Глава 15 - Тайное становится явным
Наделал, конечно же… Не мог не наделать.
Помотала их фронтовая судьба за последние горькие безотрадные полтора месяца. Будь она неладна! И горя, и лиха – всего нахлебались. На всю оставшуюся жизнь. Люди извелись, с ног падают от смертельной усталости, а на собак и вовсе смотреть жалко. Каково им на войне? Не приведи господи… Но лучшие куски им из своего незамысловатого пайка отдавали проводники. Знали, какая им предстоит работа. Знали, что…
Да что говорить – оттуда не возвращаются. И этим все сказано. А слова… Слова – пустое.
…Вот и случилось у Леды и Бурьяна то, что и должно было случиться от недогляда и скученности людей и собак. Да и порой в укрытии, лесочке каком, при выдвижении на позицию собаки частенько были без присмотра. Не уследишь за всеми – хоть ты тресни! И как тут уследишь в изнурительной толчее, где смерть каждую секунду настойчиво дышит тебе в затылок. Где и бытовые условия – точнее полное отсутствие таковых – по принципу: не до жиру, быть бы живу. Это на «базе» все было по максимуму: ухоженные домишки для офицерского состава, обжитая, по–домашнему, казарма для рядовых и сержантов. А четвероногим питомцам и вовсе хоромы, не то что у них на заставе под Брестом. Чистенькие, ухоженные вольеры каждому псу. Загляденье!
…Первым заметил неладное Никита. Но решил до поры до времени ничего не говорить о своём открытии командиру отряда. Но шило, как известно, в мешке не утаишь. А тут такое…
— Леда у тебя щённая? Не уследил? Бурьян постарался? – от вездесущего майора Ковалёва, их Сан Саныча, ничего не скроется. – Не ко времени все это. Не ко времени.
Так тайное стало явным.
— Ну не казни ты себя так. – Майор решил приободрить захандрившего Никиту. – Что случилось, то случилось. Вспять не вернёшь.
И вдруг неожиданно улыбнулся, красивая была у него улыбка.
— Может, ещё все образуется, а–аа? Как сам-то думаешь? И отправим Леду на базу. Щенки породные будут, классные. Вон Бурьян какой – и стать в нем и рабочие качества отменные. Любо–дорого посмотреть. Редкий, племенной пёс…
По глазам Никита видел, что хотел майор сказать – «жаль такого терять». Но промолчал, зная, что сейчас творится на душе у лейтенанта.
Но «все ещё образуется» так и не суждено было стать дополнением, как следствие, «к лучшему». За несколько часов обстановка на их участке фронта, как и на всем фронте, катастрофически изменилась. Немцы начали массированное наступление. Оборона трещала по швам. Да и швы те – жиденькие стрелковые части, обескровленные в предыдущих изматывающих боях. И всем казалось, что катастрофа неминуема… Немец прёт и прёт, как оглашённый. И танки у гада на острие атак.
До Леды ли теперь? А уж тем паче до будущих щенков… Здесь каждый пёс–подрывник на вес золота. Какие уж тут нежности, скажите на милость? А противотанковых средств по–прежнему с гулькин нос. Вовсе нет. Вот такая она страшная арифметика войны. Или – или… Все, предел! Отступать дальше некуда. А раз так, ПТРы пехоты не в счёт, вся надежда командармов только на них, спец. подразделения НКВД СССР. Выручайте, псы пограничные, из беды столицу–матушку. Час ваш пробил!
То, что он пробил, хорошо все понимали в отряде и мотались от одного участка фронта на другой, как заведённые. Где было тонко и где рвалось, как назло, чаще всего. Хоть и падали с ног от смертельной усталости. Но…
— Не ныть, не хныкать, не поддаваться обстоятельствам. Делать своё дело, чему вас учили, товарищи лейтенанты. Вбейте это себе в голову до самого окончания войны. – И эти слова майора в прифронтовом лесочке перед выходом на позицию и приказ, и наставление, и напутствие. И не только для них. Для него самого тоже.
И не хныкали, и не ныли, и не поддавались обстоятельствам. Но силы отряда таяли не по дням, а по часам. Велики были потери. Слишком велики. И не только в их отряде…
Цена их потерь мало кому ведома, на то они и секретные спецподразделения грозного ведомства. Их учёт по «л/с» не в армейских штабах вовсе. Прибыли, сделали своё дело и дальше. Если есть ещё кому делать. Но ни один вражеский танк не прошёл, где были они. Люди и собаки делали своё дело. А для этих немногословных людей все же собаки были на первом месте. И не потому, что каждый выход на цель – это смерть, и не потому, что… и не от того, что… а исключительно по велению души. Только так, а не иначе. А иначе им было прос то не победить в этой смертельной мясорубке, когда на карту было поставлено все: Родина или смерть.
Любовь… Душа…
Лихая година, кровавая страда – до любви ли тут? А–аа? Да и цена ей, где смерть лютая постоянно с тобой в жмурки играет и, не церемонясь, обжигает лицо своей гиблой ледяной близостью, совсем ничтожная. Грошовая. А уж тем паче не до собачьей любви. Это уже точно. До них ли, до собак, когда – куда ни кинь взор – человек хлебает лихо горькое через край, взахлёб? Не время разбираться в их собачьих чувствах, не время.
Но как знать, как знать… Ведь у жизни, как ни крути, свой расклад имеется. Непридуманный. И для любви в нем всегда есть место. Особое. Даже на такой страшной войне, как эта. И даже для бывших пограничных псов, ныне по воле человека ставших смертниками. Эх, собаки, собаки – цены вам нет…
А что касается виновника «торжества», то Бурьян просто герой. Потому и рассказ об этом особый .
…Покрошили они тогда «бранденбуржцев» в капусту. Было дело… Никому уйти не удалось. Всех положили на той лесной поляне, где они устроили засаду на их отряд. Ещё бы немного и…
Но исход скоротечной схватки «кто кого» оказался не в пользу спецподразделения Абвера. Наша взяла! Ну а по большому счёту все это благодаря Бурьяну. Честь ему и хвала. Он и потом выручил их, когда они чуть было не нарвались на немецкую разведгруппу.
…В общем, досталось «бранденбуржцам» на все сто. А дело было так… Выходили они, как всегда, лесом, возвращаясь после удачного рейда по фрицевским тылам, когда, успешно подкараулив на просёлочной дороге танковую колонну, всю её и уничтожили. А часть танкистов, в спешке покидавших свои горящие машины, расстреляли в упор. Сан Саныч, как окрестили в отряде Ковалёва, строго–настрого приказал Бурьяна в дело не пускать: «Успеется. Не минируй его». Леда в этот раз на дело в рейд с ними не пошла. По известной п ричине. Осталась за линией фронта при водителях, охранять их бесценные полуторки.
Зная, что Бурьян чужого определяет за версту, а то и за три («Ну чисто волк – ты только посмотри на него!» – цокали языками от восхищения в отряде), Никита по приказу Ковалёва шёл с ними впереди в группе из трёх человек. Что-то наподобие разведдозора. По подсчётам оставалось до своих позиций недалече. Какой-то час–два скорой ходьбы. И тут… Замер Бурьян. Встал как вкопанный. Скалит пасть. Клыки показывает. Все ясно Никите: впереди затаился чужак, их караулит.
Засада! Ай да Бурьян! Молодчина!
Вот и на границе тоже так бывало… В секрете вдруг весь напряжётся, клыки показывает. Мол, знай, Никита, товарищ младший лейтенант, за Бугом, на той стороне, враг затаился. Я его чую. Во–оо–н в том направлении, куда я морду свою скалю, притаился вражина. Спрятался. Но со мной-то в прятки не поиграешь, дудки. Там он, Никита, там. Он нас не видит, но я его за версту чую. Будь спокоен, дорогой товарищ, я его не проморгаю.
Вот и здесь, на фронте, глаза и уши отряда – это Бурьян. Уши – это уже точно. Не уши, а чудо–локаторы. И нос такой – дай бог каждому зверю. Да и стать у Бурьяна – загляденье. Все профессиональные кинологи, лишь глянув, оценивали эту стать по одному–единственному критерию – красавец! Только для племенной работы…
Ну что тут скажешь?
Ишь как щерится верный пёс. Недоволен, что врагов много затаилось, изготовилось напасть на них. Не ходи туда, Никита, не ходи!
Из разведуправления штаба фронта было известно, что против них задействованы лучшие силы абверовцев. Враг серьёзный и коварный. Подготовка у него ого–го! Плюс боевой опыт по всей Европе, и против нас эти спецы из Абвера были задействованы уже за день до начала войны. Шороху навели, гады, по нашим тыловым коммуникациям, до сих пор икается. А сколько паники и неразберихи было ими посеяно в первые месяцы на дорогах, забитых войсками и беженцами, скопом бредущими на восток? Сколько пакостей и беды они тогда понаделали, а–аа? Страшнее налёта вражеской авиации был суматошный крик – парашютисты! Диверсанты! А может, это кто-то из диверсантов кричал, во всеобщей сутолоке и неразберихе затесавшись в ряды отступающих?
И все… Бардак, хаос, неразбериха. Никто командиров уже не слушает, кто куда. Врассыпную. И… И всеобщий драп, обуреваемый звериным ужасом, – диверсанты! Парашютисты! Это конец! Какая уж тут боеспособная армия? Так, толпа обезумевших людей. Которых без танков и самолётов можно брать тёпленькими. Оружие-то солдатики от страха побросали и деру.
— Вот так вот, Ковалёв, – предупредили его накануне, – противник опытный, шутки с ним плохи. Смотри в оба, не ровен час… Ловко и грамотно действует из засад, особенно в лесной местности. С таким в открытом бою встречи нежелательны. Да и лучше избегать их при возможности. В общем, будь на чеку каждую минуту и людям своим расслабляться не позволяй ни секунды. Усёк?
Усёк, конечно же, усёк. Предупреждён, значит вооружён. А коль так, то и мы тоже «кое-что могем». Лаптем щи хлебать нашему отряду не присуще. У нас тоже против вас, гадов, кое-что имеется. Собаки наши, например. Один Бурьян чего стоит! Посмотрим ещё, чья возьмёт.
…Послали одного человека предупредить Ковалёва. А Бурьян умница – голос не подаёт, а только щерится и мордой показывает, где вражеская засада.
Справка о спецподразделении Абвера на Восточном фронте «Брандебург 800»
«Специальное подразделение «Brandenburg zur besondere Verdinste 800», сокращённо и в русской транскрипции – Учебный полк особого назначения «Бранденбург-800», было сформировано Абвером в начале Второй мирово й войны из существовавших с 1939 года диверсионных отрядов «Эббингхауз». Именно боевики «Эббингхауза» 25 августа 1939 года захватили Яблонковский перевал и перебили польских пограничников, спровоцировав таким образом пограничный конфликт, который разросся в войну между Германией и Польшей.
8 сентября 1939 года взвод боевиков «Эббингхауза», переодевшись в форму польских сапёров, влился в колонну отступающих войск и беженцев. Польская армия отходила за Вислу. Через два дня колонна подошла к мосту Демблине. Мост имел стратегически важное значение.
Взводом командовал фельфебель Кодон. Он доложил польскому офицеру, начальнику охраны моста, что его отряд прибыл для того, чтобы взорвать мост перед наступающими войсками противника. Одновременно диверсанты перерезали телефонные провода, чтобы прервать связь охраны моста со штабом. Начальник штаба несколько раз безуспешно пытался связаться с начальством. В конце концов он приказал своим людям покинуть посты, построиться и увёл их на восток. Немцы быстро и без всяких помех сняли заложенную взрывчатку. Вечером по мосту через Вислу уже шли танки и бронетехника передовых немецких частей.
За время проведения польской кампании абверовцы потеряли больше половины личного состава своего спецподразделения, выполнявшего диверсионные задания. Не все операции проходили так же гладко, как захват демблинского моста. 15 октября 1939 года остатки групп «Эббингхауза» были сведены в одну роту и переброшены в Бранденбург. В Бранденбурге подразделение пополнили и сформировали секретный отряд, дав ему номер и название 800–го строительного полка особого назначения. Штаб полка находился в Берлине. А его батальоны квартировали в различных городах Германии. Их готовили к активным боевым действиям в странах военных интересов Третьего рейха. Первый батальон дислоцировался в Бранденбурге. В его состав входила парашютная рота. Батальон комплектовался из прибалтийских немцев, «фольксдойче» и з стран Восточной Европы, русских, украинцев, белорусов, поляков, немцев. Его готовили для действий на территории Советского Союза.
Главными задачами «бранденбуржцев» были: разведывательная работа в тылу противника, диверсионная деятельность, захват мостов, тоннелей, важных коммуникационных узлов, объектов военных и экономических интересов Германии и удержание их до подхода основных сил. От личного состава требовались высочайшие физические и психологические качества, способность выживать в экстремальных условиях. Кандидаты на службу в «Бранденбурге-800» отбирались из числа солдат и офицеров, в том числе и войск СС. Кандидаты должны были знать языки стран, против которых велись военные действия, культуру и обычаи живущих там народов. Особо ценились склонность к риску и авантюрам, а также дисциплинированность и жестокость.
Подбирались также узкие специалисты: снайперы, парашютисты, лыжники, связисты, автомобилисты, мотоциклисты, врачи. Многие и з кандидатов в первый батальон к моменту вторжения в СССР прошли опыт военных операций во Франции, в Бельгии, Норвегии, Польше.
Некоторая часть вернулась из госпиталей и приступила к усиленной подготовке. Желание служить и воевать в составе элитного подразделения было велико. На тренировке снова и снова отрабатывались навыки скрытного передвижения, ориентации на местности, маскировки, стрельбы из различных видов оружия, в том числе трофейного, отработка владения холодным оружием – штык–ножом, ножом, шомполом, просто тяжёлым подручным предметом. Проводились марш–броски, в ходе которых также выявлялись качества каждого курсанта.
При выполнении заданий «бранденбуржцы» часто действовали под видом гражданских лиц или в военной форме противника. Формально это противоречило нормам международного права, но Гитлер, как известно, освободил своих солдат от соблюдения всякого права и норм, в том числе и религиозных, по отношению к славянским народам и их армиям. Крупные подразделения и отряды передвигались под видом санитарных обозов и транспортных колонн, иногда беженцев. Переодетые в форму железнодорожников, почтальонов, шахтёров, под видом сторожей и беженцев, «бранденбуржцы» проникали всюду, иногда в глубокий тыл, в непосредственную близость к интересующим их объектам. Действовали дерзко, решительно, беспощадно.
В ночь с 21 на 22 июня 1941 года отряды «Бранденбург-800» скрытно проникли на советскую территорию. Ко времени вторжения Первый батальон передислоцировался в Ольштын, в непосредственную близость к границе с СССР. Активно накапливалось трофейное оружие и форма бойцов и командиров РККА. Надо заметить, что слова «рота», «батальон», так же как и «полк», в приложении к этому подразделению абсолютно условны. Рота могла насчитывать до батальона личного состава, а батальон, соответственно, до полка. Поэтому так легко к концу войны полк «Бранденбург-800» развернулся в дивизию СС под тем же наименованием. В те дни один из отрядов под командованием лейтенанта Каттивица углубился на советскую территорию на двадцать километров и захватил мост через реку Бобр. В полосе действия 123–й пехотной дивизии вермахта другая группа вырезала несколько пограничных застав, открыв путь своим войскам к беспрепятственному переходу границы.
Отдельные группы «бранденбуржцев», действовавшие также в тылу РККА, сумели ликвидировать несколько командиров и политработников РККА в районе Сувалок, Гродно, Рудавки, Августова, Голынки. Но главной целью диверсантов в период проведения войсками вермахта крупных наступательных операций оставались мосты.
Там, где охрана проявляла бдительность и не давала себя застать врасплох, диверсантов встречали огнём. В это время Первый батальон, действовавший в полосе наступления группы армий «Центр», нёс значительные потери. 25 июня одна из групп попыталась захватить мост в районе Молодченко, но была вовремя обнаружена и полностью уничтожена. Однако успешно был захвачен мост через реку Двину под Двинском и удерживался до подхода танков из группы армий «Север». Здесь действовали переодетые в форму советских солдат диверсанты 8–й роты. 29—30 июня Первый батальон «Бранденбурга» и батальон «Нахтигаль», сформированный из украинских националистов, захватили Львов и устроили резню евреев. В те же дни вышел приказ ОКВ, согласно которому 800–й учебный полк был усилен 17–й и 18–й ротами спецназначения.
Вместе с «бранденбуржцами» в той или иной операции зачастую действовали подразделения и уже названного батальона СС «Нахтигаль» («Соловей») и батальона СС «Роланд».
Летом 1941 года Первый батальон «Бранденбурга» провёл ряд успешных операций: уничтожил батарею зенитных прожекторов на мысе Пеклый и обеспечил переправу румыно–германских войск с Керченского полуострова на Таманский, на десантных планёрах десантировался на эстонский остров Эзель и уничтожил здесь заграждения и укрепления. В август е провёл серию диверсий на стратегически важных железных дорогах СССР.
В октябре 1941 года 9–я рота «Бранденбурга», переодетая в мундиры советских солдат и офицеров, высадилась на парашютах под Москвой в тылу войск Западного и Резервного фронтов. Одной из задач диверсантов был захват и удержание мостов через реки и речки на Варшавском шоссе до подхода танков наступавшего здесь 57–го моторизованного, 12–го армейского корпусов и подразделений дивизии СС «Дас Рейх». Свою задачу 9–я рота в полной мере выполнить не смогла. К примеру, мост через Угру в районе деревни Палатки, который историки и краеведы чаще называют Юхновским мостом, «бранденбуржцы» вначале захватили, но удержать не смогли. Затем снова захватили, но к тому времени мост оказался сильно повреждён. Тяжёлую технику немцы по нему переправлять на восточный берег опасались и вынуждены были навести понтонную переправу. Большинство небольших мостов оказались взорванными отходящими советскими войсками. То же про изошло и со складами боеприпасов и продовольствия, с железнодорожными стрелками и другими объектами, уничтожение и вывод из строя которых прямо или косвенно замедлял темпы продвижения войск вермахта к Москве, затруднял их обеспечение, увеличивал число потерь. 9–я рота впоследствии была выведена в немецкий ближний тыл, доукомплектована, в том числе и из числа советских военнопленных, и активно действовала против партизанских формирований и окружённых советских частей в районе Вязьмы, Дорогобужа м Смоленска. Но это будет уже весной и летом 1942 года. Об этом будет рассказано в своё время и в другой книге.
Как уже было сказано, Учебный строительный полк особого назначения «Бранденбург-800», о котором в период описываемых событий и сами немцы, особенно из простых армейских частей, знали мало или не знали ничего, будет развернут в штатную дивизию СС. Дивизия получит свои знаки различия, эмблемы на рукав и кепи, а также нарукавную ленту как знак особой доблести, проявле нной в выполнении приказов и заданий фюрера. Но это будет потом. Потом. После Московской битвы. А она в нашей истории только–только начиналась».
