Глава 24. Май 1944 года. 2-й Белорусский фронт
Так уж все устроено в этом мире, что природе никогда не было дела до бед и радостей человечества – она всегда жила, живет и будет жить по своим законам. Так и весной сорок четвертого, пришедшей чуть раньше обычного, природа, не обращая ни малейшего внимания на грохот войны, проснулась и занялась своими извечными делами.
Горячее солнце согнало снега, отжурчали-пронеслись веселые ручьи, в лесах зацвели хрупкие подснежники, расцвечивая нежнейшей голубизной остатки прошлогодней сухой травы. Затем леса, еще вчера изумлявшие своей звонкой прозрачностью, всего за одну ночь прикрылись легкой зеленой дымкой, быстро превратившейся в свежую зелень молодой листвы. Вернувшиеся из дальних краев птицы, шалея от весеннего тепла, наполнили леса щелканьем и свистом, а трудолюбивые лягушки принялись дружно распевать по вечерам, оживляя тихие болота. В природе наступила пора зеленого тумана – с ее неповторимыми запахами горьковатой свежести, с теплыми ветрами, с дымчатыми закатами и по-весеннему радостными дождями и грозами…
Лейтенант Миронов раз за разом метал нож, вгоняя клинок в деревянный щит, и пытался разобраться в запутанном клубке обрывочных мыслей, метавшихся в его аккуратно подстриженной голове. Что интересно, мысли командира взвода пешей разведки на этот раз никоим образом не касались планов успешных поисков в тылу немцев или наиболее удачных способов добычи «языков». Сейчас мысли Алексея всецело занимала сугубо личная и, можно сказать, интимная тема: лейтенант прикидывал, что же ему делать с неожиданно свалившейся на него напастью. Напасть имела вполне конкретное живое воплощение и носила обычное человеческое имя – Мария. Миронов, считавший себя парнем бывалым, многое повидавшим и жестким, вдруг с удивлением обнаружил, что с некоторых пор снайпер со строгими карими глазами начала занимать в его жизни слишком уж много места. Чем бы Алексей ни занимался, о чем бы ни думал, а мысли неизменно, каким-то непонятным образом начинали вертеться вокруг сержанта Красной армии Елизаровой.
«Это что же получается – влюбился ты, Леха? – с ожесточением швыряя нож в цель, невесело размышлял Миронов. – Ну, влюбился… может быть. И что дальше-то? Приду я к ней и что скажу? «Не желаете ли прогуляться с героем, барышня? Надеюсь, вы еще помните, как он в сортире целые сутки прятался?» Такое забудешь! Небось, и девкам давно уже рассказала, как от дурака-лейтенанта на версту вокруг воняло. Придешь, а они улыбочки начнут строить… А, собственно, что мне с ними – детей крестить?! Почему я не могу просто так проведать боевого товарища? Или подругу? Да какая, к черту, разница, как называть?! Вот пойду, и все! Вроде как проведать зашел… случайно. Во, точно – зайду и спрошу, мол, как спина ваша – зажила, не беспокоит ли? А там уж как сложится – авось в шею не вытолкают…»
В шею лейтенанта Миронова, естественно, никто не выгнал. Напротив, девушка из санитарной роты без малейшего намека на ехидную улыбку выслушала просьбу очень серьезного молодого командира, уважительно посмотрела на награды и скрылась в землянке, откуда вскоре появилась Елизарова.
– Здравия желаю, товарищ Елизарова, – с легкой запинкой поздоровался Алексей и, без особого успеха пытаясь изобразить непринужденную улыбку, пояснил: – А я вот проходил мимо – дай, думаю, зайду, поинтересуюсь, как живет-может наш снайпер. Как ваша спина – наверное, уже лучше?
– Здравствуйте! Да, уже все хорошо, спасибо, товарищ лейтенант.
– Мария, я тут хотел с вами посоветоваться… – Лешка принял деловитый и даже суровый вид, лихорадочно прикидывая, о чем он мог бы посоветоваться с сержантом, но, как назло, голова решительно отказалась что-либо придумывать, и тогда лейтенант без затей выпалил как раз то, о чем и думал все эти дни: – Если у вас есть немного свободного времени, то мы могли бы просто пройтись и заодно уж и поговорить. Как вы?
– Хорошо, давайте пройдемся. Правда, я даже не представляю, чем могла бы помочь разведчикам, но я попробую…
О чем они разговаривали на этом первом свидании, Лешка так и не запомнил. И сколько потом ни пытался воскресить в памяти детали, жесты, слова – ничего не получалось. Да и так ли уж важны какие-то там слова, если рядом с тобой идет девушка, глаза которой, несмотря на их орехово-теплый цвет, непостижимым образом излучают весенний туман нежнейшего зеленого оттенка! Если звук ее голоса гораздо важнее любых, даже самых красивых и главнейших слов…
Единственное, что удалось припомнить Миронову, было сказано во время прощания. Да, кажется, они тогда еще о лягушках говорили…
– Лягушки поют, слышите? Странно как-то, правда? Война, а они поют… – Мария наклонила голову, прислушиваясь, и приподняла указательный палец. – Слышите, как здорово? Красиво. И булькают – как будто воду кипятят…
– А говорят, что девчонки лягушек боятся, – улыбчиво произнес Алексей и спросил: – А вы не боитесь?
– Нет, не боюсь – они ведь такие забавные. Не поверите, но и мыши меня совсем не пугают. Я только змей боюсь – не знаю, как теперь и по лесу ходить буду… Простите, но нам, наверное, пора… Так о чем вы со мной посоветоваться хотели, товарищ лейтенант?
– Да так, – вновь мучительно подыскивая подходящую тему, попытался вывернуться Лешка. Не получилось. И тогда Миронов вдруг, сам удивляясь своей смелости, «сиганул в ледяную воду»: – Просто ничего лучшего не смог придумать, чтобы встретиться и поговорить с вами. В общем, можете считать, что наврал. Но мне и правда очень хотелось увидеть вас. Вот так вот…
– Что ж, будем считать, что ваша маленькая военная хитрость сработала, – улыбка чуть тронула губы девушки и тут же исчезла. – Я тоже рада была вас повидать. Правда, рада. Только вы, пожалуйста, больше ничего не придумывайте и не ищите подходящие поводы – просто заходите, и все. Если, конечно, выдастся свободная минута.
Миронов проводил Марию до расположения санроты. Елизарова, прощаясь, просто и естественно протянула руку, и Алексей, бережно пожимая узкую теплую ладошку, пообещал непременно зайти в самое ближайшее время – если, конечно, служба позволит.
Лешка неторопливо шагал к своей риге, вспоминая тепло Машиной ладони, и непроизвольная улыбка то и дело проскальзывала по его губам, а сердце каким-то странным образом превращалось в легкий воздушный шарик, который слегка подбрасывала неведомая рука, и он надолго зависал, невесомо паря над землей. Итогом этого вечера стала загадочная фраза, брошенная лейтенантом Грише Нечипоруку: «Гриша, запомни раз и навсегда – писатели не врут!» Правда, загадкой слова Миронова для разведчиков были очень недолго – уже через несколько дней бойцы, понимающе переглядываясь и пряча улыбки, вынесли единодушный вердикт: «Все, пропал наш лейтенант!»
Правда, не обошлось и без крохотного инцидента. Один из новеньких, иронически щурясь, цыкнул зубом и выдал незатейливую фразу, смысл которой можно было перевести примерно так: «Да знаем мы эти романы! Поматросит наш лейтенантик – и в кусты! А заметно пополневшая барышня в тыл поедет – вся в слезах и в чувствах растрепанных. Мужики, а снайперша-то небось мяхкая, ха-ха!» На что Нечипорук, недобро посматривая на знатока, посоветовал тому придержать язык: «Ты, босота, ботало свое поганое в кулачок-то зажми! А то, неровен час, лейтенант услышит. А если он тебя услышит, то может побелеть лицом и запросто вырвать тебе кадык – ты не смотри, что он на вид мужчинка молодой и культурный, он иногда бывает очень даже грубым и резким! Видел бы ты, как он фрицам глотки режет, так сто раз подумал бы, стоит ли будить лихо… И вообще… Любовь у них, понял?! И я тебя предупреждаю от себя лично: еще раз что-то такое про них вякнешь – зарою и на могилку цветочек положу! Синенький и скромный. А Гриша свое слово держит, можешь даже не сомневаться…»
А лейтенанту Миронову в эти дни было не до чужих разговоров – он летал. Все мысли и чувства Алексея вертелись вокруг солнца по имени Мария. Даже война сейчас не казалась ему такой же страшной и черной, как еще какой-нибудь месяц назад. Что война – она ведь когда-нибудь обязательно закончится, а вместе с ней развеется черно-серый туман, и на всей Земле воцарится мир – красивый и светлый, как куст цветущей черемухи! Непременно красивый и добрый, залитый радостным солнечным светом.
Встречи, как правило, были недолгими – войну, к сожалению, никто не отменял. Алексей водил группы за линию фронта, по-прежнему рисковал и не раз был к гибели ближе чем на волосок, но странным образом жила в нем твердая уверенность в том, что ничего плохого ни с ним, ни тем более с Марией случиться не может. Просто не может, и все, – потому что сейчас их охраняло даже нечто более сильное и большое, чем обычная тетка по имени Судьба…
Миронов чистил оружие. Каждая из деталей разобранных ППС и пистолета осматривалась, тщательно очищалась-протиралась ветошкой и смазывалась ружейным маслом. Затем Лешка отработанными до автоматизма движениями собрал автомат, щелкнул предохранителем и, отложив оружие в сторону, принялся за «ТТ», который изначально предпочитал всем другим моделям. Машинально работая чистой тряпицей, Алексей, судя по отстраненно-задумчивому лицу и изредка блуждавшей по губам улыбке, думал отнюдь не о чистоте и надежности своего оружия.
Лешка вспоминал вчерашний вечер, когда наконец-то он впервые по-настоящему, всерьез поцеловал Марию. Хотя, если совсем честно, то поцеловал не он, а его поцеловали – сам лейтенант на столь решительное действо так до вчерашнего вечера и не отважился.
Наверное, горьковато-теплый аромат черемухи одурманивал не только ошалело щелкавшего где-то неподалеку невидимого соловья – Мария неожиданно повернулась к идущему рядом Алексею и, очень серьезно и чуточку растерянно глядя прямо в глаза, легко прикоснулась губами к его щеке. И тут же, словно подхваченные неведомым порывом весеннего ветра, они обнялись и, замерев на мгновение, начали целоваться уже всерьез – пусть неумело, торопясь и мешая друг другу, но не было в мире ничего чище и целомудреннее этих прикосновений…
Лешка начал собирать пистолет и снова улыбнулся, вспоминая лицо Марии, подсвеченное мягким предзакатным солнцем, – чуть растрепавшиеся пряди чисто вымытых волос светились, образуя лучистый ореол и вызывая смутные ассоциации не то с лесной феей, не то с мадонной со старинной картины. Да что тут говорить – каждый жест ее, каждое движение или сказанное слово… Как она при расставании рукой помахала – раз-раз…
– Товарищ лейтенант… – перед столом появился Нечипорук и, старательно отводя глаза, невнятно буркнул: – Там это…
– Что «это»? – Миронов вскинул на бойца недовольный взгляд. – Что вы там опять натворили? Ну что ты мнешься, как девка красная?! Говори уж!
– Лейтенант, Мария погибла. Снайпер. Немецкий…