Глава 7

Сегодня должен начать заседать Царский Совет, во главе с императрицей, временно заменяющей государя на данном мероприятии. И уже не в первый раз. Много нового и полезного удалось сделать за немногие прошедшие заседания, даром что всего неделю в каждые три месяца собираются, ан рескрипты государя выполняют, за порядком следят и успевают еще новшества вносить таким образом, чтоб людишек в черное тело окончательно не ввести.

Трудна служба советников, всяк об этом знает: с последнего гильдейского купца седьмой ступени и заканчивая министрами, кои и сами тянут Русь-матушку к Величию и Богатству. Впрочем, каждый понимал наставления государя по-разному. Вот поэтому ЦС в первую очередь разбирал двоякие задания, которых к чести министерств с каждым месяцем становилось все меньше, а к нынешнему заседанию и вовсе свели почти на нет.

Правда вовсе не очередное заседание беспокоило Ольгу, к ним она привыкла, научилась получать удовольствие от общения с хитрованами-советниками и даже получать пользу от их демаршей. К тому же школы и лечебницы, находящиеся под патронажем императрицы стали получать куда больше пожертвований чем раньше и в этом немалая заслуга "понятливых" советников и их товарищей. Можно было бы подумать, что это некий аналог взяток, но только себе то Ольга с тех денег и копейки не взяла, все в дело пустила: детишек воспитывать, да хворь людскую изводить.

Мучили императрицу два вопроса. Первый — щемит сердце, с самого утречка, будто случилось чего с любым и от этого на душе Оли будто кошки скребли, мир вокруг в единый миг стал немил, хотя летняя красота России может соревноваться разве что с зимними пейзажами, освещенными Солнцем. Но как бы плохо не было самой императрице оставить дела без надзора она не могла — не боярыня ведь, чтоб семейное гнездо впереди государства ставить. Знает она, что Алексей об этом думает и еще тоскливее от подобных дум становится, а потому приходится Оленьке сжимать всю волю в кулак и не выказывать даже тени печали на молодом красивом лице.

Но если первая думка была о личных делах государыни, то второй вопрос, мучавший ее вот уже больше суток — это пухлый конверт весь залитый сургучом, да к тому же доставленный не абы кем, а одним из людей всесильного князя-кесаря! И ладно бы просто передали, так ведь нет — сказали лично в руки государю. И не понятно ведь срочно сие или подождать может. А ведь от неизвестности порой мучаешься куда горше нежели чем от случившейся беды.

Вдруг из соседнего со спальней императрицу зала донесся беззаботный радостный смех. Так могут только дети — цветы жизни для каждого взрослого человека, готового нести ответственность за каждое

— Стой, Ивашка, стой кому говорю! — донесся оттуда же почти серьезный, но очень детский голос. И следом за ним топот маленьких слонят.

— Неа! — ответил "Ивашка".

Через пару секунд двери в опочивальню императрицы распахнулись — верные гвардейцы отворили тяжелые створки до того как в них врезались два маленьких царевича. Да и кто кроме них мог позволить такие шалости в Кремле, да и вообще в присутствии императрицы?

— Потрудитесь объяснить, что здесь происходит? — как можно строже спросила Оля, но суровый тон получился плохо. Дети давно привыкли, что от заботливой мамы можно получить только нежный поцелуй в светло-русую макушку или материнское поглаживание головы. Чем беззастенчиво пользовались.

Вот только оба сорванца все чаще и чаще стали убегать от нянек. А когда они оказывались вдвоем начиналась сущая вакханалия и все встало с ног на голову. В то время когда в Кремле не было государя. При нем дети волшебным образом преображались, становились покладистыми и даже иногда могли часами сидеть в кабинете императора и наблюдать за тем как он работает.

Императрица улыбнулась, вспоминая один из таких моментов, но сразу посмурнела — сердце отозвалось ноющей болью, да такой что впору выть как волчице!

— Мамочка! Мамуля!

Чуток шепелявя, трехлетний Иван едва успел добежать до сидящей за огромным комодом матери. Добежал и схватил ее за ногу, прячась от брата. А тот казалось готов броситься на него и укусить, вон как забавно морщиться — злится.

— В чем дело, Ярославушка?

Старший сын насупился, отвечать он не собирался. Упертый.

"Как и его отец", — про себя улыбнулась императрица.

— Ну же?

— Он саблю сломал, — выплюнул Ярослав, да еще и брата собрался достать маленьким кулачком, но Ольга не дала, укрыла дите от гнева брата. Не даром ведь имя у человека — Ярослав хоть и любит Ивана, но когда ярится может поколотить. Было уже пару случаев, нянечки до сих пор про то вспоминают.

Да и сама мать видела как носится и бережет отцов подарок Ярослав. Для него его деревянная сабелька была дороже всех блестящих игрушек и прочей мишуры. Ведь делал ее не абы кто, а сам батюшка, собственными руками, на токарном станке, в Петровке, что под Рязанью!

— Ярослав, он нечаянно сломал, прости брата, как батюшка приедет, обязательно новую сделает, — ласково попросила его Оля.

— Правда? — тут же спросил старший сын.

— Конечно.

— И мне? — вылез из своего укрытия Иван.

Императрица улыбнулась, отстранилась от комода и пожурив обоих чуть погодя ответила.

— И тебе… А чтоб обид не осталось — миритесь, да к нянечкам ступайте, у вас занятия скоро начнутся.

Братья услышавшие радостную весть тут же забыли обо всем и взявшись за руки потопали обратно.

"Эх, все бы проблемы решались так же просто как их", — подумала Ольга, глядя им вслед.

До начала заседания оставалось меньше часа. И пусть она уже давно собрана, а бумаги готовы и размножены прилежными писарями, все равно императрица волновалась. Из головы Ольги никак не выходил запечатанный конверт…

Несколько часов спустя.

Заседание Царского Совета.

Трижды императрица повышала голос, прерывая начинающиеся перепалки между советниками. Эмоции в этот день били через край, но на то были причины — советники выслушали приказ государя о землях, лежащих в приморских и зауральских краях.

Император Алексей Первый, с благословения патриарха Иерофана, дал трехлетние право черносошным крестьянам переселиться в новые владения России, выплатив десятую часть от стоимости подорожной. В оную включалась выплата своему хозяину и подъемные деньги, выдаваемые семьям по прибытии на новое место жительства.

Мало того, что указ сам по себе — невероятен, но и время выбрано такое, когда рабочие руки требуются абсолютно везде! Но стоит заметить, что он оглашен на Совете в "сыром" варианте. А доработать его обязаны господа советники, под приглядом императрицы, получившей все необходимые инструкции от государя. Да таким образом, чтобы угодить всем, но при этом не перевернуть идею с ног на голову, потому как присутствие русских людей необходимо не только на Черном море, но и на Балтике, не говоря уже о Зауралье.

Стоит ли говорить, что два других указа вызвали куда меньший резонанс среди царедворцев? Хотя по своему замыслу они были на голову выше "переселенческого". Взять хотя бы "Указ о прилежном учении", вроде безобидное название да и содержание не опасное, но вот если вдуматься то сразу становится понятно — будущее России-матушки вскорости будет зависеть не от родовитых семей, а от даровитых людей. В чем отличие умный поймет, ну а дураку знать не обязательно. Или вот второй указ — "О пользе картофеля", всего-навсего в нем говорится о том, что крестьянские семьи всех центральных губерний обязаны сажать не менее одной десятой десятины сего овоща, при этом сам картофель получали из запасников государя. Он же предоставлял в каждую деревню людей сведущих в методах ухода и выращивания картофеля.

Для чего это надо государю толком никто ответить не мог. Да и не особо задумывались, хотя еще в прошлом году слышали, что вся Рязанская губерния отведала сего овоща и отказываться от него больше не собирается. Как впрочем и от глиняных горшков с консервами, в огромных количествах поставляемых не только в армию, но и в большинство крупных городов России и даже в Европу, благо что продукт уходит как новинка и деликатес…

Солнце давно перевалило за зенит и неуклонно катилось к горизонту. Малый зал, в котором собрался Царский Совет, освещался ярко, да оно и неудивительно — окна широкие, с двойными стеклами очень недурственного качества, хотя в летний зной створки нараспашку и прозрачных как слеза младенца стекол невидно. Да только собравшимся одиннадцати мужам явно не до любования красотами. Они уже порядком охрипли, доказывая нечто важное, а заодно взмокли, переживая за свои прожекты, предоставляемые на суд остальных советников.

— Прошу нижайше извинить меня, матушка-императрица, — обратился к бывшей боярыне Погожевой один из советников.

— Говорите, князь.

Со своего места князь Иван Ухтомский, имеющий пай в Китайской компании, а кроме того владелец немалых земляных наделов и факторий, привстал. Хотя по правилам мог этого не делать. Хоть и было ему недалеко за сорок, но здоровьем мог похвастаться, дав фору двадцатилетнему и небольшое брюшко в этом ни капли не мешало.

— Мы не вправе настаивать, но возможно вы могли бы поведать о делах в Смоленской губернии?

"Хитрец и ведь не придерешься", — с неудовольствием подумала Ольга, но на лице по-прежнему сохраняла радушную улыбку.

Советники, в которых ходили без сомнения достойные из достойных, выжидающе смотрели на нее. Не ответить она не могла.

— Кроме того, что государь должен был вступить в сражение с имперцами и их прихлебателями намедни, я более ничего не знаю. Как и вы — жду вестей.

Слышать от молодой женщины подобные речи для большинства было как ножом по сердцу, но лица все сохраняли вежливые. Советники хоть и не приняли до конца манеру государя оставлять жену вместо себя в роли наблюдателя, но поделать с этим ничего не могли.

— Еще вопросы имеются? — как можно беззаботней спросила Ольга, но внутри у нее все сжалось от дурного предчувствия.

Советники молчали.

— Думаю, на сегодня хватит. Завтра нам предстоит решить каким образом дополнить указы государя, дабы не гневить его, — императрица встала со своего места, за ней последовали остальные, дождавшись разрешения, советники начали покидать Малый Зал…

Императрица дождалась пока за последним советником закроются двери и вышла через неприметную боковую дверь за ширмой. По узкому коридору она дошла до небольшой светелки, давно пустующей, но всегда прибранной и чистой. Мало кто из слуг знал, что в ней последнее время частенько беседуют императрица и патриарх.

Казалось бы с чего молодой красивой женщине начинать с главным православным иерархом мира полемические диспуты? Чем может помочь умудренный летами Иерофан в государевых делах? Или быть может дело вовсе не в этом? Может Ольга просто ищет в беседах с патриархом той легкости, когда она была пусть и бедной, но свободной?

Войдя внутрь Ольга плотно прикрыла за собой дверь и повернувшись в красный угол начала молиться…

Момент, когда в светелке появился патриарх, женщина пропустила. Впрочем как всегда.

Сам патриарх не смотря на годы и огромную нагрузку выглядел бодрым и даже вес золоченых одежд будто бы не замечал. На его лице лучилась теплом и добротой всепонимающая улыбка, а в глазах плескался океан спокойствия.

Императрица склонилась, целуя протянутую сухую жилистую ладонь. Иерофан прочитал короткое благословление и степенно прошел к массивному креслу, стоящему напротив любимой "плетенки" Ольги. Императрица не любила громоздкие вещи и предпочитала ажурные, да такие чтоб глядя на них можно было удивиться их кажущейся хрупкости. Вот и один из учеников ремесленной школы, что подле подворья Шереметьевых сумел угодить, да так, что отдарилась Оля не абы чем, а золотым кольцом с яхонтом. Подарок поистине царский!

Так что когда грузный патриарх занял удобное положение, женщина легко вспорхнула на свой необычный стул без спинки и замерла в ожидании.

Прошло больше пяти лет с тех пор как Иерофан стал патриархом. Много дел успел он сделать, еще больше намеревался свершить, да и немудрен — сам государь поддерживает его! Вот только взамен просит закрывать глаза на некоторые дела молодого епископа Варфоломея, да проверять излишне ортодоксальных настоятелей скитов и монастырей. Вроде и невелика услуга, стоящая патриарших регалий, но грызет отца Иерофана червячок сомнений — имел ли он право так поступить?

Единственное утешение, что нашел патриарх — это молодая императрица, ищущая покоя и понимания, готовая переложить часть ноши со своих хрупких плеч на кого-то достойного, того кого ценит сам государь.

Конечно, владыка не мог отказаться от подобного источника давления на зарвавшегося мальца. Да-да, именно так Иерофан и называл императора… правда исключительно про себя, дабы никто не слышал, ибо не даром ведь ходят слухи о том, что не одна крамола не проходит мимо безопасников и берложников. А уж тяжесть ее решает только князь-кесарь, а уж с ним то у патриарха дела ой как неважны, того и глядя вцепится в святого отца не боящийся ни Бога ни черта старик и не слезет пока не найдет чем укусить побольнее. Уж к кому-кому, а к Этому человеку император прислушается будь он даже на смертном одре.

Патриарх частенько перечил государю, стараясь доказать в первую очередь себе самому, что независим и выполняет волю императора только в угоду Церкви. В принципе так оно и было, ведь Алексей радел именно за укрепление духовной власти, но исключительно в своей сфере без возможности какого-либо влияния на светскую власть. А это без всяких сомнений алчного до власти человека сильно раздражало…

Беседу как обычно начал патриарх.

— Все ли хорошо, императрица?

С недавних пор Иерофану удалось добиться того, чтобы общаться с Ольгой без построения словесных кружев. Задача духовного владыки подобная "мягкость" упростила изрядно. Не просто так ведь люди именуют императора "твое величество", всего два слова, а указывает на огромную пропасть между ними. Сейчас же патриарх сумел выстроить через пропасть если не прочный мост, то уж пару прочных бревен точно!

— Сердечко болит о любом, — со вздохом ответила Оля.

Владыка кивнул.

— Тяжела твоя ноша, но в то же время и сладка.

— О чем это вы? — императрица смотрела на Иерофана удивленными глазами.

В этот момент патриарх понял, что пора начинать более активные действия, время уж для них очень благодатное. Тяжело вздохнув он поднес к губам нательный крест, прошептал коротенькую молитву и обратил на женщину всепонимающий ласковый взор.

— Мало кому Господь дает шанс быть подле государя, да не просто быть — любить и быть любимой. В твоих руках, Оля, не только личное счастье, но и жизни тысяч человек. Только тебе под силу понять их тайные чаянья, претворить в жизнь самые смелые мечты. Вот только говорил я тебе уже, что не в силах один человек успевать во всех местах…

Патриарх прервался будто бы на то, чтобы глотнуть воды, всегда стоящей на низеньком столике рядом с креслом, а на самом деле убедиться в том, что внимание императрицы целиком и полностью обращено к нему.

— Уж давно не одна я пекусь о людях, есть помощники, да немало. Дела богоугодные творим и с каждым годом все больше, — попыталась ответить Ольга, но Иерофан не дал. Прервал самым грубым образом — махнул сухой ладонью так, будто муху отгоняет и как ни в чем не бывало продолжил.

— Дщерь моя, от рождения и до смерти силы каждого из нас обращены на жизнь, всяк стремится получить чуточку больше, чем отмерено ему Господом Богом. Вот первопричина любого греха! Скажи, долго ли приходилось твоим помощникам творить, чтоб добиться результата угодного государю?

— Всякому делу — свое время, — голос Ольги построжел. В этот момент в ней проснулась та самая травница, которая помогала молодому царевичу. И ей уж точно лучше многих известно, что время — мерило не только количества, но и качество. Нельзя требовать от кого-то мгновенных результатов, если это не поле боя, когда одна минута порой равна целому году!

Смену настроения императрицы Иерофан уловил моментально, но отыграть назад уже не мог и лишь корил себя за излишнюю назойливость и давление. Теперь придется начинать все с самого начала. Патриарх молчал.

А Оля наоборот неожиданно повела разговор. Сидела в плетенке на маленькой пуховой подушке и гладила кружевной платок — подарок одной из воспитанниц. Даром, девушки молодые, кроме сбора трав, составления мазей, настоек и прочей лекарских дел они ведь и хозяйки будущие, им рукоделие можно сказать сам Бог велел постичь. Вот и творят, да дарят. У мальчишек из Корпуса даже соревнования по этому поводу постоянно проходят.

Молодая женщина неожиданно почувствовала будто с глаз пелена исчезла: много чего открылось Ольге, такого о чем уставшая мать раньше и не думала. Не все в этом открытии ей понравилось, особенно насторожило поведение патриарха последние пару месяцев.

"Нужно все обдумать в одиночестве", — решила императрица про себя.

Однако закончить беседу с патриархом быстро не получилось. Иерофан слушая пустые речи императрицы теперь смотрел на нее иначе, да и мысли о том, чтобы подчинить себе женщину больше не возникали, Ольгу хотелось пожалеть, укрыть от всего мира. В ее карих глазах спряталась печаль, скрытая за морозной броней спокойствия и напускного равнодушия.

И откуда только в ней силы взялись? Ведь совсем недавно перед патриархом сидела совершенно другая женщина! Владыка задумался…

Разговор и вовсе сошел на нет. Наокнец императрица встала со своего места, за ней последовал патриарх.

— Благослови, владыка, — склонилась Ольга.

Иерофан поднес персты ближе к голове Ольги, почти касаясь, осенил ее крестным знаменем, прошептал едва слышимые слова благословения. Все на русском, ни словечка латиницы.

Не дожидаясь пока императрица встанет патриарх развернулся и вышел из светлицы. К нему тут же подбежал монашек и накинул поверх патриаршего одеяния теплую соболиную шубу. Хоть и лето в разгаре, но Иерофан все равно подмерзал, такова уж стариковская натура, кутаться в теплое, когда казалось бы голышом бегать нужно.

Размышлять на ходу владыка не любил, предпочитая обстоятельно обмозговать и только потом принять решение: окончательное и неоспоримое.

Ольга же, может в силу молодости и неукротимой энергии, а может просто по натуре куда деятельней патриарха, часто принимала решения спонтанно, руководствуясь исключительно интуицией, называемой в народе женским началом.

Вот и на мучавший ее с самого утра вопрос: как быть с посланием для государя, она нашла решение идя по коридору. Открывать сама не стала и решила переслать прямо к императору вместе с тем нарочным, который его и доставил.

Решив тем самым все дела, женщина со спокойной душой и сердцем пошла в детскую. Именно там сердце Ольги оттаивало, а на душе становилось чуточку светлее. До того момента пока рядом не будет любимого жизнь женщины лишь наполовину наполнена смыслом…