Глава 27 Не числом, а умением

Эти слова выдающегося русского полководца А.В. Суворова любители порассуждать о некомпетентности советских военачальников времен Великой Отечественной войны повторяют, как некое заклинание. При этом мало кто задумывается над тем, что же Александр Васильевич имел в виду под «умением». Обычно под этим термином понимают «умение», или, иными словами, «талант» полководцев. Типа хороший генерал чуть ли не обязан атаковать численно превосходящего противника и одержать над ним победу. А если, мол, у генерала-победителя солдат перед сражением было больше, чем у противника, так эта победа и за победу-то не считается. Вот как, например, сказал некий Красиков: «В военном искусстве выдающимися считаются только те победы, которые добыты не числом, а умением и малой кровью». На основании этого сей автор написал целую книгу из 380 страниц, доказывая, что ни одной выдающейся победы как в истории России, так и СССР не было. Книга, кстати, так и называется – «Победы, которых не было».

«Фетишем» для подобных ценителей «выдающихся» побед является битва при Каннах в 216 г. до н. э. Как сказано у того же Красикова: «Имея почти вдвое меньше людей (50 тысяч против 80 тысяч), причем хуже вооруженных и обученных, Ганнибал сумел в ходе боя окружить и практически полностью уничтожить римские войска».

Попросту говоря, для хорошего полководца ни численность своей армии, ни качество солдат никакого значения не имеют. Он просто обязан победить за счет своего таланта. Вообще-то следует сказать, что в том виде, как ее представляют историки, подобные Красикову, битва при Каннах являлась бы удивительным исключением в мировой истории. Несколько позже мы подробно разберем этот вопрос, а пока совершим небольшую экскурсию в прошлое и вспомним те наиболее известные сражения, охарактеризованные Красиковым как выдающиеся. Точнее, те, в которых, по общепринятому мнению, меньшая армия победила большую.

Марафон, 490 г. до н.э. 10—11 тысяч греков побеждают то ли 100 тысяч, то ли, по более скромным подсчетам, 20 тысяч персов.

Платеи, 479 г. до н.э. 38,7 тысячи греков побеждают 120—300 тысяч персов, усиленных греческими союзниками.

Гранник, 334 г. до н.э. 35 тысяч македонян Александра Македонского громят 40—100-тысячную армию персов.

Исс, 333 г. до н.э. 30 тысяч македонян Александра побеждают 100—500 тысяч персов.

Гамгамелы, 331 г. до н.э. 47 тысяч македонян Александра побеждают 200—1000 тысяч персов.

Магнезия, 190 г. до н.э. 40 тысяч римлян и их союзников побеждают 70-тысячную сирийскую армию Антиоха.

Херонея, 86 г. до н.э. 15—30-тысячное римское войско Суллы побеждает 110-тысячную армию понтийского полководца Архелая.

Тигранокерта, 69 г. до н.э. 15 тысяч римлян Лукулла громят 200—250 тысяч армян царя Тиграна Второго Великого.

Обратим внимание, что все эти «выдающиеся» победы одержаны над, так сказать, варварами, причем не какими-нибудь, а «азиатскими». Т.е. цивилизованные европейцы – греки, македоняне и римляне – побеждали «меньшими силами» «нецивилизованные» восточные орды.

Именно поэтому битва при Каннах выглядит так необычно. Здесь победу меньшими силами одержали как раз не европейцы, а карфагеняне из Африки. Именно поэтому имя Ганнибала так прославлено в веках. Впрочем, все знают, что римляне и греки побеждали благодаря качественному превосходству своих войск. Поэтому их победы никого не удивляют. Ведь «все знают», что небольшое, но дисциплинированное европейское войско с легкостью уничтожит огромную азиатскую или любую другую «варварскую» орду. Причем такое происходило не только в древности, но и, скажем, в Средние века, во времена Крестовых походов.

Битва при Аскалоне, 1099 г. 10 тысяч крестоносцев Готфрида побеждают 50 тысяч турок.

Битва при Рамле, 1001 г. 1100 крестоносцев Балдуина громят 32-тысячное войско египтян.

Впрочем, европейские полководцы нового времени тоже лихо уничтожали азиатов сотнями тысяч.

Битва под Веной, 1683 г. 38—76 тысяч австрийцев и поляков под командованием Яна Собеского громят 170—200-тысячное турецкое войско.

Битва под Петерварденом 1716 года. 60 тысяч австрийцев Евгения Савойского побеждают 150 тысяч турок.

Битва под Белградом 1717 года. 20—40 тысяч австрийцев Евгения Савойского громят 180—220 тысяч турок.

Но всех превзошли доблестные британцы. В ходе так называемых Махратских войн в Индии британцы продемонстрировали, что даже маленькая горстка европейцев может без особого труда рассеять любое количество индусов, пусть даже и обученных европейскими инструкторами.

Сражение при Асайе 1803 года. 4,5 тысячи англичан громят 50-тысячное войско Синдии при 200 орудиях.

Битва при Махитпуте 1817 года. 5,5 тысячи британцев громят 35-тысячное войско Махратхов при 100 орудиях.

Сражение в Миании 1843 года. 2,8 тысячи англичан атакуют и громят 30 тысяч балучийцев в рукопашной схватке.

Сражение при Гуджерате 1849 года. 24 тысячи британцев одержали победу над 50-тысячным войском сикхов.

Ну и так далее и тому подобное. Есть только одно маленькое уточнение. О всех этих сражениях, т.е. начиная с Марафона и кончая тем же Гуджератом, мы располагаем числовыми данными исключительно победившей стороны.

Исключение составляют опять же битвы Ганнибала. Историю Пунических войн написал грек Полибий, восхищавшийся Римским государством, но при этом довольно благожелательно относившийся к Ганнибалу. Полибий использовал для своих трудов свидетельства как из римского, так из карфагенского лагерей. Поэтому, по сути, битва при Каннах является одной из очень немногих в истории битв, о которых точно известно, что победившая сторона значительно уступала в численности проигравшей.

Но вот уступала ли она также качественно? При упоминании римских легионов у неискушенного читателя моментально возникает ассоциация с непобедимыми ветеранами Юлия Цезаря. На этом фоне как-то забывается, что между легионами времен Пунических войн и легионами первых императоров лежала огромная пропасть. Римское войско, вышедшее на поле при Каннах, было не более и не менее, как вооруженное ополчение граждан под предводительством более-менее одаренных гражданских чиновников. Дисциплина дисциплиной, а вот умение маневрировать на поле боя просто так не приходит. По сути, вся тактика римлян к этому времени сводилась к тому, чтобы ввязаться в лобовое сражение, имея в собственном тылу укрепленный лагерь. Дальше все решала храбрость, дисциплина и… численность легионеров. И вот тут римляне имели решающее превосходство над всеми остальными государствами того времени. По меркам Древнего мира они обладали неограниченным количеством храбрых и выносливых солдат. Знакомая картина, не правда ли? Вообще между ходом и исходом Второй Пунической и Великой Отечественной войн весьма много схожего. Но об этом ниже.

А вот что представляла собой армия Ганнибала? Вынужден разочаровать Красикова и ему подобных. На тот момент это было лучшее в мире войско. Карфаген вообще не призывал в армию собственных граждан, кроме совсем уж исключительных случаев. Он предпочитал воевать руками наемников. А кто такие наемники? Это профессиональные вояки. Ту армию, с которой Ганнибал вторгся в Италию, Карфаген создавал 16 лет. За эти годы отец Ганнибала, один из талантливейших полководцев древности Гамилькар Барка создал в Испании мощную колонию – Новый Карфаген, сделав ее базой для будущей войны, вырастил и воспитал целую плеяду блестящих «генералов» и, что не менее важно, разработал новые тактические принципы, в основе которых было окружение и полное уничтожение армии противника. Инструментом для подобных действий стали тяжелая иберийская (испанская) и легкая (нумидийская) конницы. Основу пехоты карфагенян – ливийцев – обучили маневрировать в сомкнутом строю.

Что же касается вооружения, то обсуждать его нет смысла, поскольку после первых же боев Ганнибал перевооружил африканцев по римскому образцу римским же трофейным оружием.

Итак, какая же картина была на поле боя при Каннах.

Римская армия насчитывала 16 легионов (8 собственно римских и 8 союзнических) по 5 тысяч человек в каждом, т.е. 80 тысяч пехоты и 6 тысяч конницы. Из 80 тысяч пехоты – 57 600 составляли тяжеловооруженные воины —«гоплиты», остальные легковооруженные – «рорарии». Непосредственно на поле сражения римляне вывели 55 тысяч «гоплитов», выстроенных в боевую линию шириной 800—900 метров и глубиной в 70 рядов, 8 тысяч легковооруженных и 6 тысяч конницы. Чуть более 10 тысяч человек, в том числе 2600 «гоплитов», оставались в качестве гарнизона лагеря. Еще примерно 7—8 тысяч «рорариев» шли за войском, выполняя обязанности санитаров и обозников, т.е. учитываться как бойцы попросту не могут.

Что же касается карфагенян, то их армия состояла из 32 тысяч «гоплитов» (11 тысяч африканцев, 7 тысяч иберийцев, 14 тысяч кельтов), 8 тысяч легковооруженных (пельтасты и балеарские пращники), 10 тысяч конницы (2 тысячи нумидийцев и 8 тысяч тяжеловооруженных иберийских и кельтских всадников). Причем необходимо сделать весьма важную оговорку, что легковооруженные воины Ганнибала имели куда большую боевую ценность, чем римские «рорарии». Но еще большей, чем в качестве бойцов, была разница в руководстве. В то время как в карфагенском войске единолично руководил один из величайших полководцев мировой истории, окруженный отлично подготовленными в тактическом отношении «генералами», в римской армии, сменяясь через день, поочередно командовали два консула. Причем если один из них – Луций Эмилий Павел, был относительно подготовленным военным с неплохим боевым опытом, то второй – Гай Теренций Варрон, не имел никакого военного опыта и вообще был в военном отношении нулем. Однако Варрон пришел к власти, имея своей политической программой быстрое и решительное окончание войны. Уже это заставляло его отказаться от тактики предыдущих римских командующих, стремившихся победить Ганнибала измором, и сделать ставку на генеральное сражение. Вышеупомянутые силы – это самая большая римская армия, когда-либо собранная в одном месте. И если Эмилий Павел еще пытался уклоняться от сражения, очевидно, сознавая превосходство карфагенян, то Варрон выбрал день, когда командование перешло к нему, и вывел армию в поле. Итог битвы известен. Практически вся римская армия перестала существовать. Особого внимания заслуживают действия командиров карфагенян. Они каждый знали свой маневр и прекрасно управляли своими отрядами. Так, командир левого карфагенского крыла Газдрубал опрокинул со своей тяжелой конницей римских всадников, обошел все римское войско с тыла и ударил по коннице римских союзников на другом фланге. Те, уже до этого сражавшиеся против нумидийцев, были рассеяны. И вот только после этого карфагенская конница атаковала с тыла римскую пехоту. Уже этот маневр при его кажущейся простоте показывает, как крепко держали в руках свои отряды карфагенские офицеры. Тем временем могучий натиск римской пехоты так и не смог опрокинуть центр карфагенян, хотя здесь находились только иберийцы и кельты, т.е. 21 тысяча «гоплитов» против 55 тысяч римских тяжеловооруженных. Одновременно с атакой пунической конницы с флангов римлян обошли африканцы. В итоге вся римская армия оказалась в кольце, где и погибла. Само название местечка Канны стало нарицательным. Но, как видим, одержать победу пунийцам позволило в первую очередь качественное превосходство их войск, а во вторую очередь – явное преимущество в руководстве. Нет сомнения, что, командуй римской армией не два консула, один из которых профан в военном деле, а один пусть и не хватающий звезд с неба Эмилий Павел, никаких Канн бы не было. Не было попросту потому, что римляне на битву не вышли бы. Недаром знаменитый германский полководец XIX века Мольтке как-то сказал: «На каждого Ганнибала нужен свой Варрон».

А теперь еще раз взглянем на римлян. Вообще-то в начале войны они располагали своего рода «кадровыми войсками». Это были так называемые консульские армии – четыре римских и соответственно четыре союзнических легиона. Кроме того, два римских и два союзнических легиона действовали против галлов. Но дело в том, что всю эту «кадровую» армию Ганнибал уже уничтожил в целой серии предшествовавших Каннам сражений – Тичино, Треббия, Тразименское озеро. Причем в этих сражениях Ганнибал, кроме качественного перевеса, возможно, и численно превосходил римлян. При Тичино поражение потерпели римская конница и легковооруженные войска. Треббия и Тразимен закончились страшным разгромом римлян. Т.е. в битве при Каннах римляне могли надеяться только на численное превосходство. Недаром Эмилий Павел выступал против сражения. Он знал, что в качестве солдат римляне уступают пунийцам.

Когда же после Канн римляне убедились, что даже двойное превосходство в «гоплитах» победу над таким противником принести не может, то они резко изменили свою стратегию. Теперь вместо того, чтобы сражаться с Ганнибалом в открытом поле, они повели против него позиционную войну, ограничиваясь мелкими стычками. А в то же время активизировали свои действия на других фронтах, где, во-первых, качество войск карфагенян было пониже, а во-вторых, самого Ганнибала не было. И только создав, обучив, закалив в сражениях в Испании войско под командованием Сципиона, римляне повели его на самого Ганнибала и победили. Причем в этом сражении, при Заме, римская пехота показала себя достойным противником карфагенских ветеранов, маневрируя на поле боя с неменьшим искусством, чем знаменитые ливийцы Ганнибала.

Аналогии этой войны с Великой Отечественной буквально напрашиваются. Русские тоже потеряли в 1941 году всю свою кадровую армию. Бои 1942 года показали, что для победы над немцами одной храбрости бойцов и численного превосходства мало. В Красной Армии оказался даже свой «Варрон» – пресловутый Мехлис, грубое вмешательство которого в военное командование привело к катастрофе в Крыму. И вот после этого советское руководство поменяло стратегию, переключив свое внимание на союзников Германии. Основной удар в Сталинградской битве РККА нанесла по итальянцам и румынам. А вот, натренировавшись на подобном противнике, в 1944 году Красная Армия уже качественно если и не превосходила Вермахт, то, по крайней мере, ему не уступала.

Однако вернемся в Древний мир. Когда заходит разговор о «выдающихся» победах, одержанных римлянами или греками, то их объясняют качественным превосходством цивилизованных армий над ордами варваров. Но повторим, что про огромную численность разгромленных полчищ мы знаем только со слов победителей. Ничто не мешало римлянам и грекам во сколько угодно раз преувеличивать силы противника для подчеркивания величия своих побед. А историкам следовало бы задуматься над тем, каким образом крохотные царства вроде Понтийского могли выставлять армии численностью в несколько раз большие, чем армия сверхдержавы того времени – Римской республики. И зачем тому же Митридату, царю понтийцев, эти огромные орды, которые необходимо кормить, вооружать, содержать на денежном довольствии и при этом не получать от них никакого реального результата. Ведь намного реалистичнее звучит то, что армия Митридата представляла собой небольшое, но профессионально обученное войско наемников из малоазиатских греков, римских перебежчиков и воинственных варваров с Кавказа.

Совсем другая картина в греко-персидских войнах. И здесь мы слышим про многочисленные, но трусливые и неорганизованные орды варваров. И здесь небольшой горстки обученных держать строй «европейцев», в данном случае греков, хватает для победы над любым количеством азиатов. Проблема лишь в том, что бесчисленные персидские полчища существовали только в фантазии греческих историков. Войско персов состояло из немногочисленных, но имеющих великолепную подготовку воинов. Это пешие лучники и тяжеловооруженные всадники. Собственно говоря, персидское войско уже тогда представляло собой аналог более поздних – средневековых рыцарских армий, каковым оно в принципе и являлось. Организационно войско персов состояло из двух компонентов. Во-первых, это дружины персидских князей-сатрапов. Они состояли из тяжеловооруженной конницы и конных лучников. Во-вторых, это постоянное регулярное войско царя – «бессмертные». Они являлись пешими лучниками. Численность «бессмертных» штатно равнялась 10 тысячам. Сколько их было реально – судить трудно. Именно греки, уступая в индивидуальной и тактической подготовке, каждый раз превосходили персов в численности. К тому же, осознавая свою тактическую слабость, греческие полководцы, в частности, Мильтиад и Павсаний, выбирали такие поля для сражений, где тактическое превосходство персов не могло быть реализовано. И опять же десятки лет греко-персидских войн привели к созданию совсем другого греческого войска. Армия Александра Македонского, вторгшаяся в Персию, по всем статьям превосходила войско Дария. Причем не только качественно, но и в численности. Только поэтому и удался этот завоевательный поход, не имеющий аналогов в истории.

Кстати. И в греко-персидских войнах мы встречаем параллель с Великой Отечественной войной.

Многим знаком следующий пассаж Геродота: «За рядами персов стояли начальники отрядов с бичами в руках и ударами бичей подгоняли воинов все вперед и вперед».

А вот выдержка из немецкого бюллетеня от 14 января 1942 года, разъясняющего бойцам на фронте тактику русских: «Наступающая пехота компактными группами покидает свои позиции и с большого расстояния устремляется в атаку с криком «Ура». Офицеры и комиссары следуют сзади и стреляют по отстающим».

При этом не только очевидна абсолютная чушь и того, и другого отрывка, но и понятно, почему древнегреческая и гитлеровская пропаганды оперировали почти одинаковыми штампами.

И в Древней Греции и в Третьем рейхе официальная точка зрения гласила, что солдат у неприятеля много, но они трусливы и не умеют воевать. Однако непосредственно на фронте как древние греки, так и немцы сталкивались с невероятно храбро атакующим противником. Подобную отвагу и было решено объяснить байками про «персов с бичами» и «комиссаров с наганами».

Все это показывает, что человеческая психология одинакова во все времена. Народным массам всегда легче рассказать про огромную численность противника, чем объяснять качественную разницу в подготовке бойцов. Так же куда легче придумать истории про «бичи», чем признаться, что «расово неполноценный» противник отнюдь не менее отважен, чем ты сам.

Из Древнего мира перенесемся в XVIII век. Здесь мы видим полководца, который отчаянно старался следовать «заветам Красикова». Речь идет о короле Пруссии Фридрихе Втором Великом. В большинстве из проведенных им полутора десятков сражений король умудрился иметь армию меньшую, чем его противники. Причем это отнюдь не было обусловлено необходимостью. Многие ошибочно полагают, что у Фридриха войск изначально было меньше, чем у его врагов. Но вот статистика. Из 12 кампаний, проведенных королем, четыре – 1741 г., 1742 г., 1756 г. и 1762 г. – он провел с безусловно превосходящими силами. В трех с половиной кампаниях – 1744 г., 1745 г. и первой половине 1757 г. – силы обеих сторон были равны, в остальных четырех с половиной кампаниях – второй половины 1757 г., 1758 г., 1759 г., 1760 г. и 1761 г. – превосходство сил было на стороне его противников. Неудивительно, что при таком методе воевать наряду с великими победами Фридрих потерпел «великие» поражения. Если же учесть, что в большинстве сражений инициатором, т.е. атакующей стороной, были пруссаки, то вообще непонятно, чего добивался король Пруссии. В сражении при Ловозице пруссаки имели войск на театре военных действий втрое больше, чем австрийцы, но непосредственно на поле боя их было меньше. В битве под Прагой король мог усилить свою армию 30-тысячным корпусом фельдмаршала Кейта и добиться полуторного численного превосходства над австрийцами. Вместо этого Кейт в бездействии простоял всю битву на другой стороне реки. Перед Кунерсдорфом Фридрих мог подтянуть к себе порядка 20 тысяч солдат из корпуса принца Генриха и добиться если не превосходства, то хотя бы равенства в силах с русско-австрийской армией Салтыкова. Вместо этого он дополнительно выделил из своей армии девять батальонов для охраны моста у себя в тылу. Итогом было самое страшное поражение пруссаков в Семилетней войне.

Однако посмотрим на великие победы Фридриха. По сути их две – Росбах и Лейтен. Обе король одержал в 1757 году с разницей в один месяц – 5 ноября и 5 декабря.

Под Росбахом 22—26 тысячи пруссаков атаковали находящуюся на марше 45-тысячную имперско-французскую армию и опрокинули ее раньше, чем союзники успели развернуться в боевой порядок.

Наполеон Бонапарт дал этому сражению такой комментарий: «Результаты Росбахского сражения не должны нас удивлять: 22—26 тысяч отборных прусских войск, находящихся под хорошим командованием, должны были разбить 40—50тысяч имперских и французских войск того времени, командование которыми было таким жалким…»

«Маневр прусского короля был естественным в данной ситуации: он заслуживает похвалы в меньшей степени, чем его неприятель порицания».

Т.е. мы опять столкнулись с ситуацией «Варрон – Ганнибал». Примерно та же история произошла под Лейтеном. Австрийцы 22 ноября одержали победу над прусским военачальником герцогом Бевернским, причем сам герцог попал в плен. Австрийский командующий Карл Лотарингский решил, что задачи кампании выполнены, и занял крепкую оборонительную позицию. Но для того, чтобы прикрыть фланги, ему пришлось растянуть фронт на 7 километров. Левый фланг был прикрыт рекой с болотистой равниной. Правый упирался в Нипернский лес. Центр австрийской армии находился в Лейтене. Общая численность австрийцев составляла 60—66 тысяч человек.

Тем временем прибыл король. Вместе с приведенными им частями общая численность пруссаков составила около 40 тысяч человек. Король решил атаковать. Пользуясь холмами и туманом, прусская армия совершенно незаметно пробралась к левому флангу австрийцев и, построенная в четыре линии, двинулась в атаку.

Имея численное превосходство, они опрокинули левое крыло раньше, чем центр и правое крыло австрийцев успели подойти к месту боя. Фактически король проделал тот маневр, который безуспешно пытался проделать его противник под Росбахом. Окажись на месте Карла Лотарингского полководец вроде самого Фридриха, и ему бы несдобровать. Кроме того, «королю удивительно помогло то обстоятельство, что все слабо организованные войска имперцев были на левом фланге австрийской армии».

Есть еще одно обстоятельство. Прусская армия того времени была идеальным боевым механизмом. Фридрих Великий довел линейную тактику до абсолюта. Его войска выполняли маневры и развертывание в боевой порядок с проворством и тактической сноровкой, недоступной другим армиям Европы. Прусская дисциплина обеспечивала точное и четкое выполнение каждого приказа. Кроме того, были моменты чисто технического свойства. В то время как боевой строй армий Европы состоял из четырех шеренг, причем по фронту на четырех человек приходилось четыре шага, прусская армия строилась в три шеренги, но четыре человека стояли уже на фронте в три шага. Если также вспомнить, что пруссаки довели скорость стрельбы до 3 залпов в минуту, в полтора раза больше, чем другие армии, то чисто тактическое превосходство прусской армии становится очевидным.

Но не все противостоящие королю полководцы были придурками вроде Субиза или нерешительными посредственностями, как Карл Лотарингский. У тех же австрийцев был Траун, выигравший одними маневрами кампанию 1744 года. У австрийцев был Даун, одержавший над Фридрихом блестящие победы под Колином и Гохкирхом. Прекрасным линейным войскам Пруссии австрийцы противопоставили многочисленную артиллерию и не менее многочисленные, великолепные иррегулярные соединения вроде «пандуров» и «кроатов». Многие исследователи даже связывают поражение австрийцев под Лейтеном с тем, что «кроаты» в этом сражении не участвовали.

Вывод, который мы можем сделать относительно Фридриха Великого, – это невероятная авантюристичность его манеры воевать. Слишком полагаясь на качество своих войск, он атаковал врага, не считаясь ни с условиями местности, ни с численностью противника. Время от времени такой метод приносил успехи, но стоило во главе противостоящей армии оказаться кому-либо вроде Дауна или Салтыкова, и та же «тактика» вела к жутким поражениям пруссаков. Пруссию спасла в Семилетней войне не столько «гениальность» короля, сколько несогласованность действий противостоящей ему коалиции. Франция, Австрия, Россия и Швеция – каждая преследовала свои личные интересы, которые могли не совпадать диаметрально. Кончилось вообще все тем, что Россия заключила с Фридрихом Великим мир, союз и объявила войну бывшим соратникам, поставив под командование Фридриха Великого русский вспомогательный корпус.

Совсем другим полководцем, в отличие от Фридриха, был Наполеон Бонапарт. Он целиком и полностью следовал принципу, впоследствии изложенному Клаузевицем: «Наилучшая стратегия – это быть возможно сильнее, во-первых – вообще, а во-вторых – на решающем пункте». Сам Наполеон говорил так: «…я никогда не считаю, что у меня слишком много войск; я стягиваю к себе все то, что я могу собрать». Даже в тех кампаниях, где общая численность сторон была равна или даже противник превосходил численностью французские войска, Наполеон действовал согласно правилу – «быть сильнее в нужном месте в нужное время». В каждом конкретном бою численность французов была больше, чем у их противников. Именно это и был ключевой момент полководческого таланта Наполеона. Достигалось же это превосходство в первую очередь благодаря высокой подвижности французских революционных и постреволюционных войск.

Пресловутая «передовая» тактика колонн и рассыпного строя стрелков на деле была шагом назад по сравнению с линейной. Французы создали массовую армию. В итоге каждый французский солдат был менее обучен, чем, скажем, австрийцы или пруссаки. И поэтому революционные генералы были вынуждены вести свои войска в бой глубокими колоннами, не требующими четкого строя, но зато способными создать количественный перевес на одной точке боя. Причем предваряла атаку колонн прицельная стрельба рассыпного строя легких войск – егерей, вооруженных в ряде случаев нарезными ружьями. В то время как наемные старые армии пытались наступать, строго соблюдая линейное построение, французы могли быстро стянуть в любую точку большую часть своей армии и атаковать, постоянно усиливая натиск напором из глубины. Обычно в таких случаях им удавалось прорвать фронт, и тогда разгром противника был предопределен. Впоследствии и все остальные европейские государства перешли к массовым армиям и переняли французскую тактику. В итоге Наполеону и его генералам для победы приходилось на поле сражений иметь ощутимый численный перевес: Фридланд, Ваграмм. Если перевеса не было, то получались «мясорубки» вроде Прейсиш-Эйлау или Бородина.

Все это мы хотели рассказать, чтобы объяснить одно: для победы на поле боя необходимо иметь перевес в силах. Это может быть численное превосходство, лучшее качество солдат либо лучшее командование. Самый надежный способ – иметь все три компонента вместе. Наименее надежный – располагать только лучшим руководством. По сути, хороший генерал – это тот, кто обеспечил победу в сражении еще до боя сосредоточением более сильной армии. Наполеон как-то сказал, что его главный принцип – не соглашаться на сражение, не имея 70% шансов на победу на своей стороне. Что же касается вопроса о предпочтительности качества или количества, то ответ на него отнюдь не так очевиден, как кажется. Во-первых, есть некий предел, до которого можно довести уровень подготовки армии, причем никто не мешает противнику дойти до этого же уровня. Любые тактические новинки срабатывают только вначале, затем их перенимают все противоборствующие стороны либо находят свой асимметричный ответ. Во-вторых, лучшее качество неминуемо достигается в ущерб количеству. Таким образом, можно создать очень хорошую, но небольшую армию. Благодаря качественному перевесу нетрудно будет одержать ряд побед. Но если цель войны достигнута в результате этих успехов не будет, то итогом окажется проигрыш войны, поскольку даже самые лучшие войска тоже несут потери, а восстановить численность такой отборной армии намного труднее, чем менее подготовленной.

В то же время первое же поражение может оказаться проигрышем всей войны. Именно в эту ловушку угодили японцы в ходе Второй Мировой войны. К декабрю 1941 года они располагали 10 авианосцами и лучшими в мире пилотами палубной авиации. Проблема была лишь в том, что в резерве у командования Военно-морского флота было лишь несколько сотен летчиков, проходящих обучение. Если бы Япония одерживала только победы, причем «малой кровью», такого резерва хватило бы для восполнения потерь. Но побед «малой кровью» не получилось. В итоге два лучших авианосца, «Дзуйкаку» и «Секаку», не смогли участвовать в битве за Мидуэй из-за отсутствия пилотов. Сама же битва окончилась полной катастрофой. Погибли четыре больших авианосца, а с ними – несколько сотен летчиков. До самого конца войны японцы не смогли создать столь же подготовленных пилотов. Одно-единственное поражение оказалось проигрышем войны. К 1944—1945 гг. американцы играючи уничтожали японские самолеты сотнями, настолько велика была разница в летном мастерстве. Возможно, имей Япония к началу войны чуть менее подготовленных летчиков, но при более значительном резерве, Мидуэй оказался бы не столь роковым.

У читателя может возникнуть справедливый вопрос – почему мы ничего не говорим о русской армии и русском военном искусстве? Обо всем этом поговорим в следующей главе.