08
ВСЕ ВОЗМОЖНОСТИ ЗЕМЛИ
Репортажи про высадку на Марс заполонили все каналы. Смертельно опасный каньон, мельчайшие детали виртуозного пилотирования, героический американский полковник — все получилось как по заказу. Репортеры захлебывались, главы держав терлись друг о друга и недруга, а мужи ученые вещали и пророчествовали.
Перспективы имелись. Но я-то знал, что, вопреки законам физики, шумиха подогревается сверху. Требовалось снять напряжение, убрать людей с улиц, отвлечь их от ужаса ожидания ужаса, предотвратить панику. И отчаянная посадка «Спэрроу» явилась буквально подарком небес, уж больно кстати произошла. К сожалению, эффект от нее мог быть только временным, поэтому неожиданную передышку следовало использовать с максимальной пользой.
Главной пользой была бы концентрация всех сил на подготовке к катастрофе. И уж конечно, должны были сконцентрироваться САГ и ФСБ, чтоб не перестреляли нас, сволочей. При этом концентрироваться следовало очень неприметно, чтобы не давать дополнительных поводов для массовых истерик. У Крючканова были еще свои вполне понятные причины от всех скрываться. Он даже просил ему не звонить без крайней необходимости. В общем, уговорились мы пересечься в месте совсем не официальном, хотя и достаточно публичном. Конкретно — на одной из автобусных остановок шоссе в Домодедово.
И, кажется, перемудрили. Встреча двух осторожных политиков на большой дороге едва не сорвалась. Шеф ФСБ опоздал минут на двадцать пять. Я уж начал собираться восвояси, когда из пестрой вереницы транспортных средств вывернули два довольно грязных «Патриота». Без мигалок, с самыми обычными московскими номерами. Подозреваю, что внутри они были гораздо серьезнее, чем снаружи, но снаружи выглядели весьма непритязательно. Маскировка, плюс патриотическая приверженность отечественному автопрому… Похвально, похвально. Потому что не нахально.
Обе машины свернули на обочину, не доезжая до остановки. Из первой выбрался главный попечитель безопасности всея Руси. Осмотрелся. Неторопливо подошел к скамеечке. Буднично поздоровался, сел рядом. Извинился за опоздание.
— Видите ли, в центре опять демонстрация.
— А, — сказал я. — Требуют хлеба и зрелищ?
Крючканов вежливо улыбнулся, махнул рукой, и обе машины сдали назад.
Под пластиковым навесом остановки кроме нас оказались немолодая, но пребывающая в хорошей форме стюардесса, двое подростков, явно сбежавших с уроков, и неряшливый, сильно пахнущий мужичок с авоськой, в которой звякали стеклянные сосуды. Все они наверняка уже находились под прицелами двух охран: и моей, и Крючканова. Я, как и шеф ФСБ, подозревал в этой публике чьих-нибудь шпионов, хотя шпионам всех стран тогда должно было быть совсем не до нас.
Дул прохватывающий февральский ветерок. Крючканов поднял воротник пальто. Достал носовой платок. Высморкался. В общем, предоставлял инициативу мне, несмотря на то, что о встрече просил он. Мне это не понравилось, и я вернул мяч на его половину поля.
— Не простудитесь, Виктор Васильевич?
— Да не должен. Здоровье пока есть.
Крючканов посмотрел в безоблачное небо. Я усмехнулся.
— Смелее, Виктор Васильевич.
— Попробую. Не знаю, имеет ли смысл, но на всякий случай примите мои извинения. За наше участие в формировании вашей группы.
— Не знаю, имеет ли это значение, но не принимаю.
— Что ж, вполне можно понять, — сказал Крючканов и снова замолчал.
Мимо нас в сторону аэропорта тек плотный транспортный поток. Мы оба знали, что количество рейсов в города, расположенные восточнее Урала, увеличивалось с каждым днем. Все, кто имел такую возможность, покидали Москву. Согласно настоятельным рекомендациям правительства, которые подготовили Фима с Димой и послушное нам МЧС.
Подошел автобус. На его борту подозрительно добрый волк и не в меру раздобревший заяц совместно поедали чипсы из тамбовской картошки. Стюардесса, мужичок и подростки волка не испугались и уехали. Вместо них высадился наголо обритый молодой человек в лягушачьего цвета штанах и в красной лыжной куртке. С независимым видом огляделся, цыкнул зубом, вынул сигарету и неторопливо закурил. Потом вразвалочку зашагал к ближайшему дачному поселку. Видимо, для того, чтобы восполнить извечную нехватку мужского населения. Крючканов проводил его взглядом. Как мне показалось, не без зависти.
На остановке больше никого не осталось. Как ни крути, единственным собеседником оказался я, некто Черешин.
— Владимир Петрович! Аудио- и видеоконтроль вашей виллы снят. Вашей квартиры — тоже. Работает только охранная сигнализация и внешние камеры. Группа Алисы Георгиевны поступает в ваше оперативное распоряжение.
— Этого мало. Кончайте закулисные игры начисто. Право, не время для шалостей, когда на нас такое, — я кивнул вверх, — валится.
Крючканов поднял носатое лицо и зажмурился от яркого солнца. В небе гудел набиравший высоту «Боинг» каких-то авиалиний.
— Если вы считаете, что я большой любитель дворцовых интриг, то зря. Многое катится по инерции, а инерция у нас огромная. Да и трудно проводить уборку, когда из каждого ящика секреты сыплются.
— И скелеты? — не удержался я.
— Не без того, — холодно ответил он. — После Феликса Дзержинского наша организация во многих руках побывала. Не скрою, и сейчас любой сотрудник может оказаться перед дилеммой: либо закон, либо приказ. В кадрах остаются те, кто выбирает второе.
— А моральные принципы?
— Моральными принципами поступаемся не только мы. Могу напомнить и ЦРУ, и Моссад, и британскую Ми-6. И немцев с французами, если их припекает по-настоящему. Спецслужбы остаются последним средством против угроз, с которыми государство в рамках действующего законодательства справиться не может. Но мы — инструмент, Владимир Петрович. Одним и тем же топором можно рубить как дрова, так и головы. Вас беспокоит угроза государственного переворота со стороны ФСБ?
— Вот-вот. В мутной атмосфере после взрыва.
— Вы не одиноки. Знаете, когда к власти пришел Андропов, выяснилось, что кроме закручивания гаек верхушка КГБ ничего толкового предложить не в состоянии. Для политических реформ не хватало смелости, а для экономических — знаний. Между тем, требовалось и то, и другое. Уверяю вас, это неприятное открытие многие помнят.
— То есть не все?
— Всегда можно найти людей, которые считают, что власть нужно сначала брать, а потом уж думать, что с ней делать. Такие вполне могут снова наступить на грабли.
— Но как же вы работаете с этаким-то аппаратом?
— Ну во-первых, аппарат не весь такой. А во-вторых, я работаю с тем, что есть. Нельзя же всех уволить.
— Всех и не надо. Наиболее твердолобых.
— Поверьте, это происходит. Без лишнего шума. Хотя и не быстро.
Сказав это, он вопросительно посмотрел на меня. Прямо и открыто.
— Ну так как?
Я развел руки.
— Другого ФСБ у нас нет. А астероид есть. Придется сотрудничать.
— Хорошо, спасибо и на том. Чем могу быть полезен?
— Возьмите под охрану шахты.
Крючканов вновь поднял носатое лицо и зажмурился от солнца. Наверное, нечасто видел светило из окон Лубянки. Вот и наслаждался. Тогда мы еще не опасались звезды по имени Цой.
— Шахты? Все?
— Да и не только шахты. Другие темные места без глазу оставлять тоже не годится. Рудники, метро, тоннели, пещеры, бомбоубежища. В общем, любые углубления, где можно спрятать население.
— Не хватит сил.
— Предполагается, что ФСБ обеспечит только внутреннюю охрану. Внешней займется армия. Начинайте с самых крупных дырок, Виктор Васильевич. Дальше — как получится.
— Приказ президента?
— Думаю, вы получите его после обеда. Свяжитесь с Генштабом?
— Да, конечно. Но перед тем как действовать, хотелось бы увидеть картину с максимальной полнотой.
— А чего вам не хватает?
— Вы познакомите меня с прогнозами САГ?
— Сегодня же.
— Считаете, все будет плохо?
— Нет, дорогой Виктор Васильевич. Все будет гораздо хуже.
— Вы меня пугаете.
— Это возможно?
— Я, в общем-то, — человек. У меня есть семья. И ничто человеческое…
— Тогда приезжайте в гости. Чайком угостим. И все-все покажем. Причем совершенно добровольно.
Крючканов усмехнулся.
— Буду рад познакомиться с вашими знаменитыми хакерами.
— Табу, Виктор Васильевич. Их трогать нельзя. Они совершенно незаменимы.
— Мы и не трогаем. Должен сказать, Алиса Георгиевна могла найти эту парочку уже довольно давно, — с большим добродушием сообщил Крючканов.
Я удивился. Тому, что такая простая мысль не приходила мне в голову. В самом деле, Любчонок и Томусик. Когда это они появились в жизни Фимы и Димы? Вот уж воистину, самые умные из мужиков — все равно дураки. Что поделаешь? Y-хромосома. Карма.
— Почему же вы их не трогали? Предвидели астероид?
— Нет, конечно. Собирались использовать в иных целях. Но вы нас опередили.
— Уж извиняйте.
— Не за что. Вам они сейчас нужнее.
Это «сейчас» следовало запомнить, и я, конечно, запомнил. Вряд ли Крючканов мог проговориться случайно. Это он предупреждал. Что ж, очень любезно с его стороны.
— В двадцать, скажем, сорок пять, — сказал Крючканов. — Вас устроит?
Я — жаворонок. Время было неудобным. Но когда выигрываешь в главном, нужно уступать в частном. Иначе радость будет короткой.
* * *
На этот раз Крючканов не опоздал, явился точно в означенное время. Уверяю, стоило видеть лица Фимы и Димы, когда я их представлял шефу организации, от которой они бегали добрый десяток лет.
— Хорошо, что вы приняли наше приглашение, — все же не растерялся Дима. — А не мы ва-ваше.
— А к нам спокойнее приходить без приглашения, — не остался в долгу серый генерал.
Еще более стоило видеть, как Томусик и Любчонок старались не подавать виду. Зрелище оказалось столь душераздирающим, что я их выпроводил.
Фима и Дима потрудились на славу, целый фильм смонтировали. В этом ужастике астероид разваливался на куски, которые тучей накрывали несчастную Европу и добрую половину североамериканского континента. От Урала до штата Пенсильвания все взрывалось и горело. Чудовищные волны разбегались по Атлантическому океану. Миллиарды тон пыли, песка, дыма и водяных паров поднимались в стратосферу. В углу экрана мерцали красные цифры, отражающие процентное содержание кислорода в воздухе: 21, 19, 17, 16, 15,5…
— Все, — сказал Дима. — Дальше дышать будет трудновато.
— Но это случится через четыре-пять месяцев после взрыва? — живо отреагировал Крючканов. — Я правильно понял, что время еще есть?
— Надеемся, — сказал Дима. — Если не сбудется страшное пророчество Владипетровича.
Он взглянул на меня. Я кивнул.
— Владимир Петрович считает, что одной метеоритной бомбардировкой мы не отделаемся. Каменный Гость еще что-нибудь учудит.
— Вот как? И что же он учудит?
— Не знаю, — сказал я. — Но что-нибудь такое, от чего жизнь на Земле станет совсем невозможной.
— Простите, но это уже…
— Фантастика? — улыбнулся я. — Примерно через пятнадцать минут мы узнаем, такая ли уж это фантастика.
— А что случится через пятнадцать минут?
— Космическая станция «Пересвет», запущенная Туманяном, сблизится с астероидом на минимальное расстояние.
— Ах, да, да. И вы ждете потрясающих открытий?
— Поживем — увидим. Пейте чай, Виктор Васильевич. Пока есть такая возможность.
— Спасибо, — сказал Крючканов. — Очень ароматный у вас чай. Что там за цветы?
— Медуница, по-моему.
— Алиса Георгиевна заваривала?
— Она, — ревниво сказал я.
Все замолчали. Крючканов благостно пил чай с баранками. Фима сидел перед ним и цепенел на генетическом уровне. Дима наблюдал за тем, как раскачивается фонарь. Через открытую фрамугу были слышны скрип, чириканье воробьев, голоса охранников. Совершенно неуместные своей обыденностью звуки. Это становилось невыносимым. Я подошел к лестнице и крикнул вниз:
— Алиса Георгиевна! Когда позвонит Туманян, дайте громкую связь.
— Он уже позвонил.
Под потолком щелкнуло.
— Владимир Петрович?
— Да. Слушаю.
— Плохие новости. Связь со станцией «Пересвет»…
Признаться, это меня не удивило. Напротив, я удивился бы благополучному исходу.
— Но хоть что-то успели заснять? — без особой надежды спросил я.
И тут Туманян вдруг порадовал.
— Так точно. Вот только с гораздо большего расстояния, чем хотелось бы.
— О, это лучше, чем ничего. Есть что-нибудь любопытное?
— Весьма и весьма. Снимаю шляпу, Владимир Петрович. И посылаю бутылочку «Арарата». Как мне говорили, вы его любите.
— Картинку, картинку лучше пошлите.
— Уже передают на ваши компьютеры.
Краем глаза я видел, что Фима и Дима усиленно кивают со своих посадочных мест.
— Владимир Петрович, у меня к вам просьба, — сказал Туманян. — Как только придете к каким-нибудь выводам, сообщите мне, хорошо?
Вообще-то Тарас приказывал докладывать только ему да Некумыкину, но…
— Обязательно, — сказал я.
Дима поднял большой палец. Репутация фирмы пухла прямо на глазах.
Крючканов мило улыбнулся.
* * *
Сначала Каменный Гость выглядел ярким пятнышком. Потом пятнышко потемнело, увеличилось в размерах — астероид повернулся к станции своим «грязным» боком.
Разгонный блок станции сработал как надо. Судя по цифрам, мелькавшим в углу экрана, скорость сближения составляла пятьдесят шесть километров в секунду, это очень много. С такой скоростью из Москвы в Вашингтон мы летали бы за три минуты. Вскоре на темной поверхности космического пришельца стали различимы типичные кольцеобразные структуры метеоритных воронок.
— Диаметр астероида — семь целых и три десятых километра, — сказал Фима. — Сюрпри-из…
— Семь километров?!
— Да. Плюс-минус двести метров.
— Йокст, — сказал Дима.
— Что такое?
— Да он же круглый. Прямо колобок какой-то.
— Это важно? — спросил Крючканов. — То, что он круглый?
Фима и Дима деликатно промолчали. Они много поработали над моим астрономическим образованием и теперь давали возможность блеснуть эрудицией.
— Очень важно, — сказал я. — По форме астероиды обычно напоминают картофелину, баклажан либо особо толстый огурец. Сила их гравитации слишком мала для того, чтобы выровнять поверхность. Даже Фобос и Деймос, спутники Марса, гораздо более асимметричны, чем наш Гость. Шарообразный астероид — штука очень древняя. Чтобы приобрести округлость, нужно многие миллиарды лет собирать пыль. Я не ошибаюсь, Дима?
— Точно, шеф, — заверил тот. — Отлично, шеф. Пятерка!
Крючканов опять улыбнулся.
— Вы умеете подбирать кадры, Владимир Петрович.
— Ну до вас мне далеко, — проворчал я.
— Не скромничайте. На меня работает большая организация, а вы занимаетесь подбором сотрудников в одиночку. Но что значит эта шарообразность астероида? В практическом смысле?
Мне начинало нравиться его поведение. Он не пытался изображать всезнайку и не скрывался за таинственным молчанием. Несомненно, Крючканов знал много такого, чего не знали мы. Но вот чего не знал — о том спрашивал. Не стеснялся.
— Скорее всего, над астероидом поработали. Если это вообще астероид.
— Кошмар, — серьезно сказал глава ФСБ.
А он многое повидал на своем секретном веку.
— Давайте досмотрим страшилку до конца, — предложил рациональный Фима.
Смотреть оставалось почти ничего. Как только Каменный Гость начал поворачиваться своей светлой, а точнее сказать, своей блестящей стороной, запись оборвалась. Фима вернул на экран последний уцелевший кадр — с одного бока Варяжский Гость был освещен Солнцем. А с другого, противоположного бока, где у порядочного астероида должна царить честная астероидная ночь, начинала выползать вторая, пожалуй, более яркая полоска.
— Вот, — сказал я. — Что может освещать поверхность астероида на теневой стороне? На мой взгляд — искусственные источники фотонов. То есть какие-то лампы. Скорее даже прожекторы.
— Прошу заметить, — подал голос Фима.
Сказал он эти слова очень тихо, но все немедленно к нему повернулись.
— Астероид вращается в направлении, противоположном вращению планет Солнечной системы.
— Все интереснее, — произнес Крючканов.
— Вообще-то и Венера крутится не в ту сторону, — уточнил Дима. — Но, согласен, это — редкость.
— Так. Каменный Гость не желает показать нам свою светлую сторону. А почему? — спросил Крючканов.
— Ага, — уцепился Дима. — Виктор Васильевич! Похоже, вы наш союзник, а?
— Теперь все союзники. Даже исламские террористы.
— Хорошо бы им об этом сообщить, — саркастически заметил Фима.
— А вы предлагаете все засекретить?
— Я? Да боже упаси!
— Вряд ли, — сказал я. — Скорее предоставит это нам самим. Итак, умные мои мальчики, за дело! Жду ваших пророчеств. И чем страшнее они будут, тем лучше. Виктор Васильевич, теперь мне не просто потребуются возможности вашего ведомства. Теперь они очень потребуются.
В принципе, я мог заполучить ресурсы ФСБ и вполне официально, через Тараса. Но предпочел сделать так, как сделал. И Крючканов, похоже, оценил.
— Все, что в наших силах, Владимир Петрович.
Приятно иметь дело с напуганной ФСБ, господа. Но пробовать не советую.
* * *
Я считал, что при любом сценарии самым беспроигрышным будет создание убежищ с замкнутым циклом регенерации воздуха, воды и пищи. Идеальным местом для размещения таких убежищ мне представлялись шахты, но умные мои мальчики подсказали, что шахтами обычно называются такие дырки в земле, из которых достают уголь.
Я возмутился.
— Уж это мне известно!
— Тогда пусть вам будет известно еще кое-что. Там, где добывают уголь, Владимир Петрович, бывает много меме-метана. А это взрывоопасно. Шеф! Лучше выбирать рудники.
— Это такие дырки, из которых руду достают? Там тоже бывает рудничный газ, насколько мне известно.
— Вы делаете успехи. Но я бы выбрал рудники.
— Вот и займись ими, классный руководитель. А командовать тобою будет Любовь Егоровна. Будешь доставать все, что пожелает твоя женщина. С помощью ФСБ, если сам не справишься. Ты чего дергаешься?
— Петрович! Длина всех горных выработок России составляет несколько тысяч километров. Даже если усадить на каждый метр по человеку, то и тогда мы упрячем под землю… ну, миллионов этак пять-шесть. Надо же думать немного, советник.
— Представь себе, думаю. Но ничего другого не придумал. Так что копайте эти. Штреки.
— Потребуются проходческие комбайны. Горные инженеры. Маркшейдеры.
— У нас их что, не производят?
— Владимир Петрович! Послушайте, маркшейдер — это не трактор. Это профессия такая.
— А. Ну вербуй, обучай. Слушай, хватит скулить! Времени не то что мало, его совсем нет. И помни, каждый метр проходки — человеческая жизнь. Вполне конкретно.
— А Фимка что будет делать?
— А Фимка будет подводные лодки ломать.
— Никак не привыкну к вашим шушу-точкам, шеф.
— А что так? Я же к твоим попо-привык.
Но про подводные лодки я вовсе не шутил. Весь проект с закапыванием населения ничего не стоил без источников энергии. На каждого человека требовались десятки киловатт мощности, а наземные электростанции вполне могли погибнуть. И уж наверняка порвутся воздушные ЛЭП. Добыча любого горючего на какое-то время тоже могла прерваться. Да она могла стать и бессмысленной, добыча, поскольку было неясно, хватит ли в нашей атмосфере кислорода для горения этого самого горючего, будь то нефть, уголь, торф или газ. Из всех затруднений я видел единственный выход.
— Очень остроумно, — оценил Фима. — В каждый рудник — по атомному реактору. Так?
— Лучше по два. Сделаешь?
— Ле хаим, — сказал Фима. — Только потом придет время, когда скажут, что евреи сгубили атомный флот России.
Я хмыкнул. Нет, ну кто о чем!
— Нам бы до этого времени дожить.
Фима вяло махнул рукой.
— На всякий случай начну-ка я со списанных субмарин. Благо их девать некуда. Послушайте, а с адмиралами-то вы договорились?
— Нет. Вместо меня это сделал президент. Не стоит забывать, что он у нас есть.
— О! Да-да. Мне всегда интересно, чем он там занимается в своем Авральном кабинете.
— Может, винцо какое попивает, — сказал Дима. — Какое-нибудь заграничное.
— Может, и попивает, — сказал я.
— Мгм. Петрович, а президент может остаться человеком?
— Не больше двух сроков.
Было видно, что Дима отчаянно борется со смехом.
— А попо-потом?
— А что потом? — вместо меня ответил Фима. — Как известно, из обезьяны человека сделал труд. Власть способна совершить обратное.
— Причем, гораздо быстрее.
— К нынешнему президенту это не относится, — оповестил я сухо, почесывая за ухом. — Он еще не успел.
— Стать человеком? — давясь от смеха, спросил Дима.
* * *
А президент сказал в своем Авральном кабинете:
— Ущипни меня, Володька.
— Мин херц! Что такое?
— Европарламент вынес резолюцию с требованием отменить бомбардировку астероида. Видишь ли, могут пострадать братья по разуму, которые едут к нам в гости. Что скажешь по поводу резолюции?
— Обеими руками — за. При условии, что астероид шлепнется на Страсбург. Жаль, конечно, что простые страсбуржане пострадают, но ничего, мы им за это памятник поставим.
— А если серьезно?
— Разве можно относиться серьезно к европейскому парламенту?
— Приходится. Европарламент вполне может застопорить пуск «Арианов», а каждая ракета сейчас… сам понимаешь. Так что помоги мотивировать хорошо сформулированную фигу. Но чтобы без мата получилось.
— Тарас, ну как не стыдно? А МИД на что? По числу дипломатов мы едва ли не впереди планеты всей. Эвон, сколько их с ноутбуками бегает! На целую шахту наберется.
— Ты лучше владеешь ситуацией.
— Кто кем владеет — вопрос.
— Давай, давай, не ломайся.
— Ну хорошо. Значит так. Если б на Каменном Госте имелся вменяемый экипаж, он бы не допустил столкновения с Землей. Выбрал бы более безопасную траекторию.
— А если они собираются уклониться в последний момент?
— Если они способны маневрировать астероидом, то с нашими ракетами как-нибудь управятся. Тебе случай со станцией «Пересвет» ни о чем не говорит?
— На мысли наводит. Только сейчас к нашему гостю летят вовсе не исследовательские зонды, а конкретные мегатонны. Не хлеб-соль, знаешь ли. Мы предоставляем повод для войны. Как это на латыни будет, кляуза белли, кажется?
— Кауза. Только зеленые человечки нам ее первыми предоставили, эту каузу. Тарас, честно говоря, я не уверен, что термоядерные боеголовки нас спасут. Но точно знаю, что рисковать планетой из вежливости не стоит. Запасной Земли у нас нет, знаешь ли.
Президент оживился.
— О! Вот подходяще сказано. Жаль, что ты сейчас занят, а то бы сделал тебя пресс-секретарем.
— Не хочу.
— Ладно, проси чего хочешь.
— Маркшейдеров.
Тарас поморщился.
— Где их производят?
— Маркшейдер — это не трактор, — высокомерно сказал я. — Профессия такая.
— Да? И что она делает, профессия эта?
— Ты обещал мне много денег.
— Ладно, принимай подарочек. Некумыкин наскреб еще полтора миллиарда.
— Насмешка!
— Знаю. Будем искать еще. А пока довожу до твоего сведения предложение японцев. Они боятся, что их острова затонут. Поэтому просят, чтобы мы взяли хотя бы часть населения в наши рудники. Предлагают много денег. Очень много денег. Которые ты так любишь.
— Тарас, нам и самим дырок мало.
— Верно. А что, если так: пусть привозят свою технику и копают собственные норы? Уж землицы-то у нас все еще хватает.
— Только не на Курильских островах.
— Понятное дело.
— И каждый второй метр проходки будет нашим.
— Помилосердствуй, советник! Времени-то — с гулькин нос. Что они там нароют за оставшиеся месяцы? Надо же и про гуманизм не забывать. Грустно будет на Земле без японцев-то. Очень воспитанные люди! Эвон, сколько лет острова испрашивают.
— Десять процентов, — упорствовал я. — Последнее слово. И острова не вздумай отдать. Вдруг они уцелеют.
Тарас махнул рукой.
— Хорошо. Десять, так десять… Наживемся немного на горе японском.
— И еще условие есть. Все переселенцы будут в нашей юрисдикции.
— А то как же! Водку пить мы их научим. Это одна из немногих вещей, чему мы можем научить японцев.
— Закуску, однако, пусть с собой прихватят. Люблю суши.
— Ну ты и куркуль, — сказал Тарас.
С одобрением, как мне показалось. Быть может, японцы и не знают, но хохол вполне способен понять москаля. Когда другого выхода не остается.
— Дывись, яка холера, — сказал я, глядя на большой президентский глобус. — Еще и китайцы есть.
— И американцы. Кстати, что они там увидели через свой спутник?
— К сожалению, «Хоуп Инвестигэйтор» мало что добавил к той картине, которую заснял наш сгинувший «Пересвет».
— Почему?
— Из осторожности станция прошла мимо астероида на слишком большом расстоянии. И это, разумеется, случилось тогда, когда объект был повернут своей темной стороной. Вновь кратеры, трещины, пыль, — в общем, все то, что можно увидеть на множестве обычных космических тел. Свое истинное лицо Карробус опять скрыл.
— Жаль. Что ж, иди, — сказал Тарас. — Спасай Россию.
* * *
В середине апреля первая боевая ракета должна была встретиться с Каменным Гостем. Я не слишком верил, что смогу ей помочь, поэтому поехал не на командный пункт Туманяна, а на полуостров Таймыр. Там, в окрестностях городка Талнах, спустился под землю. Хотел своими глазами увидеть плоды титанических усилий правительства и Норильской горной компании.
Мне показали пройденные за последний месяц штреки и квершлаги (мудрен, мудрен подземный язык), жилые модули, цистерны с водой, склады продовольствия, первую ферму с подземными коровами. Рассказали о монтаже реактора, системах регенерации, мерах по герметизации горных выработок. Сообщили, что четыре рудника Талнаха хоть сейчас могут принять на постоянное проживание больше ста тысяч человек. Мало, конечно, но фронт работ с каждым днем расширялся. Главной бедой, с которой никто не знал, как справиться, оставался кислород. Точнее, способность горных пород его поглощать. Буйный этот кислородушка взаимодействует с любым элементом таблицы Менделеева, даже с инертными газами, если температура подходящая. Одна надежда, что в остатках земной атмосферы его сохранится хоть чуть-чуть, чтобы пополнять атмосферу подземную.
Я смотрел на сырые своды, нюхал специфический рудничный запах и с содроганием думал о том, что здесь предстоит жить людям. Трудиться, принимать пищу, спать. Умирать и жениться. Где-то развешивать для просушки белье. Заниматься выращиванием овощей и очисткой стоков. Во мне крепло опасение, что заниматься всеми этими делами предстоит не одному поколению.
Однако четырнадцатого апреля это опасение было поколеблено. Мне позвонил чрезвычайно довольный Тарас и сообщил, что первая боеголовка сработала. Вопреки незначительным сбоям.
— И каковы результаты? — тоном Иа-Иа спросил я.
— Да потрясающие! На снимках с орбитального телескопа видно, что астероид раскололся как минимум на два крупных фрагмента.
— От первого же попадания?
— Представь себе.
— О! — сказал я.
И срочно связался с Фимой.
— Слушай, тебе не кажется странным, что какие-то мегатонны раскололи семикилометровый астероид?
— Как раз над этим голову ломаю, — сказал Фима. — Каменный Гость явно был неоднородным телом. Об этом свидетельствовала большая разница в отражательной способности его половин. Возможно, взрыв разметал слабо связанные фрагменты. Но даже и в этом случае попадание получилось чрезвычайно удачным. Я бы сказал, подозрительно удачное получилось попадание. Прямо в место соединения двух частей.
— Особенно если вспомнить, что «слабо связанные фрагменты» выглядели почти идеальной сферой.
— О чем спорить, — согласился Фима. — Знаете, Владимир Петрович, на вашем месте я бы ни в коей мере не ослаблял землеройной деятельности. Японцы прибыли?
— Уже работают. В белых перчатках.
— Раза в два быстрее наших?
— У наших постоянно что-нибудь ломается. Особенно сложная проходческая техника.
— Выдать бы им по лопате! — процедил Фима.
Он положил массу сил на приобретение этой самой проходческой техники, спрос на которую неизмеримо вырос во всем мире.
— Лучше выдать по загривку, — пробурчал я.
А Дима тут же отыскал компромисс:
— Лопатами — по загривку. Шеф! Еще лучше получится тюбингами по попингам.
— Хорошо бы. Но расправу придется отложить, — сказал Фима.
— Почему?
— Вторая ракета на подлете к цели. Владимир Петрович, по-моему, вам надо возвращаться в Москву.
* * *
Вторая ракета несла заряд в две с половиной мегатонны, взорвалась вроде в нужном месте. Однако оба крупных куска уцелели. Специалисты НАСА полагали, что взрыв произошел в пространстве между ними, поэтому хорошего результата и не вышло. Требовались прямые попадания!
Но третья ракета пострадала от мелких обломков, что-то в ней повредилось, и боеголовка вообще не сработала. Зато астрономы определили, что траектория яркого фрагмента изменилась. Расчеты показывали, что он уже не мог упасть на Землю. Во множестве городов ликующие толпы вышли на улицы. Пожгли автомобили, побили витрины, немного пограбили. При этом, в отличие от антиглобалистов, никаких требований не выдвигали. В общем, расслабились гуманоиды. Крючканов подозревал, что очагами анархии кто-то руководит по всему миру. Но кто, откуда и зачем, сказать пока не мог.
Следующая ракета была взорвана заранее, еще до того, как она вошла в зону мелких обломков. Американцы надеялись на то, что этот взрыв расчистит дорогу, и похоже, не ошиблись. Через двое суток китайский «Великий Поход» поразил самый большой из тех фрагментов астероида, которые продолжали лететь к Земле. Увы, мощность взрыва не превышала девятисот килотонн, поэтому раздробить трехкилометровый булыжник не удалось. На его поверхности появился новый кратер, а перед ним заново выросла завеса из обломков. На ее «сдувание» пришлось истратить еще одну боеголовку. Однако следом летел могучий заряд в семь мегатонн — Земля продолжала отбиваться.
— Ничего, ничего, время еще есть, — как заведенный твердил Тарас.
Ему изо всех сил вторили главы «ракетных» держав. А вот президент безъядерной Украины Александр Сергеевич Москаленко сделал заявление иного рода. Он строго предупредил, что любое падение на его страну какого-нибудь небесного тела будет расцениваться как недружественный акт. Со стороны братской Московии, разумеется. И лично со стороны президента Тараса Григорьевича Шевцова, позабывшего о корнях своих ридных. Впрочем, в непринужденной телефонной беседе украинский президент просил не относиться к своим словам буквально. А потому не задерживать поставку российских зенитных комплексов, поскольку американские «Пэтриоты» киевский Генштаб, никак не устраивали.
— У хлопца свои проблемы, — усмехался Тарас. — Скоро выборы, вот он и дает гопака перед национал-горлопанами.
Свои проблемы были не только у хлопца с Украины. Как-то само собой вышло, что руководство переоборудованием рудников и шахт (все-таки!) легло на мои неширокие плечи. Пришлось разрываться между Зазаборьем, где по-прежнему работала САГ, и своим кремлевским кабинетом, местом сбора строителей и шахтеров. Но не они, и даже не пресловутые маркшейдеры больше всего меня беспокоили. После того как астероид распался, общественный интерес к яркому фрагменту, который должен был пройти мимо Земли, быстро угас. А напрасно.
Фима и Дима в перерывах между разоружением подводных лодок и созданием замкнутых экосистем провели несложные расчеты и в один голос утверждали, что для существенного отклонения траектории каменной глыбы с диаметром в четыре километра не хватило бы всех наших боеголовок, вместе взятых.
— Быть может, вы чего-то не учли? — спросил я.
— Конечно, — ухмыльнулся Дима. — Мы не учли способности к активному маневрированию. Шеф, мужайтесь! Вы были совершенно правы в своих подозрениях. «Яркая часть» есть искусственный объект. И он обладает энергетикой жуткой мощи. Именно за ним нужен глаз да глаз. Больше, чем за той кучей гравия, которая сейчас валится на Землю.
Я немедленно позвонил Тарасу. Но без толку.
— Что такое? Какие расчеты? Проходит мимо? Ну и огурец с ним. Извини, советник, ты на часы-то погляди! Завтра разберемся. То есть сегодня. Когда проспимся.
И он отключился.
Я нерешительно покачивал в руке свою мобильную трубку. Шел третий час ночи, голова наслаждалась полным отсутствием мысли. После честного лесоповала сильно клонило, колдыбасило и подмывало утечь в постель, даже если там не будет приятного майора ФСБ. И вот в советнике злобно уснувшего президента проснулось робкое сомнение.
— Послушайте, а не порем ли мы горячку? Уполномоченные сами собой?
Дима покачал головой.
— Да посудите сами.
И начал загибать пальцы перед моим носом.
— Астероид был круглый. Вращался в неприличную сторону. Состоял из двух очень контрастных частей. Освещался с противоестественной стороны. Шеф! Нетрадиционная у него ориентация. И наконец, откуда он взял огромную энергию для перехода на новый курс?
— Да и старый курс настораживал, — тихо вставил Фима.
— Ну? — наседал Дима. — Какие еще нужны доказательства?
— Ладно, попробуем обойтись без Тараса нашего, без Григорьевича.
Когда не получается с украинцем, надо обращаться к американцу. И я вызвал Уоррена. Благо, что в Вашингтоне еще продолжался рабочий день.
Баб внимательно меня выслушал и спросил:
— Велл. И чего ты хочешь?
— Хочу, чтобы ребята из NASA развернули «Региомонтан» и хорошенько рассмотрели яркий фрагмент. Тот, который уходит.
Уоррен думал недолго.
— Сдэлаем, Владимир. Но нэ сразу. «Реги» сейчас нужен для оценки удара нашей ракеты. Семь мегатонн! Нэлзя их потерять впустую. А потом на подходэ еще восэм мизайлс. Ду ю андерстенд?
— Дую, дую, щеки надуваю.
— Смотри нэ лопни. Нэ знаю, как для России, но американскому народу ты нужен. Бай-бай.
— Хорошо бы, — вздохнул я, потягиваясь. Спать было то ли поздно, то ли рано.
Если не помогают украинец с американцем, оставался армянин. Требовалось договориться с Туманяном о развороте одного из его спутников в нужную сторону.
Туманян развернул быстро, уже к утру, вот только оптика его спутника ни в какое сравнение с орбитальным телескопом не шла. Среди звезд мы увидели светлый пятак. На его поверхности различались какие-то тени, вроде регулярно расположенные. Увы, «яча» находилась уже довольно далеко. И с каждой секундой уходила все дальше, растворяясь в сиянии Солнца. Не многим более четкие снимки мы получили из обсерватории базы Хьюманити на Луне. Позже я много раз кусал локти по поводу того, что не нашел убедительных доводов для привлечения «Региомонтана». Но похоже, что убедительных доводов тогда и не было. Неясные предчувствия, догадки. Между тем, прямые и ясные угрозы подступали к горлу.
Американцы уложили семь очередных мегатонн довольно удачно. Вот только взрыв поднял такую тучу пыли, что «Региомонтан» не мог разглядеть результатов. А через сутки пришла безрадостная новость: темная часть уцелела. Не раскололась. Лобовой удар лишь чуточку замедлил его скорость. Земля получила миг отсрочки, а расчетное место падения на четыре километра отодвинулось от несчастной Исландии.
Между тем, исландский альтинг обратился ко всем странам ООН с просьбой принять беженцев. Кто сколько сможет. Отсчет пошел уже не на месяцы, а на недели. Практически все население острова — двести пятьдесят тысяч человек — осаждало международный аэропорт Рейкьявика и морские порты. Сил символической исландской полиции хватало только на охрану взлетно-посадочных полос, а рыболовные сейнеры, катера, яхты и даже моторные лодки брались штурмом. Ситуация разрядилась только тогда, когда американцы подогнали к побережью армейские транспорты и начали снимать людей с помощью вертолетов. Этим же занялись французские «Мистрали».
— Ничего, ничего, — все твердил Тарас. — Время еще есть.
Время было, но оно таяло. Началась эвакуация населения Фарерских, Оркнейских, Гебридских, Шетландских островов. Самолеты нашего МЧС вывозили людей из Норвегии. Впервые после Второй мировой войны в Мурманск вошел конвой союзников. Только на этот раз в его трюмах прибыли не танки и тушенка, а исландские беженцы: одиннадцать тысяч человек. Квота России.
* * *
Но земляне не только разбегались по планете. Мы готовились если не отразить, то хотя бы ослабить страшный удар. Страны НАТО привели в готовность все звенья своей ПВО. На переполненные аэродромы Исландии, Шотландии и Норвегии непрерывно садились все новые боевые самолеты. Из Китая, Польши, Индии, Чехии, Украины, Японии. Получил свой сектор неба и полк тяжелых российских истребителей Су-57. Конкурентов у этих машин не имелось, они изначально проектировались как перехватчики межконтинентальных баллистических ракет. Поэтому командование войск ООН отвело им полосу на авиабазе Кефлавик в самой Исландии. Именно там находился последний рубеж обороны Земли.
Позже Тарас рассказывал, что уговаривать никого не пришлось, откликнулись абсолютно все страны, свой единственный истребитель предлагала даже тихоокеанская республика Фиджи. И куда подевалась застарелая вражда? НАТО стремительно превращалась в Антанту. Адмиралы докладывали о полном и окончательном взаимопонимании, офицеры дарили друг другу крепкие национальные напитки, и уж вне зависимости от чинов все немедленно братались, как только оказывались на абордажном расстоянии.
Больше всего объединяло их то, что и у летчиков, и у военных моряков шансов выжить было немного. Если они вообще и были, то только при условии, что «течу», темную часть Гостя, удалось бы серьезно раздробить еще до входа в атмосферу. В противном случае, при одномоментном взрыве всего огромного фрагмента, ударная волна неминуемо сметала с неба уцелевшие самолеты и топила любые корабли в радиусе тысяч морских миль. Ожидаемая скорость распространения цунами превышала скорость звука. Никакой из авианосцев уйти не мог. На них поставили жирный крест и оставили минимальные команды. Перед каждой стояла задача обеспечить всего один взлет палубных истребителей, заглушить судовой реактор, а потом, если повезет, убежать на вертолетах.
Оставалось надеяться, что времени для этого хватит. Для этого и для остального. Земляне сделали, что смогли. Дальше нас ждал рок, фатум.
* * *
Земля встречала непрошеного гостя самым мощным своим оружием. Огненные старты озаряли мыс Канаверал, казахские степи, дальневосточную тайгу, влажные тропики Французской Гвианы, пустынный Синьцзян, поросшее джунглями плато Декан.
Четырнадцатого мая перед фрагментами Каменного Гостя взорвалась индийская боеголовка. В ней было меньше четырехсот килотонн, и ее использовали только для того, чтобы разогнать всякую мелочь. Разогнали не совсем удачно. И все же на следующий день в Темную Часть врезалась ракета американцев. Судя по огромному количеству пыли, попадание состоялось. Но та же пыль не давала узнать, раскололся ли обломок, — следующая ракета шла вслепую и погибла раньше времени.
После нескольких технических задержек наконец стартовал сверхтяжелый российский колосс «Энергия» с кошмарным грузом в двадцать две мегатонны. Это были мегатонны последней надежды, поскольку до столкновения оставалась неделя времени и пара слабых попыток: европейский «Ариан» да японская ракета с американской боеголовкой.
Штаб наших военно-космических сил раздирали противоречия. Половина офицеров считала, что, поскольку канал не очищен от осколков, боеголовку придется взорвать еще на подлете, иначе ее можно потерять вообще без всякой пользы. Оппоненты возражали, что толку от такого взрыва — ломаный шиш, все равно что и нет его вовсе, поэтому следует рискнуть, попытаться довести дело до конца. После страшных колебаний горячий кавказский человек Туманян решился идти ва-банк. Я видел его за сутки до взрыва, он напоминал сильно постящегося святого, килограммов с него осыпалось — будь здоров. Однако взрыв произошел. И в расчетное время. Мне потом рассказывали, что штабные полковники качали отощавшего шефа на руках. Как мальчишки футбольного тренера.
Но расчеты расчетами, а всем хотелось подтверждений. Между тем, еще не прозрев от предыдущего взрыва, «Региомонтан» ослеп заново, — сработала очередная боеголовка.
Выручили радиоастрономы. Они яростно обменивались доводами всю ночь на 19 мая. А под утро доложили, что ТЧ скорее раскололась, нежели уцелела, чем вызвали бурю сарказма в свой адрес. Совершенно напрасного, как выяснилось. Вскоре на месте Темной Части понемногу проступили целых три отдельных куска. Более того, траектории двух из них проходили выше Северного Полюса. Всего в семи тысячах километров — очень близко, совсем рядом. Но — мимо!
А вот третий, самый крупный из обломков, обладавший наибольшей инерцией, тот по-прежнему падал. И с этим уже ничего нельзя было поделать. Упорная попалась каменюга. Все мегатонны Земли ее только обтесали, но окончательно раздолбать безмозглый стоун так и не удалось. Тарас уже не твердил, что время есть. Правда, и необходимости в этом не имелось. Кто мог, тот свое дело и без того делал. Как мог.
Шло великое переселение народов. Уже с Британских островов, Ютландского полуострова, с Атлантического побережья Франции. В горы Скандинавского хребта поднималось население Норвегии. Подальше от Балтийского моря уходили немцы, поляки, литовцы, латыши, эстонцы, финны. Россия проводила эвакуацию Калининградской области, Выборга, Петербурга. А по другую сторону океана миллионы машин увозили канадцев и американцев в глубь континента.
Ветер гонял мусор и катал алюминиевые банки по опустевшим улицам сотен городов. Дороги превратились в безнадежные автомобильные болота. Их чистили танками. Примерно за двое суток до катастрофы полиция утратила контроль над потоками. Поездов и самолетов не хватало. Границы перестали существовать. Военные грузовики пробивались по бездорожью, перевозя беженцев в относительно безопасные места. Однако людей все еще оставалось слишком много. Большинство из них бросало бесполезные машины. Шли пешком, стараясь максимально удалиться от страшного берега.
Впрочем, спешили не все. Опережая океанские волны, по оставленным городам катилась волна мародерства. Потерявшие человеческий облик, отупевшие от избытка алкоголя субъекты тащили все, что подворачивалось под руку. Куда, зачем, для чего? Их снимали самые отчаянные из телерепортеров. Нашлись и безумцы, призывавшие покорно принять волю Господню. Вот вопрос: почему в критические моменты мы способны так легко отказаться от своего разума, для появления которого потребовались миллиарды лет эволюции? Наверное, процесс еще не закончен. Требуется умнеть дальше. Если для этого будет время.
* * *
За сутки до «часа X» Тарас объявил по всей европейской части страны чрезвычайное положение. Высшее руководство спустилось под землю. Среди прочих в кремлевский бункер был вызван и я.
Клетушка называлась «бытовым помещением № 117» и весьма напоминала тюремную VIP-камеру — с холодильником, телевизором и милым унитазиком за стыдливой ширмочкой. Здесь я задерживаться не стал. Бросил сумку на кровать, снял плащ и прямиком отправился в командный центр.
По винтовой лестнице, прорезавшей толстое бетонное перекрытие, спустился на этаж ниже и оказался в коридоре с традиционной кремлевской дорожкой. Одним концом этот коридор упирался в тамбур перед командным центром, а другой скрывался за полиэтиленовой завесой. Оттуда, из-за пыльных полотнищ, доносился шум компрессора и отбойных молотков. В пожарном порядке там готовили помещения для небольшого реактора мощностью в 50 мегаватт. Хотя и запоздало, Тарас все же внял моим советам и решил обзавестись источником энергии, не требующим воздуха.
Миновав несколько дверей, ведущих в другие правительственные «бытовые помещения», а также три поста весьма строгих часовых, я достиг командного центра президента. А меня достиг звонок Димы.
— Камень здорово уменьшился. Конец света откладывается, шеф, Гоминиды на этот раз выживут. Особенно в Китае.
— Хорошая новость, — усмехнулся я. — А в чем же плохая?
— А в том же. Камень все-таки большой. Так что мало не покажется. Особенно Европе.
* * *
В обширном сводчатом помещении светились компьютеры. Здесь были подготовлены рабочие места для членов кабинета министров и совбеза. Однако многие пустовали, поскольку министры-силовики имели собственные бункеры. По понятным причинам отсутствовали начальник Генштаба, глава МЧС и командующие родами войск. Зато перед своим столом топтался премьер Нестор Иванович Некумыкин в пестром, съехавшем набок галстуке. Он раскладывал кипу бумаг и что-то бормотал.
— Здравствуйте, Нестор Иванович, — сказал я.
Премьер Некумыкин, по прозвищу Ниньзя Низя, глянул на меня поверх шпионских дымчатых очков и кивнул.
— Вот, — сказал он. — Выражаясь коряво, дожились перед концом света.
Я кивнул. Да, коряво. Однако не ново. С давних пор чуть ли не каждого второго российского премьера поражало фатальное косноязычие. Как ни странно, это не мешало им исполнять обязанности. Напротив, роднило с народом и кормило батальоны юмористов. К этому изрядно попривыкли, люди с нормальной речью у нас долго правительство не возглавляли. Либо в отставку уходили, либо в президенты выбивались.
— Вы прогнозируете уцелевание последствий? — загадочно спросил Некумыкин.
Я знал, что отвечать нужно рублеными, но заковыристыми фразами. В его же стиле, упоительно свободном от синтаксических оков.
— Частично. По мере вызревания фондов сверху вниз, — осторожно выразился я.
Услышав слово «фонды» премьер нахмурился.
— С этим почти низя. Кобыла сдохнет.
— Оно еще как поскачет, Нестор Иванович. По поводу жирком обросла.
Премьер даже поперхнулся.
— Жирком?! Это как еще? Экономика задыхается от вас двоих с МЧСом и Левитиным. Крючканов-то почему? Так совсем четверо получается.
— Крючканов, потому что везде. Должен ведь кто-то свободу душить. Хотя и жалко.
— А экономику?
— Жаль и экономику. Только без воздуха кобыла еще больше сдохнет. Оно же кислород.
— Без воздуха стращаешь? Да где ваша ядреная зима за стеклами? И когда повсюду?
— Сразу, как только поздно.
— Ну да.
— Артефакт вашим сомнениям, Нестор Иванович!
— Послушай, бацбезопасность. Низя хвататься за что попало двумя руками.
Я впал в замешательство.
— А как зя?
— Давай, что ли, выползем из астероидов путем усилия.
— Предупреждаю, будет много неприглядного на ощупь.
— Это как с девкой. Щупать можно. А тут нужно государственно! Так оно нас поставило. Даже неприлично выходит.
— Да кто поставило? — все-таки не понял я.
— Оно, — с досадой пояснил Некумыкин. — Космическое тело, антипротон ей в апекс.
— Лучше денег. В горнопроходческий комплекс.
— Сейчас без толку рукавами засучивать. Это раньше пригодится.
— И позже, — вздохнул я.
— Позже? Тогда да.
Это означало, что деньги он даст не раньше, чем прояснятся последствия взрыва. То есть позже.
— Что ж, Нестор Иваныч, понять могу.
Ниньзя обрадовался.
— Похрустеть хотите? Из тамбовской картошки. Заместо курения убивает лошадь, сам пробовал. Полезно и под землей.
— Насовсем не смогу.
— А чего так?
— Холестерин заместо уцелевания.
— Бросьте, — мудро посоветовал Некумыкин. — Куда и я кинул. В четверг там много оставалось. Хотите бесплатно?
— О! А сколько?
— Да примерно дюжину.
Я сильно не понял, что он, собственно, предлагает, но отказываться не стал. Под землей все пригодится.
— А давайте.
Выяснилось, что чипсы. Двенадцать тонн. Действительно, из тамбовской картошки.
* * *
Военные спутники всех стран нащупывали все новые и новые осколки. До их входа в стратосферу оставалось чуть больше двадцати минут. Я сел в свое кресло, надел наушники и обхватил голову руками.
По общему каналу шли беспрерывные доклады. Из них следовало, что авианосцы вышли в районы старта и разворачиваются против ветра. Европа тонула в гуле прогреваемых авиационных двигателей. А с аэродромов Канады уже взлетали первые истребители. Мы видели их по линиям межправительственной видеосвязи. Увешанные гроздьями ракет, боевые машины набирали высоту, занимали место в едином ордере. Командиры авиагрупп устанавливали контакт с командными пунктами системы АВАКС. Шестнадцать таких летающих штабов ходили по тысячемильному кругу, в центре которого находилось ожидаемое место падения.
Незадолго до начала событий в зал ворвался Тарас, на ходу отдавая распоряжения взмыленным секретарям да адъютантам. Сел, запросил обстановку в стране.
В стране все еще продолжалось массовое перемещение населения. По старым каналам в Белое море уходили новые корабли Балтийского флота. Из Белого моря предполагалось увести их вверх по Северной Двине как можно дальше от побережья. Генштаб вывозил возлюбленные свои боеприпасы, а Некумыкин — промышленное оборудование. МЧС упорно рыло землянки. ГАИ сбивалась с ног, расшивая пробки. Туманян запускал все пригодные ракеты с обычными ТНТ-боеголовками, стараясь хоть что-нибудь разбить у самой Земли. Мой штаб строил компрессорные станции, создавал замкнутые экосистемы и монтировал реакторы. Все — под землей. Мы также договорились с несколькими КБ о проектировании двигателей, кабин и шасси для безвоздушной среды. С чего это пришло мне в голову — сам не знаю. В принципе правильная была мысль, но реализовать ее не пришлось.
— Сколько людей можешь упрятать в шахты? — вдруг спросил Тарас. — С полным обеспечением?
— Двести пятьдесят четыре тысячи триста восемнадцать человек сроком на один год.
Тарас внезапно побагровел.
— Четверть миллиона?! Мало! Копаетесь как… — он запнулся и, так и не подобрав приличного сравнения, топнул ногой по ковру. От избытка чувств и недостатка средств.
А я только развел руками. Хотя впору было взвыть: а деньги-то где, Тарас вы наш Григорич?! С барского стола МЧС перепадали крохи, президентский фонд высох до дна, а Некумыкин только и делал, что сипел про инфляцию. Даже то, что к нам просачивалось, удавалось вырвать по большей части благодаря криминальным навыкам Фимы с Димой. Однако спорить с президентом в тот день мог только малость идиот.
— Вот-вот начнется без предупреждения, — предупредил председатель правительства, нервно ерзая в кресле. — Вроде зимы у коммунальных служб.
И оно началось. Даже внезапнее, чем у коммунальных служб. Взвыла сирена, под потолком мигнули лампы. Это означало, что осколки Варяжского Гостя входили в ионосферу.
Входили они с сумасшедшей скоростью. Над северными провинциями Канады вспыхнули страшные искры. Десятки, сотни, тысячи. Хлопоты вроде посевной компании в Южной Сибири сразу ушли далеко на задний план. Хотя мы и были озабочены возможным дефицитом продовольствия, до этого дефицита следовало сначала дожить. Что в землянке, что в Кремле.
* * *
Первым боевой пуск произвел капитан канадских ВМС Уолтер Найсмит. Это случилось над Гудзоновым заливом. Истребитель находился на высоте в девять миль, когда с ближайшего АВАКСа сообщили, что вскоре над ним должен пролететь крупный обломок и что его можно поразить только на встречном курсе, иначе ракеты отстанут и потеряют цель. Найсмит и шел почти встречным курсом. Он мгновенно довернул, задрал нос самолета и одну за другой выпустил весь запас ракет, поскольку никакого второго захода на цель не предвиделось.
Секунд через сорок АВАКС передал:
— Йеху! Да ты герой… Четыре попадания по касательной. Сматывайся, парень!
Канадец положил свой самолет в крутое пике. Требовалось оставить над головой как можно более толстое воздушное покрывало. Каждый лишний фут воздуха лишал метеоры скорости, а каждая лишняя секунда уменьшала их массу. Большинство мелких камней до поверхности вообще не долетало, сгорая в атмосфере. Но хватало и крупных. Выровняв машину над самым заливом, пилот был вынужден заняться настоящим слаломом, лавируя между огненными стрелами. Ему повезло, он дотянул до аэродрома всего с парой пробоин в плоскости, с водорослями в правой турбине, и с минимальной дозой радиации. Первым частенько везет в любом деле. Расхлебывают последние.
Между тем к Земле приближалась основная масса каменных брызг. Они вонзались в плотные слои атмосферы почти по линии Полярного круга в районе канадской реки Маккензи. Далее метеоры пролетали над морем Баффина, начинали выпадать в Гренландии. Небо над ней было буквально исполосовано горящими хвостами болидов. Навстречу тянулись бледные нити инверсии, оставляемые двигателями ракет и самолетов.
Некоторое время шли промахи. Но потом звено истребителей с авианосца «Обама» раздробило массивный метеор. Чуть позже «Еврофайтеры» всадили дюжину ракет в еще более крупный болид. Затем успеха добивались вновь американцы, французы, немцы, норвежцы. Тем не менее к 14.50 по Гринвичу широченный пролив между Гренландией и Исландией пестрел всплесками от падения метеорных тел. Не самых опасных пока, однако количество треков стремительно росло. Росло и радиоактивное заражение океана, — на Землю возвращались наши щедрые мегатонны.
Ровно в 15.00 по Гринвичу первый метеорит рухнул в окрестностях Рейкьявика. К этому времени ледяной панцирь Гренландии уже принял на себя удары сотен тысяч каменных бомб. Американская авиабаза в Туле погибла за считанные секунды. Сотрясения откалывали айсберги от береговых ледников. В Датском проливе одна за другой поднимались волны цунами. И тут по всем линиям связи прозвучал звенящий от напряжения голос американского генерала:
— Smoke, smoke, smoke. Attention, please! It's a Dragon Time… Fire!!!
Это означало, что в бой вступали основные силы воздушной армады.
* * *
Каждый самолет мог произвести лишь одну атаку, поэтому выстреливал весь боезапас сходу, а потом ложился на крыло и с резким снижением уходил в сторону. На смену ему тут же являлся следующий.
Разумеется, точность наведения оказалась аховой, компьютеры радиолокационных станций зашкаливало от несусветного количества целей и помех, однако главного удалось достичь: навстречу каменному потоку хлынул поток ракет и бронебойных снарядов. В небе образовался багровый шар, там непрерывно рвались фугасные боеголовки, причем детонация начиналась сама собой, как только очередной заряд пересекал огненную границу. На некоторое время штабу международных сил ПВО удалось организовать зону сплошного поражения. В этой адской мельнице дробились, сталкивались, горели камни мелких и средних размеров. Раскаленные осколки веером разлетались по сторонам, падали в океан, взмывали в стратосферу. Крупные же болиды прорывались в «ощипанном» виде.
Но они прорывались. Начались сообщения о потерях: взорвался американский «F-35», погибли французский и аргентинский «Миражи», столкнулись индийский «МиГ» и китайский «Хун-19», потерпел аварию «Драккен» королевских ВВС Швеции. Потом сгинула целая эскадрилья британских «Торнадо», исчез с экранов летающий командный пункт системы АВАКС. А на дно черного, взбаламученного океана уходили миллиарды долларов — тонули брошенные авианосцы.
И все это были только цветочки. В 15.35 по Гринвичу атмосферу Земли вспорол фрагмент А.
Фрагментом А назвали самый крупный из уцелевших осколков. Он имел поперечник почти в полкилометра, летел со скоростью больше тридцати километров в секунду, и представлял страшную угрозу. Казалось крайне маловероятным, что авиационное оружие хоть что-то может сделать с этой глыбой. Поэтому в ход был пущен главный козырь: огонь открыли стационарные ракетные батареи NORAD объединенной системы противовоздушной обороны Северной Америки. Эту систему создали в период «холодной войны» для защиты от Советского Союза. А применить пришлось против другой, совершенно непредвиденной опасности.
Сначала не везло, ракеты одна за другой промахивались. Сказывалось отсутствие опыта поражения сверхскоростных целей. Да и элементарной боевой практики не имелось — с момента создания системе NORAD ни разу не приходилось отражать реальную угрозу Америке. Страшный гость успел уже миновать половину Канады и приближался к ее восточному побережью, когда пошли первые попадания. Их получилось всего с десяток. Но фрагмент рассыпался! Видимо, в нем остались трещины, образовавшиеся от взрывов водородных бомб, и каменная болванка начала разваливаться на высоте километров в пятьдесят.
Над Гренландией осколки вновь атаковали уцелевшие американские и канадские истребители, а в ста восьмидесяти милях от Исландии был применен последний резерв международного командования — полк истребителей Су-57, выпустивших сотни самонаводящихся ракет и тысячи снарядов. Самолеты шли в лоб, встречным курсом, поэтому залп получился очень плотным. Но на этом «воздушная битва народов» завершилась. Полностью уничтожить фрагмент А мы не смогли. Несмотря на все усилия наконец-то объединившегося человечества, у юго-западного побережья Исландии рухнул огненный болид с поперечником никак не меньше ста семидесяти метров.
* * *
Исландию окатила огромная волна, от которой затем пострадали атлантические берега США, Канады и Европы. В режиме реального времени посыпались сообщения о разрушениях, оползнях, пожарах. Вызванные ударом колебания земной коры породили массу землетрясений, во все стороны от эпицентра неслись ураганы беспрецедентной мощности. И пока они не достигли Москвы, следовало покурить.
Я поднялся наверх, вышел в кремлевский двор, достал пачку сигарет. Безмолвные часовые президентского полка переглянулись. Но их немой вопрос, казалось, висел в воздухе.
— Да, да, ребята, — кивнул я. — Мы отбились. На этот раз…
В Москве стоял чудесный вечер. На фоне картинного заката четко выделялись контуры высотных зданий противоположного берега Москвы-реки. На западе в небе розовело стадо облаков. Заходящее солнце освещало купола и башни, играло в окнах верхних этажей, благородным кармином окрашивало почтенный кирпич. Из-за стен Кремля доносился приглушенный шум транспорта, но во дворе, над синими елями, над отмытой до парадного блеска брусчаткой, все еще висела угрюмая тишина, лишь изредка прерываемая криками ворон. Внутреннее пространство оставалось безлюдным, поскольку все экскурсии отменили в связи с чрезвычайным положением. И в этом тихом, непривычно пустынном пространстве крики ворон звучали злыми пророчествами.
Куранты на Спасской башне успели отбить сколько-то часов, когда булыжники мостовой дрогнули. Со стороны набережной долетел рев клаксонов, несколько дребезжащих ударов. В городе завыли сирены оповещения. Но все заглушил истошный вороний гам. Птицы сорвались с голубых елей, с крыш, с фонарных столбов, некоторые вылетели из жерла Царь-пушки, и черной метелью закружились в воздухе. Это означало, что до нас докатились отголоски катастрофы у далекого острова Исландия.
Быстро добрались! И проявились впечатляюще. Сейсмически довольно благополучную Москву тряхнуло в тот раз изрядно. Помню, Иван Великий медленно качнулся. Раз, другой, третий, с него посыпалась штукатурка. Не составляло труда догадаться о том, что происходит в более опасных местах.
Но нет худа без добра. Геологи потом говорили, что майская волна землетрясений оказалось полезной. Она сняла многие накопившиеся напряжения земной коры и тем самым ослабила колебания в час настоящего Апокалипсиса. Можно считать, в мае наша планета получила своего рода сейсмическую прививку. Но об этом еще никто не догадывался. Или почти никто.
Я швырнул сигарету, сгорбился. Побрел к лифту. Перекур закончился.
* * *
Полной тишины на командном пункте я не застал: кто-то двигал свое кресло, кто-то нервически кашлял, негромко гудели кондиционеры.
Однако все присутствующие молчали, глядя на стенной экран. От несчастного острова Исландия во все стороны разошлись круги разрушений. Концентрически распространяясь, черная волна взломала вековые льды полярного океана, вызвала страшные наводнения в странах Карибского и Балтийского бассейнов. До Петербурга она докатилась в ослабленном виде, тем не менее затопила две трети города. Мощные тайфуны распространились по Атлантике, почти везде шли невиданной силы ливни. Планета содрогалась от многочисленных землетрясений. Предстояло бороться с последствиями всего этого. На экране быстро менялись цифры, отражающие новые возгорания, порывы трубопроводов, количество погибших в пожарах, кораблекрушениях, обвалах, ДТП. Кривые на диаграммах угрожающе ползли в гору, но это уже мало пугало. Приходило осознание того, что худшая беда миновала. На Земле удалось сохранить и океаны, и атмосферу. Особо радовало то, что земная кора не треснула, не покрылась сетью огненных разломов. Все остальное пережить было можно.
Люди по-разному реагировали на это известие. Кто с облегчением откинулся на спинку кресла, кто — наоборот, лег лицом на стол. Некоторые, по моему примеру, выбегали покурить. Но большинством постепенно овладевало радостное возбуждение. А когда с молчаливого согласия Тараса принесли по бокалу шампанского, атмосфера сделалась и вовсе уж радужной. Хлопали по плечам, из пиджаков победоносно выпячивались животы… Каждый чувствовал себя частичным спасителем человечества.
Звонили главы государств, церквей, лидеры парламентов и профсоюзов. К линиям связи прорывались свирепые полчища журналистов. Тарас тут же выступил с обращением к нации, в котором дал понять, что и впредь не позволит слепым силам космоса обижать Россию. Окружающий мир трогать тоже не рекомендует. Вопреки большому недосыпу, президент был и бодр, и свеж, преисполнен оптимизма и уверенности. Посмотрев это обращение шефа, практичный Некумыкин тут же отпустил министров по домам, куда они благополучно и добрались. В тот радостный день один лишь трезвый человек Туманян угодил в клинику доктора Чазова с обострением ишемической болезни.
Тем временем, разминувшись с ликующей планетой, «яркая часть» двинулась к звезде по имени Солнце. И с каждой минутой расстояние до Каменного Гостя увеличивалось почти на тысячу километров…
Мне позарез требовался «Региомонтан». Но даже поговорить с Бабом не удалось ни в тот день, ни на следующий. Америка спасала пострадавших, хоронила погибших, разгребала завалы и подсчитывала убытки. Уоррен был по горло занят более насущными, как тогда казалось, проблемами. А на третий день в советника по национальной безопасности США стрелял некий благодарный соотечественник (есть у американцев такая славная традиция). Довольно удачно стрелял, сволочь. Несколько дней Баб провел в реанимации госпиталя Св. Луки. Хьюстон, штат Техас…
Я отправил за океан теплую телеграмму и решил поискать наши внутренние, российские ресурсы. Никогда ведь заранее не скажешь, что у нас еще есть, а что уже украдено. За исключением мозгов, конечно. Их всегда хватало. И не только нам, а всем, кому не лень, вот в чем корень проблем.
— Но нашими-то умо-мозгами пользуетесь вы, — возразил Дима.
— Мало! Копаетесь как…
— А чего еще не хватает?
— Телескопов.
Дима просто просиял.
— Даже слушать приятно.
— Так вы добудете мне телескопы?
— Кхм. Петрович, пока ты воевал с каменьями, мы тут набросали текст небольшой, но внушительной правительственной телеграммы. С требованием рассмотреть и сфотографировать все то, что осталось от Варяжского Гостя. Одобряешь?
Телеграмму я подписал не глядя, избаловался уже. Но потом все же поинтересовался:
— А куда вы собираетесь ее отправлять, телескопы? То есть телепаты?
— Наиболее подходящая обсерватория находится в станице Зеленчукской Краснодарского края. Туда и собираемся, — любезно сообщил Фима.
— И что, там большой инструмент?
— Да как вам сказать… Диаметр зеркала — шесть метров.
Наверное, это было очень много. В моей прихожей это зеркало явно не поместилось бы. До потолка там только три метра.
— Вы бы отдохнули, Владимир Петрович.
Я послушался, проспал почти сутки. А мог бы этого и не делать.