыл глаза. Вот на этот раз уж точно, я знал, с нею все кончено. Сейчас я открою глаза и увижу, как эти двое перегнулись через перила и с воплями смотрят вниз. Но когда я открыл глаза, увидел, что все трое стоят, дружно держась за руки, и, улыбаясь, кланяются под звуки фанфар и гром аплодисментов.

Потом один из партнеров, по-моему, Эрнандес, подошел к посетителю, сидевшему в нескольких футах от меня, а затем, поговорив с ним,— к Джорджу. Я удивился, о чем он может говорить с гиппопотамом. Или почему Джордж хочет говорить с Эрнандесом. Или... Но тут я услышал, что Глория откашливается, видимо, собираясь что-то сказать.

Я повернулся к ней.

— Ну, как, лапушка, понравилось? Получили максимум удовольствия?

— Думаю, вам это понравилось больше,— сказала она ледяным тоном.— Жаль, что нет специальных варьете для женщин.

— Это мысль! Может быть, какой-нибудь умный мальчик сколотит миллионы на варьете для женщин. Но, с другой стороны, разве женщинам не нравится смотреть на женщин?

— Не так, как мужчинам. Что за выпендреж устроила эта... эта маленькая эксгибиционистка! Полагаю, вы считаете, в ней масса секса?

Я усмехнулся и допил свой «бурбон». Потом меня вдруг словно ударило. Я -медленно поставил стакан на стол и оглянулся, чтобы осмотреть сборище. Представление было настолько захватывающим, что я совершенно забыл, где я, забыл об окружающих меня бандитах и даже о Джокере, о котором нельзя было забывать ни на секунду. Или... почему Джокер хочет говорить с Эрнандесом. Я даже почти не обратил на это внимания. Черт возьми, что же тут происходит?

Они сидели достаточно близко, и я мог уловить обрывки разговоров, но беседа велась по-испански, так что для меня в этом было столько же пользы, как если бы они говорили на птичьем языке. Но в том, что говорил Эрнандесу собеседник, мне удалось уловить несколько слов, Эрнандес одобрительно кивал и, очевидно, поддакивал, а затем следовал поток непонятных слов.

Потом этот карточный шут Джокер вышел на танцевальную площадку и сгреб микрофон, а Эрнандес присоединился к Марии и Родригесу, и все трое стали о чем-то оживленно болтать.

— Господа и дамочки! — начал Джокер.

Все его дружки зааплодировали, засвистели, затопали ногами, и в их восторге было что-то странное и непонятное. Джокер сиял и усмехался и, видимо, испытывал истинное удовольствие. Помахав рукой, чтобы водворить тишину, он продолжал:

— Все устроилось!

Толпа ловила каждое его слово, умирая от любопытства, какую еще шутку он придумал.

— С разрешения администрации и с ее любезного согласия нам покажут дополнительный аттракцион. Знаменитый комический танцор, который находится сегодня среди нас, исполнит для вас вместе с ними, — он ткнул пальцем куда-то через плечо,— акробатический танец.— Он сделал паузу.— А теперь,— сказал он, блаженствуя,— я представлю его вам, поскольку он с радостью согласился танцевать для вас. Итак, знаменитый иностранный комический танцор — Шелл Скотт!