Глава 14 - Кровавая страда
В последний месяц боев они мотались, как заведённые, с одного участка фронта на другой, закрывая собой все бреши и прорехи на танкоопасных направлениях. А таковых с каждым днём становилось все больше и больше. Линия фронта неумолимо смещалась к столице. Все ближе и ближе… Беда!
А противотанковой артиллерии катастрофически не хватало. И они были стопроцентным шансом и мобильным резервом там, где, казалось, уже никто и ничто не сможет остановить стальные вражеские щупальца, хищно сминающие на своём пути к заветной цели хлипкую линию обороны. Рвутся, гады, к Москве, как оглашённые! Эх, сорокапяток бы сейчас сюда, да только где их взять?! Нет и не предвидится в ближайшее время. А пэтээры , чего греха таить, прозванные тут же пехотой «Прощай, Родина!», должного эффекта не имели, по сравнению с тем оружием, какое было в их спецотрядах.
Это оружие всегда «било» без промаха. И сам черт ему не страшен, не то что какой-то там фрицевский танк. Эка невидаль…
Сколько сейчас было таких отрядов по всему фронту, он, конечно же, не знал. Не виделись они практически ни с кем. Не до того в такой адской круговерти, даже если б и захотели. По остальным отрядам – всего лишь скудные отрывочные сведения в штабных блиндажах. И все… И сведения такие, лучше бы о них не знать, одна кровавая мешанина. Этот отряд попал под бомбёжку, полностью погиб. Этот напоролся на засаду фрицевских диверсантов поздней ночью и понёс огромные потери. Этот ещё хуже. А получилось с ними так… В общем, безрадостные вести. Худо-то как все, хуже не бывает. Выходит – не одни они горе мыкают. Война проклятая, мать её за ногу! Будь она трижды неладна, бесовское отродье!
…Вчера при подходе к передовой «мессеры» разнесли в щепки одну из их полуторок. Люди погибли, а вот несколько собак чудом уцелело. И по прибытии они тут же пошли в дело.
Фрицы весь день неистово штурмовали этот державшийся из последних уж сил участок стрелкового полка. Ещё немного, и все – хана. Но они вовремя прибыли. И ситуация спасена. Надолго ли?
И собак, и людей в их отряде практически не остаётся. Обещали подмогу. Да только где она, эта обещанная подмога? Жди её, как манны небесной, вовек не дождёшься. Хреновая ситуация! Паскудная.
В штабе армии перед их убытием командарм хмуро и веско бросал, как камни, слова:
— Держитесь, сколько можете, майор. Знаю, трудно, но надо. Артиллерия уже на подходе. Сами понимаете, передвигается только ночью. Как только прибудет, вас отведут с переднего края. Все, вперёд! По машинам!
Дважды Ковалёву повторять было не нужно. И когда майор подымался по скрипучим ступенькам блиндажа к выходу, генерал окликнул его:
— Погоди, майор!..
— Лучше тебе знать, чем слухи разные дойдут, – генерал протянул ему черно–зеленую пачку «Герцеговины Флор». – Закуривай.
И когда оба сделали по первой затяжке, скупо сказал:
— Капитан Скворцов погиб. В одной из моих дивизий. Их оставалось всего ничего. Бои тяжёлые. В общем, прямое попадание снаряда в землянку. И собаки, и люди. Всех… Никого в живых… Вечером они должны были убыть с передовой. Артиллерию уже туда подтянули. Но, видать, не судьба. Нда–аа…
Колька Скворцов погиб? Да не может такого быть! Эх, Птаха, Птаха… Как же так? «Вечером они должны были убыть с передовой» и – на тебе. Крепко они сдружились за те несколько месяцев в учебном центре, «на базе», как говорили все они, бывшие пограничники. Когда это было? Совсем недавно, а кажется, целая вечность пролегла. И вот теперь и Птахи нет в живых. Колька, Колька! … Кто бы мог подумать? Эх–хе–хе–её…
Моложе был его капитан Скворцов, но дело своё обожал больше жизни. Пограничник, каких поискать надо. Прирождённый. На том, наверное, и сошлись сразу. Потому и дружба их была – не разлей вода. Ни в чем он не уступал Ковалёву: ни в мастерстве, ни в смекалке, ни в других армейских премудростях. Ни в чем. И тоже, как и его старший товарищ, начинал службу на маньчжурской границе. И кинологом был от Бога. Только теперь и навсегда – «был». Птаха, Птаха…
— Разрешите идти, товарищ генерал–лейтенанат? – Майор глыбой возвышался над дощатым столом у стены блиндажа.
— Иди, майор. И помни: до прихода артиллерии и моего письменного приказа – ни шагу назад. Держитесь!
…Сколько раз им уже говорили «держитесь!». И они держались. Держались и делали своё дело. Артиллерии по–прежнему было мизер, на все стрелковые части не хватало. Её попросту не было вовсе, как в этом, изрядно поредевшем за пару дней боев полку, истерзанном бесконечными атаками фрицев и непрерывной бомбёжкой. И им, спецотряду, сегодня порядком досталось, если не сказать больше. Личного состава раз–два и обчёлся. А собак – и того меньше. Как тут продержаться! Как?! Ну скажите на милость, как?!
…Вечерело. Хмурый октябрьский день угасал. Но фрицы и не думали успокаиваться. Сейчас очухаются и попрут по новой.
Так и есть, зашевелились, сволочи.
— Вот что, лейтенант. Я понимаю – тяжко тебе, но ситуация безвыходная. Сам понимаешь… Леда тоже пойдёт в «дело». Снаряжай её. – И будто ожидая от Никиты какие-то возражения, майор резко развернулся и, пригнув плечи, шагнул по траншее к землянке комполка.
А на окраине деревни, вдруг разом заполыхавшей в ранних октябрьских сумерках, заурчали утробно фрицевские танки. Верный признак того, что сейчас они, сука, вновь полезут в атаку. Ну, гады! …
Никита понимал, что рано или поздно это случится. Чему быть, того не миновать. И майор здесь не виноват. Он и так, как мог, оттягивал момент и очередь Леды. …Её черёд оказался не бесконечным. Надо и ей идти на танки. Никуда не денешься – надо. Будь проклято это «надо!..»
Он держал на поводках Леду и Бурьяна, и слезы душили его. Он глотал и глотал разинутым ртом воздух, как контуженный, и кадык на худенькой, ещё мальчишеской шее ходил ходуном вверх–вниз, вверх–вниз.
Собаки притихли у его ног, будто понимая состояние своего обожаемого хозяина и всю ответственность предстоящей работы.
Размазывая ладонью слезы по грязным щекам, всхлипывая и шмыгая носом, Никита повторял одно и то же: «Эх, Бурьян, Бурьян, что же ты наделал…»
Сверхсекретно
Государственной важности,
экземпляр единственный.
Из внеочередного донесения №____
Адмиралу Канарису.
…Нами совместно с Вермахтом проведён ряд операций по поиску и уничтожению русских диверсионных отрядов с собаками–минёрами, осуществляющих нападение на нашу бронетехнику из засад, в том числе и в нашем тылу.
Днём «___» октября с. г. при получении сведений от воздушной разведки об обнаружении такого диверсионного отряда противника во время нападения на нашу бронетанковую колонну, действовавшего в нашем прифронтовом тылу (подчёркнуто адмиралом Канарисом), силами трёх спецподразделений Абвера и Вермахта (усиленного батальона на «Ганамаках») было организовано преследование русских диверсантов.
В результате спецоперации противник был окружён непода леку от места нападения и подвергнут интенсивному обстрелу (в т. ч. и миномётному огню).
Авиация не привлекалась из-за резко ухудшившихся погодных условий. Часть русского отряда была уничтожена на месте. Большая часть (опять подчёркнуто адмиралом Канарисом) сумела прорваться через кольцо окружения несмотря на большие потери и углубилась в лесной массив. Было организовано преследование по всем направлениям (возможным путям отхода русских). На одном из таких направлений наша группа преследования встретила отчаянное сопротивление нескольких русских диверсантов, осуществлявших прикрытие основных сил своего отряда.
Огонь по нашей группе вёлся в том числе из пулемёта МГ, что не давало вплотную приблизиться к ним и окружить. После того, как у противника кончились боеприпасы, им было предложено сдаться. Один из них встал в полный рост, подняв руки. При подходе группы (кольца окружения) вплотную к нему внезапно раздался мощный взрыв. По всей видимости, он привёл в действие взрывное устройство, в которое, судя по огромному количеству осколков, входили и гранаты Ф-1 (русские Limonoff), имеющие радиус поражения до двухсот метров.
В результате этого ужасного взрыва группа преследования была практически уничтожена на месте. Часть оставшихся в живых покалечена (множественные осколочные ранения). Многие представители диверсионного отряда скончались на месте из-за большой кровопотери (оторваны конечности). Однако в этот раз нам удалось взять в плен нескольких русских, раненых. Тут же был проведён допрос одного из них со степенью устрашения: выколот глаз и отрезаны уши. При отрезании пальцев рук, по свидетельству командира одного из наших диверсионных отрядов, он скончался на месте от большой кровопотери (осколочные ранения обеих ног), так ничего и не сказав.
Другому пленному была оказана первичная медицинская помощь: перевязана нога (осколочное ранение) и снят болевой шок (лекарственный препарат б ыл в наличии в одной из рот приданного батальона мотопехоты).
Для полного психологического воздействия допрос обоих русских проводился одновременно. Наблюдая за муками своего товарища, который громко кричал, тем не менее он ни в чем не признался. Через переводчика (немец прибалтийского происхождения), он же штатный пулемётчик диверсионного отряда, русскому было сказано, что ему даётся одна минута на размышление, иначе его ждёт та же участь.
Во время применения степени устрашения (отрезание пальцев на руке) после отказа отвечать на поставленные вопросы он изловчился и, выхватив «вальтер» из кобуры на поясе у одного из державших его (пистолет, как оказалось, был на взводе), произвёл несколько выстрелов по личному составу отряда. Все пули, выпущенные русским, попали в цель. В результате чего был тяжело ранен командир диверсионного отряда (выстрелом практически в упор в область сердца) и убито ещё два диверсанта. Трое других наших диверсантов пол учили тяжёлые огнестрельные ранения.
Одни из них, как и командир диверсионного отряда, вскоре скончался на месте, а двое других скончались по дороге в госпиталь. Русский был заколот финками. Третий из захваченных пленных, придя в сознание, также ничего не сказал. К нему была также применена степень устрашения (выколот глаз и отрезано несколько пальцев на обеих руках). Однако при этом он только хрипло выкрикивал проклятия в наш адрес и страшно матерился. После переводчик признался, что он ещё никогда не слышал от русских такой изощрённой площадной брани… Когда русский стал плеваться кровавой пеной (тяжёлое сквозное ранение в грудь) в державших его, был застрелен несколькими выстрелами в упор.
В рапорте (отчёте об операции) командира одного из диверсионных отрядов было отмечено, что он бы при всем желании не удержал своих парней, озверевших после стольких потерь, после ужасного взрыва, устроенного русскими, выведенных из состояния равновесия их непонятным, невиданным упрямством.
Четвёртый пленный русский (взрывом оторваны ступни ног) был срочно перевязан и выведен из состояния шока уколами морфия (из тех же медицинских запасов приданного мотопехотного батальона). Так ничего и не сказал. Молчал и после применения к нему степени устрашения. Незадолго до кончины стал громко стонать, выкрикивая по–русски одно–единственное слово «мамочка». Скончался от большой кровопотери.
На месте боя, где были взяты в плен вышеуказанные русские, обнаружены останки собак (уничтожены разрывами мин при обстреле мотопехотного батальона), которые, вне всякого сомнения, являются немецкими овчарками. (Авторское отступление: тут, наверное, адмирал Канарис поневоле должен был вздрогнуть… Ещё бы, это была любимая порода собак самого фюрера. Известный факт, как Гитлер нежно и трепетно относился к своим овчаркам, особенно к своей любимице Блонди. Узнай он о том, что русские уничтожают танки с помощью немецких овч арок (нонсенс!), тотчас же пришёл бы в неописуемую ярость. Несдобровать тогда многим высокопоставленным генералам Вермахта…)
Поиски на месте боя дистанционных взрывателей, предположительно радиоуправляемого действия, ни к чему не привели.
Накануне этого боя и после всеми командирами диверсионных отрядов было доведено ещё раз до личного состава, что первый (или группа диверсантов), кто обнаружит этот взрыватель, годный для идентификации, будет представлен к Железному Кресту и внеочередному отпуску на фатерлянд.
…Дальнейшее преследование русских не проводилось из-за необходимости срочной эвакуации тяжело раненных во всех трёх задействованных диверсионных отрядах (личный состав приданного батальона мотопехоты тоже имел потери и раненых, которым была необходима срочная госпитализация) и сгустившихся сумерек. Преследование в такое время противника в непроходимом лесном массиве бессмысленно и чревато новыми большими потерями... Кроме того, как было указано выше, в бою погибли два командира отряда. Личный состав отрядов был сведён в одну боевую группу (диверсионный отряд) и под руководством единственного оставшегося в живых офицера выведен в срочном порядке из боя.
В подробном рапорте (отчёте) им так же был отмечен такой факт… Когда русские, прорвавшись через кольцо окружения, стали углубляться в лес, он лично видел (наблюдал через бинокль), как быстро и организованно они управляли собаками. Последние чётко выполняли команды своих проводников. В дальнейшем ни он, ни весь личный состав диверсионных отрядов, опрошенный им после боя, не слышал лая собак. Это, по его мнению, говорит о высочайшей дрессуре собак и полнейшем взаимопонимании в единой связке: человек–собака.
Все это лишний раз свидетельствует о несомненно великолепной подготовке русских в специальных учебных центрах, наличие которых возможно только в системе НКВД. Косвенный факт принадлежности спецотрядов противника подтверждён такими фактами… При осмотре на плече у одного из убитых обнаружена татуировка с изображением в лучах солнца силуэтов гор (у русских это звучит, как «сопки») и надписью «Дальневосточная граница» 1939—1941 гг.». Цифры указывают на дату срочной службы убитого, возможно, на одной из застав на Дальнем Востоке. А также в вещмешке у одного из убитых обнаружена, кроме небольшого остатка продуктов питания и патронов к автомату ППШ, иссечённая осколками (русский был убит во время миномётного обстрела) пограничная фуражка.
Уточняю, что погранвойска входят в систему НКВД и подчиняются непосредственно самому Лаврентию Берии.
…Мною отдан строжайший приказ всем командирам диверсионных отрядов восточного направления Абвера запретить допрос пленных русских (спецотряды с собаками–минёрами), в том числе и раненых, захваченных на месте боя, с применением к ним различных степеней физического устрашения, в связи с его полной неэффективностью. Допрос пленных (особенно раненых) проводить только с разрешения руководства, по прибытии к месту постоянной дислокации диверсионных отрядов. При этом допускается только психологическое воздействие. После их полного выздоровления вести допросы по ранее разработанным методикам (и рекомендациям) с возможным применением различной степени психологического и физического воздействия.
Прошу Вашего содействия через медицинско–санитарное управление при группе армий «Центр» о беспрепятственном и срочном лечении пленных русских (из указанных спецподразделений) и при необходимости длительной госпитализации до их полного выздоровления.
; Кроме того, мною срочно отдано распоряжение, чтобы при любой возможности вывозить тела и вещи русских спецотрядовцев, убитых в бою, к месту постоянной дислокации диверсионных отрядов и только после этого подвергать их тщательному осмотру.
Убедительно прошу Вас выделить необходимое по штату количество переводчиков для диверсионных отрядов (желательно из числа прибалтийских–остейских немцев) в связи с гибелью нескольких человек (переводчиков) за последний период времени, о чем изложено выше.
«____» октября 1941 г.
Начальник Восточного
управления Абвера,
генерал–лейтенант
«__________»
Smolensk,
Восточный фронт.
Резолюция адмирала Канариса на данном докладе (внеочередном донесении)
Анализ последних событий показывает, что пленение их практически невозможно. Поэтому при обнаружении их открывать огонь только на поражение и полное уничтожение, самим избегая неоправданных потерь. В самое ближайшее время в Ваше распоряжение будет выделено необходимое количество переводчиков.
Руководство Абвера вышло с ходатайством к рейхсмаршалу Герингу о создании совместно с командованием Люфтваффе группы армий «Центр» специальных авиаподразделений по разведке, обнаружению и полному истреблению русских спецгрупп (отрядов) с собаками–минёрами. По необходимости Вы будете вправе активно задействовать такие силы Люфтваффе при проведении Вами совместных операций. И впредь использовать все приданные Вам подразделения, в том числе и Люфтваффе, по максимуму.
Раненых пленных русских не подвергать на месте захвата различным степеням устрашения, а передавать в ближайшие санитарно–госпитальные подразделения Вермахта.
Мною уже отданы на сей счёт распоряжения через объединённый штаб фельдмаршала фон Бока медицинской службе группе армий «Центр» всячески оказывать содействие по н ашей первой просьбе в лечении и спасении жизни доставленных Абвером раненых пленных русских, доводя их до полного выздоровления.
Адмирал фон Канарис
«____» октября 1941 г.
Берлин, штаб–квартира Абвера.
