Книга: В бой идут одни штрафники
Назад: Глава восьмая
Дальше: Глава десятая

Глава девятая

Командир взвода тяжелых танков гвардии старший лейтенант Авдей Нелюбин мчался навстречу немцам. Он знал мощь противника. В открытом бою им с «тиграми» и «пантерами» тягаться трудно. Тактико-технические характеристики новых немецких танков свидетельствовали о том, что 88-мм пушка Т-VI с расстояния в полтора километра свободно пробивает лобовую броню и КВ, и даже носовую литую балку «тридцатьчетверки». Поэтому, выйди они сейчас в чисто поле, расщелкают «кошки» их еще на дистанции, с которой и стрелять-то бесполезно.
Русские танки, выскочив из перелеска, долго скрывавшего их маневр, выстроились уступом и стремительно пошли на сближение. Преимущество КВ и Т-34 было еще в том, что атаковали они под углом, угрожая левому флангу немецкого построения, где двигались более уязвимые «пантеры» с 75-мм пушками.
Как только противник обнаружил встречную атаку русских, танковый клин тут же начал производить спешный маневр. Оба «тигра» сделали резкий разворот и на всем ходу пошли навстречу КВ. «Пантеры» спрятались за них и теперь двигались так же, как и русские, уступом. Но «фердинанд», все это время осторожно кравшийся позади, маскируясь в пыли, поднятой впереди идущими танками, остановился, сделал необходимый доворот и повел длинным стволом 88-мм пушки.
Авдей Нелюбин не отрывался от командирской панорамы. Он хорошо видел, как вздрогнула вокруг полосатой самоходки пыль, как дернулся увесистый набалдашник ее ствола. И тотчас справа завертелась, разматывая в траву стальную гусеницу, которая захлестывалась и тут же разлеталась на части, «тридцатьчетверка». Следующий снаряд «фердинанда» угодил в корпус подбитого танка, и «тридцатьчетверка» сразу задымила. Они уже несли потери, а еще не сделали ни единого выстрела.
– Фарид! – крикнул Авдей в переговорное устройство механику-водителю. – Не дай ему прицелиться!
Но механик уже сам понял, что многое сейчас зависело от него, и начал маневрировать, бросая машину то вправо, то влево.
Авдей включил радиостанцию. Гарнитура пискнула, зашипела ворвавшимся в нее эфиром.
– Двойка! Двойка! – вызывал он вторую машину. – Лосев, ответь!
– Первый! Слышу!
– Видишь лощину? Левее нас! Ты идешь прямо на нее!
– Вижу, командир!
– Нырни туда. И выйди во флаг «полосатику»! Видишь его?
– Да.
– Выполняй! – И старший лейтенант Нелюбин отключил гарнитуру. Повернул панораму и увидел, как вторая машина начала опускаться вниз, так что вскоре за ее продвижением он мог следить только по штоковой антенне. Только бы не залез там в болото, подумал Авдей. И в это время страшный удар сотряс корпус их танка, так что машина даже изменила направление. Нет, все в порядке. Просто его отбросило к противоположной стенке командирской рубки и мелким отбоем посекло лицо и руки.
– Командир? Живой? – послышался в ТПУ [8] голос Фарида с легким татарским акцентом.
В панораму Авдей вдруг заметил, как заметались в поле немецкие пехотинцы, все это время державшие ровную цепь и интервалы. Вначале он подумал, что в танки, которые они сопровождали, полетели болванки артиллеристов. Когда танковая рота выходила на исходные, левее их, где, как их предупредили, наступала отдельная штрафная рота, выкатывала на прямую наводку приземистые орудия батарея ПТО. Но в следующее мгновение над полем в панораме замелькали продолговатые тени, и Авдей вздохнул с облегчением: немцев отбомбили наши штурмовики. Он тотчас передал по радио другим экипажам сбавить ход, определить цели и остановиться для стрельбы.
«Горбатые» сделали второй заход и снова сыпанули по немцам мелкими бомбами и ракетными снарядами. А тем временем открыли огонь КВ и Т-34.
Едва орудие делало выстрел, как машина тут же меняла позицию. Болванки уходили в цель, искрами вспыхивали на лобовой броне «тигра» и, казалось, рассыпались, не причиняя противнику никакого вреда.
Ближе к селу, во второй линии, куда часто молотили, посылая снаряд за снарядом, «тридцатьчетверки», оснащенные более мощными 85-мм пушками, горели три танка. Один из них – «пантера». Зажгли ее или танкисты взвода средних танков, или «горбатые», которые, пройдя в третий раз вдоль пехотных цепей и обработав их из бортовых пушек и пулеметов, улетели за новым грузом бомб и реактивных снарядов [9] .
Через несколько минут упорной дуэли немцы начали отходить. «Тигры» нехотя пятились, уже не так прицельно, торопливо огрызаясь редкими выстрелами. Только чтобы отбиться и благополучно выйти из боя. Самоходка, неуклюже развернувшись боком, чадила. В нее впивались новые и новые трассы. Откуда-то сзади, слева. Видимо, все же артиллеристы. Снаряд за снарядом всаживали они в ее полосатый бок, словно пытаясь в азарте разжечь все то, что хранится под ее горбатым бронированным корпусом.
Авдей посмотрел вокруг: две «тридцатьчетверки» тоже горели, третья, которую подбили в самом начале атаки, стояла развернувшись к фронту кормой и вела огонь. Значит, экипаж был жив.
– Второй! Второй! Живой?
– Живой!
– Лосев, это ты уделал «полосатика»?
– Может, и мы. В него, командир, весь фронт стрелял! Такая живучая зверюга!
– Что перед тобой?
– Вижу церковь и крайние дворы. Пехота окапывается между домами и в огородах.
– Танки где?
– Уползли и рассредоточились среди построек. Шустро убрались.
– Не двигайся. Замри. Сейчас мы пойдем. Когда они откроют огонь, сразу ударишь. Поддержи нашу атаку.
– Понял, командир. Замер. Жду вашей атаки.
– Третий! Третий! – тут же начал вызывать Авдей.
Молчание.
– Третий, ответь! Что у тебя, Быков?
И сквозь треск эфира в гарнитуре возник спокойный голос:
– Да живой я, живой.
– Почему молчишь, не отвечаешь? Я же приказал: постоянно быть на связи.
– Ремонтируемся.
– Что у тебя? Ходовая?
– Нет. По кумполу дали… Башню заклинило. Болванка – под напуск… Засела, гадина, в погоне. Кувалдой выбиваем.
– Быстрей выбивайте! Сейчас в атаку пойдем! Трехминутная готовность!
И Авдей переключился на частоту командиров взводов средних танков. Один не отвечал. Голос другого был тусклым. «Тридцатьчетверки» оказались выбитыми наполовину. Погиб командир взвода лейтенант Тарасенков.
– Нелюбин! – вдруг заговорил эфир голосом подполковника Лукашова. – Ну, что там у тебя? Все танки сжег? Докладывай.
– Никак нет, товарищ подполковник! Не все! Только четыре! И одну самоходку! Два тяжелых и два средних отступили в населенный пункт Бродок!
– Да я тебя спрашиваю про свои танки. Сколько в строю?
– Три КВ и два – Т-34. Еще два сгорели, один поврежден – разорвана гусеница. Безвозвратные потери – четыре человека. Полностью экипаж лейтенанта Тарасенкова. Приступили к ремонту танка.
– Кто? Тарасенков? Лейтенант Тарасенков погиб?
– Так точно!
– Как же так получилось?
– На самоходку наскочили, товарищ подполковник.
– Что собираешься делать? Бродок не взял? Не зацепился?
– Нет. Сейчас атакую.
– Вот что, Нелюбин. У тебя там пехота есть?
– Остатки штрафной роты.
– Штрафники? Это хорошо! Сажай их на броню и жди. Сейчас Бродок пробомбят штурмовики. Как только они улетят, атакуй. В лоб не лезь. Мне лейтенанты еще нужны! Твоя задача – зацепиться за село. Зацепиться! А там поддержим. Зацепиться, Нелюбин! Как понял?
– Вас понял. Атакую с пехотой на броне сразу после бомбардировки «горбатых».
– Все! Конец связи!
Старший лейтенант Горичкин заруливал к штабелям ящиков. «Илы» плюхались в пыльное облако и вскоре показывались неподалеку, выстраиваясь в ровный ряд. Авиатехники, заправщики и оружейники тут же кидались к машинам. Сейчас предстоял новый вылет на бомбардировку населенного пункта Бродок. Местные жители оттуда давно эвакуированы. Немцы устроили в селе опорный пункт.
Перед наступлением в полку зачитали приказ: за каждый уничтоженный тяжелый танк «тигр» командир экипажа будет представлен к ордену Красного Знамени; за каждую «пантеру» – к ордену Красной Звезды; стрелок – к ордену Красной Звезды за сбитый самолет противника; в паре с другим стрелком – к медали «За отвагу».
После того как Горичкин был сбит в районе Шатина болота, а потом отряд Воронцова вынес его, раненого, через линию фронта, судьба потаскала его по госпиталям. Но в конце концов ему вернули звание и снова зачислили в полк. Правда, какое-то время пришлось помаяться без машины. А потом самолеты поступили. Прямо с завода. Новенькие, пахнущие клеем и краской, улучшенные Ил-2. В мае присвоили старшего лейтенанта и повысили в должности. Теперь он командовал звеном 2-й эскадрильи штурмового полка РГК.
Когда Горичкин в последний раз разговаривал с капитаном «Смерша», тот сказал, между прочим, что командир отряда, который его вынес с немецкой территории и доставил в медсанбат, воюет где-то рядом, что ему присвоено звание младший лейтенант и он командует взводом в штрафной роте. Но подробности о Воронцове он узнал чуть позже. Весной, когда полк проводил операцию под Ржевом, из запасного полка привезли стрелков. Летающие стрелки Ил-2, как известно, гибнут чаще. И вот прибыло пополнение. Своей машины у Горичкина тогда еще не было, но уже приказали подбирать бортового стрелка и техника, так как машины со дня на день поступят. Каково же было изумление лейтенанта Горичкина, когда во время сверки списка новоприбывших он услышал фамилию Калюжного.
И тут же услышал голос начальника штаба полка майора Симоняна:
– Горичкин! Ваш стрелок прибыл! Забирайте! Завтра машина прибывает! Так что у вас, лейтенант Горичкин, полный комплект!
Но то, что произошло в следующее мгновение, Горичкин вспоминает со стыдом. Калюжный вышел из строя и заявил, что хотел бы летать с другим пилотом. Хорошо, что майор Симонян не стал вдаваться в подробности и записал его в экипаж «девятки». Это означало, что летать им предстоит снова вместе.
– Ты меня сдал в штрафную?! – закричал однажды на него стрелок, после того, как они уже неделю отлетали на штурмовку в район Оленина, что западнее Ржева.
В тот день их основательно потрепали «мессеры». Прилетели домой с огромной дырой в правой плоскости и перебитым лонжероном. Спрыгнули на землю, отдышались и посмотрели друг другу в глаза. Впервые за неделю полетов. Оба думали об одном и том же: не вмешайся в схватку пара «яков», которая буквально отбила их у «мессеров», лежать бы им сейчас где-нибудь в болоте на немецкой территории. Если бы при падении остались живы, снова бродили бы по лесам. Но тогда, осенью сорок второго, им повезло. Их вытащил из упавшей машины курсант Воронцов и увел их вдоль линии фронта. Потом группа усилилась за счет отбитых на дороге военнопленных. Нашли дыру и с боем вырвались к своим. Первую операцию Горичкину делали там, за линией фронта. И оперировал его немец. По приказу курсанта Воронцова.
После прорыва лейтенанта Горичкина отправили в госпиталь, на излечение. Врачи, которые осматривали его, сказали, что операция сделана профессионально, что никаких патологий нет.
А сержант Калюжный загремел в штрафную роту.
Снова вылетали всем полком.
– Семеныч, створки радиатора проверил? – окликнул он техника, когда самолет был уже заправлен, когда оружейники заменили ленты в пулеметах и пушках, подвесили реактивные снаряды и ПТАБы {2}, а финишер побежал в сторону взлетной полосы, указывая флажками порядок взлета и направление.
– А как же, – махнул рукой Семеныч. – Весь хворост выгреб. Полный порядок. Как вы там летаете… И комэск такой же. Володька сказал, что руку на створках приволок.
Иногда во время штурмовки позиций противника летчики ходили буквально по головам. Вот и приносили в бронестворках радиатора разные трофеи.
Володька – это техник командира эскадрильи капитана Тихомирова. Тот начинал войну лейтенантом. Летал еще на одноместном штурмовике с черенком лопаты вместо ШКАСа. {3}
Горичкину везло. Он ни разу еще не возвращался домой с убитым стрелком. И сбивали его всего один раз. Второй раз, снова эрликон, влепил ему сразу несколько снарядов. Одним разбил «фонарь», другим разнес радиатор, а третий, к счастью, не взорвался. Они принесли его на аэродром, намертво засевшим в правом лонжероне. Тогда они кое-как дотянули. Сели, правда, мимо полосы. Горичкину забрызгало лицо и очки маслом. Ничего не видел. Но все же самолет не разбил. Посадил и даже зарулил под свой навес.
Всегда перед вылетом его начинало трясти. Как только раздавалась команда: «По машинам!» – он запрыгивал на плоскость, нырял в кабину и замирал. Команды запустить моторы еще не поступало. И в эти мгновения, прислушиваясь к ударам крови в висках, он вдруг начинал чувствовать, как дрожат колени. Иногда вместе команды: «Запустить моторы!» слышалось: «Отбой!» Тогда, чувствуя облегчение и усталость, брели в столовую. Гвардейские сто граммов. Наваристые щи. Улыбки подавальщиц…
– Запустить моторы!
Ну, слава тебе господи, с облегчением подумал он и включил двигатель. Пропеллер сделал оборот и вскоре превратился в сияющий на солнце серебряный нимб.
«Восьмерка», вздрагивая широкими, как у бабочки, крыльями вырулила на взлетную полосу. Вот побежала, поднимая клубы пыли, тяжело подпрыгнула, но, не осилив бомбогруза, снова коснулась земли. Пробежав несколько метров, уже легче, невесомо, и вот наконец оторвалась, начала набирать скорость и потихоньку задирать нос. Следом за «восьмеркой» и его «девятка» помчалась по пыльной дорожке взлетной полосы. Скорость увеличивалась с каждым мгновением. Лейтенант Горичкин отсчитывал секунды, чтобы в нужный момент оторвать машину от земли. Его охватывал азарт полета. И – никакой дрожи в коленях.
В конце взлетной полосы – поле. За полем – лес. Там «илы» делали левый вираж и занимали место в строю.
Через несколько минут они были уже над целью.
Рассыпались парами и сразу же пошли в атаку.
Сержант Калюжный крутил головой, внимательно смотрел через солнцезащитные очки на гряду легких облаков на западе, на ведомого, который, опустив нос, стриг пропеллером следом. Хорошо виднелись перепаханные позиции немцев, черные закопченные коробки сгоревших танков. А на опушке приготовившиеся к атаке КВ и Т-34. На броню забирается пехота. В тыл бредут раненые. Артиллеристы выкатывают, толкают вперед легкое противотанковое орудие. Навалились всей гурьбой и толкают, толкают. Подносчики следом тащат ящики с зарядами. Все поле усеяно телами убитых. Лежат в самых невероятных позах. Даже на людей непохожи. Разбросаны по полю, как льняные снопы.
Самолет задрожал. Начал снижаться в пологом пике. С полным боекомплектом на большее он был неспособен. Это не немецкий «лаптежник», который может броситься на цель почти отвесно. Но у Ил-2 свои преимущества. Под плоскостями мелькнули горящие соломенные крыши, раскиданные жерди березовой изгороди, купы ракит и зигзаг траншеи, соединяющей строения. Шевельнулись элероны и опустились еще круче. Избы внизу сразу стали больше. Видны даже отпечатки человеческих следов на песчаной дороге. Самолет толкнуло. Вниз ушли реактивные снаряды. Черная продолговатая коробка потонула в облаке взрывов. Похоже, что накрыли. Еще один взрыв, будто запоздавший. Точно, накрыли.
– Ваня! Попал! – радостно крикнул Калюжный, провожая взглядом пылающий багровым пожаром двор. Как будто там взорвалась бочка с бензином.
– Будь внимателен! – тут же услышал он в наушниках. Голос командира был радостным. Он и сам почувствовал, что попал.
Вышли из атаки. Вираж. И вдруг голос командира полка в эфире:
– Девятка! Девятка! Слышишь меня?
– Слышу, Десна! Слышу!
– От деревни – два километра на юго-запад на дороге колонна танков и бронетехники! Слышишь меня?
– Слышу.
– Выходи из боя, выводи своего ведомого, разыщи колонну и атакуй. Как слышишь? Повтори задачу!
– Задачу понял! Выхожу на юго-запад на поиски танковой колонны. – И тут же связался с ведомым: – Восьмерка! Восьмерка! Делай как я!
– Понял, командир!
Внизу блеснула голубой излучиной река. Песчаные берега ее сияли. По западному берегу тянулась траншея с окопами для пулеметов и ПТО. Дорога – правее. Горичкин видел ее, мелькающую белой накатанной колеей за деревьями. Над ней идти нельзя. Во-первых, можно напороться на зенитный огонь. Во-вторых, немцев надо обмануть. Лес рядом, и они тут же могут свернуть с дороги и рассредоточиться, укрыться под деревьями. Тогда атака штурмовиков не будет такой эффективной.
И тут Калюжный увидел две приближающиеся точки. Они возникли над обрезом пологого облака на западе и с каждым мгновением увеличивались, не смещаясь ни вправо, ни влево.
– Ваня! «Мессеры»! Со стороны солнца! Два!
– Держи их на расстоянии! Колонна – внизу. Восьмерка! Делай как я!
Они ушли от дороги, сделали вираж и тут же легли на обратный курс. Теперь они шли над дорогой. «Мессеры» кувыркнулись, согласованно, как привязанные, нырнули вниз. Готовили атаку. Калюжный повернул пулемет, сделал необходимое упреждение и дал две коротких пристрелочных очереди. Одновременно длинная трасса в сторону истребителей ушла от ведомого.
– Восьмерка! Атакуй танки! Моя – зенитка! – скомандовал Горичкин.
Колонна была небольшая: три танка, три бронеавтомобиля и эрликон на грузовом шасси. Зенитная установка шла в голове колонны.
– Федор! Держи «мессеров» на расстоянии!
– Они приближаются! Они атакуют!
А внизу уже мелькали коробки танков. Захлопала зенитка, и белые, как толстые шерстяные нитки, трассы прошли рядом с кабиной, выше, и Горичкин вдруг почувствовал, что в следующее мгновение он наскочит на них. Он тут же бросил машину в сторону. Трассы пронеслись стороной. Но и пуск он сделать не успел. Пошли на разворот. И в это время, на вираже, их атаковали истребители. Пули ударили по плоскостям. Полетела обшивка.
– Ах вы сволочи! – закричал Калюжный и, мгновенно поймав в прицел поджарое тело «мессершмитта», выпустил в него длинную очередь.
Попал или не попал, пока не понять. Но истребители ушли выше и снова начали перестраиваться для атаки. А это означает, что они успеют произвести новую штурмовку колонны. Потому что другого случая может и не быть.
Ил-2 задрожал, нагнув нос к земле. Горичкин вел машину точно над колонной. Нажал на красную кнопку. Пошел сброс противотанковых кумулятивных бомб. Он засыпал ими и танки, и бронетранспортеры, заполненные плотными рядами касок, и зенитку. Самолет, освободившись от груза, пошел легче и послушнее. Но тут же Горичкин почувствовал сильный толчок, и голос Калюжного в наушниках:
– Горим!
Горим… Что ж, это еще не конец. Не смерть его окликает. Нет, не она. Стрелок кричит. Надежный и опытный парень. Лучший в полку стрелок. И то, что Федор кричит, что Горичкин слышит его голос, свидетельствует, что они оба еще живы.
Пуля пробила оконную шипку, влетела в избу, ударила в грудь гауптману, стоявшему напротив широкой, недавно побеленной свежей известкой русской печи. Выйдя под лопаткой, она тут же нырнула назад и сделала облет двора. Возле хлева, из которого пахло свинарником, сидел на корточках средних лет усталый человек в мундире шютце с нашивкой дивизии «Великая Германия». Пуля ударила ему в руку. Хрустнула перебитая кость. Человек охнул и опрокинулся на спину. Его тут же подхватили другие, сидевшие неподалеку. Может, на счастье усталого шютце, рядом оказались санитары. А может, просто товарищи. Потом в деревне все загрохотало. Вспыхнули хаты. В одном из дворов взорвался танк. Сдетонировала боеукладка, и огромный столб огня и черного нефтяного дыма ударил в небо. Пуля полетела в поле, по которому мчались к горящей деревне другие танки.
Назад: Глава восьмая
Дальше: Глава десятая