Глава 26
ЦЕЛЬ — ГАМБУРГ!

При всех своих минусах тюрьма… М-да… в этой точке мира само понятие «тюрьма» теряет всякий смысл. Тут можно в наказание просто выгонять за переделы базы, и этого достаточно. Идите, ребята, постреляйте пингвинов на ужин, если, конечно, доживете до ужина. Режим в этой тюрьме относительно мягкий. Здесь позволяют даже заниматься самоподготовкой и допускают Веронику, которая приходит каждый день. Получается, я восстановил честь ее супруга в глазах церкви. Что ж, очень благородно, практически по средневековому рыцарскому этикету. Но с Рёстлером как я облажался! Как этому мыльному угрю удалось все поставить с ног на голову! Тебе, конечно, не хватило свидетеля Карла Дёница, он бы не дал развернуть эту вакханалию. Но Дёниц был за многие тысячи километров отсюда. Тоже в тюрьме.

Игрок… Он, как и обещал, просто взял и перевернул доску, сметя с нее все фигуры. Ты выстраивал свое обвинение, искал доказательства, собирал их, рискуя жизнью своей и товарищей, а он вот так — хлоп! — как из рукава фокусника вынул какую-то бумажку. Ройтер — русский! Подумать только, какой идиотизм. Лучше б уж сразу сказал — китаец! А Лют поверил. Ведь поверил же! При минимально внимательном рассмотрении становится очевидно, что это сравнение двух этих фото ничего не доказывает. Качество — ужасное. Газета 12-го года! Да на кого там похож этот русский капитан? На Вилли Фрича? Вернера Крауса?

Новая Швабия все более и более напоминала отсеченную руку. Она еще крепко сжимала меч, кровь еще не покинула капилляры, но мозг уже не управлял этой конечностью, и она бессильно кувыркалась на земле, предчувствуя свой закономерный конец. Никто никогда не готовил Базу 211 к функции консервации режима. Это был чисто военный объект, может быть, еще и научный, и исследовательский, но и только-то, а военный объект не способен к саморазвитию. Это, по сути, паразит, который ничего не производит, зато потребляет за десятерых. Жалкие попытки наладить добывающую промышленность наткнулись на проблему нехватки специалистов. Пока все военные заказы прекрасно финансировались за счет южно-американских компаний, на складах посверкивали в свете тусклых прожекторов штабеля золотых слитков, из Аргентины пришли заказанные там для штурма Гамбурга десантные баржи, но не в этом было дело. Военным надо ставить задачи, а их никто не ставил. Именно поэтому многие схватились за самоубийственную идею атаки на Гамбург как за последнюю соломинку. Эта задача военным, по крайней мере, была понятна. Лучше ужасный конец — чем ужас без конца. Видимо, поэтому поддержал ее Линдеманн, поэтому же под ней подписался и Лют. Первыми в поход выдвигались подлодки. И некоторые из них уже вели разведку. Они не умели полноценно перемещаться, но какое-то расстояние Майер мог им сократить, допустим, вдвое. Снабжение — через «Ханебу». Следующим на позицию выходил «Бисмарк». Это уже было собственно начало активной фазы. Его огонь должен был поддержать десант, который неожиданным ударом парализовывал управление войсками союзников. Дальше… а дальше надо было вводить какие-то крупные силы, и в этом плане очень надеялись на вооруженный народ — «фольксштурм». Подполье сообщало, что брожение имеет место, да Ройтер и сам видел, но насколько это брожение управляемо? Поддержит ли оно национал-социализм Гитлера? Ведь одно дело — быть недовольным союзниками, и совсем другое — четкая политическая программа. Зубофф как раз предостерегал от повторения ошибок русского белого движения. Вроде бы обывателю в имперской России жилось неплохо, но поддержали антибольшевистскую борьбу единицы. Масса устала от войны. Ей уже все равно, у нее уже все украли, что могли. И новый виток войны — это риск потерять последнее. И последних. Матери впервые за последние годы вздохнули с облегчением. Их сыновей, достигших призывного возраста, больше не отправят на русские танки. Как быстро империя, которая держала в страхе половину земного шара, превратилась в ничто. Иногда кажется, и не было ее вовсе.

Пока Ройтер вынужденно бездействовал, страсти на Базе 211 накалялись. Линдеманн отдал приказ готовиться к штурму Гамбурга. Командование люфтваффе отказалось поддержать ВМФ. Лют выступил по трансляции с заявлением, в котором назвал позицию летчиков предательской. В ответ летчики забаррикадировались на форте «Бруно» и блокировали доступ к авиационным боеприпасам. Естественно, все это имело очень благовидную форму соблюдения субординации, но фактически означало пощечину ВМФ. Майер занял нейтральную позицию, поскольку формально его подразделение было подчинено ВМФ, а «Ханебу», которые он также частично обслуживал, были подчинены командованию люфтваффе. Он предложил создать единое командование и тоже выступил по трансляции. СС разбилось даже не на 2, а на 3 лагеря. «Пропагандисты», которые себя считали обезглавленными в связи с арестом Рёстлера, обвинили Люта в волюнтаризме и неумении управлять вверенными ему частями. Они потребовали переподчинения флотилии непосредственно СС, как «боевому авангарду партии и истинным наследникам идей фюрера». При этом они не оспаривали сам по себе факт необходимости атаки на Гамбург. Другая группа — делающая ставку на атомное оружие — поддержала Линдемана. Третья — работающая по методикам типа «Ипсилон» — была категорически против.

База 211 была просто нашпигована оружием. Звук перещелкивания затворов стал раздаватсья все чаще. До выстрелов пока дело, слава богу, не доходило, но вся эта ситуация напоминала сухой порох, который мог вспыхнуть от одной-единственной искры.

И вдруг по базе пошел слух — «Фюрер жив!». Он спасся из Берлина и находится в Рио-Галлегас в ожидании очередного рейса в Новую Швабию. Вот кто точно решит все проблемы и расставит все точки над «i». Но и тут возникла поляризация. Наиболее активные члены партии, естественно, сгруппировались вокруг воображаемого фюрера, а вот «флотские» и «армейские» изобразили скепсис. Фюрер как главнокомандующий себя дискредитировал. Куда уж более!

При этом откладывать штурм Гамбурга было нельзя. Антарктическая навигация быстро заканчивалась, а в шторма очень трудно управлять «Ипсилоном». Задержка на 2–3 недели означала фактическую отсрочку на год.

Ройтер прекрасно помнил слова Папы. Действительно, столь малочисленный воинский контингент, даже вооруженный до зубов самыми передовыми достижениями техники, не мог завоевать весь мир. А пришлось бы делать именно это. Средств доставки ядерных боеприпасов, кроме «Ханебу», не было. Перемещать их с помощью «Ипсилона» никто никогда не пытался. Как себя поведет такая штуковина в промежуточном пространстве, было совершенно не понятно. Как на нее влияет нагрев, вернее насколько этот нагрев критичен — тоже никто не проверял. И что будет, если она взорвется по дороге?

Стена задрожала от подземного взрыва. Так всегда бывало, когда в шахтах взрывали породу. Проходка в этих скалах давалась очень трудно. Не было, говорите, Империи? Да как такое — не было! Вот она, сражается, вгрызается в толщу ледяного континента. Гиперборея возрождается.

Вот и надо ее как можно дольше удерживать от войн и потрясений. Фюрер совершил ошибку в 39-м, нельзя было начинать войну! Несвоевременно. Оттянул бы ее на пару лет, может быть, все сложилось бы по-другому, у нас был бы флот, у нас были бы передовые вооружения, ракетное оружие, «Ипсилон»…

Ройтер закрыл глаза, постарался настроиться на волну, которая мощным накатом шла из штабного сектора. Там заканчивали последние приготовления. Он вдруг почувствовал себя парящим над гамбургским портом. «Бисмарк» на рейде, его башни плюются огнем. Он уже бьет по дальним целям. «Томми» выбиты из города. Они лишь точечно оказывают сопротивление, и судьба этих точек предрешена. Город местами разрушен, но что такое разрушен для города которого уже несколько лет практически не существует?.. Где-то поднимаются в небо дымы. Какая знакомая картина! Он попытался двинуться вперед, это удалось, картинка поплыла. Он смог пролететь над улицами. На здание ратуши вернулся имперский флаг. У входа сгрудившиеся люди — человек 100. Это ополчение. Не тысячи, не миллионы… Может быть, просто рано еще? Не все поняли, что происходит. Всего третий день операции… Пустота начинает наполняться информацией, как парус ветром. Оказывается, вчера русские блокировали Западный Берлин, Трумэн выступил с нотой, в которой в ультимативной форме потребовал обеспечить беспрепятственное движение союзников, в противном случае угрожал применить атомное оружие. Со стороны Советов выступил Молотов, который дал понять, что у Сталина есть возможность ответить адекватно. Что такое «адекватно», он не уточнял. Может быть, речь шла о немецких антарктических зарядах?

Черные силуэты поврежденных домов озаряет ярко-белый, похожий на лунный, свет, только в тысячи раз ярче, видно, как раскаляется докрасна кирпич с той стороны, откуда пришла вспышка, люди на площади даже не успевают понять, что же произошло, штормовой порыв ветра с золой, битым камнем и кусками стропил просто сметает пепел, оставшийся от них. Со шквалом, кувыркаясь, как подброшенная десятипфенинговая монета, над остовами домов несется дымящийся диск «Ханебу». Порывом его ударяет о шпиль ратуши, шпиль выкручивает, как спицу зонтика, чиркнув по башне и изменив траекторию, «Ханебу», совершив еще несколько кувырков по кварталу заваливается в облако пара и пыли. Шквал идет дальше, в порт, к «Бисмарку». Вокруг него формируется спасительное облако и ударяет первая голубая молния. Шквал настигает его, сдувая белый туман, и швыряет громадину вверх, как пушинку, оплавляются антенны, лопаются стекла. Между носом и кормой возникает гигантская вольтова дуга диаметром несколько метров. Электронный удар выводит из строя обратный порт «Ипсилона». Детонирует боекомплект. С высоты 30 метров в бухту сыплются куски металла. Одна из башен отрывается и свечой уходит вверх.

Ройтер обнаружил себя на полу, с лица струйками стекал холодный пот. Стена в очередной раз сотряслась, как будто под каютой прошел поезд подземки. Эхо длинных коридоров транслировало жужжание электрогенераторов. Дёниц был прав! Атаки Гамбурга допускать ни в коем случае нельзя. Нужно помешать этому. Любой ценой. Любой.

Даже ценой мятежа. Да, это нарушение присяги, но фюрер освободил его от обязательств фактом своей гибели, а Дёниц отказался приказывать. Он теперь ронин — самурай, чей господин умер. А значит, своего лица он не теряет. Все они — ронины.

В любом случае, ребята — чисты. Они выполняли мой приказ. Мой и только мой. А приказ я завтра передам через Веронику. Время есть. Мало, но есть. Думаю, нейтрализовать охрану им труда не составит. Причем даже не стоит подключать абордажную команду. Почти все на лодке владеют в какой-то степени способностью заставлять собеседника тупить. Это позволяло им преодолевать английские патрули и в конечном итоге проникнуть в Шпандау, а здесь все-таки не Шпандау. Так что обойдемся без стрельбы. Не хочу, чтобы на мне была кровь немцев. Гражданская война — последнее дело.