— Знаешь, Герман, а ведь мы уже несем значительные потери, — задумчиво сказал Дитрих фон Зальц, залпом глотнув водки и зажевав куском ржаного хлеба с салом. — Эти русские дерутся словно дьяволы под командованием своих красных большевистских комиссаров! Я поседел, потому что за эти два месяца боев потерял половину своей эскадрильи пикирующих бомбардировщиков! Русские контратакуют и наносят нам сокрушительные удары — один за одним!.. Читал «Фельдцайтунг»?

— Да, читал.

— Мы уже два месяца топчемся под Киевом — упорная оборона русскими этой ключевой точки уже сорвала планы общего наступления Вермахта. Теперь мы не успеваем до холодов подойти к Москве.

Герман Вольф только пожал плечами. У него и самого были подобные невеселые мысли на этот счет. Но он все же предпочитал помалкивать. Гестапо повсюду имело длинные уши.

— Не знаю, Дитрих, не знаю. Я солдат и выполняю приказ. Хотя ты прав: русские не только не ослабили натиск, но даже, наоборот, атакуют при каждой возможности. Если бы у них было больше современных самолетов, даже и не знаю, как бы все повернулось.

— Verdammt! У нас из-за перебоев с поставками авиабомб позавчера боевой вылет сорвался, — мрачно проинформировал Дитрих фон Зальц. — Как сообщили штабу из гестапо, партизаны пустили эшелон с боеприпасами под откос. Говорят, взрыв был такой страшный, что повалило и подожгло лес на несколько километров вокруг! И ты прав, Герман: русские сопротивляются отчаянно, хоть и не всегда умело. И это после тех потерь, которые мы нанесли им в первые дни наступления!

Майор Дитрих фон Зальц был абсолютно прав в своих мрачных рассуждениях.

Несмотря на внезапность удара, аэродромам немецкой авиации в первые дни войны тоже был нанесен серьезный урон. По немецким источникам, с 22 июня по 19 июля 1941 года потери Люфтваффе составили 1284 самолета всех типов. Это примерно столько же, сколько потеряла советская авиация в первый день боев, и почти половина боевого состава четырех воздушных флотов, участвовавших в нападении. Всего Первый, Второй, Четвертый и Пятый Luftflotte имели 2796 самолетов. Причем большие потери были нанесены врагу во время ответного удара по немецким аэродромам — по всему фронту от Балтийского до Черного моря 8 июля 1941 года. Ну а последующие летние месяцы кампании на Востоке продолжали методично выматывать части Вермахта, СС и Люфтваффе.

Гитлер вещал о скорой победе над Советами, однако оптимизм фюрера не разделяли очень многие, в том числе и среди офицеров и генералов Люфтваффе. Им было хорошо известно, что контрольные цифры по производству боевых самолетов в Германии, установленные директивами от 13 июля и 28 сентября 1940 года, оказались не выполнены. Так, вместо запланированного производства трехсот сорока пяти Ju-88 и шестидесяти Ju-87 в месяц Люфтваффе получали соответственно сто восемьдесят четыре и пятьдесят два. Причем в конце 1940 года выпуск продукции даже сократился и не превышал семисот пятидесяти — восьмисот самолетов в месяц. Весной 1941 года суммарный выпуск возрос примерно в полтора раза, и казалось, что положение исправлено.

Но специалисты знали, что это достигнуто за счет сверхлимитного расхода дефицитного сырья. Немцы вели ускоренное перевооружение истребительной авиации новыми Bf-109F, пытаясь срочно довести моторы DB-601Е и Jumo-211J, на которые возлагали большие надежды.

Известно, что Геринг, которого трудно упрекнуть в каком-либо фрондерстве по отношению к фюреру, весной 1941 года неоднократно высказывал серьезное беспокойство ситуацией в Люфтваффе. Так, в ответ на заявление Гитлера: «Уже через шесть недель после вторжения в СССР вы сможете возобновить воздушную войну против Англии», Геринг ответил: «Мой фюрер, Люфтваффе находятся в одной упряжке с Вермахтом и не имели ни малейшей передышки с начала войны. Перед ее началом я говорил вам, что мы вступаем в бой с хорошо подготовленными авиагруппами, но теперь их силы почти исчерпаны.

И я не до конца уверен, что нам удастся сокрушить Россию за шесть недель».

А Герман Вольф вспомнил сплошные вереницы пленных красноармейцев, бредущих в пыли фронтовых дорог под окрики эсэсовцев и лай сторожевых овчарок. Пленных было не просто много — тьма! «Сколько же еще осталось у русских человеческих резервов, если даже после таких потерь они сражаются с львиной яростью и отвагой!» — думал Герман Вольф.

А еще он видел, с какой ненавистью на них смотрели местные жители. В селах редко можно было встретить молодых — в основном старики и дети. Но даже от взглядов детей гауптман Люфтваффе прятал глаза… И естественно, при такой «народной любви» ни о каких припасах речи быть не могло. Хорошо если удавалось найти неразграбленный склад, хоть русские и бросали многое при отступлении. Жрать хотели все немецкие солдаты, вне зависимости от того, летчики они, или, к примеру, танкисты, или военные строители-саперы.

Ну а еще — партизаны. Даже в оккупации люди не сложили оружие. И они убивали немецких солдат. Гауптман Герман Вольф с каждым днем, проведенным в России, на этом страшном Восточном фронте, зверел все больше и больше. Иначе здесь было не выжить. Да, они — оккупанты, и они здесь не так надолго, как им кажется…