Глава 18

Майлз, закинув руки за голову, развалился на гидро-кушетке смотровой палубы, выходящей на теневую сторону завода, и уставился в глубины пространства – теперь уже не пустые. Там в вакууме мерцали и посверкивали идущие к станции суда дендарийского флота, живые созвездия из людей и кораблей.

В летней усадьбе в Форкосиган-Сюрло у него в спальне была собственная выставка боевых космолетов; классические модели военных барраярских судов, чье тщательно выверенное расположение поддерживали почти невидимые и очень прочные нити. Невидимые нити. Он сложил губы трубочкой и силой дунул в хрустальный купол, будто мог этим заставить дендарийские корабли вращаться и плясать на месте.

Девятнадцать боевых кораблей и около трех тысяч солдат и техников… – Мое! – попробовал он произнести. – Это все мое. – Фраза не вызвала у него соответствующего ликования. Скорее он ощущал себя мишенью.

Во-первых, сказанное не было правдой. Вопрос, кто же на самом деле является владельцем видневшейся снаружи боевой техники стоимостью в миллионы бетанских долларов, был поразительно сложен. Целых четыре дня заняли переговоры по выработке тех самых «деталей», от которых он легкомысленным движением руки отмахнулся тогда, в причальном отсеке. Восемью кораблями владел лично Оссер, плюс было еще восемь независимых капитанов-владельцев. Почти у всех были кредиторы. Выходило, что как минимум десять процентов «его» флота принадлежит Первому Банку Единения Джексона, знаменитого своими номерными счетами в банке и неболтливостью в отношении собственных клиентов; насколько Майлз знал, он теперь вкладывал свои деньги в поддержку индустрии азартных игр, промышленного шпионажа и торговли живым товаром от одного конца вселенной П-В туннелей до другого. Похоже, он не столько хозяин дендарийского флота, сколько самый главный из его наемных работников.

Вопрос о владении «Ариэлем» и «Триумфом» отчасти осложнялся тем, что Майлз захватил их в бою. Раньше «Триумф» был в полной собственности Танга, а вот Осон был по уши в долгах за «Ариэль» еще одной кредитной организации с Единения Джексона. Оссер, пока еще он работал на пеллиан, прекратил все выплаты после захвата «Ариэля», оставив кредиторов – как они там называются? «Луиджи Бхарапутра и сыновья, закрытая семейная финансовая и холдинговая компания с ограниченной ответственностью, Единение Джексона» – востребовать за корабль страховку, если таковая была. Капитан Осон побледнел, когда выяснил, что следователь вышеназванной компании вскоре прибудет сюда для разбирательства.

Одной инвентарной описи было бы достаточно, чтобы свести Майлза с ума, а когда дело дошло до самых различных персональных контрактов – его желудок заболел бы, если бы был на это способен. Еще до прибытия Оссера дендарийцам причиталась прибыль от контракта с фелицианами. Теперь прибыль, рассчитанную на двести человек, нужно было распределить так, чтобы содержать три тысячи.

Или больше трех тысяч. Дендарийский флот раздувался на глазах. Только вчера через П-В туннель прибыл еще один вольный корабль – бог знает, на какой фабрике слухов он про них услышал, – а уж воодушевленные потенциальные новобранцы с Фелиции ухитрялись прилетать сюда с каждым новым кораблем. Завод по очистке металлов снова работал по своему прямому назначению, контроль за локальным пространством оказался в руках фелициан, и их войска теперь захватывали пеллианские базы по всей системе.

Пошли разговоры о том, что надо вновь наняться на службу к Фелиции, желающей в свою очередь заблокировать тоннель против своего давнего, побежденного противника. Как только дело касалось этой темы, в голове у Майлза непроизвольно всплывала фраза «Уходить нужно, пока выигрываешь»; этот план наполнял его тайным ужасом. Он жаждал убраться отсюда прежде, чем рухнет весь этот карточный домик. Ему нужно по крайней мере отличать в собственном сознании реальность от вымысла, а вот для остальных смешивать одно с другом как можно сильнее.

С пандуса послышался шепот, донесшийся до уха Майлза благодаря какой-то случайной прихоти акустики. Он различил высокий голос Елены и прислушался: – Мы не обязаны его спрашивать. Мы не на Барраяре и и никогда туда не вернемся…

– Для нас это будет все равно что захватить с собой маленькую частичку Барраяра, – ответил голос База, такой ласковый. какого Майлз никогда у него не слышал. – Глоток родного воздуха в безвоздушном пространстве. Бог свидетель, я не могу дать тебе многое из того «правильного и пристойного», чего желал тебе твой отец, но все крохи этого, что в моей власти – твои.

– Гм, – в ее ответе не слышалось энтузиазма, он прозвучал почти неприязненно. В эти дни на любое упоминание о Ботари она реагировала не больше, чем мертвец – на удар молотом; от глухого звука удара Майлзу делалось дурно, а сама Елена не откликалась на него никак.

Они появились с пандуса: Елена первая. Баз чуть позади. Он с робким восторгом улыбался своему сюзерену. Елена тоже улыбнулась, но одними губами.

– Медитируешь? – небрежно спросила она. – По мне больше похоже, что ты просто пялишься в окно и грызешь ногти.

Он резко выпрямился – так, что кушетка булькнула под ним, – и ответил ей в тон: – Ох, а я только что приказал охране не пускать сюда туристов! На самом деле я заявился сюда вздремнуть.

Баз улыбнулся Майлзу. – Милорд, я знаю, что в отсутствие прочих родственников юридическая опека над Еленой падает на вас.

– Зачем… а, так и есть. По правде говоря, у меня не было времени над этим подумать. – Такой поворот беседы заставил Майлза беспокойно заерзать на месте: он был не совсем уверен, что же последует дальше.

– Прекрасно. Как у ее сюзерена и опекуна, я официально прошу у вас ее руки. Как и всего остального. – От этой идиотской ухмылки Майлзу безумно захотелось как следует дать ему ногой по зубам. – И как у моего сюзерена и командира, я прошу у вас разрешения жениться, э-э… «дабы мои сыновья служили вам, мой лорд», – выдал Баз сокращенную версию формулировки, перепутав лишь слегка.

«У тебя не будет никаких сыновей, потому что я отрежу тебе яйца; ты, ворюга, конокрад, обманщик, предатель…» – Майлз успел овладеть собой прежде, чем его эмоции выплеснулись в чем-то большем, чем в кривой, с плотно сжатыми губами, усмешке. – Понимаю. Но есть… есть некоторые трудности. – Он выстраивал перед собой логические аргументы, словно силовое поле, пряча свою малодушную, неприкрытую ревность от обжигающего честного взгляда двух пар карих глаз.

– Конечно, Елена еще совсем молода… – он это быстро бросил, потому что в ее глазах вспыхнула ярость, а губы беззвучно проговорили «Ах, ты…»

– Но самое главное, я дал свое слово сержанту Ботари, что в случае его смерти выполню три вещи: похороню его на Барраяре; позабочусь, чтобы Елена была просватана с соблюдением всех церемоний и… э-э… прослежу, чтобы она вышла замуж за достойного офицера барраярской Имперской Службы. Вы хотите, чтобы я нарушил клятву?

Баз выглядел таким ошеломленным, словно Майлз и вправду ему врезал. Он открыл рот, закрыл, открыл снова. – Но… разве я не ваш вассал и оруженосец? Это, конечно, то же самое, что быть имперским офицером… черт, да сам сержант был оруженосцем! Или… вы недовольны моей службой? Скажите, в чем я подвел вас, милорд, и, может, я смогу это исправить. – Он уже был не изумлен, а неподдельно расстроен.

– Ничем ты меня не подвел, – сорвались с губ Майлза слова, побуждаемые его собственной совестью. – Гм.. Но, конечно, ты служишь мне всего четыре месяца. На самом деле это очень недолгое время, хотя, я знаю, кажется оно куда длиннее, столько всего произошло… – Майлз путался в словах, чувствуя себя не просто калекой, а безногим – яростный взгляд Елены отрубил ему ноги по колено. Насколько меньше он стал в ее глазах? – Все это так неожиданно… – проговорил он беспомощно и замолк.

Голос Елены сделался низким, заскрежетал от ярости: – Как ты смеешь… – Она задохнулась, голос у нее перехватило, затем она заговорила вновь: – Ты в долгу… да разве может ли кто-нибудь быть в долгу перед этим?! – Майлз понял, что ее вопрос относился к сержанту. – Я не была ему рабыней, и тебе – тоже! С-с-собака на сене…

Баз опасливо накрыл ее руку своей, пытаясь сдержать тот прилив, который уже обрушился на Майлза.

– Елена, может сейчас не самое подходящее время заводить об этом разговор? Может, лучше попозже… – Он с замешательством поглядел на недвижное лицо Майлза и вздрогнул.

– Баз, ты же не собираешься принимать это всерьез?

– Пойдем отсюда. Мы еще поговорим…

Она заставила свой голос вернуться к нормальному тембру. – Встретимся у выхода с пандуса, внизу. Я на минуту.

Подчеркивая сказанное, Майлз кивнул Базу – «свободен!»

– Ладно… – Инженер вышел, медленно ступая и с беспокойством оглядываясь через плечо.

Словно по молчаливому согласию, они подождали, пока не стихнет мягкий звук его шагов. Когда Елена обернулась, гнев в ее глазах сменился мольбой.

– Неужели ты не понимаешь, Майлз? Это мой шанс сбежать от всего. Начать жизнь заново – чистой и незапятнанной – где-нибудь в другом месте. Как можно дальше.

Майлз покачал головой. Он бы упал перед ней на колени, если бы думал, что это чем-то поможет. – Как я могу от тебя отказаться? Ты – это горы и озеро, это воспоминания, которые есть у нас обоих. Когда ты со мной, я дома, где бы я ни был.

– Будь Барраяр моей правой рукой, я взяла бы плазмотрон и отрезала ее. Твои отец с матерью это время знали, кто он был, и все же его покрывали. Кто они после этого?

– Сержант вел себя как должно…. полностью, всегда, вплоть до… Ты была его искуплением, разве ты не понимаешь?…

– Что, жертвой за его грехи? И вот я превращаюсь в образцовую барраярскую деву и выдумываю магическое заклинание прощения? Я могу провести всю свою жизнь, исполняя этот ритуал, и так не добраться до его конца, черт побери!

– Не жертвой, – попытался он объяснить ей. – Может, алтарем…

– Чушь! – Она принялась вышагивать взад и вперед – будто пантера, посаженная на короткую цепь. Раны ее эмоций открылись и кровоточили прямо у него на глазах. Как он жаждал остановить эту кровь!

– Разве ты не понимаешь, – страстно бросился Майлз ее убеждать, – что со мной тебе будет лучше. Что бы мы ни делали, мы несем его в себе. Ты не сможешь от него убежать, как и я. Куда бы ты ни отправилась, он станет твоим компасом. Искаженным цветным стеклом, через которое ты будешь видеть все новое. Я-то знаю, мой отец меня тоже неотступно преследует.

Потрясенная Елена вздрогнула. – Мне от тебя просто дурно делается, – высказалась она.

Только она зашагала прочь, как на пандусе показался Айвен со словами: – А, вот ты где, Майлз.

С Еленой Айвен разминулся, осторожно обойдя ее по дуге, причем его руки неосознанным защитным жестом прикрыли пах. Уголок рта Елены саркастически дернулся, и она наклонила голову в вежливом кивке. Айвен ответил на приветствие застывшей и нервозной улыбкой. Вот тебе и все твои рыцарские планы защитить Елену от его непрошеного внимания, печально подумал Майлз.

Со вздохом Айвен устроился возле Майлза. – Ничего пока не слышно от капитана Димира?

– Совсем ничего. Ты уверен, что они отправились именно на Тау Верде, а не получили приказ внезапно двигаться куда-то еще? Не понимаю, как скоростной курьер может опоздать на две недели.

– О боже, – произнес Айвен. – Как думаешь, это возможно? Тогда я влипну в такие неприятности…

– Ну, не знаю, – попытался Майлз его успокоить. – Вашим первоначальным приказом было найти меня, и на настоящий момент ты единственный, кто преуспел в его выполнении. Не забудь об этом упомянуть, когда станешь просить отца снять тебя с крючка.

– Ха, – пробормотал кузен, – И какая польза от того, что живешь в системе наследственной власти, если ты не можешь время от времени пользоваться небольшими благами протекции? Майлз, твой отец не оказывает покровительства никому. – Он уставился на дендарийский флот и добавил, опустив половину рассуждений: – Знаешь, впечатляет.

К Майлзу постепенно вернулось хорошее настроение. – Ты правда так считаешь? – И он шутливо добавил. – Не хочешь присоединиться? Похоже, здесь открываются новые, горячие вакансии.

Айвен фыркнул. – Нет уж, спасибо. Не имею никакого желания садиться на предписанную императором диету. Закон Форлопулоса, знаешь ли.

Улыбка Майлза завяла у него на губах. Смешок Айвена иссяк, словно вытек куда-то. В потрясенном молчании они уставились друг на друга.

– Ох, черт… – произнес Майлз наконец. – Я забыл про закон Форлопулоса. Мне это даже в голову не приходило.

– Ясно же, что никто не сможет это истолковать как создание частной армии, – неубедительно заверил его Айвен. – Нет собственно «довольствия и жалования». Я хочу сказать, они же не приносили тебе вассальной присяги или чего-то в этом роде – или как?

– Только Баз и Арди, – сказал Майлз. – Но я не знаю, как именно барраярский закон толкует контракты наемников. В конце концов, они не пожизненные – разве что если тебе посчастливится погибнуть…

– А что вообще за тип этот Баз? – спросил Айвен. – Сдается мне, он твоя правая рука.

– Без него я бы ничего сделать не смог. Он был бортинженером Имперской Службы до того, как… – Майлз прикусил язык сам, – … как он уволился. – Майлз попытался представить, что может полагаться по закону за укрывательство дезертира. В конце концов, сперва он не намеревался на этом попадаться. По здравому размышлению, туманный план вернуться домой вместе с Базом и выпросить у отца как-нибудь устроить ему помилование все больше и больше стал походить на планы человека, который выпал из аэрокара и собирается приземлиться на мягкое, пушистое облако, которое ветер проносит под ним. То, что издалека выглядит прочным, вблизи может обернуться туманом.

Майлз взглянул на Айвена. Потом поглядел на Айвена пристально. Потом уставился на него. Айвен с простодушным вопросом во взоре моргнул в ответ. Что-то в этой открытой, жизнерадостной физиономии вызывало у Майлза страшное беспокойство.

– Знаешь, – проговорил он наконец, – чем больше я думаю над тем, как ты оказался здесь, тем страннее мне все это кажется…

– Ты не поверишь, – сказал Айвен, – но я отработал свой проезд. Эта старая пташка оказалась такой ненасытной, что…

– Я не о том, как ты попал сюда – а в первую очередь о том, как тебя вообще послали. С каких это пор кадетов-первокурсников срывают с занятий и посылают на задания Службы безопасности?

– Не знаю. Я полагал, им нужен был кто-то, способный опознать тело и все такое…

– Ну да, только моих медицинских данных у них почти столько, чтобы они могли собрать меня заново. Эта идея имеет смысл, только если не слишком пристально над ней задумываться.

– Знаешь ли, когда адмирал Генштаба посреди ночи звонит кадету и приказывает лететь, ты летишь. А не задерживаешься, чтобы с ним подискутировать. Он вряд ли такое оценит.

– Ладно… а что говорилось в твоем письменном приказе?

– Если подумать, так я его даже не видел. Я полагал, адмирал Хессман передал его лично капитану Димиру.

Майлз решил, что его беспокойство проистекает от того, сколько раз в их разговоре встречается выражение «я полагал»… Но было что-то еще… он почти уловил… – Хессман?! Тебе отдал приказ Хессман?

– Причем лично, – гордо заметил Айвен.

– Хессман не имеет никакого отношения ни к разведке, ни к Службе безопасности. Он находится под наблюдением прокуратуры. Айвен, здесь все закручивается сильнее и сильнее…

– Адмирал есть адмирал.

– Однако именно этот адмирал в черном списке моего отца. Во-первых, он осведомитель графа Фордрозды в Генеральном штабе, а отец терпеть не может, когда его офицеры встревают в партийную политику. К тому же отец подозревает его еще и в растрате армейских фондов, в каких-то махинациях вокруг контрактов на постройку кораблей. Когда я уезжал, отец уже дошел до того, чтобы подключить к расследованию лично капитана Иллиана, а ты ведь знаешь, что он не растрачивает талант Иллиана по пустякам.

– Все это чересчур для моих мозгов. Мне хватает проблем с навигационной математикой.

– Это не должно быть для тебя чересчур. Ну, как для кадета – конечно, но ты еще и лорд Форпатрил. И, случись что со мной, ты унаследуешь наше графство и округ от моего отца.

– Боже упаси! – сказал Айвен. – Я хочу быть офицером, путешествовать, снимать девочек. А не мотаться по этим чертовым горам, пытаясь собрать налоги с этих невежд с манией убийства или не позволяя краже курицы перерасти в партизанскую войну в миниатюре. Не собираюсь никого оскорблять, но ваш округ – самый упрямый на всем Барраяре. Майлз, в глубинке за Дендарийским ущельем люди живут в пещерах! – Айвен содрогнулся. – И им это нравится!

– Там есть огромные пещеры, – согласился Майлз. – При нужном освещении скальные образования начинают переливаться великолепными цветами. – На него накатил приступ ностальгии по дому.

– Ну, если я когда и унаследую графство, молю бога, чтобы это была городская местность, – заключил Айвен.

– Насколько я знаю, ты не стоишь в линии наследства ни на одно, – усмехнулся Майлз. Он пытался снова поймать нить разговора, но от реплики Айвена схемы наследования выстроились у него в мозгу сами собой. Он проследил своих собственных предков – через бабушку Форкосиган к принцу Ксаву и самому императору Дорке Форбарре. Мог ли когда-нибудь предвидеть великий император, в какой оборот попадет его праправнук с его же законом, навсегда положившим конец частным армиям и графским войнам?

– А кто твой наследник, Айвен? – лениво спросил Майлз, глядя на дендарийские корабли, но думая о Дендарийских горах. – Лорд Фортейн, да?

– Ага, но я жду, что в любой момент старика не станет. Здоровье у него не очень, как я в последний раз слышал. Вот беда, что эти штуки с наследованием не работают в обе стороны, а то бы на меня свалилась куча денег.

– И кому эта куча достанется?

– Думаю, его дочери. Имущество перейдет – дай-ка подумать – к графу Фордрозде, а ему оно и не нужно. Насколько я слышал про Фордрозду, он бы предпочел деньги. Впрочем, не думаю, что ради денег он пойдет столь далеко, чтобы жениться на этой дочери – ей под пятьдесят.

Оба задумчиво уставились в пространство.

– О боже, – произнес Айвен через какое-то время, – надеюсь, что приказы, которые Димир получил, когда я сматывался, не предписывали ему отправляться домой или еще куда-то. Тогда решат, что я уже три недели в самоволке – да у меня в личном деле места не хватит для всех взысканий! Слава богу, хоть эти старомодные дисциплинарные построения отменили…

– Ты был там, когда Димир получил приказ? И не стал слоняться поблизости, чтобы увидеть, что в нем? – изумился Майлз.

– Я у него буквально зубами выдрал эту увольнительную. И не хотел рисковать. Понимаешь, там была эта девчонка… да, теперь я думаю – зря я не прихватил свой комм.

– Ты оставил свой комм-линк?

– Там была эта девчонка – и я правда чуть обо всем не забыл. А когда вспомнил, Димир уже начал совещание, и я не хотел возвращаться, чтобы меня не заловили.

Майлз беспомощно покачал головой. – А не можешь ты припомнить что-то странное насчет этих приказов? Что-нибудь необычное?

– А, конечно. Это был чертовски большой пакет. Во-первых, его доставил императорский курьер в полной дворцовой ливрее. Ну-ка, посмотрим… четыре диска с данными: зеленый – Разведки, два красных – Службы безопасности, голубой – Оперативного отдела. И пергамент, конечно.

По крайней мере, память у Айвена наследственная. На что это может быть похоже – иметь такой склад ума, чтобы запоминать почти все, но не удосужиться привести информацию хоть в какое-то подобие порядка? Совсем так же, как жить у Айвена к комнате… – Пергамент? – переспросил он. – Пергамент?!

– Ну да, я подумал, что это как раз что-то необычное.

– Ты хоть представляешь, как чертовски… – Майлз подскочил, рухнул обратно на сиденье и стиснул руками виски, стараясь привести свои мозги в движение. Айвен не просто идиот, он генерирует телепатическое поле-глушилку, превращающее людей рядом с ним в таких же идиотов. Стоит обратить на это внимание барраярских спецслужб – они смогут сделать из кузена новейшее оружие в своем арсенале (если только найдут кого-нибудь, способного не забыть о своем задании, хоть раз оказавшись рядом с Айвеном). – Айвен, на пергаменте теперь пишут только три вещи: императорские указы, первые экземпляры эдиктов Совета графов или Совета министров и некоторые распоряжения Совета графов своим членам.

– Это я знаю.

– Как наследник своего отца, я вхожу в число младших членов этого Совета.

– Сочувствую тебе, – произнес Айвен, чей взор уже обратился к окну. – Как ты думаешь, какой из вон тех кораблей самый скоростной – иллирийский крейсер или…

– Айвен, я провидец, – внезапно заявил Майлз. – Мои провидческие способности так велики, что я могу сказать, какого цвета была лента на этом пергаменте – даже не видя его.

– Я сам знаю, какого она была цвета, – раздраженно произнес Айвен. – Она была…

– Черной! – перебил его Майлз. – Черной, ты, идиот! А ты даже не подумал об этом упомянуть!

– Знаешь, мне хватает этой чуши и от собственной матери, и от твоего отца, и я не собираюсь выслушивать еще и от тебя… – Айвен осекся. – А тебе откуда знать?

– Я знаю ее цвет, потому что знаю содержание. – Майлз вскочил и неудержимо зашагал туда и обратно. – Ты тоже знаешь, или знал бы, если бы хоть раз остановился и подумал. Вот тебе шуточка. Что такое – белое, взято с овечьей спины, обвязано черным, доставляется кораблем за тысячи световых лет и пропадает?

– Если ты вот так представляешь себе шутки, ты страннее, чем…

– Это – смерть, – голос Майлза упал до шепота, заставив Айвена подпрыгнуть на месте. – Измена. Гражданская война. Предательство, диверсия и почти наверняка – убийство. Зло…

– Ты случайно больше не принимал этих болеутоляющих, на которые у тебя аллергия, а? – испуганно спросил Айвен.

Майлз бешено заходил туда-сюда. Он испытывал неодолимый порыв схватить Айвена и как следует встряхнуть – в надежде, что хаотически дрейфующая у того в голове информация кристаллизуется в логическую цепочку доводов.

– Если тяги Неклина курьерского корабля Димира были повреждены в результате диверсии во время остановки на Колонии Бета, пройдут недели, прежде чем корабля хватятся. Все, что знают в посольстве Барраяра, – корабль отправился на задание, совершил прыжок… и не существует способа узнать, находясь на Бете, появился он с противоположной стороны или нет. Какой совершенный способ избавиться от улик… – Майлз представил смятение и ужас людей на борту корабля, когда прыжок пошел не как надо и их тела начали струиться и расплываться, словно акварельные картинки под дождем… Он заставил свои мысли вернуться к абстрактным рассуждениям.

– Не понимаю. Где, по-твоему, Димир? – спросил Айвен.

– Он мертв. Полностью и окончательно мертв. И ты должен был быть полностью и окончательно мертв, но ты опоздал на корабль. – Он издал высокий, истерический смешок. И взял себя в руки – в буквальном смысле, обхватив свои плечи ладонями. – Полагаю, они посчитали – если задача была избавиться от пергамента, – что они и тебя туда кинут. В этом сюжете просматривается определенная экономия; как раз такой склад ума, надо думать, доведет и до прокуратуры.

– Ну-ка, сдай назад, – потребовал Айвен. – Что вообще, по-твоему, было в этом пергаменте – и какие к черту «они»? Ты становишься таким же параноиком, как старина Ботари.

– Черная лента. Это было обвинение в преступлениях, за которые полагается смертная казнь. Императорский ордер на мой арест по смертельному обвинению, выдвинутому в Совете Графов. А обвинение? Ты сам сказал. Нарушение закона Форлопулоса. Измена, Айвен! Теперь спроси-ка себя: кому выгодно, если меня осудят за измену?

– Никому, – быстро ответил Айвен.

– Хорошо, – Майлз воздел глаза к небу. – Попробуй по-другому. Кто пострадает, если меня осудят за измену?

– О, твоего отца это бы просто уничтожило. Я хочу сказать, окна его кабинета выходят на Главную Площадь. Каждый рабочий день он стоял бы у окна и смотрел, как ты умираешь от голода. – Айвен смущенно кашлянул. – Это бы свело его с ума.

Майлз шагал туда и сюда. – Убрать его наследника – будет это казнь или ссылка, – сломить его дух, свалить его самого и его центристскую коалицию вместе с ним… Или заставить его превратить фальшивое обвинение в настоящее в попытке меня спасти и сместить его – уже за измену. Что за дьявольская «вилка»! – Умом он восхищался идеальным совершенством заговора, в то время как от свирепой ярости у него чуть дух не перехватывало.

Айвен покачал головой. – Чтобы все зашло так далеко и твой отец этому не воспрепятствовал? Я имею в виду: он, может, и знаменит своей беспристрастностью, но предел есть даже у него!

– Ты видел свиток. Если они самого Грегора дожали до состояния подозрительности… – проговорил Майлз медленно. – Суд может как признать виновным, так и оправдать. Если бы я объявился там добровольно, это было бы окольным способом доказать, что в мои намерения не входила измена. Разумеется, это работает и в обе стороны: если я не пришел – это явная презумпция моей вины. Но я вряд ли смог бы там появиться, не будучи информированным, что суд вообще имеет место, верно?

– Совет графов – вздорная компания древних ископаемых, – возразил Айвен. – Твои заговорщики должны были бы учитывать ту жуткую возможность, что голосование может зайти в тупик. Никто не захочет, чтобы в подобном деле его поймали на голосовании за проигравшую сторону. В любом случае дело бы закончилось кровопролитием.

– Может, их вынудили. Может, мой отец с Иллианом наконец обложили Хессмана, и тот решил, что лучшая защита – нападение?

– А что во всем этом для Фордрозды? Почему бы ему просто не кинуть Хессмана волкам?

– А! – произнес Майлз – Вот тут я… я спрашиваю себя, может я и вправду немного не в себе, – но проследи-ка эту цепочку. Граф Фордрозда, лорд Фортейн, я, ты, мой отец – а чей наследник мой отец?

– Твоего деда. А он умер, помнишь? Майлз, ты меня не убедишь, что граф Фордрозда задумал прикончить пятерых человек ради того, чтобы унаследовать провинцию Дендария. Бога ради, он ведь граф Лоримела! Он богач. Дендария не пополнит, а истощит его кошелек.

– При чем здесь дед? Мы говорим совсем о другом титуле. Айвен, на Барраяре существует широкая фракция исторически подкованных людей, которые утверждают, и могут это доказать, что салическое ограничение на наследование империи не имеет основания ни в нашем законе, ни в традиции. В конце концов, сам Дорка наследовал по линии матери.

– Да, и твой отец не прочь бы погрузить всю эту фракцию до единого человека на корабли и отправить… хм… в летние лагеря.

– Кто наследник Грегора?

– Прямо сейчас – никто. Поэтому все, кто имеет к этому хоть какое-то отношение, женятся и принимаются плодить детей…

– А если бы салическая линия наследования была допустима, кто был бы его наследником?

Айвен не дал себя смутить. – Твой отец. Это всякий знает. И всякий к тому же знает, что он к трону Империи и прикоснуться не пожелает, так ведь? Все это весьма необдуманно, Майлз.

– А тебе приходит в голову другая теория, которая объясняла бы эти факты?

– Конечно, – произнес Айвен, радостно продолжающий играть роль адвоката дьявола. – Легко. Может, этот пергамент предназначался кому-то другому. Димир его доставляет адресату, вот почему он здесь не появился. Ты когда-нибудь слышал о бритве Оккама, а, Майлз?

– Это объяснение звучит просто, лишь пока о нем не задумаешься. Подумай еще раз о точных обстоятельствах своего полуночного отбытия из Имперской Академии, и тебя озарит. Кто за тебя расписался? Кто видел, как ты уходил? Кого ты можешь назвать из числа людей, точно знающих, где ты сейчас находишься? Почему мой отец не передал тебе для меня никаких личных сообщений – или моя мать, или капитан Иллиан, если уж на то пошло? – Голос его сделался настойчивым. – Если бы адмирал Хессман отвел тебя прямо сейчас в какой-нибудь укромный, тихий уголок и предложил бокал вина из своих рук – ты бы выпил?

Айвен долго, задумчиво молчал, глядя за окно на Свободный Флот Дендарийских наемников. Когда он вновь обернулся к Майлзу, его лицо было тягостно мрачным. – Нет, – сказал он.