Глава 9. «Черная Берта»
Жизнь батальона на новом месте понемногу налаживалась. Оборудовали землянки, вырыли окопы, лагерь тщательно замаскировали. Впрочем, слово «понемногу» не совсем точно отражало обстановку, в которой действовали десантники.
Битва за Днепр в октябре сорок третьего года приобрела широкий размах. Закончилось освобождение Левобережной Украины. Войска сразу четырех фронтов: Центрального, Воронежского, Степного и Юго-Западного – вышли к Днепру на полосе шириной 750 километров, захватили около тридцати плацдармов.
С Букринского плацдарма осуществлялись попытки наступления на Киев. Они наткнулись на упорное сопротивление немецкой группировки. Накал боев не миновал воздушно-десантную бригаду, батальон Орлова и другие подразделения десантников, действующих в немецком тылу.
К батальону майора Орлова присоединились еще несколько подразделений. Почти каждую ночь прилетали легкие У-2 и сбрасывали контейнеры с боеприпасами и продовольствием. Дважды приземлялись грузовые планеры. Наученные горьким опытом, самолеты действовали осторожно, отцепляли планеры на малой высоте, группами по пять-шесть машин.
Одна выброска прошла удачно. Была доставлена батарея «сорокапяток», минометы, противотанковые ружья. В санчасти появился второй врач, получен запас медикаментов.
Следующее появление планеров немцы засекли. Один из них был сбит зенитным огнем. Остальные приземлились более-менее благополучно, если не считать мелких повреждений. Однако на место посадки сразу двинулась немецкая моторизованная рота, оснащенная мощными прожекторами и крупнокалиберными пулеметами.
Рассыпавшись по степи, искали планеры и, высветив их, расстреливали из пулеметов. Приближаться не рисковали. Десантники вели огонь из доставленных «сорокапяток» и противотанковых ружей. Подожгли тяжелый восьмитонный «Ганомаг». Другой бронетранспортер с пробоиной в корпусе, дымя, исчез в темноте.
Подоспела на помощь вторая десантная рота из батальона Орлова. Схватилась с пехотой, окружившей планеры и их команды. Завязался бой, немцы вызвали подкрепление. Из темноты появился танк Т-3 с усиленной броней и 75-миллиметровой пушкой. «Сорокапятки» не могли пробить лобовую броню в семь сантиметров.
Танк расстрелял две легкие пушки, попытался раздавить две другие. Сержант-десантник забежал с противотанковой гранатой с кормы и швырнул ее под гусеницы. Машина остановилась, но башня продолжала вращаться, посылая снаряд за снарядом и длинные пулеметные очереди.
Десантники прорвались сквозь сомкнувшееся кольцо. Но потери были велики. В бою погиб командир второй роты. Сумели вынести его тело, раненых и часть боеприпасов. Доставленные пушки были разбиты либо достались врагу.
На другой день обсуждали случившееся, комплектовали понесшую потери вторую роту. Комбат Василий Орлов хотел назначить ротным Леонида Бондаря. Собираясь подписать приказ, неожиданно вызвал Морозова.
– Я от тебя Бондаря забираю. Не против?
– Нет, – коротко отозвался лейтенант.
– Чего такой недовольный? С Катей поссорились или снова характер показываешь?
– Катя – это мое личное дело.
– А Бондарь чем тебе не угодил? Один из всех вас училище закончил.
Орлов после вчерашних событий был не в лучшем настроении и едва не выгнал строптивого лейтенанта. Но отношение комбата к Морозову за последнее время изменилось в лучшую сторону. Он ценил его и считал уже своим вторым заместителем после Родиона Чашникова.
– Если хотите мое мнение знать, не выйдет из него путный командир роты.
– Объясни, почему?
– Да вы сами, Василий Семенович, в нем не уверены. Воюет с оглядкой, решения принимает медленно.
– А ты кого бы предложил? – Орлов открыл пачку папирос. – Закуривай.
– Что, во второй роте кандидатур подходящих нет?
– К сожалению, нет. Двумя взводами сержанты командуют, а третьим – младший лейтенант, только что после курсов.
– Назначьте тогда Левчука Костю. Парень самостоятельный, с опытом. Чего он при штабе крутится? Пусть ротой руководит.
– Левчук мне нужен. Из своих кого бы мог предложить?
– Илью Якушева, – не раздумывая, ответил Федор. – Командир опытный, взвод давно перерос. Правда, звание мелковатое – младший лейтенант.
– Да и у тебя не великое. Всего лишь лейтенант.
– Значит, больше не заслужил.
– Как еж ты, Федор. Слова не скажешь, уже колючки топыришь. А взводным кого вместо Якушева поставим?
Федор, задумавшись, чесал нос.
– Лучше Павла Чередника кандидатуры не найдешь. Но он единственный снайпер и следопыт хороший. Сержанта Олега Бородина предлагаю.
– Опыта маловато.
– Зато в деле проверен. Роту до последнего прикрывал. Решительный парень.
– Ладно, пусть будет так.
В тот же день вторую роту возглавил Илья Якушев. Еще через сутки пришел приказ командира бригады о присвоении очередных воинских званий. Федор Морозов стал старшим лейтенантом, Илья Якушев – лейтенантом.
Вечером в кругу командиров обмыли новые звания. Засиживаться не стали. Батальон жил на голодном пайке. Орлов не хотел лишних разговоров, хотя на столе кроме разбавленного спирта находилась очень скромная закуска: хлеб, тонко нарезанное сало и огурцы.
Широкоплечий, небольшого роста Илья Якушев не скрывал, что доволен повышением в должности и звании.
– Ну, как тебе новая рота? – спросил Орлов.
– Нормальные ребята. – Смутившись, поправился: – Они везде нормальные. Познакомились, поговорили. Даже на руках силами померились.
– Ну и кто кого?
– Меня трудно одолеть, – просто отозвался Илья. – Я же на Баскунчаке столько соли в мешках перетаскал. Если кто хочет, давайте попробуем.
– Не надо, верим, – засмеялся Майков. – Парень ты крепкий, таких уважают.
Федя ушел раньше других. Пошли погулять с Катей. Отношения складывались неровно. Один день Катя была ласковая, целовались где-нибудь в укромном месте. Даже о будущей совместной жизни разговор вели. Спорили, где жить после войны будут.
– Ну, уж не в твоих степях, – фыркала девушка.
– Не в степях, а на Волге.
– Там Волга, а здесь Днепр. Сравнил!
– Твой Днепр у меня уже в печенках сидит. Век бы его не вспоминать!
– Может, и про меня забудешь? – щурилась Катя, отбрасывая со лба рыжую прядь. Затем неожиданно заявляла: – Знаю, что тебе от меня нужно!
– И чего в этом плохого?
– Ладно, шагай к себе!
На другой день настроение менялось. Обнимала, тормошила его:
– Правда, любишь?
– Люблю, – отвечал Федя.
– И многим ты это уже говорил?
– Тебе первой.
– Врешь, Федька. Ты парень видный, кидались на тебя девки.
– Ты не слишком кидаешься.
– Еще чего захотел!
Потом, когда обнимались, Катя вздрагивала, позволяла ласкать себя и сама прижималась всем телом.
– Феденька, милый… только не сейчас. Мы же еще друг друга толком не знаем.
На боевые операции роты, отдельные взводы и небольшие группы десантников выходили практически каждый день. Чтобы не навести на свой след немцев, действовали не менее чем за пятнадцать-двадцать километров от базы. Нередко и дальше, ночуя в осеннем промозглом лесу, зарываясь в хвою и опавшие листья.
Роты уходили порой в рейды на несколько дней подряд, чтобы лишними переходами не дать выследить основную базу. Для отдыха и укрытия от непогоды оборудовали в глухих уголках леса землянки и шалаши.
Одну из операций провели совместно с десантниками из первого батальона бригады Петренко. Сразу триста сорок человек ударили ночью по немецкой ремонтной базе. Сожгли и взорвали два десятка машин, несколько бронетранспортеров и танков.
Было приказано в длительный бой не ввязываться и с рассветом уходить. На повозках, захваченных во время боя, рота Ильи Якушева привезла трофейные боеприпасы, ящиков двадцать консервов, крупу и сахар. Разжились и трофейным оружием. Кроме винтовок, автоматов привезли 80-миллиметровый миномет и полторы сотни мин к нему.
Однако на этих же повозках лежали четверо погибших, еще трое позже умерли от ран. Хирург Геннадий Викторович Глущенко, оправдываясь, что не смог помочь раненым, в сердцах выругался:
– Вы бы их еще пару суток везли! Тогда вообще бы никого спасти не сумели.
– Не смогли раньше, – ответил Илья Якушев. – Немцы на хвосте сидели. Я и так четверых пулеметчиков в прикрытие оставил. Только один вернулся. Остальные погибли.
Лейтенант болезненно воспринял упрек начальника санчасти. Орлов объявил Якушеву и всей роте благодарность за умелые боевые действия. Оставив Илью после совещания, комбат обнял его за плечи:
– Молодцы! Крепко по базе врезали. Там солярки и бензина больше сотни тонн сгорело, не считая прочего добра. Дым с левого берега видели, запрашивали, что горит. Сегодня передам по рации результаты. И подготовь список на отличившихся, направим представления на награды.
Вечером Илья пришел к Федору Морозову с бутылкой трофейного вина. Федор собирался к Кате. Предложил:
– Сходим вместе. Должен я своего друга с невестой познакомить.
– Пойдем, – согласился без особого желания лейтенант. – Если не помешаю.
– Слушай, ты чего такой смурной? – спросил Федор. – Из-за начальника санчасти? Брось! Все он понимает, как непросто из такого боя вернуться.
– Не в Глущенко дело. Просто тоска заедает. Я ведь двух последних ребят из своего бывшего взвода похоронил. Один я остался. Думаю, когда моя очередь наступит.
– Брось!
– Чего брось? – с горечью проговорил Илья. – Чудес на свете не бывает. Сталинград прошел, там из роты в лучшем случае отделение выживало. Пока десантировались, две трети людей погибло. Невольно начинаешь кукушку слушать, сколько она тебе лет накукует… или дней.
Федор захватил с собой фляжку водки, сходили в санчасть. Выпили, перекусили трофейными консервами, вроде отошел Илья. И Катя обнимала Федю, говорила, что все будет хорошо. Немцы отступают, со дня на день Киев возьмут. Но Морозов, не подумав, ляпнул, что завтра идет с ротой на задание.
– Сходим, сделаем, что надо, и вернемся, – оживленно рассуждал подвыпивший Федор. – И никаких предчувствий. Не надо раньше времени себя хоронить.
Катя психанула – почему раньше не сказал.
– Не положено, – растерянно улыбался Морозов. – Ты ведь знаешь порядки.
– Я тебе что, чужая? И еще ухмыляешься. Всех он победит, героем вернется. А с каждого задания то пять, то десять погибших привозят. Кого и привезти не могут, бросают в степи. И вообще, хватит водку пить.
– Много мы ее тут напили, – огрызнулся Федор. – Нам наркомовские сто граммов не выдают.
В общем, разругались из-за ерунды. Затем помирились, но разошлись не в настроении. Федя хотел с Катей на часок остаться, а ей надо было заступать на дежурство.
– Не могу я, Федя. И так опаздываю.
– Может, мы последний раз видимся! – брякнул старший лейтенант Морозов.
– Дурак ты, Федька! – сбросив с плеч его бушлат, выкрикнула Катя и убежала в санчасть.
Допили с Ильей водку и пошли к себе.
Разные задания получали диверсионные и разведывательные группы. Партизанских отрядов в здешних местах было немного. Местность густо заселенная, большая концентрация немецких войск. Да и украинская полиция старалась изо всех сил, зная, чем грозит полицаям приход Красной Армии.
Поэтому любые действия в тылу, даже когда резали телефонные провода, жгли деревянные мосты через мелкие речушки, тормозили работу слаженного механизма вермахта. Но провода и мелкие мосты – это так, по пути. Операции планировались, как правило, серьезные, способные нанести существенный удар по обороняющимся войскам.
Горели на дорогах автомашины, взрывалась бронетехника. Под огонь попадали войска, спешившие к Днепру, где продолжались ожесточенные бои. Капитан Юткин хоть и занимал должность начальника штаба, но, кроме всего прочего, руководил саперами.
Доставленные с Большой земли противотанковые мины и взрывчатка долго не залеживались. Иной раз капитан лично возглавлял группу. Поставленные в нужных местах, хорошо замаскированные мины и фугасы взрывались под гусеницами танков и самоходных установок. Однажды подорвали головную цистерну в колонне бензовозов и пулеметным огнем подожгли остальные пять или шесть машин. Они горели весь день, выстилая густое облако маслянистого дыма. Позади горевшей колонны скопились автомашины, по ним ударила артиллерия с левого берега. Двое суток после этого немцы проводили облавы и бомбили с самолетов подозрительные места.
Операция хоть и была признана удачной, но обошлась батальону дорого. Сопровождавшие колонну зенитные установки выкосили целый взвод десантников огнем спаренных крупнокалиберных пулеметов. С горючим у немцев всегда было туго, и удар получился чувствительный.
С Большой земли прислали четыре группы артиллерийских разведчиков. В каждой офицер-артиллерист и девушка-радистка. Орлов выделил проводников, охрану, и группы ушли в ночь к Днепру корректировать огонь левобережных батарей.
Смешливые и красивые были радистки, а офицеры-артиллериты – крепкие, молодые, уверенные в себе. Не догадывались, насколько опасная предстояла им работа. Зато проводники из числа десантников и партизан уходили сосредоточенные и особого воодушевления не испытывали. Знали, какую охоту ведут немцы за артиллерийской разведкой.
Так и случилось. Укрывшись в укромных местах едва не на берегу Днепра, группы начали отстукивать в штабы координаты важных объектов. С удовлетворением наблюдали, как наши тяжелые гаубицы уничтожали из-за реки скопления пехоты, артиллерийские батареи, укрепления.
Немцы быстро засекли работу радиопередатчиков и вычислили группы. Окруженные со всех сторон, разведчики отстреливались до последнего, некоторые вызывали огонь на себя. Девушки-радистки рвали фотографии близких ребят и стрелялись, чтобы не достаться врагу живыми.
Из четырех групп сумела пробиться к своим лишь одна. А немцы уже не снимали с маршрутов машины-пеленгаторы. Слишком большой урон нанесла русская артиллерия за считаные дни.
Замполит батальона майор Майков направлялся на встречу с командиром полицейского батальона. Его сопровождало отделение десантников.
Партизанские связные еще неделю назад сообщили, что бывший капитан Красной Армии, а теперь командир полицейского батальона Юрий Трегуб ищет встречи с десантниками и намерен предложить свое сотрудничество.
– То бишь опять на нашу сторону перекинуться желает, – усмехнулся Орлов. – Почуял жареное и крутится как уж на сковородке. Ну, что, будем встречаться?
– Что о нем известно? – спросил замполит.
Орлов прочитал короткую справку. Трегуб Юрий Григорьевич, 1916 года рождения, занимал должность помощника начальника штаба стрелкового полка. В сентябре сорок первого попал в плен и добровольно вызвался служить в полиции. Принимал участие в карательных акциях, хотя по возможности старался от них уклониться.
По характеру изворотливый, умеющий найти общий язык и с немецкими властями, и со своими коллегами. Был повышен в должности до старшего полицейского, возглавлял отдел, а с весны сорок третьего года является командиром полицейского батальона. Женат на местной жительнице, имеет сына.
Партизаны пытались выйти с ним на контакт, но Трегуб уклонялся, хотя два-три раза оказывал им небольшую помощь. Сейчас, по его словам, бывший капитан раскаивается и намерен помогать Красной Армии. Просит о встрече с полномочным офицером, чтобы изложить свои предложения.
После недолгого обсуждения решили, что на встречу пойдет замполит Майков.
– Мне этот сраный полицай в союзники и на хрен не нужен, – матерился комбат Орлов. – Добьем фрицев и без их помощи. Но ребята голодают, и раненые без медикаментов страдают. Хотя бы этим помог.
Проблема продовольствия стояла остро. Особенно после потери заготовленных на прежних базах запасов картошки и муки. Хозяйственный взвод исхитрялся как мог, но питание было скудное. Болтушка из муки или пшена, слегка приправленная грибами и несколькими ложками тушенки. Сухари делили поштучно, а хлеб отдавали раненым.
В какой-то степени выручала конина, но и это был не выход. В батальоне осталось всего несколько лошадей, которых старались беречь. В грузовых контейнерах, сбрасываемых с самолетов, находились в основном боеприпасы и частично медикаменты. Несколько пакетов муки или сахара проблему решить не могли.
Поэтому Орлов скрепя сердце дал согласие на встречу с полицаем.
Трегуб был высокого роста, темноволосый, с густыми ухоженными усами. Яловые, до блеска начищенные сапоги, кожаная куртка, ремень с портупеей через оба плеча, кобура, шапка-папаха.
За его спиной стояло человек пять полицаев, тоже добротно одетых, с автоматами и карабинами. Поодаль ездовые стерегли лошадей и две груженые повозки.
За руки не здоровались. Трегуб, козырнув, невнятно представился. Майков назвал свою должность, звание, с минуту висела тишина. Майор ждал, когда заговорит Трегуб. Мельком глянул на часы, давая понять, что долго ждать не намерен.
– Гражданин майор, – четко выговаривая слова, начал командир полицейского батальона. – Я пришел на эту встречу, чтобы предложить посильную помощь Красной Армии в борьбе с Германией.
– С гитлеровскими завоевателями, – перебил замполит гладко начатую, наверное, заученную речь полицая. – С германским народом мы не воюем.
– Пусть так, – кивнул Трегуб. – Я и мои товарищи осознаем свою вину перед Родиной и готовы всячески ее искупить.
– Ну и бейте фашистов, – усмехнулся Майков. – Кто вам мешает? Оружие есть, даже кони.
– Это не так просто…
– Очень не просто, – подтвердил замполит, показывая рукой в сторону Днепра, откуда доносилась отдаленная канонада. – Там тысячи наших бойцов гибнут, а вы помогаете их убивать.
– Мы пришли, чтобы искупить свою вину…
Дальнейшие фразы командира полицейского батальона сводились к гарантиям, которые полицаи должны получать в обмен на помощь. Трегуб достал лист бумаги и протянул Майкову. Это была справка о том, что представители Красной Армии подтверждают, что указанные в списке полицейские сотрудничают с Красной Армией, партизанами и неоднократно выполняли специальные задания советского командования.
– Мы знаем, – сказал Трегуб, – что вы испытываете определенные трудности со снабжением. Поэтому заранее приготовили кое-что для вас. Забирайте вместе с повозками.
Командир полицейского батальона твердо решил спасти свою жизнь и сумел объединить вокруг себя кучку единомышленников.
В двух повозках лежало несколько бараньих туш, мешки с мукой, картошкой, бидон подсолнечного масла и другие продукты. Отдельно в цинковых и деревянных ящиках находилось тысячи две винтовочных патронов и с полсотни гранат.
Перечисляя содержимое ящиков и мешков, Трегуб не скрывал самодовольства. Ничего не скажешь, подарки (а скорее, откупное добро) были нужные и крепко выручали батальон.
Подписывать бумажки «о сотрудничестве» Трегуба и его помощников с Красной Армией замполит Майков отказался.
– В две повозки харчей свою жизнь оценил? Маловато.
– Через пять-шесть дней приготовлю еще столько же, – пообещал командир полицейского батальона.
– Медикаменты нужны.
– Что смогу, достану.
– Ты уж постарайся, – усмехнулся Майков.
На том и расстались. В этот день в батальоне был праздник. Впервые за долгое время варили настоящий наваристый суп-шурпу из баранины. Среди прочего находилась канистра спирта. Бойцам налили по сто граммов «наркомовских», а закусывали разбавленный спирт свежим хлебом с соленым хохлацким салом.
– Противно это все, – выразил свое мнение комбат Орлов. – Я вот тоже его спирт пью и сало ем… потому что голодный. А ведь никакие расписки этому Трегубу не помогут. Предатель. Лично людей расстреливал. Мы ему что угодно можем пообещать, а от пули он не уйдет. Слишком много грехов на нем висит.
– Глубоко он себя в дерьмо загнал, – согласился Майков. – Тут не то что пуля, а петля ему светит. По крайней мере, возможно, семью спасет. Кроме того, политотдел дал добро на привлечение таких лиц к сотрудничеству.
– Политотдел дал, а СМЕРШ их расстреливать будет.
– Хватит рассуждать, – вмешался начштаба Юткин. – Без еды отряд не проживет. Так что оставим эти моральные вопросы пока в стороне.
Комбат, майор Майков и капитан Юткин посидели еще немного. Обсудили завтрашнюю операцию, которая уже откладывалась два дня.
– Тянуть дальше нечего. С рассветом выходим вместе с ротой Морозова, – сказал Юткин.
– Давай вызывай Федора. Еще раз уточним детали, и с утра двигайте.
Предстояло выполнить задание, которое капитан Юткин, тогда еще командир саперной роты, получил перед выброской десанта. Уничтожить батарею дальнобойных орудий калибра 211 миллиметров, доставляющую немало хлопот на участке, который контролировал батальон.
Возможность осуществить операцию появилась только сейчас, когда Тимофей Филиппович Юткин, потеряв большую часть саперной роты, заново сформировал взвод подрывников, а с Большой земли сбросили взрывчатку и запалы.
Кроме того, саперы отыскали несколько неразорвавшихся снарядов и мин, которыми планировали усилить заряды. Дело это было рискованное – требовалось выкрутить для безопасной транспортировки взрыватели. Не обошлось без жертв. Поврежденный взрыватель шестидюймового снаряда сработал, едва опытный сапер-сержант сделал пару оборотов ключом. От сержанта не осталось ничего, кроме мелких лоскутьев одежды.
И все же необходимое количество взрывчатки было собрано. Рота Морозова была усилена двумя противотанковыми ружьями, для саперов выделили повозку.
Разведывательная группа в течение двух суток наблюдала за батареей, изучала систему охраны. Раньше батарея состояла из трех орудий и получила название «Черная Берта», по аналогии с мощной пушкой времен Первой мировой войны.
Снаряды весом сто двадцать килограммов обладали большой разрушительной силой и поражали цель на расстоянии тридцати четырех километров. Они не только держали под обстрелом большой участок левого берега, но и обрушивались на штабы, склады боеприпасов и даже аэродромы, расположенные в советском тылу.
Точность стрельбы обеспечивала не только первоклассная оптика, но и воздушные корректировщики, находившиеся на борту высотных самолетов-разведчиков «Фокке-Вульф-189».
Батарея «Черная Берта» располагалась в шести-семи километрах от берега Днепра и была хорошо замаскирована. Наша авиация трижды осуществляла массированные налеты, но они оказались не слишком удачными.
Первый раз бомбы обрушились на ложные цели, макеты, очень точно копирующие массивные доты. Во второй раз эскадрилью пикирующих бомбардировщиков Пе-2 и сопровождающих ее истребителей перехватили «Мессершмитты». Имея большое численное преимущество, они уничтожили половину наших самолетов и сорвали налет.
Третью попытку тоже нельзя было назвать удачной. Удалось разбить близким попаданием один из дотов вместе с орудием, но потери авиации снова оказались велики. Командир авиационной бомбардировочной дивизии заявил на совещании, не скрывая раздражения:
– Все, достаточно. Добивайте свои доты артиллерией. Я потерял полтора десятка бомберов, не считая истребителей. У меня достаточно целей, которые требуется уничтожить. Ресурсы, отпущенные на вашу «Черную Берту», израсходованы. Или прикажете мне целый бомбардировочный полк угробить ради этих двух пушек?
Самолетов не хватало, и с командиром дивизии согласились. Теперь уничтожением батареи предстояло заниматься батальону Орлова. Саперов сопровождала рота старшего лейтенанта Морозова, но возглавил группу капитан Юткин.
Капитан Юткин, занимая должность начальника штаба, мог поручить задание другому офицеру, о чем ему и заявил комбат Орлов.
– Начштаба не обязан в каждую дырку лезть. Это не первая и не последняя батарея. Я думаю, Федор Морозов вместе с твоими саперами справится с заданием.
– Это «Черная Берта», – коротко отозвался капитан. – С ней надо кончать. Слишком она развоевалась. Видел вчера дым?
– Видел, ну и что?
– За двадцать пять километров склад подорвали. Вторые сутки догорает.
Саперы были разделены на два отделения. Их сопровождали взводы Николая Шорника и Леонида Бондаря. Третий взвод сержанта Олега Бородина оставался в запасе, прикрывать отход.
Юткин настаивал, что пойдет с саперами. Дот – слишком сложное сооружение, и взорвать его непросто.
– Я знаю, что непросто, – разозлился комбат Орлов. – Но взрывать предстоит после того, как уничтожим охрану. Такой шум поднимется – неизвестно, сумеет ли рота ноги унести.
– Поэтому и пойду. Чтобы быстрее все закончить.
– Ну тогда и мне идти с вами придется, – сказал Морозов.
– Нет, Федор. Ты оставайся на прикрытии. У меня душа спокойная будет.
– Это приказ или просьба, Тимофей Филиппович?
– Считай, что приказ.
Тяжелые орудия К-38 с длиной ствола двадцать один метр располагались в железобетонных дотах с толщиной стен полтора метра. Эти мощные пушки были специально изготовлены для усиления Восточного вала.
Кроме артиллерийских расчетов, каждое орудие имело свою собственную зенитную защиту, состоящую из 20-миллиметровых пушек и крупнокалиберных пулеметов. Количество их было невелико, чтобы не демаскировать орудийные доты.
Доты защищались также 88-миллиметровыми зенитными батареями, которые буквально опоясывали правый берег Днепра, создавая плотное огненное кольцо при появлении советских бомбардировщиков. Стояли наготове также истребители, которые в свое время срывали попытки уничтожить «Черную Берту» с воздуха.
И вот новая попытка, на этот раз силами десанта. Действовать надо быстро, так как уже после первых выстрелов поднимается тревога. Главную ставку опытный сапер Юткин делал на быстроту.
Часовых на внешних постах сняли бесшумно. Прорываться дальше пришлось штурмом. Зенитные расчеты дежурили круглосуточно. Ночью в сокращенном составе, но количество дежурных зенитчиков составляло десятка полтора солдат во главе с офицером.
Бой вспыхнул неожиданно. Прожектор осветил нескольких десантников, приближающихся вдоль траншеи к спаренной 20-миллиметровке. Яркий луч на секунду ослепил людей, но из темноты уже неслись автоматные очереди и летели гранаты.
Младший лейтенант Николай Шорник со своим взводом пробивал коридор для саперов, чтобы вывести их к доту. Немецкий лейтенант, командир зенитного взвода, столкнулся с ним на повороте траншеи.
Шорник успел нажать на спуск автомата первым. Свалил офицера и сопровождавшего его зенитчика. Едва успел уклониться от автоматной очереди, выпущенной из глубины траншеи. Десантники тоже открыли огонь. Ударила 20-миллиметровка, выстилая над головами спаренную полосу трассирующих снарядов.
Расчет расстреляли из автоматов. Забросали гранатами вторую зенитную установку. Пока неожиданное нападение работало на десантников. Теряя людей, взвод Николая Шорника упрямо рассчищал путь. Крупнокалиберный пулемет хлестнул сверкающей трассой, которая свалила сразу двоих десантников.
Саперы закидали его гранатами и уже приближались со взрывчаткой к доту. Сержант осторожно достал бутылку с горючей смесью, чтобы швырнуть ее в слегка приоткрытую амбразуру.
Не успел. Унтер-офицер, выскочивший из люка, дал очередь из автомата. Погибший сапер горел, залитый смесью из разбитой бутылки. Следом вылетело несколько гранат.
В траншее рвануло с такой силой, что Николая Шорника отшвырнуло на несколько шагов. От взрыва гранат сдетонировали толовые шашки и две тяжелые мины, которые несли саперы.
Вся группа исчезла в клубах дыма и взметнувшейся земли. Крупнокалиберную установку перевернуло и сбросило вниз. Горела маскировочная сеть и обломки жердей, которыми была укреплена траншея.
Младший лейтенант с трудом поднялся. Стреляли со всех сторон, но главная задача не выполнялась. Он вставил в ППШ новый диск и, шатаясь, сделал несколько шагов. Сержант, помощник командира взвода, кричал:
– Саперы подорвались!
– Чего орешь?
– Оглушило.
– Собирай людей.
Подбежали еще трое десантников и уцелевший сапер. Он был заляпан кровью, рука бессильно висела.
– Что делать?
Непонятно, кто это спросил, но Николай Шорник огрызнулся:
– Дот взрывать. Для чего мы сюда прорывались?
Возле ног лейтенанта ворочался и хрипел контуженный немецкий артиллерист. Один из бойцов добил его короткой очередью.
– Еще саперы остались?
– Должны быть. Трое позади шли, тоже взрывчатку несли.
– Ищите их.
Со вторым дотом дела шли успешно. Сказывалось умелое руководство капитана Юткина, указания которого лейтенант Бондарь и его взвод выполняли быстро и четко.
Вначале также завязался бой, погибло несколько десантников и саперов. Но когда пробились к доту, Юткин и старшина, командир саперного взвода, сумели быстро взорвать дверь в бронированных воротах, через которые вкатывали орудие.
Связкой тола и выплавленным из снаряда увесистым бруском тротила взорвали одну половину ворот. Огнем из автоматов и ручными гранатами перебили дежуривших внутри артиллеристов.
Когда подступили к огромному орудию, поразились его размерам. Это был стальной монолит на массивной платформе. Длинный ствол, тщательно отшлифованный, отливал блеском первосортной твердой стали.
– Тут центнер тротила нужен, – невольно воскликнул один из десантников.
Капитан Юткин со своими саперами действовал быстро, перебрасываясь короткими фразами. Заложили взрывчатку в основание ствола, подкатили снаряд метровой длины, положили его рядом и открутили колпачок взрывателя. Еще несколько толовых шашек вложили в ствол, приготовили бикфордов шнур. Все это время снаружи не прекращалась стрельба.
Лейтенант Бондарь со своими десантниками отбивался от наседающих из темноты немецких солдат. Вел бой и Федор Морозов. К доту пытался прорваться бронетранспортер, непрерывно стреляя из двух пулеметов.
Бронебойщики сумели всадить несколько пуль в двигатель и кабину. Но, даже потеряв ход, шеститонная машина не прекращала вести огонь. Иван Михин вместе с двумя десантниками приблизился к нему по узкой траншее и бросил несколько гранат.
Пулеметы смолкли, дымил двигатель поврежденной машины. Из темноты выскочили немецкие автоматчики. Стреляли друг в друга в упор, слыша шлепки пуль, пробивающих тела. Из троих десантников уцелел лишь Иван Михин. Бросив «лимонку», отогнал автоматчиков и сам получил два осколка. Ночь превратилась в день. Непрерывно взлетали осветительные ракеты, темноту прорезали трассирующие очереди, слышались крики и команды на русском и немецком языках. Появился капитан Юткин:
– Уходим! Через минуту рванет.
Бежали под огнем, теряя то одного, то другого бойца. Позади гулко рвануло. Затем сдетонировали несколько снарядов дальнобойного орудия. Взрыв был мощный. Взлетели куски бетона, горящие гильзы.
Морозов оглянулся. Сквозь языки пламени разглядел перекошенный ствол, развернутый на конце лепестками. В доте взорвалось еще два-три снаряда, превратив бетонное сооружение в осевшую дымящуюся груду.
Оказать помощь взводу Николая Шорника старший лейтенант Морозов не мог. Несли на руках раненого капитана Юткина, недоставало многих бойцов. Возле другого дота продолжался бой, его обложили со всех сторон. Не меньше роты преследовали Морозова, два его поредевших взвода и группу саперов.
Десантники, отстреливаясь, уходили в темноту. Морозов, два пулеметных расчета и Павел Чередник прикрывали отход. Снайперская винтовка была сейчас бесполезна. Чередник вел огонь из трофейного автомата, а когда закончились магазины, достал из кобуры пистолет.
Саперы со взрывчаткой куда-то подевались. Возможно, погибли. Отыскать в мешанине траншей, отсечных ходов и зенитных капониров не удалось. Николай Шорник и старшина, командир саперов, видели, что долго им не продержаться. Дот превратился в крепость, откуда вели непрерывный огонь артиллеристы. С внешней стороны активно наступали автоматчики.
– Что делать будем? – кричал наполовину оглохший после контузии младший лейтенант Шорник.
– Собирайте гранаты, сколько найдете, – кричал в ответ старшина.
Несколько десантников стреляли в амбразуры, отшатываясь от трассирующих автоматных очередей, летевших изнутри. Там что-то загорелось, но расчет орудия, действуя огнетушителями, погасил огонь.
Притащили из окопа ящик ручных гранат, но этого явно не хватало. Неизвестно, чем бы закончилось дело, но появился один из пропавших саперов. Он нес под мышкой объемистый сверток. Развернув старую телогрейку, осторожно извлек три бутылки с горючей смесью.
– Остальных ребят побили. Там автоматчики прорвались. Один я ушел.
Взрывы и стрельба раздавались со всех сторон и придвигались все ближе. Двадцать штук гранат и три бутылки с горючей смесью? Что ими можно сделать, когда в запасе остается четверть часа, не больше. Старшина оказался опытным специалистом. Показал на вентиляционную трубу:
– Там внутри решетки. Надо вначале гранаты бросить, а затем горючку.
Человек пять саперов и десантников полезли по металлическим скобам наверх. Двое были убиты и скатились вниз. Уцелевшие бросали в трубу гранаты, а затем бутылки. Звуки взрывающихся «колотушек» доносились глухо, как из-под земли.
Но когда вспыхнула горючая жидкость, из трубы густо повалил дым, открылась амбразура, а затем задняя дверь. Немецкие артиллеристы задыхались в дыму. Попытались выскочить, но их встретили автоматным огнем. К доту прорывалась подмога, получившая задание спасти последний дот. Рядом с Николаем Шорником упал десантник, убитый очередью в спину.
– Там снаряды внутри, – кричал старшина-сапер. – Пара штук обязательно лежат. И внизу, в лифте… Устроим салют?
Он постукивал двумя гранатами и показывал Николаю на открытую дверь, возле которой лежало несколько убитых артиллеристов. На гребень траншеи выскочил немец. Николай успел срезать его очередью. Диск закончился, а вдоль траншеи бежали еще люди. Не люди… фрицы, фашисты. Не оставалось выхода, кроме этой узкой дверцы, сквозь которую выбивался ядовитый дым.
– Что делать? – спросил десантник с трофейным карабином в руке. – Немцы вокруг!
– Пробивайся к нашим, если сможешь.
– А вы?
– Беги, тебе говорят, – подтолкнул его в спину младший лейтенант. – А нам деваться некуда.
Николай Шорник и старшина, имени которого он не знал, нырнули в узкую дверь. Возле массивного дальнобойного орудия лежали два снаряда (вернее, боеголовки), гильзы находились отдельно.
Пламя подбиралось к гильзе, похожей на огромный стакан. Шипя, вспыхнул порох. Вспышка и удушливое облако кислого ядовитого дыма заставили Николая и старшину-сапера отшатнуться.
Внутри огромного дота почти не было дерева, но огонь охватил брезент, которым накрывали орудие, горело всевозможное тряпье, промасленные робы убитых артиллеристов.
Старшина пинком опрокинул флягу с оружейным маслом, подтолкнул ее ближе к огню.
– Может, попробуем вырваться? – он вопросительно смотрел на младшего лейтенанта. – Через пяток минут вон те чушки ахнут, а в каждой по сто тридцать килограммов. Разнесут к чертям эту «Берту».
Вспыхнул порох во второй гильзе. Старшина упал, а из открытой двери стучали автоматные очереди. Немцы прорывались внутрь, чтобы погасить огонь. Николай дал одну-вторую очередь.
– Не выбраться нам, пожалуй, – тоскливо проговорил он. – Слышь, старшина? Обложили наглухо.
Сапер тяжело дышал, зажимая рану на груди. Хотел что-то сказать в ответ, но вырвался лишь кашель, потянулась струйка пузырящейся крови. Его душил дым, а пробитые пулями легкие заполнялись кровью.
Сразу двое бросились в дверной проем. Николай выпустил остаток диска, тяжело ранив обоих. Вытаскивая из кобуры ТТ, почувствовал, что ранен в руку. Снял курок с предохранителя и, держа дверь под прицелом, отполз подальше от горящей лужи масла.
Огонь лизал фугасный снаряд. Рядом лежал другой. Ворочался и бормотал один из тяжелораненых немцев. Старшина все пытался вытолкнуть изо рта последние слова. В дверь снова полезли автоматчики. Николай выстрелил три раза подряд. Ответная очередь прожгла бедро. Нога онемела, вокруг растекалась кровь.
Амба! Надо заканчивать… Выхода отсюда нет. Николай с трудом подполз к старшине и подобрал лежавшие рядом две небольшие гранаты РГ-42. Перед глазами мелькнули лица матери, братьев, он гнал прочь эти видения, мешавшие ему делать свое дело.
– Нет выхода… нет, – бормотал он, выдергивая кольца.
Две четырехсотграммовые гранаты не подорвали снаряд, даже не повредили его массивную оболочку. Осколки добили старшину, хлестнули по ногам Николая. Но вспыхнула третья гильза, и сноп огня бил прямо в округлый бок снаряда.
Сейчас все кончится… Он закрыл глаза. В дверном проеме застыла фигура немецкого лейтенанта. Затем все исчезло в грохоте взорвавшегося фугаса. Следом рванул еще один снаряд, а через полминуты сдетонировали сразу пять или семь, находившихся в лифте.
Грохот взметнул вверх облако больших и малых кусков бетона. Подкинуло сорванный с креплений ствол, горел орудийный порох, бензин в расплющенном генераторе. В окопе охранения, словно салют, взлетали лопавшиеся от жара разноцветные осветительные ракеты. Остатки роты Морозова бежали через траншеи. Отстреливались, падали убитые. Раненые держались из последних сил.
Два багровых облака, сливаясь в одно, выплескивали языки огня. Иногда там что-то взрывалось, и снова взлетали обломки. Капитан Юткин, тяжело дыша, оглянулся. Рота уже нырнула в лесистый овраг, надо было торопиться, уходить как можно дальше от погони.
– Берта… выдумали имячко, – бормотал сапер. – Накрыли мы ее…
Остальные молча продолжали бег. Обидно было погибать, вырвавшись из такой заварухи.