В ноябре 2004 года по российскому телевиденью прошёл сериал «Штрафбат», который тут же занял самый высокие позиции в рейтингах. Создатели многосерийного фильма, доказывая, что во Второй мировой войне СССР «победил, завалив противника мясом», вызвали бурные дискуссии не только среди любителей кино, но и среди историков.

Именно осенью 2004 года всплыла тема немецких штрафных батальонов. Этот вопрос сразу же оброс кучей легенд и домыслов. Вспоминались и немецкие солдаты, прикованные к пулемётам, и каратели Дирлевангера, но никто не упомянул ни словом Эмсовские полевые лагеря, откуда и ведут происхождение немецкие штрафбаты. Впрочем, обо всём по порядку.

После захвата власти нацистами, который произошел 30 января 1933 года, новое имперское правительство использовало поджог рейхстага в качестве предлога для того чтобы подтолкнуть имперского президента Гинденбурга о принятии чрезвычайных декретов «о защите народа и государства», которые фактически положили конец демократическим правам и свободам. Теперь любые политические противники гитлеровцев по обвинению в угрозе общественного порядка могли подвергаться аресту на неограниченный срок. В течение марта и апреля 1933 года только в Пруссии было арестовано более 25 тысяч человек. Сначала это были коммунисты, затем социал-демократы. Затем настала очередь профсоюзных деятелей и прочих неугодных личностей.

Начав массовые аресты, имперское правительство столкнулось с одной очень существенной проблемой — переполненностью тюрем. Тогда начались поиски возможности организации специальных мест заключения, где арестованные могли бы «пройти перевоспитание» и «влиться в качестве полноценных членов в народное сообщество». Пример для подражания подал рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, который как начальник баварской полиции распорядился 20 марта 1933 года создать концентрационный лагерь Дахау.

В те дни между Гиммлером и Германом Герингом, возглавившим Прусское министерство внутренних дел, шла негласная борьба за влияние в полицейском аппарате. Геринг не хотел отставать и в конце марта обратился к руководству города Оснабрюк с просьбой выделить территорию для строительства бараков, в которых должно было бы разместиться 250–300 арестантов. Новый лагерь должен был отвечать следующим требованиям: «Речь должна вестись о хорошо просматриваемом месте, которое по возможности должно было быть удалено от промышленного центра, но в то же время предусматривает возможность использования арестантов в общественно полезных работах. Это может быть осушение болот, выкорчёвка деревий и пр. Размещение заключённых не должно предполагать значительных материальных затрат».

В Оснабрюке проявили повышенный интерес к данной затее. Герингу подсказали, что для создания лагеря логичнее использовать окрестности Эмса, где еще в 1924 году начали использовать труд заключённых.

Опуская перипетии развития лагерной системы, отметим, что в округе Эмса возникала целая сеть лагерей, которая у нацистского руководства считалась образцовой. Находившиеся там заключённые должны были участвовать в строительстве «линии Зигфрида», мелиорации окрестностей, возведении дамбы на Эльбе, строительстве имперского автобана на отрезка Кайзерлайтерн — Саарабрюкен.

Начало второй войны внесло свои поправки в планы лагерного руководства. Но самым существенным моментов оказалось то, что в эмсовских лагерях стал меняться состав заключённых. Если раньше это были политические заключённые, то после начала войны в них стали попадать дезертиры и военные преступники.

Вопреки широко распространенному мнению дезертирство не является какой-то специфической формой, порожденной мировыми войнами XX века. Уже в античные времена мы можем найти явление, несколько похожее на дезертирство. В римских законах 12 таблиц, датированных 450 годом до н. э. встречается упоминание о perduellio — военном преступлении, заключавшемся в переходе легионера на сторону противника или бегства с места битвы, то бишь собственно дезертирства. Дезертировавшие легионеры приговаривались к казни, которая имела несколько разновидностей: закалывание мечом, распятие, забивание до смерти палками или камнями. Постепенно на место perduellio пришло другое уголовное деяние — crimen laesae majestatis populi romani immunitatae. Под этой сложной формулой подразумевалось самовольное оставление расположения воинской части, что приравнивалось к действию, которое было опасно для государства и подрывало его авторитет.

Свод законов императора Восточной римской империи Юстиниана I, принятый в 527 году н. э., содержал в себе основные принципы армейского уголовного права. В нём уже проводились чёткие различия между собственно дезертирством (desertio), недозволенным оставление воинской части (emansio) и переходом на сторону противника (transitio). В кодексе Юстиниана самое большое внимание уделялось именно дезертирству. Под таковым подразумевалось оставление части на длительный срок с целью скрыться от воинской службы. К дезертирству приравнивалось оставление часовым своего поста. Если говорить о наказании за дезертирство, то при Юстиниане оно было сравнительно мягким. Дезертира, например, могли перевести служить в более отдалённую и опасную провинцию, или же понизить в чине, переведя из кавалерийских (элитных) в менее престижные пехотные части. Смертная казнь следовала лишь в случае повторного дезертирства.

Впрочем, в условиях ведения войны дезертиров, как правило, тут же казнили. Пособничество и укрывательство дезертиров также преследовались по закону. Но стоит отметить, что законы Юстиниана предполагали целый ряд смягчающих обстоятельств, которые могли спасти дезертира от смертной казни. В их числе оказались добровольное возвращение в часть, а также недолгий срок службы.

Германские племена, против которых активно воевали римские императоры, никогда не делали подобных различий. Трусов, покинувших поле боя, топили в болоте, а предателей, перешедших на сторону противника, вешат и на деревьях. Если же солдат возвращался живым из битвы, в которой погиб его военачальник, то он лишался всех прав, так как считалось, что тот бросил своего «господина» на произвол судьбы.

В более позднем франкском праве дезертирство считалось изменой по отношению к королю (infidclitas), а стало быть, клятвопреступлением. Оно относилась к crimen maiestatis. Вне зависимости от мотивов, по которым был совершен этот проступок, дезертира казнили, а его имущество отходило в казну короля.

Средневековье в Германии внесло свои коррективы в понятие дезертирсгва. На рейхстаге, проходившем в 1431 году в Нюрнберге, специально для похода против Богемии было принято уложение, в 12-м пункте которого говорилось, что дезертир должен был подвергаться телесным наказаниям и значительным штрафам. Военные законы императора Максимилиана I, принятые в 1508 году, предполагали, что долгом каждого наёмника являлось убить труса, бегущего с поля боя. Карл V объявил всех дезертиров вне закона. Их мог убить любой встречный.

В «Бранденбургском военном праве и артикулярных письмах» (1656 год) нашли отражение некоторые принципы римского права. При выборе наказания для дезертира учитывались обстоятельства, в которых он совершил это правонарушение. Как правило, это отражалось на размере штрафа. Смертная же казнь была исключительной мерой наказания. В ходе судебного разбирательства учитывались такие факторы как вовремя ли дезертир получал жалованье, пошёл ли он на службу добровольно или его принудили, страдал ли он от голода и жажды, был ЛИ он достаточно молод и неопытен, сожалел ли он о содеянном, добровольно ли он вернулся в расположение части. В зависимости от сложившей картины, выбиралось одно из многочисленных наказаний.

Своё слово в этот вопрос внёс Фридрих I Прусский, который приказал в 1711 году отрезать дезертирам уши и носы, после чего они направлялись на строительство крепостей. В 1713 году в эдикте короля Фридриха Вильгельма I предписывалась конфискация имущества дезертиров.

В полной мере прусское военное право сложилось к 1787 году, когда были примяты директивные правила, которые касались и дезертирства. § 2853 гласил следующее: «В преступлении дезертирства виновен тот солдат, который согласно 16-й военной статье, либо словами или знаками высказал намерение в дальнейшем уклоняться от службы, либо же фактически оставил свою службу». В связи с этим в следующем § 2854 значилось: «Тот, кто покидает расположение гарнизона или же не прибыл в предписанное ему место расположения, а затем был схвачен за пределами гарнизона, является виновным в дезертирстве».

Дезертиру, который был простым солдатом, грозило наказание в виде 16-кратного прохождения сквозь строй (шпицрутены). Наказание, состоявшее в нанесении ударов с двух сторон по спине строем, в котором могло быть и 100, и 400 человек, вряд ли можно было назвать условным. В некоторых случая прохождение сквозь строй приравнивалось к мучительной смерти. Однако смертная казнь официально выносилась лишь для неоднократно уличенных в дезертирстве.

В XIX веке, пока не сложилось централизованное немецкое государство, в некоторых немецких землях возникали собственные армейские уголовные кодексы. Так произошло в Пруссии в 1845 и в Баварии в 1869 году. Согласно Прусскому армейскому уголовному кодексу дезертиром считался тот, кто, приняв армейскую присягу, уклонялся от военной службы. Обвиняемый в дезертирстве мог доказать свою невиновность в случае, если существовали некоторые смягчающие обстоятельства: задержка из увольнения, отказ от пособничества во время пребывания в плену и т. д. Наказание за дезертирство варьировалось между шестью годами заключения в крепости и смертной казнью. За недозволенное временное оставление воинской части или гарнизона («самоволка») провинившегося могли заключить под стражу. Если же солдат в течение 48 часов добровольно возвращался в расположении части, то он мог отделаться лишь 8 днями гауптвахты.

Баварский армейский уголовный кодекс 1869 года не предполагал подобных различий. В его § 96 говорилось: «Факт дезертирства не предполагает, что дезертир имел намерение навсегда утониться от исполнения его воинских обязанностей, для этого достаточно даже его временного отсутствия в гарнизоне или воинской части». Дезертирам в Баварии грозило до 12 лет тюрьмы, а при повторном преступлении до 16 лет. К смерти приговаривались только те, кто переходил на сторону врага, сбегал из осаждённой крепости или подстрекал солдат к массовому дезертирству.

После основания в январе 1871 года Германской империи («Второй империи») в силу вступил Немецкий имперский армейский уголовный кодекс. В связи с этим все ранее существовавшие армейские уголовные кодексы, в том числе и упоминавшиеся выше прусский и баварский утрачивали свою силу. В новом имперском кодексе впервые проводились чёткие различия между дезертирством и самовольным оставлением части. Для того чтобы солдат был осуждён как дезертир, следовало доказать, что он имел намерение либо навсегда покинуть воинскую службу, либо оставить её на длительный срок. Хотя при этом не имелось никаких указаний, после какого срока отсутствия в части солдат мог считаться дезертиром. Поэтому намерение оставить воинскую службу на продолжительное время должно было в большинстве случаев подтверждаться посредством прямых и косвенных улик.

В новом имперском кодексе дезертирство подлежало наказанию вне зависимости от того, имело оно место как факт или было только намерением. В ходе войны дезертирство рассматривалось как деяние, которое подрывало дисциплину воинских частей, а стало быть, в боевых условиях за него предполагалось более жёсткое наказание. Первая попытка дезертирства каралась лишение свободы на срок от 5 до 10 лет. Побег из осаждённой крепости или бегство с поля боя предполагали только смертную казнь. К смерти приговаривались дезертиры, которые хотели повторно скрыться из воинской части. Участников массового дезертирства заключали в тюрьму, но зачинщики и подстрекатели приговаривались к смерти.

В противоположность общему уголовному праву, стоявшему на защите индивидуума, Имперский военно-уголовный кодекс Германии отстаивал в первую очередь интересы солдатского сообщества. Его целью было не столько наказание преступника, сколько поддержание на должном уровне воинской дисциплины. Эта установка значилась уже в § 2 военно-уголовного кодекса. Общее уголовное право имело лишь косвенное отношение к военным преступлениям и дезертирству. Высшим принципом военно-уголовного права считалось соблюдение дисциплины — «собственно души армии», как выразился выступая в рейхстаге генерал-фельдмаршал Мольтке.

Имперский военно-уголовный кодекс Германии продолжал оставаться в силе и в годы Первой мировой войны. В соответствии с § 69 подлежал наказанию как дезертир тот, кто покидал расположение воинской части «с целью навсегда или на продолжительное время уклониться от воинской службы». То есть солдат должен был иметь намерение никогда не возвращаться в свою воинскую часть, по меньшей мере, вплоть до окончания войны или демобилизации. Фактически единственным доказательством подобных намерений могло являться самоличное признание дезертира. По этой причине вынесение приговора солдату именно как дезертиру было весьма затруднительным, мало кто желал усугублять свою участь. Но опять же смертные приговоры выносились только в случае перехода на сторону противника, оставления осажденной крепости или оставления поста перед наступающим врагом. Однако предателей, как правило, расстреливали на месте. А в годы Первой мировой войны у Германии не было осаждённых крепостей.

В итоге к смерти приговаривались только те солдаты, которые пытались повторно дезертировать, но и то это практиковалось далеко не во всех случаях. В итоге за все четыре года Первой мировой войны трибуналы вынесли всего лишь 150 смертных приговоров немецким солдатам. Из них казнено было всего лишь 48 человек, все остальные были помилованы, а казнь была заменена тюремным заключением.

9 ноября 1918 года после скоротечной революции в Германии была провозглашена республика. Но это отнюдь не значило, что Имперский военно-уголовный кодекс Германии утратил свою силу. Была лишь упразднена особая юриспруденция армейских судов, которые 17 августа 1920 года и вовсе прекратили своё существование.

Таким образом, когда 30 января 1933 года рейхсканцлером Германии стал Адольф Гитлер, Имперский военно-уголовный кодекс формально продолжал сохранять свою силу.

1 января 1934 года нацистское правительство возобновило деятельность армейской юриспруденции, которая была предусмотрена Имперским военно-уголовным кодексом Германии 1872 года. В том же году, 23 ноября, был принят закон об изменении военно-уголовного кодекса и начале действия нового армейского уголовного-судопроизводства.

После введения в Третьем рейхе всеобщей воинской повинности армейское судопроизводство было дополнено 16 июля 1935 года новым законом, который вносил дополнения в военно-уголовный кодекс. При этом военный кодекс фактически превращался в некую армейскую конституцию.

Однако все изменения и нововведения не касались дезертирства. § 69 нового военно-уголовного кодекса определяло дезертирство следующим образом:

На первый взгляд, национал-социалистическое законодательство не обнаруживало ничего нового или особенного в вопросах дезертирства. В большинстве случаев дезертирство предполагало тюремное заключение и только в уже известных случаях оно каралось смертной казнью. Однако с началом Второй мировой войны национал-социалистическое руководство стали считать подобные штрафные санкции явно недостаточными. Партийная верхушка стала обвинять армейскую юстицию в либерализме. Указывалось, что слишком мягкие меры наказания по отношению к дезертирам привели к поражению Германии в Первой мировой войне.

В качестве неоспоримого доказательства приводились цитаты из «Майн кампф» Гитлера:

С учётом подобных «пожеланий» фюрера партийные и армейские функционеры уже в 1937 году начали работать над «особым уголовном правом». Эта работа 17 августа 1938 гола вылилась в принятие Особого военно-уголовного судопроизводства. Но и данный вариант показался Гитлеру недостаточным. Следовало перекрыть все возможные лазейки для предателей и дезертиров.

Новый вариант Особого военно-уголовного судопроизводства вступил в силу буквально накануне начала Второй мировой войны — 26 августа 1939 года. Кроме всего прочего данный документ значительно ужесточал наказания за дезертирство: «Дезертирство карается смертной казнью или пожизненным заключением».

После начала Второй мировой войны 10 октября 1940 года в военно-уголовное судопроизводство было добавлено понятие «особо тяжкие случаи дезертирства». Это было нововведение, так ранее никто не слышал о подобном явлении. Все подобные «особо тяжкие случаи» без исключения карались смертью.

Между тем поначалу в Вермахте не было никаких штрафных батальонов, были лишь подразделения, которые должны были заниматься «воспитанием» недисциплинированных элементов, чьё поведение ставило под угрозу порядок в воинской части, однако не попадало в разряд наказуемых.

Так, например, в 1936 году появились особые отделения. Их создание было предусмотрено для следующих групп солдат:

а) для военнообязанных, которых в силу их прошлого, можно рассматривать как представляющих угрозу для дисциплины воинской части, даже если не совершали никаких дисциплинарных проступков;

б) для солдат, чьё пребывание в части в силу их образа мышления и поведения является нежелательным;

в) для солдат, которые в судебном порядке подвергнуты наказанию за действия, позорящие воинскую часть, а потому их дальнейшее пребывание в части (после отбывания срока заключения) является нежелательным, как по моральным, так и по дисциплинарным причинам.

Перевод солдата в особое отделение происходил после того, как командир части давал этому военнослужащему отрицательную оценку, которая подтверждалась множеством дисциплинарных взысканий. Поначалу планировалось, что при сухопутных войсках, военно-морском флоте и Люфтваффе будет создано по одному особому отделению.

Жизнь в особых отделениях, как и следовало предполагать, отличалась от обыкновенных армейских будней. В отношении правонарушителей в специальных директивах применялись такие фразы, как «ужесточение службы», «неустанный надзор». Провинившиеся не только получали более скромный пищевой паёк, но и постоянно находились под контролем офицеров, были лишены увольнительных и отпусков, были вынуждены точно соблюдать распорядок дня.

Постепенно особые отделения превратились в регулярные единицы, которые непрестанно пополнялись «воспитанниками». Если же «воспитанники» не поддавались «перевоспитанию», проявляли не самые лучшие черты характера, то их могли комиссовать из армии, дабы передать в руки полиции. Из полиции упрямцы, как правило, направлялись в эмеовскис концентрационные лагеря. Если верить германской статистике, в период с 1936 по 1939 года через особые отделения прошло от 3 до 6 тысяч человек, 120 из которых продолжили «перевоспитание» в лагерях. Именно эти заключенные концентрационных лагерей стали первыми служащими CAB (особых подразделений Вермахта — Sonderabteilung Wehrmacht).

К началу Второй мировой войны особые отделения были распущены. Пребывавшие в них солдаты были либо возвращены в с трои действующих частей, либо как «неисправимые вредители, наносящие своей деятельностью ущерб Вермахту» переводились в концентрационные лагеря.

Однако уже в феврале 1940 года Верховное командование пришло к выводу, что при частях, участвующих в боевых действиях, а также тыловых гарнизонах необходимо вновь создать особые отделения. Если раньше военное руководство придерживалось принципа «кнута и пряника», то теперь было решено отдать предпочтение кнуту.

Кто же должен был на этот раз попасть в особые отделения? В документах содержался вполне определённый и весьма короткий список: в особые отделения должны были направляться трудновоспитуемые солдаты. Кто же попадал в эту категорию? Здесь список был весьма длинным. Ленивые, небрежные, грязные, недовольные, упрямые, антисоциальные и асоциальные личности, бездушные (!), жестокие, лживые, мошенники, безвольные, психопаты. Иными словами, веете, кто мешал офицерскому составу выполнять поставленные задачи.

Пребывание солдата в особом отделении могло длиться от трёх месяцев до полугода. Затем, в случае «успешного перевоспитания» он должен был быть переведён в действующую воинскую часть, или же, в случае «дурного характера», направлен в концентрационный лагерь.

В августе 1941 года было принято решение сформировать из особых отделений особый полевой батальон. Забегая вперёд, скажу, что подобная практика сохранялась до самого конца войны. Первый такой особый полевой батальон был сформирован в октябре 1941 года при группе армий «Север».

Начиная с февраля 1942 года, особый батальон кроме упомянутых выше категорий солдат пополнили служащие, которые за свои проступки должны были быть отданы под трибунал, но в силу своего характера могли «перевоспитаться», что должны были доказать их командиры. Согласно статистике, до конца 1942 года более 90 % «воспитанников» особого батальона возвращались свою часть, как «пригодные к воинской службе».

Здесь необходимо упомянуть «Особое отделение IX», которое существовало в резервных воинских частях вплоть до марта 1945 года. Территориально эта «воспитательная» часть располагалась в Шварценборне.

Из особых отделений военно-морского флота, которые существовали в мирное время, соответственно были созданы особые военные подразделения кригсмарине или морские полевые компании, которые располагались в Хеле. Но в связи с тем, что призыв в военно-морские силы Германии проходил очень плохо и кригсмарине рисковали остаться без квалифицированных кадров, в июне 1942 года данные «воспитательные» части были распущены. Их наследником стал особый полевой батальон морской компании, который подчинялся командованию сухопутных войск. Он располагался в Хеле по меньшей мере до конца 1944 года. После появления батальона морской компании в июле. 1942 года в Виттмунде были сформировано особое эскадренное отделение, куда направлялись из Хеле самые «невоспитуемые» и наиболее «непригодные к воинской службе».

Люфтваффе, начиная с января 1940 года, располагало специальным «проверочным лагерем», который вначале находился под Лейпцигом, но в сентябре 1942 года был переведён в Дедельсторф, где накануне войны размещалось особое отделение военно-воздушных сил. Летом 1943 года было принято решение распустить «проверочный лагерь» и сформировать особые компании Люфтваффе или VI, V2, V3., местонахождение которых постоянно менялось.

Если говорить объективно, границы между «воспитательным» отделением и штрафным подразделением были весьма расплывчаты. В некоторых случаях провести грань между ними почти невозможно. Имеются свидетельства солдат, которые прошли через особые отделения. Они все как один заявляли, что обращение с «воспитанниками» было весьма жестоким. По приблизительной оценке, всего за время существования особых отделений через них прошло около 10 тысяч «трудновоспитуемых солдат» (это относилось и к сухопутным войскам, и к ВМФ, и ВВС).

При приведении в исполнение приговоров военно-полевых судов можно выделить поначалу четыре различных типа наказаний (приведём их по убыванию тяжести): заключение в тюрьму строго режима, общего режима, крепость, обычный арест. Осуждённый на пребывание в тюрьме строго режима автоматически становился непригодным к службе, выбывал из Вермахта и представал перед гражданскими властями, которые, как правило, направляли его в концентрационный лагерь. Все остальные виды наказания не предполагали комиссования из рядов Вермахта. Осуждённые отбывали наказание в рядах вооружённых сил, в упоминавшихся специальных учреждениях, где царили свои правила.

Если говорить об аресте, го есть содержании в казарме, как мягком варианте, или гауптвахте, как более суровом варианте, то подобные наказания выносились ротным командиром, в некоторых случаях военно-полевым судом. Пребывание под арестом не могло длиться более 6 недель. Гауптвахта в виде одиночной камеры должна была располагаться в распоряжении воинской части или же корабля, если речь шла о ВМФ.

В 1942 году традиционные гауптвахты получили другое название. Отныне они назывались военные места заключения. В зоне боевых действий их заменяли передвижные армейские тюрьмы. Обычно, наказанный солдат не занимался никакой деятельностью. Ситуация изменилась в 1944 году, когда при отдельных армейских дивизиях возникли штрафные команды или команды приведения наказания в исполнение. Оказавшиеся здесь солдаты, чей срок наказания традиционно варьировался от недели до трёх месяцев ареста, должны были заниматься тяжёлым физическим трудом, который должен был сдержать наступление противника (рытьё окопов и рвов, построение блиндажей и т. д.). Юристы Вермахта полагали, что труд под огнём противника станет весьма устрашающим наказанием, которое сможет удержать солдат даже от мелких правонарушений.

Ссылка в крепость, в отличие от заключения в тюрьму или в лагерь, не была позорным наказанием. Но заключение в тюрьме могло длиться до 15 лет, а потому приговор выносился, только если военно-полевой суд действительно доказывал вину. В некоторых исключительных случаях, которые в основном относились к офицерам, заключение в крепости могло быть прекращено по просьбе командования части. Но это делалось только если провинившийся «вставал на путь исправления». Заключение в крепость подразумевало лишение свободы и нахождение под постоянным контролем. Поначалу единственной крепостью Третьего рейха была Ингольштдт. После декабря 1940 года, когда она была закрыта, ей стала Гермерсхайм.

Во время боевых операций тюремное заключение на срок от 3 недель до 6 месяцев на оккупированных территориях осуществлялось в помещениях местных тюрем, которые могли переделываться под военные заведения (военные тюрьмы Вермахта или следственные тюрьмы Вермахта). Во время нападения на СССР при каждой из групп армий летом 1941 года была создана специальная тюрьма Вермахта. Вполне очевидно, что те заключённые, на которых был наложен длительный арест, должны были быть возвращены в рейх, где размещались в зависимости от проступка, либо в тюрьмах Вермахта, либо концентрационных лагерях.

К началу Второй мировой войны специальные тюрьмы Вермахта уже имелись в форте Торгау, Гермельсхайме и Глаце. Начало боевых действий вынудило создать новые места заключения — в предместьях Торгау, Граденце, Анкламе, Брухале, Фрайбурге и Брайсгау. В зависимости от того, где выносился приговор провинившемуся (военный округ, порт Северного или Балтийского моря, группа армий западного или восточного фронта и т. д.) тот попадал в одну из данных тюрем Вермахта. Те же, кто попадал в эмсовские лагеря, проходили в документах как арестантские команды Вермахта. К началу 1942 года в рейхе уже имелось 26 подобных арестантских команд, которые подчинялись тюрьмам Вермахта. В 1942 году был создан специальный «лагерь. Вермахта для арестантов — Дунай», который состоял из четырёх арестантских команд.

Об осуждённых к тюремному заключению солдатах говорилось в приказе от 30 апреля 1942 года. В нём, в частности значилось, что они «в тюрьмах Вермахта должны проходить духовное воспитание и подвергаться строгой строевой подготовке». Казалось бы, жизнь военных арестантов должна была отличаться жизни обычных заключённых, но на деле строевая подготовка являлась приложением к тяжёлому труду на военных предприятиях.

В начале войны появилась ещё одна форма исполнения наказания посредством лишения свободы — штрафные лагеря Вермахта. В штрафные лагеря направлялись только те солдаты, которые представляли реальную угрозы для морального духа и боеспособности воинских частей, а кроме этого не были способны к «перевоспитанию». К таковым причислялись преступные элементы и носители вражеских взглядов. В штрафные лагеря попадали из тюрем Вермахта по представлению коменданта соответствующей тюрьмы. В отдельных случаях заключение в штрафных лагерях могло выноситься в качестве приговора военно-полевым судом, как единственная и высшая мера наказания, не предполагавшая смертной казни. В данном случае пребывание в лагере было бессрочным. Если же заключённый попадал в лагерь из тюрьмы, то он мог по прошествии года вернуться в тюрьму, где в свою очередь пребывал ещё 4 месяца. По сути же штрафные лагеря Вермахта являлись копией концентрационных лагерей.

В 1942 году штрафные лагеря были созданы в Северной Финляндии и Норвегии, а затем и на восточном фронте. Чем должны были заниматься заключённые лагерей, предельно ясно сказано в одно из приказов: «Использование для самой тяжёлой работы в предельно опасных условиях фронтовой зоны, по возможности в районе боевых действий». Эти штрафники должны были разминировать поля, выносить трупы немецких солдате поля боя, возводить под огнём бункеры и блиндажи, проделывать проходы в ограждениях из колючей проволоки. «Рабочий день» арестантов был не очень длинным. Они рисковали своей жизнью ежедневно с 10 до 14 часов. Впрочем, это правило было закреплено лишь на бумаге.

Как мы видим, шансы на выживание в штрафном лагере Вермахта были ещё ниже, чем в обыкновенном концентрационном лагере. Один избывших штрафников, Роберт Штайн писал в воспоминаниях, что из его лагерного отряда погибло более 90 %. Кто-то умер от истощения и побоев, кто-то был убит вражеской пулей.

Поскольку заключение в штрафной лагерь на длительный срок, по сути означало смертную казнь (а это подрывало дисциплину среди заключённых), то в конце 1942 года было решено ограничить пребывание в штрафных лагерях 9 месяцами. После прохождения этих месяцев принималось решение или передать заключённого в руки полиции для этапирования в «нормальный» концентрационный лагерь, или же зачислить его в новое штрафное подразделение, носившее аббревиатуру ФГА, где ему надлежало продолжить искупление вины. В исключительных случаях заключённых могли перевести в группу для условно-освобождённых 500, которые более известны под названием пятисотых батальонов. В 1943 году один из штрафных лагерей был превращен в ФГА. Оставшиеся — только в марте 1945 года.

ФГА — полевые штрафные подразделения — были учреждены весной 1942 года, то есть приблизительно в то же время, что и штрафные лагеря Вермахта. Одной из главных причин появления этих подразделений стали переполненность тюрем Вермахта и очень высокие потери на Восточном фронте. С этого момента заключение в тюрьму Вермахта стало исключением. Обычно всех провинившихся направляли в ФГА. В марте 1943 года в составе Вермахта имелось 19 ФГА, которые все без исключения располагались на Восточном фронте. К концу войны их число выросло до 22 штук.

Полевые штрафные подразделения были созданы для искупления вины на месте, что придавало им не только «воспитательно-карательный», но и боевой характер. Условия существования в ФГА были несколько лучше, чем в штрафных лагерях. Впрочем, пребывавших там солдат использовали как пушечное мясо. Им даже не выдавалось оружие. Занимались они уже упоминавшейся выше рискованной работой по обеспечению боевых действий частей Вермахта. Чуть позже их стали использовать для карательных акций и борьбы с партизанами. Солдаты ФГА получали небольшой продовольственный паёк, но с голоду никто не умирал. После прохождения нескольких месяцев солдаты могли переводиться в пятисотые батальоны или же направляться в штрафные лагеря. За дисциплиной в ФГЛ почти не следили, поэтому редко кому удавалось вернуться к нормальной строевой службе. Там часто наблюдались случаи краж продовольствия и дезертирства. Теперь за это уже не расстреливали, а просто продлевали заключение в ФГА.

У тех, кто попадал в штрафные лагеря, имелось несколько возможностей их покинуть. Самой маловероятной были отмена приговора и возвращение домой. В силу того, что шла война, оставление лагеря до её окончания было фактически невозможным. Единственным более-менее реальным вариантом была реабилитация в Вермахте. Напомню, что приговорённый к тюремному заключению солдат автоматически становился непригодным к воинской службе. Он изгонялся из рядов Вермахта и для приведения в исполнение наказания передавался в руки Имперского управления юстиции, которое, как правило, тут же направляло его в эмсовские лагеря. Но, тем не менее, для заключённых лагерей непригодность к воинской службе не была пожизненным явлением. Со временем данное решение можно было пересмотреть.

Случаи, когда приговоры военно-полевых судов пересматривались в пользу заключённых, а тс, в свою очередь, покидали лагеря, вновь оказываясь в рядах вооруженных сил, были крайне редкими. Обычно для возвращения права служить в рядах Вермахта требовалось ходатайство о помиловании, которое могло инициироваться одной из трёх указанных ниже сторон:

1. соответствующим комендантом лагеря, который обладал правом обратиться к командованию части, в которой в прошлом нёс службу заключённый;

2. судьёй военно-полевого суда, который вынес заключённому приговор, или же органом власти, который приводил в исполнение вынесенный приговор;

3. с ходатайство о помиловании мог обратиться сам арестант, его родственники или же, в редких случаях, адвокат, который мог представлять интересы заключённого.

Рассмотрение подобных ходатайств в конце 1942 года было вменено в компетенцию судов 406-й и 176-й пехотных дивизий, находившихся, соответственно, в Мюнстере и Билефельде. В процессе реабилитации, вне зависимости от того, какая из сторон выступила с ходатайством о помиловании, суд в первую очередь принимал во внимание мнение об арестанте коменданта лагеря.

Один из современников, Пауль Гросс, так описывает эту ситуацию в своих мемуарах: «Комендант лагеря получал несказанную радость, когда приглашал к себе в кабинет “болотных зайцев” . Под его письменным столом валялся сытый дог, который, видимо, должен был охранять коменданта. Этого не знал никто. Комендант приветливо, почти по-приятельски спрашивал о ходе исправительных работ. Интересовался, как дела у товарищей. Робкий и запуганный заключённый, всегда осторожно подбиравший слова, дал волю своим мыслям. Внезапно он попросил у коменданта кусок хлеба, лежавший на тарелке на письменном столе. После небольшого промедления мой знакомый, удивлённый добротой ненавистного всем коменданта, схватил кусок хлеба. Но тут началось что-то непостижимое. Комендант стал изливать свою злость: “Ты свинья, неужели ты полагаешь, что этот хлеб действительно для тебя? Если ты даже взял кусок, то должен отдать его собаке!” К ошарашенному и обескураженному посетителю приблизился рычащий дог, который был готов прыгнуть в любую минуту. Собака обнюхала хлеб, взяла его, положила обратно. Она была очень хорошо натаскана! И снова начался крик: “Видишь, преступник, даже собака не берёт из твоих рук хлеба! А ты хочешь, чтобы я ходатайствовал о твоём помиловании? Пошёл прочь, позорное пятно на победных знамёнах нашего фюрера”. Слёзы отчаяния навернулись на глазах моего приятеля, а кулаки яростно сжались. “Болотный солдат” ни с чем покинул кабинет коменданта».

Комендант лагеря оценивал в первую очередь поведение заключенного (особую роль играло, получал ли он взыскания, попав в лагерь), его работоспособность и трудовые достижения, срок заключения (чем меньше был срок, тем больше было шансов вернуться в Вермахт), общее впечатление о заключённом. Также немалую роль играло, был ли заключённый осуждён военно-полевым судом в первый раз, или же являлся «рецидивистом». Оценка, которую давал коменданта лагеря, имела решающее значение для удовлетворения ходатайства о помиловании, а стало быть, последующей реабилитации в Вермахте.

Впрочем, его рекомендации не всегда определяли исход дела. Известно несколько случаев, когда комендант лагеря давал вполне положительный отзыв о заключённом, но тому всё равно было отказано в помиловании. Так, например, пребывавший в эмеовских лагерях арестант Эрнст X. в период с сентября 1941-го по июль 1944 года четыре раза ходатайствовал о восстановлении в рядах Вермахта. Комендат каждый раз давал ему положительную оценку, но, тем не менее, каждый раз ходатайство не удовлетворялось. Сейчас сложно установить причины подобных отрицательных решений. С другой стороны, не известно ни одного случая, когда бы было удовлетворено ходатайство заключённого, получившего негативную оценку коменданта лагеря.

В июне 1942 года вышло предписание, что арестанты тюрем Вермахта, прежде чем пройти «испытание фронтом» должны были не менее 6 месяцев провести в эмеовских лагерях.

Если ходатайство о реабилитации было удовлетворено, «испытание фронтом» могло проходить различными способами. Вывшие арестанты могли быть зачислены в так называемую «свободную труппу» или оказать в форте Торгау Зинна. В первом случае «искупление» происходило во время боевых действий, после чего указанное лицо направлялось в состав обыкновенной части Вермахта, как правило, той самой, где раньше нёс службу освобождённый заключённый. В основном это относилось к заключённым, которые в попадали в эмсовские лагеря в первой половине Второй мировой войны.

У значительной части «помилованных» заключённых эмеовских лагерей была другая судьба. Приблизительно 6500 «болотных солдат», прежде чем попасть в военную часть, были направлены из лагерей в форт Торгау, дабы пройти гам проверку на пригодность. После месячного пребывания в форте выносилось решение, соответствуют ли физические и психические данные бывшего заключённого требованиям, предъявляемым к солдатам Вермахта. Такая сложная технология отбора была определена приказом Гитлера, подписанным 21 декабря 1940 года. Если испытуемые не проходили проверки, то их обратно отправляли в лагеря. Если же они всё-таки успешно заканчивали «образование», то вновь признавались военнообязанными, и их тюремное заключение прекращалось.

Эти новобранцы иногда назывались «испытательными стрелками». Всего их насчитывалось не более 6 тысяч человек. Большинство ИЗ них зачислялось в так называемое «испытательное подразделение 500» — тыловую часть, которая поначалу располагалась в Мейнингенс (Тюрингия). В сентябре 1941 гола эту часть перевели в Фульду, в конце 1942 года перебросили под Варшаву, а в 1044 году переместили на территорию Чехии (Брюнн и Ольмутц). В ноябре 1944 года 353 заключённых направились из эмеовских лагерей непосредственно в Брюн в 500-й батальон, миную прохождения испытания в Торгау. Дело в том, что форт был просто-напросто переполнен заключёнными. О последующей судьбе этих «штрафников» ничего не известно.

Опыт 500-го «испытательного подразделения» показался военному командованию вполне удачным. Было принято решение применять его повсеместно. Так возникли 500-е батальоны (500-й, 540-й, 550-й, 560-й, 561-й). После нападения Германии на СССР эти части активно применялись на Восточном фронте. Всего за время войны через них прошло около 80 тысяч человек. К слову сказать, 561-й батальон очень жёстоко дрался под Ленинградом на Синявинских высотах, давшихся Красной Армии крайне дорогой ценой.

Забавно, что немцы отрицали штрафной характер таких соединений. Дня них это были именно «испытательные» части, отличающиеся от частей «особого назначения». Хотя посылали в них всё равно тех же солдат и офицеров, которым грозила тюрьма или лагерь. Просто командир или суд соблаговолили изменить форму наказания. В конце концов, в «испытательные» батальоны стали зачислять за не слишком тяжкие преступления, позволяющие рассчитывать на амнистию или, как было сказано в директиве Гитлера от 2 апреля 1942 года: «оправдать себя на фронте, чтобы заслужит амнистию». Для того чтобы провинившегося вообще рассматривали в качестве кандидатуры для прохождения «испытания фронтом», он должен был быть «служащим Вермахта или, как минимум, военнообязанным»! Последняя фраза указывала на то, что в 500 е батальоны могли зачисляться и заключённые из числа гражданских лиц. Есть сведения, что в «испытательных частях» оказалось несколько таких гражданских, которые попали в лагеря по «военным» статьям.

Но далеко не вес, прошедшие «испытание в форте Торгау» оказывались в 500-х батальонах. Некоторые их них попадали в «испытательное подразделение 999». Поначалу эта часть называлась «африканская бригада 999». Она располагалась в Хойберге, а в 1943 году была переведена в Баумхольдср. В эту часть, как правило, попадали гражданские лица — в основном заключённые концентрационных лагерей. Затем 999-й батальон был превращен в часть «непригодных к воинской службе». Армейское командование начало в скором порядке «ссылать» туда провинившихся солдат. По сути, это были те же самые заключённые, которые попадали под арест из-за каких-то провинностей.

Из Торгау в 999-й батальон прибывали те, кто не был «достоин» оказаться в 500-х батальонах, но, тем не менее, мог послужить Вермахту. Был и другой путь. Некоторую часть 999-го батальона составляли арестанты эмсовских лагерей, которые попадали в эту «испытательную часть» минуя форт Торгау. «Отправная книга» эмсовского лагеря VII с октября 1942 года, то есть с момента формирования 999-х батальонов, содержит записи «помилованы и покидают расположение лагеря для прибытия в подразделение». Только в период с октября 1942 года по февраль 1943 года состоялось 75 «передач» заключённых командованию местного военного округа. В этот период «реабилитация в Вермахте» была самой частой формулировкой для покидавших лагеря. А ещё в 1941 году не было ни единого подобного случая!

В сохранившихся списках покинувших эмеовские лагеря можно обнаружить, что заключённых направляли либо в форт Торгау (оттуда можно было попасть в 500-ый батальон) либо же в «особую формацию», то есть 999-е батальоны. Постепенно в эти «исправительные подразделения» стали попадать только военнослужащие. В сентябре 1944 года в Баумхольдер стали попадать только тс заключённые, которые были осуждены военно-полевыми судами. Приведу пару примеров.

Отто Д. родился в Вене в 1912 году. В детстве переболел полиомиелитом. Позже изучал юриспруденцию в Венском университете. Получил научную степень, после чего работал адвокатом в двух Венских банках. На момент призыва в армию имел годовалого ребёнка. После того, как его фирма безуспешно пыталась выделить Д. как ценному работнику бронь, он был зачислен в 1940 году в 46-ой сапёрный батальон. Во время службы неоднократно встречался со своим старым венским приятелем Густавом Шр., которому жаловался, насколько тяжелой и невыносимой для него является армейская служба. Приятель решил помочь несчастному. Он заявил, что одному из венских производств требуется грамотный специалист. Но для этого требовалось выложить 3 тысячи рейхсмарок Когда Д. узнал об этом, то пал духом. Он полагал, что вся операция будет проведена бесплатно. Именно в этот момент он узнал, что его часть переводят. Тогда Отто решился на побег. Он раздобыл штатский костюм и рано утром 5 января 1941 года скрылся из казармы. Его туг же объявили в розыск. Отто Д. тшетно скрывался по гостиницам и у знакомых. Он даже пытался выправить себе поддельные документы, но в начале февраля 1941 года был схвачен полицией. 22 апреля 1941 года он предстал перед судом, который за дезертирство приговорил Отто к 15 годам тюрьмы. Помогавший ему сбежать Шр. был приговорён к трём годам заключения. Суд пошёл на уступку, решив, что после окончания войны им зачтётся один месяц предварительного заключения.

10 июля 1941 года Отто Д был доставлен в эмеове-кий лагерь VII. Там он стал помощником надсмотрщика. В январе 1942 года он выступил свидетелем на процессе против людей, которые его укрывали. Летом 1942 года мать Отто Д. ходатайствовала о помиловании, но прошение было отклонено. Однако в декабре 1942 года он покинул лагерь, попав в 999-й батальон, располагавшийся в Хойберге. О дальнейшей судьбе Отто Д. ничего не известно.

Здесь мы видимо особый случай попадания в «исправительные подразделения». Главную роль здесь сыграло не прошение о помиловании, а решение предстали гелей армейского командования, которые набирали из числа заключённых пополнение для «исправительных батальонов».

Случай с Отто Д. в чем-то напоминает историю Вилли Шульца, который также оказался в «исправительном подразделении» Хойбрега. Шульц родился в 1920 году в семье таможенника. Во время польской компании он, вооружившись польскими документами, скрылся из расположения своей воинской части. Прикинувшись поляком, Вилли пробрался в Вестфалию, где стал баараком («восточным рабочим») у зажиточных немецких крестьян. Но вскоре его уловка была раскрыта. Вилли приговорили к шести месяцам заключения. Однако эта мера наказания показались излишне мягкой и в июле 1941 года Шульца приговорили к трём годам заключения по статье «дезертирство». Он оказывается в эмсовских лагерях, откуда попадает в 1942 году в 999-е «исправительное подразделение». Как свидетельствует сам Шульц: «Когда Гитлер стал нуждаться в новых солдатах, то меня зачислили в 999-й штрафной батальон. В его составе я прибыл в Африку, где попал в плен американцам». Шульцу повезло, в 1947 году он уже был дома.

Данные о численности 999-х батальонов сильно рознятся. Есть сведения, что в январе 1943 года в Африку в их составе было направлено 1586 заключённых лагерей и 500 солдат, осуждённых трибуналом, но так и не попавших ни в тюрьму, ни в лагерь. Но эти сведения несколько отличаются от показаний Пауля Гросса, который утверждал, что «в Африке штрафные части генерала Роммеля состояли только из числа бывших “болотных солдат”». Очевидно, что в первые месяцы существования 999-го батальона в него набирали только бывших заключённых. Но в силу больших потерь среди немецких штрафников, в 999-е подразделения стали набирать всех подряд. Считается, что через 999-е батальоны прошло примерно 30 тысяч человек. С осени 1944 года эти части стали расформировываться, а их личный состав рассортировали по обычным частям, — за исключением тех, кого отправили в концлагеря, сочтя «неисправимыми» или неблагонадежными. Впрочем, есть сведения, что часть этих батальонов просуществовала до конца войны.

В сентябре 1944 года Генрих Гиммлер, ставший командующим резервной армии, принял решение создать новую форму штрафного подразделения. Он хотел объединить все «испытательные подразделения», включая штрафные части ваффен-СС, в особое формирование «Дирлевангер», которое позже под его командованием должно было превратиться в «испытательную дивизию СС “Дирлевангер”». Замысел рейхсфюрера СС потерпел провал. Он столкнулся с ожесточённым сопротивлением Вермахта, который не хотел передавать СС свои 500-е батальоны. Судя по документам, заключённые из эмеовских лагерей в редких случаях попадали в эсэсовские штрафные части.

В мае 1942 года ситуация в ФГА изменилась. Теперь заключённые тюрем Вермахта, приговорённые к сроку свыше 3 месяцев, должны были отбывать наказание в «условиях военных действий». В редких случаях их могли переводить в 500-е батальоны.

Приведу один пример. Курт К, мясник по профессии, в 1940 году был призван в Вермахт. Он оказался на продовольственной базе в Норвегии. Там он наладил нелегальную торговлю, где менял мясо на сигареты и спиртное. В 1943 году его махинации были раскрыты. Курт был приговорён к трём годам тюрьмы. В 1944 году он был переведен в один из эмсовских лагерей. Вероятно, там он смог добиться, чтобы его перевели в ФГА.

В условиях приближающегося поражения Германии в ФГА стали набирать почти всех без разбору. Не стоило забывать, что это были именно «штрафные», а не «исправительные» подразделения. Одним из таких срочно набранных заключённых эмсовских лагерей, «болотных солдат», был Герхард Дрешер. Он родился в 1924 году в Нижней Саксонии. После окончания школы работал на заводе в литейном цехе. В марте 1942 года был призван в Вермахт. После скоротечного обучения, он был зачислен в 639-й пехотный полк, в составе которого оказался под Ленинградом.

Герхарду повезло, он оказался в полевой почте. Однако там он постоянно голодал. В поисках еды Дрешер стал вскрывать бандероли, присланные из Германии его сослуживцам. В определённый момент воровство обнаружилось. Герхард был направлен в Ригу, где находилась тюрьма Вермахта. Из неё ему удалось сбежать. На крыше поезда он добрался до Германии, где и был схвачен полицией. Его приговорили к смерти, но в итоге заменили смертный приговор ссылкой в лагеря. В октябре 1943 года Герхард оказался зачисленным в «команду X», которая действовала в Северной Франции. Это штрафное подразделение занималось строительством бункера, а также поиском и обезвреживанием неразорвавшихся снарядов. Во время одного из воздушных налётов союзников Герхард попытался бежать. Ему это удалось. После войны его судьба, как и судьба немногих выживших штрафников оказалась незавидной. Ему долгое время пришлось хлопотать о военной пенсии, которую ему как преступнику не хотело выплачивать федеральное правительство.

Absolon, Rudolf. Die Sondereinheiten in der fruheren deutschen Wehrmacht (Straf-, Bewährungsund Erziehungseinrichtungen). Kornelirmünster, 1952.

Klausch, Hans-Peter. Die 999er. Von der Brigade «Z» zur Afrika-Division 999. Die Bewährungsbataillone und ihr Anteil am antifaschistischen Widerstand. Frankfurt am Main: Röderberg, 1986.

Klausch. Hans-Peter. Antifaschisten in SS-Uniform. Schicksal und Widerstand der deutschen politischen KZ-Haftlinge, Zuchthaus- und Wehrmachtstrafgefangenen in der SS-Sonderformation Dirlewanger (Dl ZSchriften. Bd. 6) Bremen: Edition Temme, 1993.

Klausch, Hans-Peter. Weitgehend unerforscht: Die Konzentrationslager der Wehrmacht. In: Beitrage zur Geschichteder Arbeiterbewegung, Bd.35(i993), H.4,S.31–42.

Klausch, Hans-Peter. Die Bewähningstruppe 500. Stcllung und Funktion der Bewährungstruppe 500 im System von NS-Wehrrecht, NS-Militärjustiz und Wehrmachtstrafvollzug (DIZ-Schriften, Bd.8) Bremen: Edition Temmen, 1995.