В ту же долю секунды, когда Андрей метнул «лимонку» в сторону адовой сифонящей щели, изнутри его окатила горячая волна страха. Впопыхах он забыл выдернуть чеку из гранаты! Мысли лихорадочно неслись вперед, вслед за полетом ребристого металлического яйца.

Аникин бросал полулежа, из неудобного положения, по высокой дуге. Когда «лимонка» уже описала ее и ударилась о мостовую, Андрей нащупал в зажатой ладони левой руки кольцо. Выдернул, все-таки выдернул! Он сделал это автоматически, настолько быстро, что мозг не успел зафиксировать это действие. Но что толку, если он не добросил.

Не обращая внимания на свистевшие возле лица пули, Аникин, высунувшись из-за основания тополя, следил, как черная металлическая точка упруго, точно мячик, отскочила от мостовой еще раз и, прокатившись вперед, нырнула в черную щель, ощеренную оранжевым пламенем пулеметной стрельбы.

Тут же в подвале громыхнуло, и из подвального окошка выдохнула смесь огня и пылевой взвеси, растекшись на несколько метров по мостовой. Клубы дыма поглотили оранжевое пламя, которое, погаснув, уже не вспыхнуло.

Андрей тут же повернулся, оглядываясь в сторону раненых.

– Заберите! Заберите их!.. – истошно закричал он.

Возле раненых, на той стороне улицы, он увидел Шевердяева и еще одного бойца. Шева, заломив на затылок шапку-ушанку, согнувшись в три погибели, на полусогнутых ногах тащил Буряка. Он развернулся лицом к мостовой, поэтому Андрей узнал его сразу.

Второй, в шинели, был повернут спиной, поэтому признать его Андрей был не в состоянии. Он, следом за Шевердяевым, пытался эвакуировать Шпаликова. Давалось ему это с трудом, потому что через каждые полметра он брал передышку, опускаясь на одно или оба колена возле лежащего пластом Шпалы.

Пули по-прежнему сыпались вдоль по улице, правда, уже не с такой интенсивностью. Аникин, яростно зарычав, вскинул свой ППШ и, уперев магазин между корнями дерева, дал короткую очередь по проему окна, из которого один или два фашиста вели винтовочную стрельбу.