Глава 18

Они сочетались браком через две недели, в Главном Храме при Совете. Дик, который с огромным недоверием относился к местной религии, успокоился не сразу. Но его заверили, что брачные формулы довольно поверхностны и касаются лишь обетов двух супругов, практически без обращения к божеству, каким бы оно ни было. Для очистки совести англичанин, едва войдя в храм, обстоятельно перекрестился несколько раз, повернувшись к огромному сводчатому окну, разворачивающемуся над тем, что, наверное, было алтарем. На действие жениха практически никто не обратил внимания. Направляясь по центральному нефу навстречу священнослужителю, рыцарь-маг утешал себя, что служит Богу и клятву принесет перед Его очами, с мыслями о Нем, а где и в каком месте — неважно.

С необходимостью венчаться в нехристианском храме его примирило то, что внутри не оказалось никаких идолов или изображений. Только причудливая лепнина и красивые капители многочисленных колонн, изысканные витражи с геометрическим узором и огромные напольные канделябры, каждый на двадцать-тридцать свечей, расшитые венками покровы на шести жертвенниках по бокам главного нефа — и цветы, фрукты и колосья поверх них. Похоже, жертвы здесь приносились только плодами земными — при мысли об этом Дик успокоился окончательно.

Вслед за женихом в храм начали входить гости. В дверях каждый из них складывал руки перед грудью, а потом оставлял золотую монетку на ближайшем жертвеннике. Последней, сопровождаемая консулом Мероэ Фардегоем, вошла Серпиана.

Она выглядела ошеломляюще красивой в светло-сером платье, плотно облегающем ее гибкую стройную фигурку. Юбка, струившаяся от бедер, была пышной и длинной, но рыцарь-маг не сразу заметил это — его взгляд прилип к ее стану, плотно обтянутому переливающейся тканью. Это зрелище было настолько восхитительным, таким жаром отдалось в теле, что Дик не удержался — сглотнул. Он не раз видел ее особенно красивой, изящной, нарядно разодетой, но такой соблазнительной — никогда.

Ее рука вздрогнула, когда он коснулся ее пальцев, стоя перед низеньким мраморным алтарем. Они по очереди произнесли слова, которые им подсказывал священник, потом им подали чашу, из которой следовало отпить одновременно (это оказалось несложно, поскольку чаша была широкой и снабжена двумя ручками), и ожерелье, которое муж должен был застегнуть на шее жены. Украшение на подносе принес служка, оно оказалось серебряным, густо усаженным какими-то искристыми камушками, напоминающими ограненные кусочки хрусталя.

Рядом с ожерельем на подносе лежал резной костяной гребень, его взяла Серпиана, видимо, лучше жениха знакомая с церемонией. Оба они стояли перед алтарем с непокрытыми головами, и теперь, дотянувшись, девушка стала расчесывать ему волосы.

Этот жест показался Дику неуместным и чересчур интимным для публичной церемонии. Но, поразмыслив, англичанин решил, что он не более интимен, чем поцелуй или объятие. Это даже, пожалуй, более целомудренный символ семейного счастья, чем прикосновение губ к губам.

По указанию священнослужителя, облаченного в тяжелую хламиду, расшитую узором из цветов и листьев, Дик и Серпиана, стоя лицом друг к другу, соединили руки — правую с правой, левую с левой, — и их объявили супругами. Присутствующие в храме гости разразились приветственными криками.

Гостей было много. «Прямо как на королевской свадьбе, — подумал Дик. И тут же поправил себя: — Именно как на королевской свадьбе». Он уже понял, что земли, принадлежащие его жене (и теперь ему — хоть и опосредованно), размерами превышают любое европейское королевство. То, что Серпиана не носит корону, — лишь условность.

Впрочем, эта мысль мелькнула и пропала. Никакого особенного ощущения от непосредственной близости королевской короны к его голове Дик не почувствовал. Гораздо интереснее ему было думать о тех яствах, которые слуги уже подготовили для угощения гостей и молодоженов. Он не поел утром — не успел, — и теперь его донимали спазмы в желудке. Жареная курица в его глазах сейчас значила больше, чем корона.

Пир не обманул ожиданий рыцаря-мага. Застолье оказалось пышным и обильным, блюда — разнообразными и вкусными, вино — ароматным. Дик много пил, еще больше ел и потому почти не ощущал действия хмеля.

— Эй, не упейся, — заметила ему Серпиана, ломая паштет маленькой ложечкой. — А то станешь никчемным в собственную первую брачную ночь.

— И не рассчитывай, — негромко ответил Дик, ловко орудуя ножом. Он все еще с недоверием косился на всевозможные столовые принадлежности вроде вилочек и предпочитал обходиться только ножом, ложкой и куском лепешки, которой придерживал кромсаемый ломоть.

Слуги сменили перед ними блюда и подали сласти. Как уже объяснила мужу Йерел, застолья, рассчитанные на весь вечер и всю ночь, то есть на длительное время, как правило, имеют перерывы. Угостившись вдоволь мясными и рыбными блюдами, лорды потом долго сидели над десертами, обсуждая разные дела и просто сплетничая, пока снова не появлялся аппетит. Тогда наступал черед второго этапа. Все повторялось сначала.

— Во дворе как раз жарят целого теленка, — сказала девушка, ковыряясь в вазочке с ломтиками фруктов и взбитыми сливками.

— Отлично, — обрадовался Дик. — Обожаю телятину.

— Тебе не перепадет.

— Это еще почему?

— Потому что после первой большой перемены и десерта молодых принято провожать на ложе

— Ха! Охотно пожертвую телятиной. — Он украдкой взглянул за вырез ее платья. Помолчал и оптимистично добавил: — Завтра поем вдоволь.

Жена кинула на него свирепый взгляд.

На ложе их провожали сдержанно, и здесь англичанин заметил следы той же стыдливости, что и на пиру, когда молодоженов даже не пытались заставить целоваться. Впрочем, традиция царствовала и здесь — сам консул отвел молодых в верхние покои замковой башни да еще у каждой двери оставил охрану из собственных людей и воинов Дома Живого Изумруда. У двери брачных покоев встал сам Идилин и еще трое офицеров.

— На нас что, могут напасть? — спросил Дик, украдкой касаясь рукояти меча на поясе.

— Нет, — ответила его молодая жена. — Такова традиция. У дверей башни и на всех переходах ставится охрана из преданных людей обоих семейств — мужа и жены. А так как консул на этом торжестве играет роль моего опекуна, то он дал и своих воинов.

— Эх, жаль, Трагерна не взял с собой. То-то б он обрадовался обязанности торчать всю ночь за дверью комнаты, где я приятно провожу время.

— А Трагерн что, твой человек? — улыбнулась она.

— Он — мой друид.

Тем временем консул принес большой канделябр, не торопясь, последовательно зажег все пятнадцать свечей, поставил светильник у изножия огромной кровати и, с улыбкой взглянув на молодоженов, вышел. Шевельнувшись, словно живой, изнутри сам собой лег в скобы засов. Видимо, магия.

— Это тоже традиция? — спросил Ричард, наконец-то получив возможность пройтись ладонями по восхитительному телу супруги.

Ткань на ощупь оказалась почти такой же нежной, как и женская кожа, только более прохладной.

— Что?

— Засов.

— Конечно. Чтобы нам не мешали. Только вообще-то обычно засов задвигает сам супруг. Видимо, Мероэ решил тебя не отвлекать.

— Скажи, — поинтересовался он, развязывая узелки шнуровки на ее платье, — что чувствует женщина, вступив в брак? Облегчение, что иаконец-то ляжет в постель с мужчиной по закону и с благословения?

— Усталость. — Девушка не удержалась и зевнула. — Слишком утомительны эти брачные церемонии, вот что я скажу.

Они заснули в объятиях друг друга вскоре после того, как остались наедине. Она задремала раньше, прижав лицо к его плечу, а он — лишь тогда, когда остыл от жара, затопившего его тело и сознание. Глядя, как за окном медленно сгущается тьма, прислушиваясь к шуму праздника внизу, он решал, что будет делать завтра, а что — послезавтра. Сперва надо обезопасить земли супруги от возможных нападений, а потом можно и во Францию отправляться — помогать королю Ричарду в борьбе за его наследство…

Чтобы набрать войско, достаточное для охраны земель Живого Изумруда и Мейдаля, ему понадобилось две недели, и еще две — на то, чтобы познакомиться с командирами. За недостатком времени Дик действовал просто — побеседовав с офицером, по собственному впечатлению решал, нравится ли ему этот человек или нет. Идилин присутствовал при беседах; это было условием Дика — ведь он собирался оставить земли и армию на попечение Нар-роена, и, возможно, надолго.

Тот не возражал. Внимательно приглядывался к офицерам и время от времени — очень редко — нехотя высказывал свое мнение.

Рыцарю-магу все больше начинала нравиться жизнь в родном мире Серпианы. Да и как мог не нравиться этот ласковый, лучезарный, чистенький мир?

Огромная метрополия не существующего ныне клана была прекрасна, битком пабига изящной мебелью и удивительными предметами Коридоры и переходы, анфилады и галереи замка казались Дику дивной шкатулкой с тайнами. Но одновременно эти восхитительные чертоги становились все более привычными.

Человек слишком быстро привыкает к хорошему. И англичанин привык спать на мягкой постели, на чистом белье, каждое утро сперва по настоянию жены, потом и по своей воле принимать ванну (чертовски приятно было нежиться в горячей воде), намыливаться местным мылом с нежным запахом (не то что жирная гадость, которую варили у него на родине). Рыцарь-маг очень быстро привык спать в тепле и есть вкусную пищу.

За месяц он изменился больше, чем за четыре года, прошедших с тех пор, как он впервые коснулся магической печати друидов. Теперь он стал похож на настоящего мага. Держался величаво, ходил неспешно и с достоинством, говорил мало, обдуманно. На него смотрело слишком много народу, и, инстинктом чувствуя, как надо поступать, Дик вел себя так, чтобы внушать уважение, если не почтение. Он знал, что должен быть достойным своего нового положения хотя бы в чужих глазах.

Он выяснил, что земли обоих хозяев были защищены цепью замков и крепостей, часть из которых разрушена в последней войне. А еще он узнал, какова сумма доходов, которым предстоит пополнять их казну, и слегка ошалел.

— Ты думаешь, это так уж много? — спросила его более сдержанная Серпиана. — Ведь и на замки — постройку и содержание, и на людей надо будет тратить немало денег.

— Сколько же на все это будет уходить? — поинтересовался он. — Самое большее.

— Ну… Пока — не меньше трети. Может быть, и половина.

— А половина остается для личного употребления? — Дик поскреб затылок. — Скажи-ка мне, сколько в ваших краях стоит корова?

— Зачем тебе? — изумилась супруга.

— Чтобы я мог представить, сколько на эти деньги можно накупить.

— Привык измерять богатство количеством скота? Отвыкай. В моем мире больше ценятся магические кристаллы.

— Да? Это их твои соотечественники будут грызть в случае голода? Ну-ну…

— В любом случае я не знаю, сколько стоит корова, — ответила Серпиана с легким раздражением.

Он все-таки сумел узнать стоимость коровы у одного крестьянина, постоянно возившего в замок говядину. Сумма в золоте звучала скромно. Попытавшись представить себе, сколько же коров он сможет накупить даже на половину годового дохода с земель жены, Дик понял, что такой цифры не знает. Равно и не представляет себе такого гигантского стада. Он успокоился — с голоду не помрут ни они с супругой, ни их дети, сколько б их ни было.

Подумав о детях, он предпринял еще одну попытку отговорить Серпиану от похода во Францию:

— А если ты беременна?

— Я не беременна.

— Откуда ты знаешь? Странная уверенность.

— Потому что знаю. Я почувствую, если забеременею. Почувствую почти сразу, через два-три дня. — Она смотрела на Дика очень внимательно. — Тогда, если вдруг возникнет необходимость, сможешь отправить меня домой.

Рыцарь-маг понял, что спорить бесполезно. Единственное, на что согласилась супруга, это взять с собой еще и телохранителя — неразговорчивого мага и отличного воина по имени Олхаур и по прозвищу Золотое Облако.

Они смогли выступить в путь лишь через два месяца после свадьбы. Впрочем, «выступили в путь» звучит чересчур громко. Просто, решив все насущные вопросы владений своей супруги и оставив распоряжения на время своего отсутствия, Дик прямо в заклинательный покой метрополии привел вороного жеребца Серпианы, своего конька, нагруженного необходимыми припасами (следом за ним Олхаур вел в поводу огромного мерина с лохматой гривой, на котором собирался ездить), и составил нужное заклинание. Энергия источника Дома Живого Изумруда, который был теперь открыт для него, наполняла его тело упругими волнами силы. Заклятие сработало как надо.

— А мы не окажемся на поле боя? — озабоченно спросила его жена.

— Надеюсь, что нет.

Рыцарь-маг открыл врата и дернул повод. Конь послушно потел за ним. Арабский жеребец Серпианы немного поартачился, для порядка — за два последних месяца он привык к магии и больше не боялся ее.

— Куда мы направляемся?

— В Нормандию. Именно это герцогство для Филиппа-Августа — самый лакомый кусок. Хотя отбирать его у Ричарда — странный поступок, если учесть, что Львиное Сердце — прямой потомок законных герцогов Нормандских — Роберта Дьявола и Вильгельма Бастарда, которого потом прозвали Завоевателем. Впрочем, на наследие давно почивших предков всегда легче покушаться, чем, к примеру, на только что доставшиеся по закону владения. Бьюсь об заклад, король Французский предпочел бы отхватить Аквитанию.

— Так в чем же проблема? — удивилась спутница. — Он и так воюет. Не все ли ему равно где?

— Еще жива Альенор, которая по закону передала свои земли во владение сыну. Если их тронуть, взовьется вся Аквитанская династия, в частности де Лузиньяны. Сильная семья.

Они стояли на мокрой траве обширного луга. Хмурое небо сочило морось на непокрытые головы путников, и погода не предвещала никакого улучшения. Контраст между ясным летним небом мира Серпианы и осенней непогодой мира Дика был настолько разителен, что всем сразу стало зябко. Жена англичанина вытащила из седельной сумки свой широкий плащ и закуталась в него. Села верхом — чтобы не промочить ноги окончательно. Мужчины остались стоять.

За лугом начинался лес, довольно редкий, из чего рыцарь-маг сделал вывод, что неподалеку должна быть деревня. Лес, конечно, проредили крестьяне — на дрова. Возможно, неподалеку есть и замок: крепостей в Нормандии сколько угодно — и старые, и новые, построенные уже в период владычества герцогов Нормандских в Англии. Хоть Дик и старался составить заклинание как можно подробнее, он понимал, что абсолютной точности добиться невозможно. Портал мог перенести его и в замок, и в город, и в трактир, и даже в дупло дерева.

Но обошлось. На лугу никого не было, только стога сена, еще не перевезенные крестьянами, но старательно уложенные так, чтобы корм для скота не мок, торчали то там, то здесь остроконечными крышами. Лес невдалеке был мокрый, наполовину желтый, наполовину темно-зеленый. Осень, и не самая поздняя — сделал вывод англичанин.

Дик оглянулся на Олхаура — тот понял взгляд и сел верхом, готовый следовать за путешественниками.

— Первым делом, — объяснил ему рыцарь-маг, — надо найти какой-нибудь трактир и узнать все новости. Мы должны быть где-то недалеко от Авранша, по крайней мере, я именно туда собирался переправляться. Поскольку, полагаю, этот город — компромисс между безопасностью и близостью к месту боевых действий.

— Я смотрю, в вашем мире трактиры — место встреч и слухов, — отозвалась Серпиана.

— Можно подумать, в вашем это не так… Поехали.

Деревеньку нашли в миле пути от луга. Трактира там не было, но, задав несколько вопросов хмурым крестьянам (которых, видимо, угнетало приближение того времени, когда придется отдавать большую часть урожая в виде податей и налогов), он узнал, что Авранш — далеко на западе, а ближайший к ним городок — Лизье.

— С ума сойти, — пробормотал расстроенный рыцарь-маг, когда они выбрались за околицу. — Это ж надо было настолько промахнуться…

— Не так уж и много, — ответил Олхаур. — Та же страна?

— Да.

— То же герцогство?

— Да, Нормандия.

— Тогда нет никакой проблемы. Пройдя через портал можно промахнуться и на сотню, и на тысячу миль в пределах мира — это считается нормой.

Дик покачал головой — слова телохранителя его не убедили.

В маленьком трактире, сиротливо прилепившемся к дороге на Эвре, он узнал, что король Английский проходил здесь, и было это не далее как в июле. Он высадился в Нормандии летом, сразу после того, как Филипп-Август решил поторопиться, раз уж «дьявол вырвался на свободу», — так говорили о побеге Ричарда Львиное Сердце из плена. Король Французский успел захватить Верней и осадить замок верного сподвижника Плантагенета, графа Мор-тань. Но взять замок не успел — через десять дней в лагерь Филиппа прискакал усталый гонец на взмыленном коне, издохшем тут же, у коновязи, и сообщил, что войско английского короля высадилось в Банфлере.

Король Ричард был раздражен, как оса, но время, потребовавшееся ему, чтобы добраться из Кельна в Сандвич и из Сандвича через Лондон на побережье Нормандии, остудило его пыл. Теперь Плантагенет мыслил ясно и трезво. Чтобы отомстить Французу, следует побить его армию. А сделать это можно лишь будучи спокойным и выдержанным.

И венценосный англичанин принялся последовательно отбирать у Филиппа-Августа свое добро. Сперва он захватил крепостишку Онфлер, затем застращал Лизье — и город сдался сам. Там Львиное Сердце встретился со своим незадачливым братом Иоанном, но, как говорили, обошелся с ним милостиво. Затем настала очередь замков неподалеку от Руана — они пали быстро, и вскоре королю подчинился весь Эвре. Графства Бомон-ле-Роже и Эльбеф достались Ричарду легко: там было много его сторонников. С Пон де л'Арш пришлось повозиться. Но сейчас, как рассказал трактирщик, обрадовавшийся, что любознательные постояльцы заказали дорогое бургундское, графство уже у ног короля Англии.

— Войска нашего герцога уже неподалеку от Шартра. Кажется, предстоит битва. Слава богу, что не у нас в округе.

«Это точно, — подумал Дик. — Иначе и поля, и луга будут взрыты копытами коней, а у крестьян сожрут все, до чего смогут дотянуться. Большая часть деревни останется без скота… Ну и девушки, конечно, пострадают тоже. Не без этого».

Теперь рыцарь-маг радовался, что промахнулся. От Эвре до Шартра есть неплохая дорога — так ему сказал трактирщик, — и расстояние до него, само собой, куда меньше, чем от Авранша. Теперь главное — нагнать его величество до того, как произойдет битва, иначе король может рассердиться на своего графа Герефорда. И тогда ему не поздоровится.

— Уверен, раз здесь прошел Ричард, войска Филиппа-Августа вряд ли появятся, — сказал Дик жене. — Если захочешь остаться в каком-нибудь городке, ты будешь в безопасности.

— И не подумаю. Только с тобой.

— Тогда нам придется спешно скакать в Шартр. Делать самые малые остановки. Понимаешь?

— Я согласна.

Рыцарь-маг качнул головой:

— Ну что ж. Я бы, конечно, предпочел, Чтобы ты устроилась с Олхауром где-нибудь под защитой городских стен. Но раз нет… Тогда в путь. И кстати, Олхаур, тебя надо как-то переименовать.

Англичанин осмотрел его с ног до головы. Телохранитель его супруги был высоким плечистым парнем, крепко сбитым, светлокожим и светловолосым. Он напомнил Дику жителей Йорка и окрестностей, ведущих свой род от викингов, которые когда-то осели в тех местах.

— Что-нибудь английское… Скажем, Оуэн. Сойдет?

— Мне все равно. Пусть будет Оуэн.

До Шартра было больше недели пути. Конь Сер-пианы не отличался особой выносливостью, а лошади Дика и Олхаура-Оуэна — резвостью. Но стоило девушке дать жеребцу волю, как рядом с ней немедленно оказывался телохранитель и, без лишних слов перехватив повод, заставлял скакуна смириться. Как пи странно, его хозяйка не спорила. Можно было догадаться — понимала, что бессмысленно.

Серпиана не жаловалась. Ни на то, что спать приходится по три часа, в трактиры на ночь они заглядывают лишь через раз, а остальное время мерзнут, ни на дождь, ни на слякоть. Она покладисто терпела все трудности, только иногда вздыхая украдкой. Но если муж спрашивал ее, в чем дело, уверяла, что все в порядке.

Добравшись до Шартра, Дик узнал, что король Английский был здесь, но уже ушел вместе со всей армией и движется теперь на Вандом. От Шартра до Вандома не было прямой дороги, и, поразмыслив, рыцарь-маг решил кое-где срезать.

Но даже путешествие напрямик по проселочным дорогам, которые осенью больше напоминали длинные и узкие болотца, где кони погружались в грязь когда по колено, а когда и глубже, не поколебали готовности Серпианы следовать за мужем. Она лишь повыше подтыкала юбку и во время коротких остановок на отдых застирывала в холодных ручьях грязные пятна, когда их становилось слишком много. Больше всего уставали кони, и мужчины ухаживали за ними как можно тщательнее — выхаживали, вытирали, кормили только овсом и даже воду старались давать не самую холодную, не прямо из ручьев.

Но тем не менее дорога была изнурительной. В любой момент путники могли потерять какого-либо из коней, скорей всего, «араба».

— Пожалуй, и в самом деле стоило оставить его дома, — вздыхая, все чаще говорила Серниана.

— Я предупреждал, — отзывался Дик. — Но что уж теперь. Поздно.

Он в очередной раз решил срезать путь и снова жалел, что принял такое решение. Чтобы не загубить лошадей, мужчинам пришлось спешиться. Едва ступив на землю, они увязли глубже щиколоток — вот что значит прекрасно обработанная пашня. Когда размокшее поле, на славу пропаханное и пробороненное, сменилось более-менее надежной дорогой, англичанин вздохнул с таким облегчением, что на время от радости даже сделался слепым и глухим. Он не заметил, что впереди меж деревьев притаилась деревня, такая же убогая, как и другие французские деревеньки, мокнущие под осенним дождем. И когда за поворотом обнаружились нацеленные на Дика и его спутников две огромные гизармы и пара мечей, он понял, что чересчур расслабился.

— А ну, стоять! Кто таковы? — по-французски гаркнул один из солдат, повыше и получше одетый, должно быть, сержант.

Дик слегка тронул коня и оказался чуть впереди остальных. Дозорный говорил на нормандском диалекте французского, значит, он подданный Ричарда Львиное Сердце. Значит, они добрались.

— Я — Ричард Уэбо, граф Герефорд.

— Граф? — Сержант смерил англичанина высокомерным взглядом, что вышло у него плохо, поскольку он был пеш и смотрел на собеседника снизу вверх. — А где же свита? Думаешь, я поверю?

Рыцарь-маг слегка распахнул плащ — словно бы ненароком, — и в тусклом свете дня заиграла гранями золотая цепь, блеснула золотая пряжка на перевязи, обозначилась рукоять дорогого меча. За два коротких месяца Дик научился искусству смирять нижестоящих. Ведь власть — это не войско и не сила рук. Тот, кто владеет войском, не обязательно обладает властью. Умение править — это взгляды, жесты и способность убедить окружающих, что ты — сеньор.

— Еще одно слово в подобном тоне, — спокойно сказал он, — и ты станешь на голову ниже. Где ставка его величества?

Сержант набычился. Но речь незнакомца звучала уж больно уверенно. И взгляд, и манеры, и золото на груди — все убеждало в его праве говорить надменно. В его пользу, конечно, было и то, что он пытался не выехать из лагеря, а попасть туда. Уж в ставке его величества найдутся люди, которые укоротят наглецу язык, если он не граф. Пока же следует быть осторожным.

— В той стороне, — показал француз и, поколебавшись, добавил: — Мессир.

Дик шевельнул поводьями и сделал солдатам жест убраться с дороги. Те повиновались. На одного из них сержант тут же бросил свирепый взгляд, словно мечтал хоть как-то отомстить за мнимое унижение.

— Эй, ты, возьми моего коня… Вас проводят, — сказал он надменному незнакомцу и стал ждать реакции.

Реакция оказалась успокаивающая. Чужаки не всполошились, не изменились в лице. Конник, назвавшийся графом Герефордом, даже чуть осадил коня, дожидаясь, пока нерасторопный проводник вскарабкается в седло сержантского одра. Его спутница на черном жеребце редкой красоты и вовсе скучающе смотрела в сторону.

Король, как оказалось, устроился в аббатстве, где монахи могли предложить ему и удобные покои, и хороший стол — правда, строго по канону, то есть с соблюдением постных дней. Вокруг монастырских стен расположилась армия, от которой уже начали стонать жители окрестных земель. На огромных кострах жарили ободранные туши — коров, конечно же дойных, телят, конечно же последних, свиней и более мелкой живности. Можно было себе представить, как плакали в крестьянских семьях, когда оттуда забирали последнюю скотину.

У ворот аббатства Дика и его спутников снова остановили, но когда англичанин назвался, его почти сразу пропустили. Среди солдат и офицеров, охраняющих короля и его ближайших сановников, было очень много таких, которые побывали в Святой Земле, знали Дика, видели его или слышали о нем. Чего уж ожидать от недавнего простолюдина! Конечно, он будет путешествовать без свиты и обоза, налегке.

Лошадей оставили в монастырской конюшне. Кинув промокший плащ на груду соломы в углу, Дик в сопровождении одного из солдат направился во внутренний двор, а оттуда — в покои, которые занимал король. Его снова и снова спрашивали, кто он таков, но пропускали без возражений, то и дело поглядывая вслед с интересом или завистью. Аббатство кишело вооруженными людьми. На их фоне совершенно нелепо выглядели люди в сутанах, передвигавшиеся торопливо, чуть ли не украдкой. Казалось, что монастырь в один миг превратился в казарму.

У дверей королевских покоев Дик столкнулся с Вильгельмом Улерским. Тот оглядел его неожиданно грустными глазами и приобнял за плечи.

— Рад тебя видеть, — сказал он. — Жив все-таки? Это хорошо. Помнишь, как мы трясли Мессину? Прямо как осеннюю грушу. Теперь так же будем трясти Францию… Сейчас скажу королю, он, наверное, тоже будет рад видеть тебя.

Вильгельм собрался уже было нырнуть в низкую дверь покоев, но тут створки распахнулись, и на пороге появился сам Львиное Сердце. Дик, который не сразу склонился в поклоне, удивился, как же постарел Ричард. Он видел его весной, но тогда государь не показался ему старым. А теперь вдруг стало видно, что царствующему Плантагенету уже под сорок и что он, пожалуй, устал воевать.

Серые глаза короля встретились с глазами его незаконнорожденного сына. Мгновение — и он узнал Дика. Шагнул к нему, похлопал по плечу.

— Вернулся?

Рыцарь-маг кивком подтвердил очевидное — мол, да, вернулся.

— Все в порядке?… Ну и хорошо. Идем-ка пообедаем…