Глава 25
ГРОМ ЛИТАВР
Женщина на подводной лодке — это была бы бессмыслица.
Иоахим Шепке. «Подводник сегодня»
Ш-ш-с-с-с! — воздух стал прорываться в цистерны главного балласта. Лодка качнулась и стала двигаться вверх в мутной зеленоватой взвеси, через которую с поверхности били яркие солнечные лучи. У-с-с-с-с! — шипение усиливалось, лодка ускоряла свое движение. В этих водах можно было ничего не бояться. Край непуганых идиотов. Ш-ш-ш-ш-ш-ш! Бах! Нос лодки ударился во что-то твердое, но это твердое очень легко поддалось и не задержало движения. Унтерхорст молниеносно открутил задрайку и выскочил на мостик. Вслед за ним последовали остальные. Картина, которую им предстояло увидеть, была достаточно неожиданная. Слева по борту кверху килем бултыхался корпус парусной яхты. Борт его от третьего до шестого шпангоута представлял собой огромную дыру с рваной бахромой по краям. Пила для прорезания сетей сделала свое черное дело, и это было просто какое-то чудо, что яхта не пошла на дно мгновенно, а еще с полминуты качалась на волнах, давая возможность удержаться двум насмерть перепуганным людям. Распластавшаяся по поверхности звездно-полосатая ткань чуть ли не линкорного флага не оставляла никаких сомнений — мы находимся в территориальных водах США, а эти двое несчастных — американцы. Ситуация была настолько глупой, что все, кто высыпал на мостик, начали громко хохотать. Действительно, лодка протаранила яхту. То, что два корабля встретились на такой огромной территории, какой является Карибское море, вообще штука редкая, так ведь еще лодка-то живет в трех измерениях, что вообще сводит эту вероятность к числу, столь близко находящемуся от нуля, что разница между этими величинами именно к нулю и стремится. Причем бесконечно.
Отхохотав, подводники подняли на борт парня с девушкой в пляжном облачении. Над морем палило яркое флоридское солнце, но эти двое были столь напуганы, что дрожали, как будто их выловили где-то в Остен-фьорде.
— Что будем делать, командир? — спросил Унтерхорст. По всему, они не могли считаться военнопленными, да и как их тащить через океан? И отпустить их — тоже нельзя. Тут же сюда прискачут катера береговой обороны, а хуже, если вызовут авиацию. Отлив смоет муть, и лодка станет как на ладони в прозрачной воде.
— Ваши предложения? — отозвался Ройтер. Он все-таки хозяин на этом корабле, а эти придурки как-никак — его гости.
Унтерхорст глубоко вздохнул…
— Ну какие предложения? Парня — за борт, девку в трюм… Ребята вон почти месяц дома не были… — сказал он так, чтобы это мог слышать только командир.
— Вы с ума сошли! Унтерхорст! — разозлился Ройтер. — Что за дурацкие шутки? Вы же морской офицер великой державы, а мыслите категориями, прости господи, пирата какого-то…
Унтерхорст развел руками и склонил голову — «извините — неудачно пошутил». Пока пленные находились на баке в окружении ребят, которых их присутствие безмерно развлекало. Особенно их развлекал тот неподдельный ужас, который был в глазах американцев. Внутрь их запускать не следовало, пока командир не принял решения. Деген тем временем нырнул в люк и через несколько секунд притащил два одеяла. Их передали спасенным… «Что, страшно?» — спросил он у американки. «Да, мы такие, мы едим на ужин симпатичных девушек, а еще у нас растут рога — У-у-у-у…» На это «У-у-у-у» он показал девушке нечто среднее между «козой» и черчиллевским «Victory». Клоун долбаный. Американцы, конечно, не понимали по-немецки ни единого звука, но эта «коза» произвела на них неизгладимое впечатление. Американец метнул в сторону одеяло и, преодолев несколько метров, одним прыжком бросился в воду. А у ног девушки, уже высохших на теплом ветру, образовалась небольшая лужица.
— Срочное погружение!
На горизонте появилась маленькая точка, эта точка быстро росла. Не эсминец никакой, хуже — самолет.
— Уроды! Расслабились! — выкрикнул Ройтер. Зенитные боеприпасы поднимать поздно. Действительно, погружаться — единственный выход. Матросы мгновенно попадали в центральный пост. Унтерхорст был последним. Американка начала метаться по баку и что-то кричать. Вопреки ожиданиям она не была рада тому, что ее сгружали с борта чужого корабля. При этом она явно обращалась не к своему «рыцарю», который уже покрыл значительное расстояние вполне приличным кролем, а к тем, кто ее пленил.
— Чё она лопочет? — спросил Ройтер. Унтерхорст же знал английский.
— Кричит, плавать она не умеет.
— Дура. Черт, за каким хреном она тогда вылезла на яхте туда, откуда берега не видно… Тащи ее сюда.
— Командир?
— Тащи сюда, я сказал, только быстро.
«Ну вот, а как ни крути, получается, что мы почти выполнили план Унтерхорста… Парень уже за бортом. Первая часть задачи выполнена», — подумал Ройтер, когда лодка шла на глубину.
— Дайте ей кофе, что ли? — раздраженно бросил Ройтер. Вот бы знать, какой-такой оптический прибор стоит у Дегена вместо глаз, который позволяет считать такую девушку «симпатичной». Ведь назвать великого зенитчика «слепым» — было бы совершенно нелепо. Вильгельм Тель позавидовал бы. Эта американка являла собой, безусловно, очень жалкое зрелище, и как женщина могла заинтересовать только очень изголодавшегося моряка. Она была конопата, причем не так — кое-где благородные веснушки, как, например, у той же Анны, а площадями, кусками размером со спичечный коробок. У нее были слегка выпученные глаза, что гений медицины Карлевич сразу отнес на счет проблем со щитовидкой, волосы были похожи на мочало, причем не первой свежести, но главное — ноги… Хрен с ним, что они были кривые. Они еще были просто грязные. И от них пахло. Ройтер никак не мог понять, что за запах примешивается к традиционному коктейлю чрева подлодки, когда она, присев на его капитанскую койку с чашкой кофе, подобрала ноги под себя. Он даже хотел устроить взбучку коку, как тот допустил порчу продуктов, но решил отложить, а потом понял, в чем дело. Хуже нет оказаться смешным перед собственным подчиненным. «Вот кто заморыш-то настоящий…» — подумал Ройтер. А ведь это настоящая карикатура на Веронику. Было в них что-то неуловимо общее. Самолет покружил над местом погружения и улетел. Так ничего и не сбросив. Это, конечно, далеко не «томми».
— Какие идиоты… — Ройтер смотрел в перископ на ночной берег. Майами был залит огнями. Навигация шла, как будто не было войны, и что особенно трогательно, бухту патрулировал мотобот береговой охраны при полных ходовых огнях.
— Сообщение от U-552!
— Читайте!
— Приглашаю на охоту на траверз Нассау. Завалил двух мамонтов. Есть еще.
— Отвечайте! Приглашение принимаем. Рандеву завтра 24.48–78.42.
Рандеву состоялось. На рассвете две лодки подплыли друг к другу на расстояние, с которого разве что нельзя было перекинуть сходни.
— Эрих Топп приветствует командира!
— Хельмут Ройтер приветствует!
— Как дела?
— Все в порядке. У вас полный комплект? Не нужно ли чего?
Топп ехидно прищурился…
— Ну, разве что колбаски… — за его спиной с десяток глоток наполнили окрестности басовитым гоготом…
— Вахтенный! Принесите колбасы! — прошипел Ройтер. — Колбаски, блин… колбаски… — приговаривал он, пока команда U-552 надрывала животики над шуткой своего командира. — Колбаски… НА!
Коротким резким движением Ройтер послал полукольцо краковской, похожей на австралийский бумеранг в направлении, где маячил белый чехол фуражки Топпа. Топп был, как оказалось, весьма ловким человеком, он инстинктивно присел, и колбаса просвистела у него над головой, ударив в нос первого помощника. Тому ничего не оставалось, кроме как сказать: «Ой, бл…!» и схватиться руками за лицо.
Теперь гоготала команда Ройтера.
— Попадание торпеды, герр Ройтер… — Вообще военный коллектив — штука странная. В нем кажется смешным то, что никому по отдельности из него таковым не кажется. Дальнейший диалог командиров походил на древнеримское упражнение в риторике, исправно сопровождаемый обоюдным гоготом то с той, то с другой стороны, то с обеих сторон.
Победитель состязания получал право проводить совещание на своей территории.
— Господи, у вас трофейная обезьяна! — удивился Топп, оказавшись в кают-компании у Ройтера.
— Мы протаранили яхту, — объяснил Ройтер. Он сделал жест, прогоняя Дегена, который, очевидно, чувствуя неловкость за вчерашнюю шутку, притащил обезьянке шоколад и печенье. Он даже пытался с ней общаться, довольно дружелюбно, можно даже сказать, «нежно». — И эту тоже уберите куда-нибудь…
Деген со своими зенитчиками утащили американку к «лордам».
— Деген, — остановил его Ройтер за плечо и одними губами проартикулировал: «Не дай бог!»
— Есть, командир! — так же неслышно отозвался Деген.
— Я не знаю, чего теперь с ней делать… Мне она тут не нужна. Сам понимаешь, что бывает, когда женщина оказывается на корабле… А на подлодке?..
Топп понимающе покачал головой, наверное, он представил себя на месте Ройтера.
— Может, отдать ее назад? Потопим какое-нибудь судно, сунем ее в шлюпку…
— Может… — согласился Топп.
— Она еще и плавать не умеет… ладно, к делу.
— Вот в этом месте, — показал Топп на карте, — я третьего дня потопил два крупных судна. Один танкер, другой сухогруз. Америкосы там теперь патрулируют, но вечно патрулировать они не будут, а трасса там, видимо, оживленная. Если встать вам здесь, а нам здесь… У меня еще шесть торпед. И я отчаливаю домой к папочке, а вы встаете на мое место. Эх… жаль, дома джаз не послушаешь… А тут каждый вечер по радио…
— Не люблю радио… Его нельзя поставить заново, и не поменяешь, если не нравится…
— А… про ваши музыкальные пристрастия известно… — засмеялся Топп. — Пропагандируете культуру «фелькише»…
История с полькой «пивная бочка» стала известна на флоте не меньше, чем с колбасой. С подачи Унтерхорста ее включали по громкой связи обязательно в нескольких случаях 1. Если потоплен противник. 2. Если удалось уйти от эсминца/самолета. 3. При входе в порт. 4. При выходе из порта. 5. После сложных навигационных маневров (например, окончание движения по малым глубинам). Считалось, а Унтерхорст установил это путем личных многодневных наблюдений, что данная полька по душе некоему существу, в существовании которого Унтерхорст ни секунды не сомневался. Это существо он называл «морской черт». Старпом не объяснял своих действий, но знал, что если лодке до сих пор везет, то он все делает правильно. И морской черт любит эту чешскую песенку, если уже столько раз защищал их от различных напастей. Ройтер этому не противился. Если массовое идолопоклонство способствует повышению боевого духа, то почему нет?
— А вот что вы думаете, герр Топп, а не прогуляться ли нам в гости к нашим американским друзьям? Дойдем до ближайшего магазина грампластинок, купим все, что хотим, и обратно… Такая вот, концепция… Заодно обезьянку вернем обратно в зоопарк, а то она скучает по дому…
Конечно, это был вызов. Можно было бы сослаться на то, что Папа лично бы их обоих пристрелил за такие художества из своего табельного «Вальтера». Можно было бы также сослаться на то, что из-за бравады подвергать опасности жизни экипажей и ставить на кон исход целой операции в масштабах флота — просто непрофессионально наконец… Можно было. Но никто не сослался.