Глава 6. Отряды объединяются
В течение нескольких последующих дней рота лейтенанта Морозова дважды меняла место дислокации. Если первый раз ушли глубже в лес, чтобы избежать преследования, то спустя три дня отряд, насчитывающий сто двадцать десантников, попал в облаву.
Леса на правобережье Днепра не слишком густые. Чаща сменяется мелколесьем на местах вырубки. Широкие поляны хорошо просматриваются с воздуха. В окрестностях много мелких хуторов. Поиски других групп десантников, а также продовольствия и боеприпасов привели к тому, что немцы с помощью полиции вычислили роту в считаные дни.
Без лишнего шума, не привлекая авиацию, специальная команда обложила десантников и начала сжимать кольцо. Посты вовремя заметили приближающуюся немецкую цепь и доложили Морозову.
Вступать в бой было бы безрассудно. Боеприпасов оставалось немного, а облава, судя по всему, была плотная. На проселках слышался звук моторов. Легкие бронетранспортеры, а возможно, и танки обкладывали роту со всех сторон.
Оставался лишь один выход – срочно отрываться от погони, оставив взвод прикрытия. Федор Морозов действовал быстро и энергично. Приказал младшему лейтенанту Шабанову нанести удар по наступающим и отвлечь внимание на себя. На этот случай был заранее приготовлен запас патронов и гранат.
Сергею Шабанову и его бойцам передали три пулемета (оставив себе один), в том числе трофейный МГ-42. На носилки уже погрузили тяжелораненых. Федор перехватил взгляд старого товарища. Тот пытался улыбнуться:
– Прощаемся, Федор. Вряд ли когда свидимся.
– Как получится, – обнял его Морозов. – Не обессудь, что на тебе выбор остановил.
– Кому-то надо оставаться…
Начальник штаба Леонид Бондарь тоже протянул руку попрощаться. Ладонь другой руки была перевязана. Рана, полученная в первый день, заживала плохо.
– Ударь как следует, а потом догоняй нас. Все будет нормально.
– Чего ты его, как девку, утешаешь, – оборвал Бондаря Морозов. – Сереге фрицев не меньше часа надо держать, чтобы мы хоть на пару-тройку километров оторвались.
– Сколько смогу, столько и будем держаться.
И зашагал вразвалку во главе трех десятков бойцов своего взвода.
Уходили быстро, почти бегом. Позади уже вовсю шел бой. Сильно задерживали отход тяжелораненые на носилках. Один из них не выдержал и крикнул:
– Все. Кладите меня на траву.
Это был лейтенант из другого батальона. Из рук он не выпускал пистолет, затем достал гранату. У лейтенанта была перебита и сильно воспалилась нога. Он хорошо понимал, что с таким грузом рота от преследования не оторвется.
– Кто не трясется от страха, оставайтесь со мной. Я смерти тоже боюсь, но с нами ребята все погибнут. Им бежать, а не плестись надо.
Морозов и Бондарь промолчали. Санинструктор Воробьев вздохнул и торопливо свернул самокрутку. Когда закурил, протянул руку другой раненый:
– Оставь курнуть напоследок. И винтовку дайте. Я хорошо стреляю. Обойму-другую успею выпустить.
Из девяти тяжело раненных (каждого несли четыре человека) шесть приняли решение остаться. Двое сделали вид, что находятся без сознания или не понимают ситуацию. Никто не упрекнул их. Непросто решиться на добровольную смерть. Немцы с ними возиться не станут, перебьют всех. А украинским полицаям лучше вообще живыми не попадаться. Легкой смерти от них не жди.
Один из раненых, боец лет тридцати пяти, не захотевший остаться, с вызовом проговорил:
– Ничего, донесете. У меня четверо мальцов. Ради них меня потащите. А я через неделю на ноги встану, тоже кого-нибудь спасать буду.
Санинструктор Воробьев буркнул:
– Никто тебя не упрекает.
– Ну и молчи!
Боец очень хотел выжить. А взвод младшего лейтенанта Сергея Шабанова и шестеро тяжело раненных бесследно исчезли. Свидетелей их гибели не было.
Отряд еще сутки прорывался из кольца, вступая в бой то в одном, то в другом месте. Те, трое, хотевшие выжить, погибли от пуль преследователей или истекли кровью.
Около пятидесяти десантников, пробившихся из окружения, без сил свалились на хвою, не обращая внимания на мелкий дождь.
На ночь построили несколько шалашей. Павел Чередник вместе с помощником набрал грибов и сварганил горячее варево, добавив в грибы несколько оставшихся пачек пшенного концентрата.
Подсчитывали боеприпасы. К автоматам ППШ осталось по десятку патронов, трофейные автоматы были пустые. По обойме или чуть больше имелось к немецким карабинам. Гранаты израсходовали полностью. По нескольку патронов осталось в пистолетах и наганах.
Начали было обсуждать, что делать дальше. Водили пальцами по карте, спорили. Морозов подвел черту:
– Всем спать. Якушев, обеспечь посты. Утром думать будем.
Шуршал по хвойной крыше дождь. Холодные капли надоедливо шлепали рядом. Федя Морозов думал о семье, матери. Был он родом из небольшого хутора Громки, расположенного километрах в сорока ниже Сталинграда, в Волго-Ахтубинской пойме.
Лес, Волга, озера и протоки (в здешних местах их называют ерики). В половодье и ледоход люди жили в Громках, как на острове. Создали здесь и колхоз в двадцать девятом году, но посевных земель почти не было. Распаханные поляны давали слабенький урожай, который часто выгорал из-за отсутствия дождей.
Нижняя Волга – засушливый край. За полосой пойменного леса, по обоим берегам реки, тянулись на сотни верст степь, солончаки, полупустыня. Не стихают ветра, лишь изредка принося дожди, а зимой немного снега.
Теплилась на хуторе небольшая животноводческая ферма. Выращивали помидоры, капусту, арбузы. Жили в этих глухих местах посвободнее, чем на Большой земле. Меньше начальства, парткомов да райкомов.
В захиревшем колхозе людям почти не платили. Надежда на огороды и рыбу. Здесь каждый пацан лет с шести занимался рыбалкой. Весной били острогой щук и сазанов на мелководье. Ловили и солили в бочках знаменитую селедку-черноспинку. Хорошая рыба, только долго не держалась – ржавела. Иногда попадались осетры и крупные сомы.
Но рыбой не прокормишься, а зерна на трудодни выдавали всего ничего. Как-то выкручивались, смеялись, песни пели, на танцы ходили, хотя жизнь была нелегкая. В семье три сестры и два брата. Федор – старший. Отец еще в тридцать шестом в полынью провалился и утонул. С тех пор Федя главным кормильцем стал, хотя ему тогда всего шестнадцать лет было.
В сороковом должны были призвать в армию, но дали на год отсрочку в связи с воспалением легких. Встречался с девушкой, однако родители ее согласия на свадьбу не дали. Семья зажиточная была, а у Морозовых одни дети, дед с бабкой и дом покосившийся. Чего с нищетой родниться!
Не от большого ума повторила невеста услышанную от родителей фразу. И добавила, вздохнув:
– Я бы не против, но тятя с мамкой ни в какую.
– Ну, ищите тогда богатого!
И зашагал прочь. Связался от огорчения с вдовой-соседкой, а бывшая невеста вскоре вышла замуж. Переживал Федор, затем боль прошла.
Война обрубила прежнюю жизнь в один момент. Федю Морозова призвали в армию на третий день. Осенью ушел на фронт младший брат и погиб под Ростовом. Федора пока судьба хранила, хотя побывал после ранений и в санбате, и в госпитале. Может, эта ранняя самостоятельность научила Федора рассудительности и четкому принятию решений?
Воевал неплохо, закончил шестимесячные курсы младших лейтенантов. С весны сорок второго служил в воздушно-десантных войсках, имел орден и медаль.
Дважды в составе диверсионных групп забрасывался за линию фронта. Случались разные ситуации. Однажды их отделение в составе семи человек прижали к речке, где уже начинал таять лед. Облава висела на хвосте, надо было срочно перебираться на другой берег. Товарищ, тоже младший лейтенант, заменявший выбывшего командира, показал направление:
– Вот здесь перемахнем, место узкое, всего два десятка шагов.
Федор, выросший на реке, видел, что лед в этом месте тонкий, подмытый быстрым течением. Он толщину льда на глаз по цвету определял.
– Надо левее брать. Там хоть и пошире речка, но лед крепче.
– Пока бегать будем, перебьют немцы всех, – крикнул в сердцах товарищ. – А ну, за мной!
Трое побежали следом за товарищем, а двое – за Морозовым. Федя не ошибся. Первая группа проломила подтаявшие ледяные пластины, завязла, пробиваясь через крошево. Немцы, выскочившие на берег, постреляли всех четверых прямо в полынье.
Морозов с двумя товарищами перемахнули речку, даже вступили в бой, но вынуждены были отойти. Против пулемета им было не выстоять.
И в другой раз, летом сорок третьего, уже получив «лейтенанта», возглавлял разведывательную группу. В сгоревшей деревеньке посреди степи остановились передохнуть. Хоть какое-то укрытие. Пятеро их было, считая лейтенанта Морозова. Через час Федора разбудил постовой:
– Немцы!
Тогда немецкие части уже отступали, заканчивалась Курская битва. Но пятерым десантникам было от этого не легче. Двигавшийся по дороге немецкий бронетранспортер тоже решил остановиться, возможно, подремонтироваться. На крошечном пятачке им не разминуться – Федор сразу это понял.
– Собирайте гранаты.
А гранат кот наплакал. Две «лимонки» да трофейная «колотушка» М-24. Израсходовали почти все, когда линию фронта переходили. Их даже в одну связку не скрутишь. Сержант-помощник предложил:
– Давай я, Федор.
Но у Морозова опыта к тому времени больше было.
– Я сам. А вы огнем поддержите.
Как кошка крался к длиннорылому «Бюссингу» со спаренным пулеметом на крыше. Сердце бухало так, что казалось, на сотню шагов слышно. Где на четвереньках, где ползком, разодрав на коленях комбинезон, приблизился к фрицам. В последний момент его увидели. Молодой механик-водитель закричал: «Русские!», а пулеметная установка разворачивалась в сторону Морозова.
Кидал гранаты в десантный отсек, чтобы вывести из строя пулеметы и выбить экипаж. Двумя гранатами из трех угодил в цель. Подоспели товарищи: всаживали длинные очереди в дымящую машину.
Но механик оказался шустрым. На скорости уводил «Бюссинг» прочь, выстилая за собой хвост дыма. Не сумели взять бронированную машину. Ну и черт с ней! Зато сами из ловушки живыми выбрались и побежали в другую сторону. Выполнять порученное разведывательное задание.
Рано утром, не вдаваясь в долгие рассуждения, Морозов поставил перед помощниками главные задачи: искать своих (ведь огромный десант сбросили), добыть в течение дня хоть какое-то количество боеприпасов и еды.
– И медикаменты, – в очередной раз подсказал санинструктор Воробьев.
Морозов на его слова ничего не ответил – и так ясно. Смотрел на лейтенанта Бондаря, который вырезал перочинным ножиком узоры на березовой ветке. Не у дел штабной лейтенант, хотя числился начальником штаба. Коротко приказал:
– Леонид, примешь взвод.
Тот вскинулся, хотел что-то сказать, но лейтенант Морозов продолжал:
– Начштаба в нашем положении смешно звучит. Командир взвода нужен, а ты от безделья маешься. Капитан Юткин назначается заместителем командира роты.
Пожилой сапер встрепенулся, хотел возразить, но Морозов уже мягче добавил:
– Знаю, нет такой должности. Мне нужен грамотный помощник. После посоветуемся.
Бондарь понял, что Морозов не простил ему поспешной самоуверенности, с которой он начал командовать группой. Необдуманные действия и отсутствие опыта в первые же часы привели к неоправданным потерям. Да и позже штабной специалист не слишком проявлял активность, чаще выставляя напоказ простреленную ладонь.
– А саперы? – спросил капитан Юткин. – У меня их пятеро.
– Они при тебе и останутся.
– Толовых шашек двадцать четыре килограмма имеем, бикфордов шнур, взрыватели. Не бросили, пока удирали.
– Молодец, Тимофей Филиппович. А у нас гранаты кончились. Соорудишь что-нибудь гремучее?
– Можно.
Бондарь, переминаясь, стоял поодаль. Его заедало самолюбие, что он становится обычным взводным. А во взводе всего человек двенадцать.
– Иди, принимай людей. Обувь проверь. Одежду починить, побриться, помыться. Вечером смотр будет.
– На голодный желудок, – сварливо отозвался бывший штабист, выставив по привычке раненую руку.
– Будешь ныть, рядовым бойцом пойдешь. Сам побрейся и автомат почисть. Закончен разговор.
Бойцы повеселели, видя такую активность своего командира. Те, кто не ушел на задание, приводили себя в порядок, чинили одежду и обувь. Три группы, по четыре человека в каждой, отправились выполнять задания.
Капитан Юткин настоял, чтобы выкопали для начала пару землянок. Одну для раненых, вторую – командирскую.
– В шалаше командиров даже не соберешь. Если уж рота, то надо делать как положено.
Кроме того, он вместе с помощниками изготовил десять штук самодельных гранат. Обстругали ножами ветки поровнее и покрепче, прикрутили к ним по две двухсотграммовых толовых шашки. Вставили взрыватели и обрезки бикфордова шнура.
Показывая свои изделия Морозову, объяснял:
– Шнур рассчитан на восемь секунд горения. Заряд сильный. В гранате РГД-33 всего двести граммов взрывчатки, а в моих «гремучках» четыреста. Если сказать откровенно, от них больше грохота, чем толку. Осколочное поражение отсутствует. Но если забросить точно под днище, то колесо у машины или броневика вышибет и тяги порвет. Только время надо точно рассчитать перед броском.
Морозов внимательно оглядел самодельные гранаты, вздохнул:
– На нашу бедность сгодятся. Выдавай эти штуки бойцам поопытнее. Иначе сами взорвутся.
Первый день поисков ничего не принес. На второй день умер от гангрены один из раненых. Из харчей принесли лишь килограммов двадцать кукурузных початков. Зато привели семнадцать десантников, плутавших по лесу. Таких же голодных, с мизерным количеством патронов.
Пытались устроить засаду на дороге, но не получилось. Бойцов заметил самолет-разведчик, пришлось срочно убегать. Хорошо хоть без потерь обошлось. Илья Якушев рассказывал:
– Четыре хутора проверили. Не подойдешь, везде охрана. И полицаи, и мотоциклисты. Даже танк видели. Стоит на бугре, наполовину в землю врытый, и ствол торчит. Хорошо, что вовремя заметили, иначе бы угодили под раздачу.
Блуждания в поисках боеприпасов и продовольствия, попытки наладить связь со штабом бригады обернулись очередной облавой. Немцы с помощью полицаев выследили отряд и наверняка уничтожили бы его, если бы не четко налаженная Морозовым и Юткиным система сторожевых постов.
Три дня назад имелся запас патронов, который раздали взводу Сергея Шабанова, и он сумел прикрыть отход. В этот раз такого запаса не было.
Оставили заслон из десяти человек под командой Павла Чередника, наскребли немного патронов и вооружили людей самодельными гранатами.
– Никакого боя, – торопливо инструктировал сержанта Федор Морозов. – Вы не продержитесь и четверти часа. Павел, постарайся снять офицера, пускайте в ход свои «гремучки» и догоняйте нас.
Сержант Зима сумел подстрелить немецкого лейтенанта. По нескольку пуль выпустили бойцы его отделения и бросили «гремучки». Самодельные гранаты взрывались с оглушительным грохотом, сшибая ветки с деревьев и поднимая в воздух ломаный мелкий кустарник.
Потом пришлось убегать, уводя за собой погоню. Часа четыре то бежали, то шли. Запутывали следы, выпуская последние пули в преследователей. Шестеро десантников из десяти погибли. Уже ночью чутьем бывалого охотника Павел отыскал отряд и докладывал Морозову:
– Как зайцы плутали. Шесть ребят потеряли. Ну, и мы двоих-троих фрицев подковали. Офицерика ихнего я подстрелил.
Лейтенант молча обнял старого товарища. Почувствовал, как напряжение выжимает из глаз слезы. Не хватало, чтобы бойцы увидели размякшего командира.
– Кончились гонки. Завтра ударим сами, пока нас окончательно не прижали. Будем воевать.
Прозвучало излишне вызывающе. Десантники, измотанные долгой ходьбой, лежали обессиленные, казалось, равнодушные ко всему.
Но слово свое Морозов сдержал.
С утра лейтенант собрал группу из двенадцати человек. Возглавил ее сам. Юткин пытался возражать:
– Ты один способен руководить ротой. Пропадешь, Бондарь, что ли, командовать будет? Нельзя людей без командира оставлять.
Двадцатитрехлетний командир взвода (так он числился в штатном расписании десантной бригады) Федор Морозов воевал с августа сорок первого. Выходил из окружения, на собственном опыте постигал науку войны. Не раз попадал в сложные переделки. Но на этот раз положение десантной роты, которую он сколотил, возглавил, было тяжелее некуда.
Шесть десятков загнанных, подавленных своим безнадежным положением десантников ожидали от Морозова каких-то действий. Человек не чувствует себя бойцом, когда нет возможности дать отпор врагу. И тем более выполнять задание, которое никто не отменял, – наносить в тылу удары, помогая наступлению Красной Армии.
Все это можно назвать громкими словами, но лейтенант Морозов твердо решил переломить ситуацию.
– На хрен нужен такой командир, – с вызовом ответил он Тимофею Юткину, – если ни патронов, ни жратвы нет, а мы лес погуще выбираем, чтобы нас фрицы не нашли. Землянки роем, чтобы в тепле отсидеться. Чего смотришь, Бондарь? Готовься, со мной пойдешь. Рука-то зажила?
– Зажила немного. Только автомат пустой, а к ТТ четыре патрона.
– Автомат оставь. А к пистолету я тебе еще пару патронов дам. Может, ухлопаешь какого-нибудь фрица, подчиненным пример покажешь. Юткин нам «гремучек» штук семь смастерил, пока ты спал. Возьмешь одну. Спички есть?
– Кончились.
– Ребята поделятся.
Тем временем сержант-помощник передал Морозову пулемет ДТ с раскладным прикладом.
– Только диск не полностью набит. Патронов не хватило. Пятьдесят три штуки всего.
В группу лейтенант включил Павла Чередника и еще несколько хороших стрелков. Тимофей Филиппович Юткин выделил двух саперов с самодельными гранатами.
– Эти знают, как правильно ими пользоваться, – заявил он. – А патронов у них по десятку на автомат. Два раза на спуск нажать.
Впрочем, и у остальных боезапас был скудный. Предстояло нанести точный удар из засады, не ввязываясь в длительный бой. Якушев с двумя бойцами был послан в другом направлении продолжать поиски бригады. Глядя на людей, Морозов не мог не видеть, что большинство оставшихся не верят в удачный исход. И на это имелись основания.
Автоматы пустые – подходи и бери всех голыми руками. Бригада рассеялась, а возможно, уже уничтожена. Их отряд все последние дни не выходил из боев. Вчера погиб взвод Сергея Шабанова и семь разведчиков. А впереди лишь неизвестность…
Морозов отвел Юткина в сторону и негромко его инструктировал:
– Если не вернемся, ищи другие группы и отряды. Это задача номер один.
– А еда, патроны? – так же тихо отозвался всегда спокойный капитан. – Через пару дней люди ноги таскать не смогут.
Федор ничего не ответил. Его группа стояла, ожидая командира.
– Ладно, до встречи, – прекращая ненужный разговор, сказал лейтенант.
Тимофей Филиппович Юткин, всегда дисциплинированный, не имевший привычки совершать необдуманные поступки, на этот раз решился. Позвал санинструктора Воробьева, одного из своих сержантов-саперов и заявил:
– Вы ребята расторопные. Пойдете за харчами. Присмотрите хуторок не ближе пяти-семи километров отсюда. Вокруг жилья обязательно овцы или свиньи пасутся. Сделайте все по-тихому. В помощь еще пару человек возьмите. Свинью вдвоем не дотащишь.
Воробьев еще с ночи обдумывал такой вариант.
– Свинью вряд ли найдем. Люди скотину прячут, особенно крупную. А овцу выследить можно. Картошки накопать…
– Ну и шагайте. Время не тяните.
Покинув расположение отряда, Воробьев оживился. Пробовал ногтем остроту ножа и рассуждал:
– Молодец, Филиппыч! Харчами в первую очередь надо разжиться. Люди сразу повеселеют.
Сержант-сапер сразу его поддержал. А третий боец, хоть и рослый, крепкий на вид, пробормотал:
– Самим бы ноги унести. Так нам и поднесут овцу или свинью на блюде!
– Не ной. Не поднесут – сами найдем.
Четвертый десантник из группы согласно кивнул:
– С неба, что ль, милости ждать? Харчами надо обязательно разжиться. Иначе ноги протянем.
Этот день был наполнен разными событиями. И плохими, и хорошими. Еще не успели уйти все три группы, умер тяжело раненный боец. Надежд на его спасение не было – прострелена в двух местах грудь. Он хрипел, задыхаясь от скопившейся в легких крови. Воробьев ему ничем бы не помог.
Смерть человека и непонятное исчезновение санинструктора вызвало у некоторых бойцов волну злости и раздражения:
– Человек помирает, а инструктор куда-то смылся!
– Досидимся мы в этой глуши, пока все не подохнем.
– А лейтенант воевать отправился.
– Цыть! – оборвал недовольных капитан Юткин. – Воробьев вас от голода спасать пошел. Этому раненому никто бы уже не помог.
Леонид Бондарь, числивший себя в обиженных, тоже подлил масла в огонь:
– Не дело командиру роту бросать и самому во что-то ввязываться. Я считаю…
Капитан Юткин, характер которого за последние дни сильно изменился, бесцеремонно оборвал штабного лейтенанта:
– Ты свои подсчеты заканчивай. Похороните человека как положено и почистите оружие. Через пару часов проверю. А пустую болтовню прекратите.
Знал, как бездействие разлагающе действует на людей, нашел всем дело. Приказал рыть землянки, окопы, отправил несколько человек за грибами и ежевикой.
Люди зашевелились, занялись делом. Ненужная болтовня прекратилась.
Первыми выполнили поставленную задачу санинструктор Воробьев и его помощники. Жители хуторов действительно прятали скотину в лесу. Километрах в пяти наткнулись на мелкий хуторок. Две хаты, коровник, большой сарай для сена. В течение часа наблюдали за обитателями хутора. Ни коров, ни свиней видно не было. Бродило с десяток кур, вот и вся живность. Зато высмотрели мешки недавно выкопанной картошки.
Воробьев, сам деревенский мужик, понял, что сильно замахиваться не следует. Животину хуторяне так просто не отдадут. Последует свара, которая может закончиться плохо. Капитан Юткин знал, кого посылать. Вручил Воробьеву двести червонцев, еще сколько-то денег санинструктор собрал среди бойцов. Имел для обмена трофейные часы и две катушки ниток – мелочь, но большая ценность в военное время.
Пошел на переговоры один, оставив автомат. Под ватник спрятал на всякий случай пистолет ТТ, доставшийся после гибели взводного.
Переговоры шли настороженно, но умение Петра Воробьева находить общий язык с сельчанами, а также деньги, часы и нитки помогли выторговать десять ведер картошки, литр свежевыжатого подсолнечного масла и несколько кочанов капусты.
Хозяин хутора явно боялся и немцев, и наступающую Красную Армию. Сначала вообще не хотел вести никаких разговоров. Воробьев с обезоруживающей простотой пообещал, что через пару-тройку дней хутор окажется в гуще боев.
– Знаешь, что после хорошего боя остается? – просвещал хозяина санинструктор. – Одни воронки да горелые стропила. Вам, главное, спрятаться надо успеть. Когда танки пойдут, хозяйство уже не спасешь.
– Можно подумать, ты лично наступления планируешь, – фыркал хозяин, показав при этом необыкновенную жадность.
Картошка оказалась либо резаная, либо мелкая, как горох. Масло хоть и пахло одуряющее вкусно жареными семечками, но состояло наполовину из гущи и хлопьев. Капустные кочаны были крупные, но сплошь треснутые – переспели.
Петя Воробьев даже язык прикусил от такого несправедливого обмена. Одни часы чего стоят, не говоря про пачку червонцев и ценные в хозяйстве нитки.
– Ну ты и жлобина!
– Мне семью кормить надо, – запальчиво отпарировал хозяин. – Два мешка картошки получил, а тебе все мало.
– Ладно, мы не грабители. Не картошка, а мелочь резаная. Ладно, что дали, тем и довольны. Только и ты потом на нас не обижайся, – заявил санинструктор. – Когда танки через твой хутор попрут и пальба начнется.
Хозяин задумался, достал бутылку самогона. Выпили. Раздумывать долго было некогда, и, чтобы лишка не рисковать, хуторянин добавил еще пару ведер нормальной картошки и четверть самогона.
– Ну, хлебом с салом угости, чтобы ребята перекусили.
– Много твоих ребят?
– Отделение с пулеметами. Давай, не жмись.
В общем, поход Петра Воробьева закончился благополучно. Нагруженные под завязку, торопливо покинули хутор, а через пару километров остановились перевести дыхание и перекусить.
В стороне Днепра продолжалась канонада. Затем начали стрелять где-то ближе. Все четверо застыли с кусками во рту.
– Это далеко, километра три от нас, – сказал Воробьев.
– Может, лейтенант в бой вступил?
– Может…
Стреляли в те дни повсюду. Но сапер, высказавший предположение насчет Морозова, не ошибся.
Лейтенант знал, что, оставив роту без командира, он нарушает все правила. Однако причин для этого было достаточно. Любым способом надо было добыть патроны, а самое главное, встряхнуть людей пусть небольшой, но победой.
Разбросанный по правому берегу Днепра десант, и в том числе рота Морозова, находился в прифронтовой полосе. Место – опаснее не придумаешь.
Любая армия старается обеспечить безопасность своих тылов, подъездных дорог, линии связи. В прифронтовой полосе сосредоточены резервные части и бронетехника, находятся аэродромы истребительной и разведывательной авиации.
С большой натяжкой можно назвать здешние места тылом. Это была хорошо охраняемая территория. Та часть населения, даже в мелких хуторах, которая подозревалась в нелояльности к Германии, уже была вывезена или помещена в концлагеря. Остальные запуганы и на контакт не идут. Усилена местная полиция. Даже на тропах, не говоря о любых почти непроезжих дорогах, дежурят патрули, устроены засады.
Если бы кто сказал Морозову, что три авиадесантные бригады рассеялись на расстоянии ста километров, он бы не поверил. Предполагалось сколотить мощный кулак из нескольких тысяч человек, взять под свой контроль целые участки прифронтовой полосы. Как было задумано, не получилось. Однако лейтенант не сомневался, что где-то находятся основные силы, их только надо отыскать.
Морозов привык трезво оценивать обстановку. Фронтовая жизнь многому научила. Но допустить мысль, что половина десанта уже погибла, а многие попали в кольцо, лейтенант не мог. Он гордился своей принадлежностью к воздушно-десантным войскам, верил в их силу, и особенно – в мудрость командования. Так его воспитали.
Впереди вдруг послышалась какая-то возня, сдавленный крик, и снова наступила тишина. Двое разведчиков наткнулись на полицейский патруль.
Было бы лучше взять одного из полицаев живым, чтобы выяснить обстановку. Но зевнули и разведчики, и полицаи.
Пост прятался на бугорке за кустами, в нескольких шагах от дороги. Точнее, едва наезженной колеи, по которой изредка передвигались крестьянские подводы. Полицаи задремали на солнце, но мгновенно вскочили, услышав приближающиеся шаги.
Винтовки у обоих были заряжены и стояли на предохранителе. Им не хватило нескольких секунд. Павел Чередник и еще один десантник бросились на полицаев с ножами. Сноровка в таких ситуациях была давно выработана, полицаев закололи в течение нескольких секунд. Морозов оглядел убитых. Один, грузный, лет тридцати, видимо, старший на посту. Второй – мальчишка лет девятнадцати. Он лежал, запрокинув голову, глаза были открыты.
– Ну, что, хвалиться будешь, Павел?
– Чем хвалиться? – буркнул Чередник, вытирая лезвие. – Чуть пост не прозевали. А у них кроме винтовок еще и гранаты. Устроили бы нам салют.
– Смотри повнимательнее.
Спустя час вышли к дороге. Однако с засадой дело не ладилось. Нашли удобное место в перелеске. Но вскоре на холме, в километре от них, занял позицию бронетранспортер. С него хорошо просматривалась дорога на несколько километров в обе стороны. Пришлось осторожно отходить и выискивать новое место.
Движение на проселочной дороге было довольно интенсивное. Кроме обычных перевозок, проехал туда и обратно патруль на двух мотоциклах. Один экипаж имел пулемет, в коляске другого стоял легкий 50-миллиметровый миномет. Остановившись неподалеку, старший патруля внимательно осмотрел в бинокль окрестности. Солдаты размяли ноги, покурили и снова двинулись дальше.
В движении на дороге чувствовалась настороженность. И немцы, и полицаи не забывали о присутствии в тылу советского десанта. Машины в одиночку не ездили, чаще – группами. Грузы перевозились в сопровождении вооруженной охраны. Раза два звучали пулеметные очереди. Охранники на всякий случай прочесывали пулями лес и кусты.
Проследовал обоз из пяти-шести груженых подвод. В них находилось продовольствие: лежали мешки, бочонки, корзины. Везли еду для немецких солдат. Добыча для оголодавших десантников была самая подходящая. Кроме того, уничтожив охрану, можно было разжиться боеприпасами.
Морозов ударить не рискнул. Кроме вооруженных полицаев-ездовых колонну охранял конный дозор и бричка с пулеметом «максим». Полицаев было не так и много, но угадывалась та же настороженность, обычно не свойственная в подобных ситуациях.
Отсутствовала какая-либо расхлябанность, охрана не прикладывалась к фляжкам или бутылкам. Пулеметчики сидели, готовые открыть огонь, а конный дозор из пяти человек внимательно осматривал обочины.
– Врежем, – шепнул лейтенанту Павел Чередник. – Их всего четырнадцать человек.
Морозов отрицательно покачал головой. Справиться с пулеметом и всадниками, сновавшими взад-вперед, не так просто. Сержант недовольно сопел. Долгое ожидание ему надоело. Обоз исчез за поворотом, дорога оставалась пустынной.
– А ведь можно было ударить! – упрекнул он Морозова.
– Успокойся!
– И лошадей бы привели. «Максим» могли бы захватить.
Лейтенант промолчал. Возможно, после многочисленных потерь он стал и правда излишне осторожным.
– Это даже не фрицы, а полицаи сраные. Надо было врезать!
– Заткнись! – теряя терпение, впервые с такой злостью оборвал Морозов своего надежного помощника. Затем добавил, стараясь смягчить тон: – Видел, какие рожи у них? В любую секунду огонь могли открыть. А у конных два автомата. Кровью бы умылись, пока этот обоз взяли.
Просидели в засаде долго. Голодные, без курева, бойцы перешептывались, явно не одобряя осторожности лейтенанта. Вооружена была группа неплохо. Уничтожив по дороге полицейский пост, разжились гранатами и сотней патронов. Можно было рискнуть!
После обоза подходящих объектов не попадалось. Машины двигались группами, не меньше чем по две-три штуки. Еще один обоз насчитывал полтора десятка подвод и сильную охрану.
Наконец появился одинокий грузовик. Это был массивный «Крупп» с откинутым впереди брезентовым тентом. На крыше торчал пулемет, виднелось несколько касок. Дорога позади грузовика была пустая. Морозов коротко скомандовал:
– Действуем! Огонь по моей команде.
Место для засады было выбрано на склоне. Тяжелый вездеход снизил скорость, двигатель работал с нагрузкой, из трубы над кабиной летели выхлопы отработанного топлива. Морозов поднялся и открыл огонь, стоя во весь рост. Это не была рисовка, так он лучше видел цель.
Первая очередь ударила в пулеметчика на крыше. Затем по кабине, где сидели водитель и офицер. Стрельба из ДТ без упора подкидывала ствол, рассеивая пули. Ветровое стекло покрылось пробоинами.
Опытный водитель резко свернул с дороги. Сумел не перевернуться, миновал откос, глубокий кювет и стал набирать скорость, уходя вдоль склона. Он намеревался выиграть хотя бы еще сотню метров, чтобы не быть расстрелянным в упор и не угодить под гранаты.
Морозов успел всадить несколько пуль в двигатель, повредил его, но мощный вездеход упрямо тянул, хотя и сбавлял набранную скорость.
Из-под брезента сверкали вспышки выстрелов. Федор, не обращая внимания на пули, свистевшие рядом с ним, посылал трассы в задние колеса, стремясь остановить машину. Это ему удалось. Но в целом бой начался не слишком удачно.
Огромный грузовик весом шесть тонн, с тремя ведущими мостами и автоматической подкачкой пробитых колес, трудно остановить пулями.
Гранаты продырявили осколками брезент, расщепили доски кузова, но взорвались в основном с недолетом. Двигатель хоть и густо дымил, но не загорался. А из кузова спрыгивали солдаты, отбегали в сторону и, прячась в траве, открывали стрельбу.
Группа уже несла потери. В первые минуты погиб десантник, бросавший гранаты, кто-то был ранен. Морозова с силой тянули, пригибая к земле:
– Ложитесь, товарищ лейтенант! Вы ранены.
Только сейчас он почувствовал боль в боку. Упрямо оттолкнул руки:
– Надо добивать! Если ввяжемся в перестрелку…
Федор Морозов не договорил. Его поняли и так. Павел Чередник уложил автоматчика и едва увернулся от трассирующей очереди. Матерясь, целился в фельдфебеля, старшего машины. Сумел его ранить, что вызвало замешательство среди немцев и позволило десантникам обойти грузовик с двух сторон.
Забросали вездеход оставшимися гранатами, выпустили последние патроны. Половина немецкого взвода сумела уйти, а возле дымившегося грузовика осталось одиннадцать неподвижных тел.
– Гаси огонь, трофеи пропадут! – кричал Чередник, срывая тлеющий брезент.
Трофеи оказались не слишком богатые. Старый пулемет «дрейзе», несколько винтовок и автоматов, запас патронов к ним. В машине ехали связисты. Среди груза находились катушки с кабелем, инструмент, аккумуляторные фонари.
Разжились немного харчами. Немцы без запаса еды по России не ездили, хватали, где что сумеют. Собрали у мертвых завоевателей документы, подожгли грузовик и торопливо двинулись в обратный путь.
Погибшего бойца похоронить не сумели. На дороге появились еще машины, надо было спешить. Кроме того, трое десантников, в том числе Морозов, были ранены. Шли с трудом. Для одного из раненых соорудили носилки, несли трофейное оружие, кое-какой инструмент, несколько аккумуляторных фонарей, которые пригодятся в лесной жизни.
На коротком привале перекусили, выпили по сто граммов, оживились. Чередник перевязал лейтенанту Морозову рану на боку и задетую пулей руку.
– Нормально фрицам врезали, – говорили бойцы.
– Одиннадцать гадов на тот свет отправили.
Но истекал кровью один из своих. Не удалось остановить кровь из перебитой артерии. Хвалиться перестали, молча выкопали могилу, похоронили парня и двинулись дальше.
Когда вышли к стоянке, увидели, что людей стало гораздо больше. Расхаживали незнакомые офицеры, дымила полевая кухня.
Майор-десантник оглядел перевязанного, в заляпанном кровью комбинезоне лейтенанта Морозова. Спросил резко, словно пролаял:
– Назовитесь? Кто такой?
– Лейтенант Морозов, командир роты. Возвращаемся с боевого задания.
– И от кого вы его получали?
– По собственной инициативе засаду на дороге устроили. Вас это устраивает?
Но уже спешил старый товарищ Костя Левченко. Обняв, тормошил за плечи:
– Живой, Федор? А Серега Шабанов?
– Убили Сергея.
Комбат Орлов немного оттаял. Стало неудобно, что выплеснул неудачи последних дней на лейтенанте, который не отсиживается в лесу, а воюет.
Отошли в сторону вместе с комиссаром Майковым, капитаном Юткиным, Левченко, Якушевым. Морозов достал пачку трофейных сигарет, пустил по кругу.
– Тебе, может, сначала перевязаться, – предложил Орлов.
– Нет, сначала обсудим, что с десантом произошло.
– Хорошего мало. Бригады были сброшены в самых разных местах, с большой высоты. Сразу понесли большие потери. Батальоны и роты действуют в основном разрозненно, ищут друг друга. Ну, а нас всех немцы ищут.
– Почему так получилось? – спросил обычно молчаливый капитан Юткин.
– Долго перечислять причины. Несогласованность командования, сильное зенитное прикрытие… ветер, который тоже сыграл злую шутку. Хватит об этом. Наверху разберутся. А нам надо сохранить людей и начинать боевые действия. Впрочем, они не прекращались с момента высадки.
Батальон Василия Семеновича Орлова держал захваченный плацдарм в течение двух суток. К нему прибилось еще около сотни десантников, поддерживала артиллерия с левого берега.
Рота под командой комиссара Майкова сумела перебраться на берег. Наши части предприняли еще одну попытку переправиться на плацдарм Орлова. Снова повторилась та же история с плотами, тихоходными понтонами. На этот раз немцы поймали удачный для них час, когда громоздкие переправочные средства на рассвете стаскивали с мелководья и заливов.
К обычной артиллерии прибавилось несколько мощных восьмидюймовых мортир. Снаряды весом более ста килограммов превратили прибрежную полосу воды в бурлящее месиво бурой жижи, обломков, разбросанных повсюду останков человеческих тел.
Но понтоны и плоты продолжали свой безнадежный путь. Бойцы плыли на вязанках сухого хвороста, использовали любой подручный материал. Откуда-то пригнали рыбацкие лодки, которые устремились вперед. Бойцы лихорадочно работали веслами, их поддерживали огнем пулеметчики.
Артиллерия с левого берега тоже вела огонь, но погасить вражеские батареи была не в силах. Снова повторялась трагедия предыдущей переправы. Команды «Давай!» и «Любой ценой!» висели в воздухе. Атмосфера нервозности, понукания сверху не привела ни к чему хорошему.
Врачи предупреждали, что нахождение в холодной воде не позволит людям долго продержаться. Те, кто плыл на бревнах, вязанках хвороста, использовал бочки, теряли силы от переохлаждения и в большинстве тонули.
Плоты и понтоны расстреливались артиллерией и пулеметами. Батальон Орлова с его ограниченными возможностями мало чем мог помочь. До правого берега добрались очень немногие.
Еще день Орлов со своим батальоном и несколькими десятками переправившихся красноармейцев удерживал плацдарм. Когда подошли к концу боеприпасы, сумел неожиданным ударом прорвать кольцо и вывести около пятисот бойцов и командиров в лес.
Его пытались преследовать. Опытный комбат нанес удар с фланга, навязал немцам и полицаям ближний бой. Единственно возможный вариант, когда у людей оставались считаные патроны. Некоторые шли с пустыми автоматами и могли действовать лишь прикладами, ножами, штыками трофейных винтовок и саперными лопатками.
Батальон снова прорвался, даже захватил какое-то количество трофейного оружия и боеприпасов. Преследующая десантников механизированная немецкая часть и полицейские подразделения понесли довольно большие потери и к ночи прекратили погоню.
Около трехсот десантников и взвод красноармейцев, переправившихся на правый берег, укрылись в лесу, где на них наткнулась разведывательная группа младшего лейтенанта Якушева. Подвели итоги.
– Теперь нас без малого четыреста человек, – прикурил очередную сигарету майор Орлов. – Полноценный батальон, да еще с таким боевым опытом.
Он сделал паузу, глядя на Морозова.
– Если считать вместе с твоей ротой.
– Я по должности командир взвода, – отозвался Федор.
– Роту ты уже возглавил, значит, и будешь продолжать командовать.
– У товарища Морозова это неплохо получается, – поддержал лейтенанта комиссар Майков. – Чувствуется порядок. Посты кругом, люди землянки роют, даже картошка варится.
Капитан Юткин в очередной раз сменил за эти дни должность. Орлов назначил его начальником штаба батальона. Привыкший к дисциплине, Тимофей Филиппович коротко ответил: «Есть!»
Через сутки сумели наладить поврежденную во время прорыва рацию и связаться с командиром бригады Петренко.
– Будем объединяться? – спросил Орлов.
– Не имеет смысла. Присылай начштаба, координаты я сообщу позже. Будем воевать каждый на своем участке. Конец связи.
Долгие разговоры было вести опасно. Немецкие пеленгаторные станции быстро перехватывали работу радиопередатчиков, а следом начиналась охота.
Федор угодил в организованную Орловым санчасть. Потеря крови давала о себе знать. Воспалилась рука. Санинструктор Воробьев прочистил рану, налил полкружки самогона и приказал спать.
– Отдыхай, Федя. Больше голову не ломай. Есть начальники повыше тебя, они все решат. А этот Орлов мужик расторопный. Целый гарнизон обустроил. Разведка, санчасть, кухня – все как положено.
– Он ведь майор, комбат, а я всего лишь Ванька-взводный.
– Ну вот. Сразу обиды. Все твои заслуги знают. Без тебя, Федор, мы бы вряд ли выжили.
– Выжили… не выжили. Ладно, Данилыч, посплю я.
Неделя была заполнена организационными мероприятиями. Капитан Юткин с группой бойцов ходил в штаб бригады. Вернулись с врачом-хирургом, медсестрой и тремя представителями партизанского отряда. Трое парней, хорошо знающих здешние места, стали проводниками и связными.
Орлов собрал командиров рот, довел до всех сложившуюся обстановку. Войска Красной Армии ведут бои за переправы. Главным успехом можно назвать создание большого плацдарма у поселка Великий Букрин.
– Хотя поселок великим не назовешь, – весело рассказывал Тимофей Филиппович Юткин, – однако наши оттяпали у фрицев добрый кусок берега. Двенадцать километров по фронту и шесть в глубину. Переправили артиллерию, танки. Несколько стрелковых дивизий и танковых бригад плацдарм держат. А всего захвачено более двадцати плацдармов. Остальные размером поменьше, но идут бои с целью их укрепления.
Орлов зачитал написанный от руки короткий приказ командира воздушно-десантной бригады Петренко. Майор Орлов назначался командиром отдельного десантного батальона на правах полка. Иван Евсеевич Майков утверждался комиссаром.
Командиру и комиссару предписывалось вести постоянные боевые операции, направленные на поддержку наступления Красной Армии. В процессе боевых действий присоединять к батальону разрозненные группы десантников и включать их в состав батальона.
Вечером состоялось построение. Бойцы привели себя в порядок, роты и отдельные взводы стояли ровными шеренгами. Впервые с момента неудачной высадки люди почувствовали какую-то определенность.
Орлов добавил, что командованием принято решение о снабжении десантных частей боеприпасами, продовольствием и медикаментами силами авиации – ночными бомбардировщиками У-2, а также с помощью грузовых планеров. Насчет снабжения многие командиры и бойцы скептически переглядывались.
Все уже знали о тяжелых потерях при высадке многочисленного десанта, допущенных ошибках. Об этом упомянул и комбат Василий Орлов, но не заострял внимание. Да, высадка была тяжелой, имелись потери, но теперь начинаются боевые действия.
– Они у нас с первых часов не прекращались, – в сердцах выругался Павел Чередник. – Сколько людей погибло, а теперь обещают патроны и харчи с воздуха сбрасывать.
В немецких листовках, во множестве сброшенных за последние дни, утверждалось, что самый крупный за всю войну советский десант практически уничтожен. Охранные и полицейские отряды добивают рассеянные по лесу мелкие группы.
Это было не так. Кроме охранных частей и полиции, были сняты со своих участков регулярные моторизованные части, несколько батальонов СС, имевших опыт борьбы с партизанами и десантом. В воздухе дежурили две разведывательные эскадрильи.
Войска снимались с укрепрайонов Восточного вала. Пользуясь ослаблением обороны некоторых участков, части Красной Армии перебрасывали новые подразделения на правый берег, все глубже вклиниваясь в немецкую оборону.
Попытки уничтожить десантников оборачивались ожесточенными боями, в которых немцы и полицейские украинские части несли большие потери.
Это порождало нерешительность, особенно в полицейских частях. Лезть в глубину леса, где сосредотачивались десантные группы, они не стремились, порой уклоняясь от заданий немецкого командования.
На правом берегу Днепра образовался (пусть небольшой по масштабам) новый фронт в тылу врага. Не слишком активные партизанские отряды скреплялись профессиональными военными. Десантные батальоны начали наносить направленные удары.
