Глава 25
ДОСЬЕ МАЙОРА ЛУТЦА
Смерть — зло лишь в силу того, что за ней следует.
Августин Аврелий
— Что у нас делает в приемной этот немец? — поинтересовался капитан Хью Риккет, войдя в свой кабинет. Нудные просители его уже давно утомляли. В его обязанности входило руководство военно-морскими архивами, захваченными в Бресте. Секретарша прервала свой раздражающий перестук. Машинку она освоила лишь недавно, долбила по клавиатуре так, как будто гвозди заколачивала. Может, это было и правильно в данном случае — надо было пропечатать под копирку 6 экземпляров документа.
— Это не немец, — ответила она — Это еврей. Он антифашист, отсидел несколько лет в лагере. Сейчас собирает материалы о преступной деятельности гестапо.
— Надо же, — медленно проговорил Риккет, — кто бы мог подумать, что он еврей… И что он хочет?
— Говорит, ему нужны материалы гестапо Бреста, конкретно все по 1-й флотилии подводных лодок.
— Странные какие у него интересы…
— У него есть бумаги от бургомистра…
— Ну, пускай войдет, — сказал Риккет, — переводчика вызовите.
— Переводчик не нужен, он вполне прилично говорит по-английски.
Оказалось, что быть евреем в Бизонии достаточно выгодно. Тебе все начинают верить, какую бы чушь ты не нес. Карлевиц оказался выдающимся актером. Он, используя всяческие местечковые обороты, которых никто в жизни от него не слышал, самозабвенно рассказывал о том, как он был практикующим врачом в Дрездене — советская зона, уже не проверишь, как попал в кацет за подпольные аборты. Просить показать, как он это делал его не стали. Контрразведка могла бы и проверить, что к ним за доктор такой пришел, но тут дело такое — попросили бы — не пожалели.
Еврей объяснил, что он теперь журналист в антифашистской газете, ищет материалы о чудовищных преступлениях нацистов, а главные нелюди, после, конечно же, эсэсовцев, охраняющих Равенсбрюк, — это немецкие подводники.
Не очень понятно, как интересы дрезденского абортолога пересеклись с немецким ВМФ, ну да ладно, видно, мужик натерпелся за эти годы. Это на войне год за три, а год в лагере за сколько? У кого хочешь крыша поедет. Дадим ему доступ в архив. Через двое суток у Ройтера оказались несколько очень интересных артефактов.
«Досье то-о-о-ненькое», — вспомнил Хельмут. Да, тут досье и не тоненькое вовсе. Пухлая кожаная папка с надписью Für den Bericht. Видел он ее уже где-то. На аккуратно приклеенной к краю карточке размашистым почерком начальника гестапо Бреста было написано «Лутц». Досье на Лутца? Хм… Интересно, чем он так заинтересовал гестапо. Совершенно незаметный человек. Никакой. Ни рыба ни мясо.
Лутц для Ройтера был всегда персонажем несколько комическим. Ну а как еще можно воспринимать мужа, с чьей женой ты спишь? Это то же самое, что у ребенка игрушку отнять, только этот-то не ребенок, а офицер… Ройтер открыл потертую папку. Да это не на Лутца, а, получается, Лутц собирал компромат. Оказывается, в те «счастливые времена» в Бресте было не все спокойно. Пропадало оружие — опись, протокол. 7 пистолетов «Вальтер» 2 винтовки «Маузер», динамит — 4 ящика. Ого! Какой бардак! Протокол изъятия (гестапо), копия. 3 пистолета «Вальтер» у французов. Номера совпадают. Динамит… Помнится, взрывотехники тогда говорили, что скорее всего взрывное устройство, которое тогда сработало у него на лодке, было с использованием динамита немецкого производства… Радиограмма «Фрайбола» из службы радиоперехвата. Ключи к шифротаблицам «Энигмы»… 41 год, январь… (А это тут каким боком?) Странно. Почему тогда не было предпринято никаких серьезных действий. Да, тут, как мы видим, майор-интендант сложа руки не сидел. Он был вовсе не так уж и прост, как казалось… Окажись такая папка в гестапо, тогда… Так она ведь и оказалась… И что? И ничего! Невероятно. Впрочем, ответ он нашел для себя через несколько страниц.
Протокол осмотра места происшествия. Осмотр производился в условиях температуры воздуха 21 °C. Освещение естественное. Цейхгауз 13Н, расположенный в блоке D портовых сооружений г. Бреста.
Данная комната представляет собой помещение площадью примерно 90 м2. С северной стороны 4 окна — стена А, окна выходят на причал. Восточная сторона — стена В. В углу, ближе к окну 4, стоит стол, на котором находится радиоприемник. <…> ежду столом у стены Д и креслом обнаружен труп мужчины, 45–50 лет. (Опознан сослуживцами как майор интендантской службы Дитрих Лутц.)
Труп лежит на спине, головой обращен на север, перпендикулярно окну. Ноги вытянуты в направлении стены
С, правая рука направлена на стол, согнута в локте и направлена к голове, которая повернута вправо (к столу). <…> Примерно в 20 см от правой руки трупа находится пистолет, внешне похожий на Luger Р-08. В 1 метре от трупа находится гильза, принадлежащая предположительно пистолету Luger Р-08. (Соответствует табельному оружию майора Лутца.)
Под батареей центрального отопления в 5 м от трупа найдена гильза предположительно от пистолета Walther P-38 калибра 9 мм.
Протокол осмотра трупа.<…> В левой лобной части черепа концентрическое отверстие диаметром 1 см. конической формы с потеками вещества буро-красного цвета. Волосы русого цвета испачканы такой же жидкостью. Глаза открыты. Носовая полость чиста. В правом углу рта кровоподтек по направлению к подбородку 2 см. Ссадина на подбородке с левой стороны диаметром 7 мм. Гематома в области затылка. <…>
При визуальном осмотре трупа внешних повреждений органов и тканей не обнаружено <…> Трупные окоченения выражены в основных группах мышц. Предположительно смерть наступила между 11 и 12 часами дня. <…>
При осмотре производилось фотографирование.
Заключение эксперта-криминалиста
<…>
Гильза № 1, найденная на месте происшествия, принадлежит патрону от пистолета Luger Р-08 калибром 7,65 мм с длиной ствола 98 мм, найденному на месте происшествия. След на гильзе соответствует ударнику этого пистолета. <…>
Гильза № 2, представленная на экспертизу, принадлежит патрону от пистолета Walther Р-38 калибром 9 мм, в связи с чем она не может быть выстреленной из пистолета Luger Р-08, найденного на месте происшествия. <…>
Дырка в 1 см как-то великовата для 7,65… Нечего сказать, страстный парень был майор Лутц — стрелялся с двух рук, при этом «Вальтер» успел спрятать… А как оно было на самом деле? А на самом деле было, скорее всего, так: майор с кем-то серьезно повздорил. Тот ударил его в челюсть и отбросил от стола. Лутц схватился за пистолет и успел выстрелить, но промахнулся. Дырку в 1 см ему сделал «Вальтер». Чей? Ройтер уже не сомневался чей. За потрепанными листами досье сквозь годы проступал почерк мастера.
Вдруг вся эта сцена всплыла у него в сознании, как будто он при ней присутствовал. Лутц на повышенных тонах что-то объясняет Рёстлеру, Рёстлер сначала по своему обыкновению переводит это дело в болтовню, потом, когда видит, что не получается, пытается вырвать у него папку. Лутц не уступает. Резкий короткий удар в челюсть. Лутц опрокидывается через стул. Некоторое время приходит в себя, рука сама нащупывает «Люгер». Выстрел. Тотчас ответный выстрел. Рёстлер ведь был хорошим стрелком и имел возможность прицелиться. Лутц падает мимо кресла. Рёстлер какое-то время стоит неподвижно, затем срывается с места. Мотив самоубийце придумывать не надо. Гестапо и так завалено доносами. Об измене знает едва ли не вся база. Было не было, это никого уже не интересует — разговоры, разговоры. Кто после этого посмеет утверждать, что у майора не было мотива? Спрятать компромат на себя в архиве гестапо! Гениально! Кто будет разбираться в том, что нарыл этот чудак Лутц? Дело прозрачное. Вот тут мы и похороним все документы. Не уничтожим, а похороним!
Но папка майора выстрелила спустя 6 лет! Ну вот, сударыня, теперь вы можете беспрепятственно поминать вашего супруга. Он действительно погиб как герой в бою, за родину и фюрера. Единственное, что ему можно вменить в вину, то, что понадеялся лишь на одного себя, не поделился своими подозрениями с товарищами.
Итак, суд чести. Кем бы он ни был, но Рёстлер должен дать ответы. Ответы на все вопросы. И не ловчить, не изворачиваться. Не переводить стрелки. Четко и конкретно. Ведь если он — английский шпион, то ледовая база обречена. Ее не спасут ни летающие диски, ни атомные заряды, ни система «Ипсилон».
* * *
Слова Папы, переданные Ройтером, отнюдь не способствовали умиротворению ледовой Вандеи. Напротив. Раскол, имевший раньше чисто умозрительные очертания, вдруг приобрел явственные контуры. Одна группа была настроена на немедленную атаку, другая — сомневающихся, в которой был и сам Ройтер, настаивала на оборонительной тактике. Собрать при такой поляризации мнений объективный состав суда чести было делом практически невозможным. Тем не менее суд состоялся. Председательствовал Лют. В общем-то, правильно. Лют отличался въедливостью и «занудством», а именно это и было нужно сейчас. Одно было плохо. Его отношение к семье ставило Ройтера априори в его глазах в слабую позицию. Получалось, как будто виновник, разрушивший порядочную немецкую семью, пытается оправдаться.
Обвинения, обнародованные Ройтером, были следующими: шпионаж в пользу союзников, убийство майора Лутца, подрыв обороноспособности 1-й флотилии путем плетения интриг среди личного состава, сознательная порча и фальсификация судовых документов. Особого внимания заслуживает история вокруг взрыва на его, Ройтера, лодке, когда во время расследования Рёстлер пристрелил двух французов. По всему получалось, что если бы не его тогдашний мыльный «триппер», адская машинка сработала бы аккурат во время атаки конвоя. Личные претензии Ройтер снял. Это сейчас не имело значения. Тем более он не хотел, чтобы в качестве свидетеля выступала Вероника. Хватит с нее и так Ройтер был логичен и последователен. Единственно, чего он не мог объяснить, так это того, почему Рёстлер, сидя на такой лакомой информации, выдавал ее союзникам дозированно. Тонкая игра? Но в этой тонкой игре, ведущейся им по каким-то своим неведомым правилам, он подставил наших товарищей — Прина, Шепке, Кречмера. Да и их ли одних? Доказательств было немало, но все они были по большей части косвенными. Да, выстраивалась четкая и непротиворечивая линия поведения ответственного от Партии, но все зависело от того, будет ли суд готов смотреть на ситуацию с его точки зрения.
Рёстлер держался спокойно. Он выбрал тактику оскорбленной добродетели и не опускался до того, чтобы спорить по частностям. Когда настал его черед, он, опершись на перила, внешним видом копируя Димитрова на процессе о поджоге Рейхстага, обратился к присутствующим:
— Камрады, все здесь присутствующие знают меня не первый день. Мы ведем войну. Войну тяжелую и кровопролитную. Войну, в которой наш враг — это не только наш враг, это враг всего рода человеческого, материализованный в ужасающем гибриде мировой плутократии и кровавого большевизма. Это уникальная война, каких еще не знала история, и методы ее ведения тоже уникальны. Человечество уже создало такое оружие, разрушительная сила которого делает бессмысленной его применение. В этой ситуации самое страшное, что может позволить себе боец, — некомпетентность. Вот сейчас мы все явились свидетелями махровой некомпетентности камрада Ройтера. Некомпетентности. Да. Допустим, командиру подлодки совершенно не обязательно знать высшие соображения разведки, этого мозга войны. Однако все мы знаем, что зачастую жертва приводит к выигрышу. Может быть, вы скажете, что жертвовать ферзем для того, чтобы выиграть кампанию, — безрассудно? Может быть. Может быть, вообще все наше движение — совершенное безрассудство, ведь мы знали, кому мы бросаем вызов, когда шли под пули на Одеонсплац. Мы бросали вызов не жалкой Веймарской республике, не Франции и даже не Британии — мы бросали вызов мировому злу. И мы тогда понимали, насколько этот враг силен. Сегодня мы принесли в жертву не только себя, не только свою кровь, мы принесли в жертву самое дорогое — Священную Германию. Может быть, мы все здесь трусы и предатели, которые отсиживаются во льдах, пока враг хозяйничает на нашей земле? Я полагаю, что таких здесь нет. Я также полагаю, что и некомпетентных людей здесь нет. И уж точно таким нельзя считать штурмбанфюрера Ройтера. Его компетентность, его смелость и яркий дар руководителя неоднократно были оценены фюрером, гроссадмиралом, да и всеми нами здесь присутствующими — тоже. Стало быть, это не некомпетентность. Это нечто иное. Что? Вот это очень интересный вопрос.
Камрад Ройтер приводил тут множество документов. Некоторые из них меня удивили, некоторые возмутили, потому что от них просто несет запахом фальшивки. У меня нет, к сожалению, такого мощного досье, какое собрал Ройтер, но все-таки один документ я позволю себе представить.
Рёстлер вынул из кармана сложенный в несколько раз лист.
— Это фотокопия одной русской газеты за 1912 год. Обратите внимание. Император Николай II награждает офицеров генерального штаба. Среди фамилий — капитан-лейтенант Георгий Реутов.
Он поднял копию над головой, с тем чтобы все могли с ней ознакомиться.
— Вы скажете — ну и что? Отец Ройтера — Георг, фамилия пишется похоже, — простое совпадение. Но обратите внимание на фото. Здесь двух мнений быть не может. Передайте, пожалуйста, эту фотографию высокому суду. — Он вынул из кармана фото Ройтера, которое планировалось поместить на его книжку, то самое, с сигарой, повторяющее Шепке с трубкой. — Прошу высокий суд сравнить два этих документа. Не находите ли вы, что сходство очевидно, что слишком много совпадений для того, чтобы все это было случайностью? Таким образом, я задаю себе вопрос и прошу, чтобы его задали себе и все вы. В личном деле Ройтера в первой строке написано «истинный ариец». Насколько можно доверять этому документу, если уже самая первая строка его опровергается приведенным мною доказательством?
Кто же сейчас находится перед нами? Кто обвиняет меня, человека отдавшего без малого четверть века делу партии? Это дурак? — Нет — далеко не дурак. Это некомпетентное ничтожество, пытающееся свести личные счеты? — Тоже нет! Кто же это? — Это высокопрофессиональный, хорошо подготовленный, смелый и находчивый враг. Русский шпион, более того, потомственный русский шпион.
В зале к последним словам Рёстлера нарастало возбуждение. Ройтер чувствовал себя, как будто под ним подломился тонкий лед. Георг Ройтер, мой отец, — русский морской офицер? Что за глупость…
Вряд ли это была импровизация. Рёстлер прекрасно понимал — Лют бывший гражданин Российской империи, «фольксдойче», естественно, никакой симпатии к титульной нации метрополии не испытывающий. Нет таких национальных меньшинств, которые бы любили метрополию. У него аж надуваются желваки на шее, как только кто-то упоминает о русских… Зубофф — исключение — только то, что дядя Люта служил с его отцом в балтийском Ландсвере, послужило причиной того, что Лют оказывал протекцию этому человеку. А получается-то одно к одному… У вас тут уже целый русский экипаж… Случайно ли это?
«Чтобы в ложь поверили, она должна быть чудовищной!» так, кажется, говорил Геббельс. Возможно, он никогда этого и не говорил, возможно, ему это лишь приписывали, но труднее всего опровергать абсурдные обвинения.
Шум в зале возрастал. Лют сидел во главе стола, обхватив голову руками, перед ним лежала груда бумаг, которую венчала фотокарточка пятилетней давности.
— Тихо в зале! — наконец гаркнул он. Лют выждал несколько секунд, пока не воцарилась мертвая тишина. — Мы выслушали стороны… — сдавленным голосом начал он, кинул взгляд сначала на Ройтера, потом на Рёстлера… — Конечно, господа, вы дали нам материал, над которым следует поразмыслить… (он криво усмехнулся). А пока… А пока оба (он сделал нажим на слове «оба») арестованы до выяснения дальнейших обстоятельств дела. Прошу, господа, сдать оружие.
Черт знает что! Завтра выяснится, что фюрер на самом деле был евреем!
