Глава 28
Было начало первого ночи — я заехал в свои апартаменты в «Спартан-отеле», чтобы принять душ и переодеться, — когда, все еще сидя за рулем машины Хэла Принса, я добрался до его «хижины». По дороге я надеялся, что девушки не спят и не пребывают в дурном настроении — по крайней мере некоторые из них.
Когда я остановился перед домом, во всех окнах горел свет, а изнутри доносился веселый смех, сразу подбодривший меня.
Я и до этого чувствовал себя хорошо, догадываясь, что обязан приливу энергии и эйфории солидной дозе эровита, которую заставил меня принять док Бруно. Так как преподнесенная им бутылка все еще лежала в отделении для перчаток моего «кадиллака», я припарковал в гараже спортивную машину Принса, потом заглянул в «кадиллак», вытащил бутылку и сделал еще один глоток, так как если одна столовая ложка эровита настолько хороша, то две окажутся еще лучше. Во всяком случае, так я думал в дни моей невинности.
Я вытер губы, высморкался и направился к входной двери.
Она открылась раньше, чем я до нее дошел. Наружу высунулась голова и послышался женский голос (если бы голос был не женским, это причинило бы мне немалое беспокойство):
— Это вы, Шелл?
— Держу пари, что это я.
— Отлично! Мы услышали звуки и испугались, что это грабитель.
— Можете не волноваться — я здесь, и вы в безопасности.
Когда я подошел к входу, она шире открыла дверь, и свет заиграл на ее голых плечах, узкой талии и крутых бедрах. Я узнал рыжеволосую Дайну. Она шагнула в сторону и закрыла дверь, когда я прошел мимо нее в гостиную.
Стоя на толстом лиловом ковре, я посмотрел на Дайну. Ее поныне белые груди казались теплыми, словно их только что вынули из печки.
— У вас вечеринка, а? — осведомился я.
— В общем, да.
Ее огромные карие глаза переместились с моего лица на какую-то точку в паре дюймов ниже моего уха, после чего она вернула их на прежнее место, радостно улыбаясь.
— Держу пари, вы выпивали, — заметил я.
— Конечно. А на что вы держите пари?
— Ну... — Я не успел окончить фразу.
— Хэрро, Шерр!
— Вы привезли нам какую-нибудь одежду?
— А я-то думала, что вас уже нет в живых. Добро пожаловать домой, папочка.
Повернувшись, я увидел румяную Юмико, мелочно-белую светловолосую Бритт и шоколадную черноглазую Лулу.
— Одежду? — удивленно переспросил я. — Нет, все магазины были закрыты. Но около мили назад я проехал мимо фигового дерева...
— Ладно, обойдемся без одежды.
— Кому она нужна?
— Нагота красивее любой одежды, если к ней привыкнуть.
— Так на что вы держите пари? — снова спросила Дайна. — Кстати, хотите выпить? — Она подошла к трем другим девушкам.
— Конечно, — ответил я. — Между прочим, где остальные? Я слышу их голоса, несмотря на музыку, — если это можно назвать музыкой.
— Они плавают в бассейне, — отозвалась Юмико. Она, как я понял, тоже успела выпить.
Все объяснилось в следующие полминуты. После моего ухода десять девушек, придя в восторг от комфорта «хижины» Хэла Принса, обследовали холодильник и морозильник и устроили пикник у бассейна. Вернее, не десять, а одиннадцать, так как Реджина Уинсом присоединилась к остальным и приготовила, по их словам, великолепные гамбургеры.
Позднее кто-то из девушек поставил пластинку, а кто-то еще смешал коктейли, мартини и одно-два до сих пор неизвестных алкогольных изобретения, и девушки приступили к спиртному. Никто не был пьян, но все пребывали навеселе. Все, кроме Реджины Уинсом. Когда дело дошло до выпивки, она осталась в стороне.
— А где Реджина? — осведомился я. — Не думаю, что она тоже купается нагишом.
— Реджина легла вздремнуть. Она не хотела ничего пить, поэтому решила поспать часок-другой.
— Я беспокоюсь об этой девушке. Она слишком много спит. А ведь у нее великолепный потенциал. Итак, Реджина спит, как... Спящая Красавица? А где же принц, который...
Глядя мимо голов девушек, я мог видеть открытую стеклянную дверь в задней стене, за которой находился бассейн с нагретой водой. Сейчас вода, несомненно, была теплой, независимо от того, включен нагреватель или нет. В этот момент через открытую дверь в комнату вошла, поблескивая влажной кожей, низкорослая, но стройная Ронни.
— Привет! — воскликнула она, увидев меня, потом, повернувшись, просунула голову в дверь и что-то крикнула. Я не мог разобрать слов из-за музыки — громкой, безумной и невероятно сексуальной, нечто среднего между «Ритуалом по случаю достижения половой зрелости в Перу» и «Учениями пожарной команды в гареме». Что бы это ни было, такое стоило послушать.
Конечно, я не столько слушал музыку, сколько наблюдал за Ронни, которая снова повернулась на сто восемьдесят градусов тропической долготы и широты и направилась к другим девушкам и ко мне.
Почему, позднее размышлял я, мужчина, стоя в двух футах от четырех обнаженных красоток, должен глазеть на пятую, появившуюся в двадцати футах от него? На этот вопрос я не мог найти ответа.
— Смешай Шеллу выпивку, Ронни, — велела Дайна. — Он пьет... — Она посмотрела на меня.
— Бурбон с водой. Спасибо. Только маленькую...
— Двойной бурбон с водой, — прервала Дайна.
Ронни проделала очередной поворот и пошла выполнять поручение.
Через открытую дверь в комнату вошли остальные пять девушек — свет влажно поблескивал на их грудях, животах и бедрах.
Первой появилась Леонор с прилипшими к щекам мокрыми темными волосами, улыбаясь не только губами, но и глазами с длинными ресницами. За ней шла рыжеволосая Тереза, весело подмигивая и что-то говоря, хотя и не по-французски, но и не совсем по-английски. За ней последовала голубоглазая Сильвия — ее волосы цвета дикого меда потемнели от воды, но белозубая улыбка сверкала так же ярко, как прежде. После нее вошла Маргарита с алыми, словно красный перец, губами, тоже лопоча нечто неразборчивое, похожее на треск фейерверка Четвертого июля. И наконец, знойная брюнетка Эмили, идущая сексуальной покачивающейся походкой, и по какой-то причине, а может и без нее, прикрывая ладонью одну из твердых округлых грудей.
Когда они столпились вокруг меня, я стал испытывать странные ощущения, как будто мои нервы вытянулись до максимальной длины и начинают лопаться, кровяные шарики превращаются в миниатюрные кубики, а кости нагрелись и скоро начнут светиться. После пятнадцатисекундного разговора, который стоило бы продолжать пятнадцать минут, вернулась Ронни с моей выпивкой.
— Это как раз то, что вам нужно, Шелл, — сказала она, протянув руку со стаканом между плечами Сильвии и Эмили.
Я тоже так думал.
Однако я сразу же понял, что был не прав, так как погрузился в нечто вроде комы без потери сознания и заговорил вслух, обращаясь к себе:
— Это слишком много для одного человека Если Бог хотел, чтобы люди летали, почему Он не дал им крыльев? В такие моменты внутренности вспыхивают ярким пламенем. Скоро я узнаю, где мое самое слабое место. Пфф! — и...
— Что вы там бормочете? — осведомилась Лула.
— Пейте ваш бурбон, Шелл, — сказала Ронни. — А я пока смешаю вам еще одну порцию.
— Вы выглядите так, будто вам не помешала бы пара, — промолвила Эмили, вглядываясь мне в лицо.
— Пара чего?
Сильвия шагнула ко мне и взяла меня за руку.
— Выпейте и тогда сравняетесь с нами — мы на две-три порции впереди вас...
— Думаю, куда больше.
— А потом мы посидим на этих больших подушках, и вы расскажете нам, что произошло после вашего ухода.
— Значит, вы все-таки заметили, как я ушел? Я допил бурбон, Ронни взяла мой стакан и убежала. Сильвия потянула меня за руку. Когда Ронни вернулась с очередной порцией бурбона с водой, я чувствовал себя куда удобнее. Я сидел на мягкой оранжевой подушке шириной около шести футов. С одной стороны от меня поместилась Сильвия, с другой — Дайна, а Бритт свернулась калачиком у меня в ногах, прислонившись к моему колену. Другие девушки расположились поблизости на подушках и ковре.
Именно в таком положении нас обнаружила в час ночи Реджина Уинсом.
У Хэла Принса были часы с боем, благодаря которым я узнал, что миновал ровно час с начала понедельника 16 августа.
— Так я и думала! — сказала Реджина. Она выглядела очаровательно в розовом свитере с высоким воротом и белой юбке в обтяжку, но взгляд ее был сердитым.
— Привет! — отозвался я. — Что именно вы думали?
— Что вы здесь пьете. Я ведь права, не так ли?
— Разумеется. Послушайте, как вам удается...
— Я поняла, что вы вернулись, когда услышала весь этот визг и смех. Он меня разбудил.
— Я просто рассказывал девушкам забавную историю. Над шутками полагается смеяться — иначе в них нет никакого смысла. Держу пари, вы тоже посмеялись бы, Реджина. Давным-давно, когда рыцари носили пояса...
— Не хочу слушать никаких грязных историй!
— Кто сказал, что она грязная? Я сказал «забавная».
— Если ее рассказываете вы, значит, она грязная. Моя эйфория начала испаряться.
— Так как вы еще ее не слышали, — заметил я, — то как вы пришли к такому выводу — с помощью логических дедукций или танцуя на цыпочках по водной поверхности?
— Не кощунствуйте!
— А кто кощунствует?..
— Девушки рассказали мне, что вы проделывали в церкви! Вы несли крест...
— Да, — прервал я, — и могу попытаться объяснить вам, когда вы будете менее сердитой, что нет ничего дурного в использовании креста с целью помочь десяти девушкам избежать опасности. Конечно, это может вас не заинтересовать, но единственные больные места, которые у меня остались, это на правом боку и бедре, куда я прижимал крест. Тут есть о чем поразмыслить, верно?
— Вам должно быть стыдно. — Реджина огляделась вокруг, сверкая почти лиловыми глазами. — И вам, девушки, тоже! Сидеть голыми рядом с мужчиной!
У меня заболела шея, и я слегка переменил положение, чтобы смотреть на Реджину не напрягаясь.
— Ну, а нам не стыдно, дорогая, — вежливо ответил я. — Разве стыд сделал бы нас счастливее? Эти прекрасные дамы и я всего лишь шутим и отдыхаем. Одетым или обнаженным, стыдиться нам нечего.
— Это только ваше мнение. Я улыбнулся:
— А чьим еще мнением я должен руководствоваться? Она начала поворачиваться, и я быстро продолжил:
— Слушайте, давайте будем друзьями. Присоединяйтесь к нам. — Я посмотрел на обнаженных красавиц. — Правильно, девочки?
Послышалось дружное «да!», за которым последовали веселые замечания: «Оставайся, Реджина!», «Садись сюда!» и так далее.
Лицо Реджины приняло довольное и в то же время обеспокоенное выражение.
— Я... — начала она, потом снова посмотрела на меня и заговорила прежним сердитым тоном:
— Возможно, вы ожидаете, что я тоже разденусь?
— Ну, «ожидаете» — это слишком сильно сказано. Я могу надеяться, намекать, даже умолять...
— Вы просто ужасны! Рядом с вами десять обнаженных женщин, а вам нужна еще одна! Неужели вам мало десяти?
Я печально покачал головой:
— Реджина, я понимаю, что для вас это сущее проклятие. Но каждой женщине необходим мужичина...
— Со мной этот номер не пройдет, мистер Скотт!
— Зовите меня Шелл, ладно? Между прочим, я вспомнил одного мальчугана, с которым учился в школе. Он приберегал свой пирог к празднику, а когда наступило 4 июля, пирог стал сухим и черствым... Простите, что я упомянул об этом...
Но Реджина едва ли внимательно меня слушала. Она стиснула кулаки и топнула ногой по ковру.
— Кроме того, что все девушки разделись, вы хотите, чтобы я последовала их примеру, но сами и не думаете снимать одежду.
— Ну, это другое дело.
— Вовсе нет.
— Это сейчас вы так думаете. Но если я разденусь, вы можете изменить свое мнение.
— Она права, — заявила Тереза. — Он все еще одет...
— Почему это мы голые, а он...
— Шелл, decnudo tambien, о ninguna — to falmento о nada...
— Реджина права — что хорошо для гусынь, хорошо и для гуся,..
— Лучше давайте выпьем, — предложил я. — Пойду приготовлю...
Никто не обратил на меня внимания, хотя все говорили обо мне. Это могло заставить парня усомниться в его способностях к общению, а также сообщить ему кое-что о женской натуре.
Сильвия привела дискуссию к концу — а может, только к началу. К моменту истины или, по крайней мере, к решительной стадии. Воспользовавшись паузой, она негромко заметила, хотя ее слова прозвучали подобно колоколу:
— Я знаю, как уладить все по справедливости. Шелл и Реджина — единственные одетые среди нас. Реджина говорит, что уходит и не будет раздеваться. Поэтому Шелл может остаться одетым и уйти с Реджиной или раздеться и остаться с нами.
— Правильно!
— Одетые с одетыми, а голые с голыми!
— Это справедливо!
— Ради Бога, это просто нелепо... — начал я, но, как вы можете догадаться, они не прореагировали на мои слова.
— Давайте проголосуем, — предложила Сильвия.
— Но вы должны выслушать и мое мнение...
— Верно, проголосуем!
Голосование не заняло много времени. Не могу сказать, что решение было принято единогласно с первой попытки. Первый результат был семь против трех, второй — девять против одного, третий — десять против ничего. У меня создалось впечатление, что ничем был я сам. По окончании референдума Сильвия посмотрела на меня, и ее ярко-голубые глаза заблестели, как будто в них отражалось солнце.
— Решение принято, — улыбнулась она.
— То есть как это принято? Я не голосовал.
— Так голосуйте сейчас, Шелл. Выбирайте, с кем вам оставаться — с Реджиной или с нами.
— Но...
— Я тоже не голосовала! — вмешалась Реджина. — Со мной он не останется — я его и близко к себе не подпущу! А вы все можете убираться к дьяволу!
Она снова топнула ногой, повернулась и выбежала из гостиной.
Где-то хлопнула дверь.
Полагаю, вы можете сказать, что я так и не принял решения. Его приняла за меня Реджина.
В итоге я снова оказался наедине с великолепной десяткой. Но первый раз это произошло в церкви, а теперь я очутился в абсолютно невозможной ситуации.
Невозможной? Ну окончательный вердикт на этот счет еще не был вынесен. Я решил попытаться доказать, что ситуация не так уж невозможна, и — клянусь Богом или дьяволом — мне это удалось!
* * *
Мы не станем задерживаться на том, что происходило в последующие ночные часы. Упомянем лишь то, что, когда солнце медленно поднялось на востоке, Шелл Скотт еще медленнее поднялся на западе и проделал четвертый поход к своему «кадиллаку» за очередной порцией эровита, рассчитывая, что в нем и впрямь содержится нечто чудесное.
Мы не станем делать пошлые ссылки на подвиги Геркулеса или Сизифов труд, а предоставим все вашему воображению, которое также может испытать немалое напряжение.
Наконец, мы проигнорируем тот факт, который хорошо известен страдающему мужскому полу, а именно, что ни одна женщина не способна хранить даже маленький секрет. Я больше ничего не скажу о происшедшем, ибо, хоть я и узнал, почему страдает мужской пол, рыцарство еще не до конца умерло во мне.
Однако хочу повторить еще раз: ребята, их было только десять.
Ну, одиннадцать, если считать Реджину, но, рискуя стать назойливым, предлагаю остановиться на десяти с половиной. Понимаете, дело было так...
* * *
Печенье раскрошилось — это звучит более поэтично, чем «Реджина Уинсом раскололась» — утром в понедельник, без четверти двенадцать.
Я вышел из ванной, где поливал голову холодной водой, не обнаружив в гостиной никого — кроме Реджины Уинсом. Она стояла в середине комнаты, теребя свой розовый свитер.
— Снова вы? — Я подошел к зеленой подушке и растянулся на ней.
Реджина выглядела совсем не так, как ночью, — впрочем, я, очевидно, тоже. Щеки ее покраснели, большие глаза ярко блестели. Она улыбалась, словно только что узнала, как это делается, и так этим увлеклась, что не могла остановиться.
— Шелл... — заговорила она, ее голос звучал, как верхний регистр гобоя.
— Да?
Реджина не ответила — она продолжала улыбаться.
Думаю, ее поведение было результатом промывания мозгов, проделанного самой жизнью, усталости, приближающейся к истощению, травмы, причиненной попытками выбора между раем и адом, чувством отчуждения от своих сестер по полу и ощущением того, что она отвергнута — не кем иным, как мною.
Реджина сбросила туфли, стянула розовый свитер, а потом медленно сняла с себя все остальное. Она была потрясающе хороша, а при обстоятельствах, хотя бы приближающихся к нормальным, выглядела бы в высшей степени сексуальной, чувственной и желанной.
Совершенно голая, Реджина стояла в нескольких футах от меня и по-прежнему улыбалась.
— Ну вот! — драматически произнесла она. — Я сделала это! Вы победили, Шелл!
— Я?
— Да. Но теперь я чувствую себя свободной. Это чудесно!
— Вы в самом деле выглядите чудесно — как прекрасный подарок, присланный в обычной запечатанной бандероли. Но, Реджина, в реальном мире, где мы с вами находимся, возникают иногда серьезные, а иногда маленькие и довольно смешные проблемы...
— Шелл, я так рада! Не думала, что буду так себя чувствовать! Я просто не могу дождаться!
— Чего?
— Ну, я ведь сделала это — сняла одежду. Я перед вами. Это то, чего вы хотели... — Улыбка слегка увяла. — Не так ли? — Да, конечно...
— Шелл, дорогой, возьмите меня!
— Взять вас? Вы имеете в виду... Да, полагаю, вы имеете в виду как раз это.
Так оно и было.
В результате Реджина Уинсом пробудилась от сна, увидела свет — и была спасена.
notes