Глава 7. Десант наносит удары
Теперь лейтенант Федор Морозов являлся официальным командиром роты. Назначен приказом по отдельному воздушно-десантному батальону. Правда, порядковый номер его роты Федора не очень устраивал – рота номер четыре. Далее следуют отдельные взводы и мелкие вспомогательные отделения.
Рота насчитывала семьдесят с небольшим человек, состояла из трех взводов. Ими командовали Илья Якушев, Леонид Бондарь и Николай Шорник, пришедший из другой бригады. Вернее, приплывший.
История младшего лейтенанта, упавшего с парашютом в Днепр, проплывшего на бревне полсотни верст в ледяной воде вместе с бойцом Иваном Михиным, была известна всем. И как прорывались они через вражеские позиции, а Николай застрелил фрица, и после, обойдя посты и засады, вышли на батальон Орлова.
Николай Шорник в роте новичок, но своей решительностью сразу завоевал уважение. Среди взводных тоже своя иерархия. Неофициальным заместителем Морозова считался Илья Якушев, старый товарищ. Второе место сразу завоевал Николай Шорник – командир с опытом, да еще прошедший такие испытания.
Получалось так, что старший по званию среди взводных лейтенант Леонид Бондарь становился третьим, хотя служил в штабе и считал себя грамотнее других. Но неудачная попытка взять на себя командование в первый день высадки, которая привела к потерям, сильно подпортила ему авторитет. Так что жаловаться было не на кого.
Старший сержант Николай Тельпугов, мужик хозяйственный, бойкий, работавший в колхозе бригадиром, стал старшиной роты. Воевал он нормально, но с оглядкой – вперед не лез. Помнил, что дома ждут трое детей и младшие братья и сестры. В десант шел с неохотой, но со временем прижился, привык. В пехоте тоже не сладко.
Павла Чередника едва не забрал к себе комбат Орлов. Снайперов в батальоне было всего два. Старого товарища Морозов с трудом отстоял.
– Что, если рота не своя, то и снайпера можно забрать?
– При чем тут не своя? – пытался поставить Федора на место комбат. – Коллектив один, а снайпер во взводе разведки нужнее.
– Забирайте тогда пулемет трофейный и автоматы, которые в бою отбили. Пускай ваши разведчики от души настреляются.
– Придержи язык, – осадил лейтенанта комиссар Майков. – Если понадобится – заберем.
Но Чередника оставили. Иван Евсеевич Майков видел, что Морозов командир сильный. Сколотил крепкую боеспособную роту. Портить с первых дней отношения было бы неразумно. Павел Зима остался на своем месте, исполняя одновременно должность помощника командира взвода.
Орлов сдержал слово насчет снабжения батальона. Сумел договориться с командованием. Ночью в условленное место были сброшены с легких самолетов У-2 два контейнера с боеприпасами, медикаментами и продовольствием. Накормить с воздуха батальон невозможно, зато по нескольку десятков патронов получили на автоматы ППШ, основное оружие десантников. В цинковых коробках были упакованы патроны для ручных пулеметов.
Тщательно завернутые в телогрейки, лежали три противотанковые мины, взрыватели – отдельно. В другом мешке находились бруски тола, патроны к бронебойным ружьям. Оживление вызвал увесистый вещмешок махорки. Курева не хватало, это был хороший подарок. Партизаны-проводники приносили торбу табака-самосада, но его хватило лишь на день.
И еще через ночь скользнула с отключенными моторами пара легких У-2 и тоже сбросила нужный груз. Только на этот раз самолеты осветили ракетами, а затем перехватила зенитная артиллерия. Светящиеся трассы уткнулись в корпус одного из них. Работали немецкие скорострельные автоматы калибра 20 миллиметров, хорошо знакомые десантникам.
Веер снарядов поджег, развалил на куски деревянную машину, которую пилотировали девушки из женского легкого бомбардировочного полка. Погибший экипаж упал где-то возле Днепра, а взвод десантников, торопливо затоптав костры, уходил с грузом, пока не появились немцы.
Младший лейтенант Илья Якушев, не колеблясь, вступил бы в бой, чтобы отомстить за погибших девушек. Они каждый раз подвергали себя смертельному риску. Перелетали линию фронта на деревянных самолетах, развивающих скорость всего 130 километров в час. А чтобы сбить эти машины, достаточно было нескольких пуль винтовочного калибра.
Смелые летчицы вылетали каждую ночь, не зная, кто из них вернется. Боеприпасы и медикаменты требовались на плацдармах, отрезанных от основных сил. Десантники, вскрыв грузовые парашюты, несли ящики с патронами, упаковки перевязочных бинтов, йод, сульфидин. Какое-то количество сухого молока, сахара и сухарей, хотя бы для поддержки раненых.
Рисковать этим грузом было нельзя, и взвод младшего лейтенанта петлял, обходя свет фар и шум автомобильных моторов. Главное, донести свою ношу до батальона.
Первую боевую операцию комбат Орлов готовил со всей тщательностью. Разведка дня три дежурила на дорогах, докладывала данные.
На рассвете тихо снялась и ушла на задание первая рота, усиленная разведкой, саперами, легкой «сорокапяткой» и минометом. Возможные цели были обговорены заранее.
Рота под командой капитана Родиона Чашникова ударила из засады по артиллерийской колонне. Колесно-гусеничные тягачи «Ганза» тянули на прицепах шестиорудийную батарею 105-миллиметровых гаубиц. В колонне было также несколько автомашин с боеприпасами и разным грузом, бронетранспортер со спаренной зенитной установкой и мотоциклы.
Родион Чашников, опытный и рассудительный командир, сразу понял, что быстрого победного удара не получится. В машинах находилось более сотни немецких солдат и офицеров, была обеспечена пулеметная защита.
И все же после недолгого колебания капитан принял решение нанести удар. Гаубицы двигались по направлению к Днепру и наверняка предназначались для обстрела переправ. Уничтожить сразу шесть орудий, посылающих в минуту по семь-восемь увесистых 15-килограммовых снарядов, было не только заманчиво. Это была бы реальная прямая помощь нашим войскам в форсировании Днепра, ради чего был организован десант, уже понесший огромные потери.
Эти «стопятки», относящиеся по немецкой квалификации к легким полевым гаубицам, совсем не напоминали легкое оружие. Их снаряды летели на 10-12 километров и были способны одним удачным попаданием пустить ко дну понтон или массивный плот, перевозящий танки и артиллерию.
Шрапнельные стаканы, разрываясь над целью, раскидывали три-четыре сотни стальных шариков каждый. И спасения от этого железного дождя не было, даже на дне прибрежных окопов, не говоря о воде. От одного батарейного залпа гибли порой сразу десятки людей.
Все это опытные бойцы хорошо знали.
– Врежем? – переглянулся Родион Чашников с начштаба Тимофеем Юткиным, который тоже участвовал в операции.
– Цель того стоит, – ответил капитан Юткин.
По команде Чашникова рота открыла огонь. В течение первых минут были подбиты и загорелись несколько тягачей и автомашин. «Сорокапятка» и 82-миллиметровый миномет, кроме машин, смяли и повредили две гаубицы. Но уничтожить батарею можно было лишь взрывчаткой и гранатами. Тем более запас снарядов и мин был ограничен.
Продолжали стрельбу два противотанковых ружья, ручные пулеметы и автоматы. Огненным клубком вспыхнула цистерна с горючим. Зажигательные пули достали тягач, пытавшийся уйти. Из горящей кабины и кузова выпрыгивали солдаты, некоторые падали здесь же, срезанные автоматными очередями.
Рота бросилась к колонне. Но если начало боя было успешным, почти без потерь, то атакующие десантники наткнулись на плотный огонь артиллеристов и пулеметчиков. Использовать свои орудия на таком малом расстоянии расчеты бы не сумели, да и нападение произошло внезапно. Но слаженная стрельба из пулеметов, автоматов и карабинов сразу же обернулась для роты серьезными потерями.
Кроме нескольких десантников был убит командир взвода, а другой тяжело ранен. Бронетранспортер получил пробоину от снаряда, но, обрушив огонь крупнокалиберной пулеметной установки, пробил с двухсот метров щит «сорокапятки», вывел из строя расчет. Затем тяжелые пули снова хлестнули по наступающим.
Бронебойщики сумели повредить двигатель бронетранспортера. Легкие 50-миллиметровые минометы, состоящие на вооружении гаубичной батареи, обрушили град осколочных мин, небольших, но опасных при близких попаданиях. Один расчет бронебойщиков погиб. Второй стал менять позицию и угодил под очередь крупнокалиберного пулемета.
Видя, что запланированное нападение превращается в затяжной бой, Родион Чашников лично поднял людей. Он сразу был ранен, но рота уже достигла дороги. В ближнем бою хорошо подготовленные десантники, имевшие к немцам свой счет, сразу взяли верх.
Солдаты-артиллеристы продолжали обороняться, быстро перезаряжали и вели беглый огонь из карабинов, бросали гранаты. Офицеры и фельдфебели, показывая пример, опустошали магазины своих автоматов и стреляли из пистолетов.
Остановить волну обозленных парашютистов они не могли. Автоматы ППШ, основное оружие десанта, имеют скорострельность шестнадцать выстрелов в секунду. Эти автоматы с емкими круглыми дисками били в упор, пробивая бреши в оборонительной линии.
Десантники тоже несли потери, но уже началась отчаянная рукопашная схватка, к которой германцы так и не привыкли до конца войны. У большинства бойцов не было в запасе второго диска, да он и не слишком был нужен.
Расстреляв имевшиеся патроны, рослые, крепкие парни пускали в ход приклады. Выхватывали десантные ножи, отточенные до бритвенной остроты (чтобы одним махом перерезать парашютную стропу), и последнее, что видели многие из германских артиллеристов, было сверкнувшее на солнце лезвие.
Приклады ломались о добротные немецкие каски. Покрепче перехватив ствол, бойцы добивали врага массивными стальными казенниками. Кто берег автомат, выдергивали из чехлов такие же остро заточенные лопатки. Удары наискось перерубали шейные позвонки, вытянутые для защиты руки.
И все это перекрывали крики, ругань и рев схватившихся насмерть людей. Капитан, командир гаубичной батареи, собрал вокруг себя кучку солдат и унтер-офицеров. Укрываясь за гаубицей, вели огонь из автоматов и поставленного на лафет пулемета.
Сумели срезать сразу несколько десантников. Расчет пулемета, вращая ствол, выстилал длинные очереди. Но переломить ситуацию эта кучка не смогла. Задыхаясь от дыма горящего тягача, Тимофей Юткин и сержант-сапер швырнули две связки тола под зарядный ящик. Едва успели отбежать на несколько шагов и упасть в кювет.
Рванули бруски тола, сдетонировали снаряды в зарядном ящике. Взрыв разнес на куски лафет, пулеметный расчет, раскидал смятые тела командира батареи и его помощников. Это стало переломным моментом боя.
Немцы не кинулись убегать и в этой ситуации. Они отходили, отстреливаясь. Но грамотное отступление вскоре превратилось в бегство. При виде многочисленных тел убитых камрадов у кого-то не выдержали нервы. Свалился с перебитой ногой немецкий лейтенант. Двое солдат, пытавшихся его унести, угодили под пулеметную очередь.
Бронетранспортер с крупнокалиберными пулеметами забросали гранатами. Прикрывать бегущих стало некому. Остатки батареи добрались до бугра метрах в семистах от дороги и залегли на его вершине. Стрельба из автоматов и карабинов на таком расстоянии была малоэффективной, а десантникам было не до них. Срочно перевязывали раненых, собирали трофейное оружие, взрывали гаубицы, тягачи, поджигали издырявленные пулями автомашины. Над дорогой поднимались клубы густого маслянистого дыма. Горела солярка, резиновые шины, брезентовые тенты тягачей.
Затем, тяжело нагруженные, спешно уходили к лесу. Операцию можно было назвать успешной. Были уничтожены шесть гаубиц вместе с тягачами, бронетранспортер, четыре автомашины.
Захватили два пулемета, легкий миномет, более полусотни винтовок и автоматов с боезапасом. На месте боя насчитали шестьдесят убитых немцев, двоих взяли живыми. По приказу капитана Чашникова собрали документы убитых, чтобы позже определить, какие части противостоят нашим войскам.
Шли, почти бежали, оживленно переговариваясь на ходу. Некоторые бойцы успели хлебнуть трофейного рома. Но возбуждение быстро спадало. Несли восемь погибших и более десятка тяжело раненных товарищей. Легко раненные шли сами. Пока добрались до лагеря, умерли еще двое бойцов, а один скончался уже на операционном столе.
Хирург ампутировал ногу молодому пареньку, еще несколько человек находились между жизнью и смертью. Пули крупнокалиберных пулеметов оставляли раны, из которых, несмотря на все усилия хирурга, продолжала вытекать кровь.
От попаданий разрывных пуль, которые широко применялись немцами, люди умирали в основном сразу. Двум десантникам, раненным в живот, не помогла бы никакая операция. Мелкие осколки изрешетили, как дробью, внутренности.
И все же, несмотря на потери, комбат Орлов в своей короткой речи у братской могилы заявил, что жертвы были не напрасные.
– Парни погибли в бою, а не убегая от погони. Артиллерийскую батарею вместе с тягачами раскатали вдрызг. За одного нашего шестерых фрицев на тот свет отправили. Салют давать не будем, лишний шум ни к чему. Земля вам пухом, ребята…
И надел свой старый потертый шлем.
Пленные, оба получившие легкие ранения, вели себя по-разному. Водитель тягача, ефрейтор лет тридцати, на вопросы отвечал довольно откровенно. Назвал свою часть, откуда прибыли, состав артиллерийского полка.
– Какое настроение у солдат?
Водитель усмехнулся, произнес несколько фраз. Костя Левченко, неплохо говоривший по-немецки, перевел:
– Солдаты, конечно, от войны устали. Однако настрой крепкий. Не ждите, что после Курской дуги немецкая армия хвост поджала. Может, вы Днепровский рубеж и прорвете, но половину своих солдат на дне реки оставите.
Левченко, порывистый, не сдерживающий эмоций, залепил ефрейтору затрещину. Орлов поглядел на лейтенанта и холодно заметил:
– Если ты помогаешь нужные сведения выбить, то не трудись. Понадобится, найдутся люди. А пока руки не распускай, тем более ефрейтор отвечает на вопросы и даже свое мнение высказывает.
– На хрен бы нужно его мнение!
– Нужнее, чем твое. Переводи дальше.
Водитель закурил очередную сигарету, мельком тронул светлую полоску на запястье, где находились часы.
– Насчет часов пусть не жалуется, – заметил майор. – Они ему не нужны. Спроси, где дислоцируется его полк.
Ефрейтор сообщил, что почти все батареи переброшены на берег Днепра. Штаб пока находится у города Канев, но, скорее всего, не сегодня завтра тоже будет переброшен к реке. Правда, там постоянно идет обстрел с левобережья.
– Потери в полку большие?
– Меньше, чем гибнет ваших отважных солдат на переправах. Нас обстреливают наугад, из пойменного леса. Правда, много хлопот доставляют штурмовики. Они налетают в любую погоду, сыпят бомбы, выпускают ракеты, а затем прочесывают все вокруг своими автоматическими пушками. Снаряды даже пробивают крыши блиндажей. Правда, последнее время увеличилось количество тяжелой артиллерии. Снаряды падают и днем, и ночью.
– Впереди зима, а зимой вам всегда доставалось, и под Москвой, и в Сталинграде. Не очень верится в бодрость твоих товарищей.
Ефрейтор неопределенно пожал плечами:
– Все же мы пережили две зимы в России.
– И каждая из них была труднее предыдущей, – сказал Орлов.
Ефрейтор перевел разговор на другую тему:
– Ваши войска рвутся через Днепр, как будто это последняя преграда перед Берлином. Я лично видел, как за полчаса наша артиллерия утопила два десятка огромных плотов. На них находилось не меньше пятисот человек, пушки, минометы. Они двигались на самодельных веслах среди дня со скоростью четыре километра в час. На что вы рассчитывали?
В конце допроса водитель, помявшись, спросил:
– В живых вы меня, наверное, не оставите? Несмотря на мою откровенность. У меня семья, трое детей. В русских я никогда не стрелял, лишь водил машины и тягачи.
Комбат в ответ промолчал. Комиссар Майков, пришедший позже, тоже успел задать вопрос:
– Как вы относитесь к Гитлеру?
– Он надоел всем, как и эта война. Мы думали вначале…
– Уведите, – перебил ефрейтора Орлов. Когда водителя вывели, с раздражением заметил: – Он думал… Глянь, Иван Евсеевич, как наш пролетарий о семье заботится.
На самодельном столе лежала пачка советских червонцев, рейхсмарки, три золотых кольца.
– Говорит, что кольца обменял во Львове на тушенку. Брешет наверняка. С пальцами вместе сорвал.
Показания второго пленного, парня лет двадцати, коренным образом отличались. Он рассказал, что полк несет тяжелые потери, настроение солдат подавленное. В победу уже никто не верит, и люди мечтают лишь вернуться домой.
– А дрались на дороге, пока половину не перебили, – буркнул Чашников.
– Фанатики…
– А ты не фанатик?
– Конечно, нет. В национал-социалистах не состоял, да и военная служба никогда не прельщала. Отец – железнодорожный мастер, я хотел пойти по его стопам. Работа спокойная, хорошо платят. Но с третьего курса технического училища призвали в армию.
– Однако стрелял ты до последнего. Пока не контузило.
– Присяга… Не стал бы вести огонь, меня бы расстрелял любой офицер.
– Складно рассказываешь, – усмехнулся Левченко. – Пожалеть хочется. Или пулю в лоб всадить. Папа… мама… братики с сестренками. А приперся на нашу землю с оружием.
Пленных поместили в землянку, поставили часового. Костя Левченко проверил дверь, подергал замок. Позже высказал свое мнение комиссару:
– Не верю я им! Пострелять от греха подальше. Вдруг смоются.
– Доложим в штаб бригады. Может, заинтересуются.
– На хрен они им сдались! Если бы офицеры, а то гансы недобитые, плетут что ни попадя.
– Ну и расстреливать так сразу нельзя. Надо обдумать. Показания они дали, на снисхождение рассчитывают.
На следующий день до рассвета готовился выйти на задание взвод лейтенанта Бондаря в сопровождении местного парня-партизана. Удар решили нанести подальше от места дислокации батальона. Сильно не замахиваться и провести операцию силами одного взвода. Заодно комбат Орлов решил проверить Бондаря.
Он его немного знал по совместной службе. Когда встретились, тот, вздохнув, стал жаловаться, что не смог найти общий язык с Морозовым. Поставили командовать взводом из девятнадцати человек, а Бондарь полный курс военного училища в тридцать девятом году закончил.
– Я взводом командовал, когда Морозов в своем колхозе картошку копал. Был выдвинут в штаб бригады, вроде справлялся, благодарности имел. За что понизили?
Причину понижения Орлов знал, но допускал, что Морозов мог погорячиться. Жалобы Бондаря комбату не понравились, он не любил подобных вещей. Поставили взводным, ну и воюй, доказывай, чего ты стоишь. Все же решил дать возможность грамотному лейтенанту показать себя. Предупредил:
– Удар нанесешь отвлекающий, в противоположном направлении от того места, где Родион Чашников батарею уничтожил. Одиночную машину подкараулишь или небольшой обоз. Геройство мне не нужно. Важно, чтобы фрицы на дорогах себя неуютно чувствовали, тормозилось продвижение частей.
Сержант Павел Чередник был направлен вместе со взводом Бондаря. Орлов не забыл спор с лейтенантом Морозовым и приказал:
– Если снайпер, пусть немцев уничтожает.
Взвод быстрым шагом покидал лагерь, когда раздался выстрел, затем автоматные очереди. Не очень удачно начался этот день.
Пленный ефрейтор, понимая, что в живых их не оставят, убедил напарника сделать подкоп. Водитель носил с собой небольшую отвертку, которую при обыске не нашли. Полночи оба пленных рыли лаз.
На рассвете ефрейтор в него протиснулся. Часовой сидел возле двери, возможно, дремал. Водитель, осторожно обойдя землянку, вонзил парню отвертку в ухо. Это был смертельный, безжалостный удар. Часовой не успел даже вскрикнуть.
Забрав автомат, оба немца побежали прочь. В ту ночь начальником караула заступил младший лейтенант Николай Шорник. Добросовестный командир взвода в очередной раз обходил посты, когда услышал треск сухих веток. Понял, что кто-то бежит, и кинулся наперерез. С немцами столкнулся чуть ли не в лоб. Водитель успел выстрелить, но промахнулся. Зато не растерялся младший лейтенант и очередями в упор свалил обоих беглецов.
На выстрелы сбежались люди, в том числе только что выступивший на задание взвод Бондаря.
Увидев подкоп и мертвое тело часового, Орлов пришел в ярость. Ясно, что парень зевнул, но что возьмешь с мертвого?
– А ты куда смотрел? – кричал он на Николая Шорника. – Распустили дисциплину. Безоружные фрицы часового сумели убить. Снять Шорника с караула! Будем разбираться, где он шатался, пока караульные спали.
Младший лейтенант, сумевший предотвратить побег, молча сдал оружие, ремень и отправился под арест в землянку, где полчаса назад сидели немцы. Досталось и Морозову. Самолюбивый комбат не забыл независимое поведение лейтенанта в первый день встречи.
– А ведь караул возглавлял твой взводный. Можно было за ночь раз-другой встать и обойти посты. Или ты от тяжелых ран еще не оправился?
Федор всего день назад покинул санчасть, где пролежал двое суток. Сквозные ранения не зажили, но Морозов убедил хирурга, что чувствует себя нормально, и обещал приходить на перевязки.
– Оправился, товарищ майор.
– Почему тогда посты не проверил?
– Потому что без меня проверяющих хватало. И Николай Шорник молодец, не дал удрать фрицам.
– Все молодцы! А часового в ухо и наповал. Пока ты спал. Перетрудился, воевал много, чего бы не поспать?
На Орлова, опытного, решительного командира, порой находило. Он терял чувство меры, особенно когда сталкивался с людьми, имевшими сильный характер. Морозов смотрел на комбата, глаза его сужались от злости. Ситуацию сразу понял комиссар Майков. Подтолкнул Федора:
– Иди, отдыхай. Он еще в себя после ранения не пришел. А с Шорником я разберусь.
Желание комиссара смягчить ситуацию лишь подлило масла в огонь.
– Бардак! – выкрикнул майор. – Пленные фрицы легко убивают часового. Начальник караула где-то шатается. А Морозов ни хрена не понимает своей ответственности. Думает, один он такой герой! С ним надо по-настоящему разобраться, на своем месте он или нет. Он ведь ротой никогда не командовал. И, кажется, не научился.
Увидев, что взвод Бондаря все еще топчется возле убитых немцев, смягчил тон:
– Не теряй времени, Леонид. Ударь по немцам как следует. Докажи, что четвертая рота чего-то стоит.
– Так точно, – козырнул Бондарь.
Когда возвращались в командирскую землянку, начштаба Тимофей Юткин проговорил:
– Зря ты так, Василий. Морозов командир крепкий и доказал это.
– Доказал, лучше некуда. Распорядитесь с комиссаром, чтобы часового нормально похоронили. И этих двоих пусть закопают.
Леонид Бондарь хорошо понимал, что судьба Морозова как командира роты висит на волоске. Побег пленных, убийство часового… Если об этом узнают в штабе бригады, то Морозову на своем месте не усидеть. Шорник может отделаться выговором, а ротному такую расхлябанность не простят.
Словно угадав мысли лейтенанта, придвинулся поближе один из сержантов, служивший в штабе бригады вместе с Бондарем, заметил со скрытой усмешкой:
– Влип наш полководец. Командир бригады такие вещи не любит… очень не любит.
– Помолчи, – раздраженно оборвал его Бондарь.
Лейтенант не расстроился, если бы Морозова сняли с должности, но стучать или доносить… Бондарь не выделялся особой решительностью, но и стукачом никогда не был. Кроме того, его беспокоило будущее задание.
Капитан Чашников со своей усиленной ротой потерял убитыми более десятка человек. А у него сто бойцов под командованием было, пушка, миномет, противотанковые ружья. А во взводе Бондаря, не считая его самого, всего девятнадцать бойцов и мальчишка-проводник.
Да еще друг-приятель Морозова, снайпер Чередник. Шагает в стороне, насупленный. За дружка переживает.
Не выдержав, подозвал Павла Чередника и напомнил:
– Твоя цель – пулеметные точки и офицеры. Ты у нас главный стрелок.
Павел Зима в ответ промолчал, даже скривился.
Еще одна личность! Считает, если имеет на счету десяток-другой фрицев, то может командиров игнорировать. Привык в своих лесах что вздумается делать, отвечать даже не хочет.
На самом деле сержант Зима переживал за своего старого друга Федю Морозова и за новичка в роте, хорошего мужика Николая Шорника. Жаль было погибшего мужика в роте. Нормальный смелый боец был, а так глупо погиб.
– Слух, что ли, отшибло? Чего молчишь?
– Ясно, товарищ лейтенант. Стрелять в офицеров и пулеметчиков.
Засаду устроили в перелеске, где дорога описывала полукруг. Место вроде неплохое, неприметное. Да и машины снижают скорость на повороте. Плохо только, что кустарник вокруг.
Это отметил Павел Чередник. Уцелевшие немцы или полицаи укроются в чаще и будут бить на выбор из укрытия. Вмешался и проводник, парень лет двадцати. Вроде простой, в драной фуфайке, губастый, но в обстановку вникал быстро.
– Надо бы передвинуться метров на двести, – сказал он, показывая направление.
– Там место открытое. Не укроешься, – сказал Бондарь.
– А в этой чаще только прятаться да убегать.
– Парень верно говорит, – поддержал проводника Чередник.
Лейтенант оглядел партизана, будто первый раз видел. Кепка со звездочкой, «трехлинейка» на плече, брезентовый ремень и трофейный штык-нож в чехле. Сапоги тоже немецкие, а из-за голенища торчит граната – «колотушка».
Хотел подъязвить, что здесь не колхоз и решают вопросы не голосованием, но, оглядевшись вокруг еще раз, убедился, что снайпер и паренек-партизан в штанах из мешковины говорят дело.
Бондарь приказал взводу передвинуться. Причем, куда ставить один из пулеметов, распоряжался Павел Чередник. Он сам выбрал для себя место и, привстав, оглядел бойцов, все ли надежно замаскировались.
– Раньше времени не высовываться. Огонь по команде.
Чья это будет команда, сержант не уточнил. Но инициатива снайпера и конопатого партизана определила успех операции.
Потянулись часы ожидания. Лейтенант Леонид Бондарь никогда не думал, что так сложно будет определить объект нападения. Движение на этом участке было слабое. Но те немногие обозы или небольшие группы автомашин взводу были явно не по зубам.
Получилось так, что лейтенант Бондарь, сержант Зима и паренек-партизан лежали рядом. Немного поодаль расположился расчет «дегтярева». Бондарь беспокойно заворочался, когда вынырнул к повороту небольшой грузовик, но Чередник отрицательно покачал головой:
– Мелочовка. Не стоит связываться.
И лейтенант Бондарь, который в бытность свою штабным инспектором поучал командиров рот, а порой и батальонов, сейчас послушно кивнул, соглашаясь с сержантом.
Свяжешься с мелочевкой, скажут, что струсил, выбрал цель полегче. Надо ждать что-то более серьезное. А серьезное – это наверняка пулеметы и бой, в котором пуля не выбирает цель. Морозов уничтожил одинокий грузовик, в котором ехали связисты. Потерял двух человек погибшими, сам был ранен, и еще двое ребят получили ранения.
Мысли лейтенанта Бондаря прервал отдаленный гул мотора. Снова чертов немецкий грузовик! Только огромных размеров, с высокими деревянными бортами и массивной кабиной. Он был хорошо загружен, двигатель работал с заметным напряжением, даже преодолевая небольшой подъем.
Это был семитонный «Ман», его сопровождали два мотоцикла с пулеметами. Бондарь, поколебавшись, принял решение пропустить машину и мотоциклы. На обоих «цундаппах» стоят пулеметы, связываться с ними не хотелось.
– Снаряды для дальнобойных орудий везет, – негромко заметил паренек-партизан. – Загрузился под завязку!
– Этого гада уделаем, – отозвался Павел Чередник, припав к прицелу снайперской винтовки. – Только отпустить чуть дальше надо. Я стреляю первым, а ты, Леонид, дашь сигнал остальным.
– Здесь я командую, – занервничал Бондарь. – Два пулемета, шесть солдат в мотоциклах и двое в кабине.
– И семь тонн снарядов для обстрела переправ…
Мальчишка-партизан тоже, сняв винтовку с предохранителя, уже целился в проходившую мимо громадину, окутанную выхлопами отработанной солярки.
– Я снимаю замыкающего пулеметчика, а вы бейте по машине, – проговорил Чередник.
– Впереди еще один пулеметчик, – напомнил Бондарь, но сержант Зима лейтенанта уже не слышал.
Павел Чередник был отличным стрелком. Имел на счету не десяток и даже не два уничтоженных немцев. Бил почти без промаха и пользовался авторитетом в бригаде. Он не промахнулся и на этот раз. Пуля ударила между лопаток пулеметчика на замыкающем «цундаппе». Партизан тоже стрелял неплохо и угодил в немца, сидевшего за спиной водителя.
Остальные вели огонь по грузовику. Пули выбивали крошево из дощатого кузова, дырявили большие ящики, хлестали по колесам и брезенту. Огромная машина лишь добавляла скорость.
Уцелевший мотоциклист тоже давил на газ, сближаясь с грузовиком. Расчет «дегтярева», матерясь, сменил диск и посылал длинные очереди в ящики со снарядами, которые почему-то не взрывались. Бросать гранаты было уже поздно, «Ман» был метрах в ста двадцати от засады.
Бондарь тоже сменил расстрелянный диск, вставил запасной. Надо было действовать гранатами! Произнес ли он эти слова вслух или только подумал, понять не успел. Грузовик, объемистый кузов, брезентовый тент стали распухать на глазах, превращаясь в облако дыма и пыли.
Затем грохнуло так, что у Бондаря заложило уши, а паренька-партизана оторвало от земли. Сержант Чередник, накрыв шапкой прицел винтовки, лежал, заслоняя голову другой рукой. Грохот вернулся эхом от стены сосен в полукилометре от засады.
В воздухе клубилось дымное облако. Кувыркались, падая вниз, мелкие обломки, сплющенные гильзы, обрывки тлеющего брезента. Минут через пять облако исчезло. Исчез и огромный грузовик, а вместе с ним мотоцикл, следовавший позади. Горела и дымила кучка мелкого хлама. На обочине валялось смятое колесо, немного подальше – скрученный кусок жести, все, что осталось от коляски мотоцикла.
Дружный торжествующий крик словно подкинул людей. Они вскочили, побежали к месту взрыва. Но впереди с характерным рычащим звуком заработал самый скорострельный пулемет вермахта МГ-42.
Экипаж головного мотоцикла под командой опытного унтер-офицера, едва началась стрельба, сразу оторвался от ставшего смертельно опасным грузовика с семью тоннами снарядов для 150-миллиметровых гаубиц.
От попаданий винтовочных и автоматных пуль эти трехпудовые чушки, набитые тротилом, детонировали редко. Если только шальная пуля ударит точно во взрыватель. Но это было маловероятно.
Опасность представляли зажигательные пули. Рано или поздно одна-другая пробьет объемистую гильзу и воспламенит заряд артиллерийского пороха. А когда полыхнут сразу несколько гильз, рванут от сильного жара осколочно-фугасные и шрапнельные заряды.
«Цундапп» под управлением унтер-офицера отъехал достаточно далеко и не пострадал от взрыва. Самое разумное было – немедленно уезжать, не подвергая риску экипаж. Но дисциплинированный унтер-офицер, приготовив пулемет, выжидал – вдруг кто уцелел и нуждается в помощи.
– Надо уезжать, – нервничал водитель мотоцикла. – После такого взрыва уцелевших не будет.
– Успеем…
Унтер-офицер не мог так сразу покинуть место засады. Его могут обвинить в трусости.
Он опоздал всего на минуту, однако на войне этого бывает достаточно, чтобы пересечь грань между жизнью и смертью. Из-за деревьев выскочило сразу несколько парашютистов, стреляя на бегу из автоматов.
Унтер-офицер открыл огонь из своего МГ-42. Он хорошо владел пулеметом и срезал сразу двоих русских. В ответ летели пули, но они шли пока мимо.
Молодой солдат за спиной водителя тоже стрелял из своего автомата. Звякнула пробитая коляска, очередь прошла вплотную.
– Нас здесь прикончат! – воскликнул водитель, держа двигатель на малых оборотах и готовый в любую секунду дать полный газ.
Пулеметная очередь свалила еще одного парашютиста. Унтер-офицер хотел отомстить за погибших товарищей и не торопился.
Лейтенант Бондарь бежал мимо дымящейся воронки, поваленного тополя, груды сбитых веток. Самолюбие толкало его добить фрицев, принести какие-то трофеи.
Прячась за деревом, вел огонь расчет «дегтярева». К нему присоединился Бондарь, следом еще несколько десантников. Унтер-офицер расстрелял ленту и, перезаряжая пулемет, дал долгожданную команду:
– Уходим!
Водитель «цундаппа» включил скорость и, отпустив сцепление, резко дал газ. Это были последние движения в его жизни. Несколько пуль ударили его и автоматчика, сидевшего за спиной.
Водитель был сразу убит. Автоматчик, скатившись на землю, бежал к кустам. Унтер-офицер пытался выбраться из накренившегося от рывка мотоцикла. Пули дырявили коляску, пробили его тело в нескольких местах. Через несколько минут все было кончено. Третий из экипажа, не добежав до зарослей пяти шагов, свалился, получив пулю в спину.
Взвод вернулся на базу с двумя погибшими и одним тяжело раненным десантником. Принесли трофейный пулемет, два автомата, запас патронов к ним.
– Теряем людей, – болезненно поморщился замполит Майков. – Раненому операцию делают, выживет или нет…
– Семь тонн снарядов, грузовик и два мотоцикла, – докладывал Бондарь. – Уничтожены восемь фашистов. Наши потери…
– Война без потерь не бывает, – обнял его за плечи комбат Орлов. – Молодец, лейтенант. Ударил как следует. Говоришь, от тяжеловоза ничего не осталось?
– Мелкие обломки. Самый крупный с метр.
– Так и надо действовать, – обращаясь к Юткину, Майкову и командирам рот, говорил слегка выпивший комбат. – Бить гадов, чтобы в их сраных штабах грохот слышали. Понял, Морозов?
Лейтенант хотел ответить резкостью. С трудом сдержался и козырнул:
– Так точно.
В течение последующей недели батальон провел еще две удачные операции. Отбили у полицаев обоз с продовольствием, уничтожили несколько грузовиков и два бронетранспортера.
Комбат Петренко прислал со связным короткую записку: «Молодец, но не зарывайся. Усилить разведку и охрану».
