Глава 6
ПОСЛЕДНИЙ ЭКЗАМЕН

Холодный и равнодушный кусок металла летел в глубинах космоса. Если бы он хотя бы на мгновение стал живым существом и осознал свое неизмеримое одиночество, он, наверное, тотчас же умер бы. Но он не был живым, хотя мог делать то, что недоступно ни одному живому существу, включая человека. Он смотрел за космосом. Благодаря своим шести телескопам, он мог замечать на невообразимо огромных расстояниях вокруг себя все, что носилось в различных направлениях по безбрежному, бездонному океану космоса. Это был один из впередсмотрящих человечества. Один из многих раскиданных на окраине владений человечества — Солнечной системы. В «Едином реестре искусственных космических тел» он был записан как «Дозор-5». Страна-владелец — Объединенная Русь.

Его телескопы непрерывно вглядывались в глубины Вселенной. Ежесекундно их параболические зеркала улавливали множество источников света. И каждую секунду компьютер спутника монотонно, не раздражаясь, сравнивал эти источники со специальным реестром, вбитым в его электронную память. И ежесекундно отмечал — новых источников света не зафиксировано. Несколько раз за свое десятилетнее существование все так же равнодушно компьютер обнаруживал, что источников света становилось больше, чем в реестре. Тогда он молниеносно, повинуясь заложенной в него программе, сравнивал этот новый источник света с другим реестром, куда были занесены характеристики всевозможных источников света. И тотчас же его всегда нацеленная на Землю антенна выплевывала в космос серию коротких импульсов. Через четыре с половиной часа эти радиоимпульсы достигали Земли и, мгновенно пройдя через другой компьютер, вспыхивали на мониторах короткими предупреждающими сообщениями. Люди, как и их далекие предки, которые тревожно всматривались вдаль из-за частокола заостренных бревен защитных стен — не показался ли враг, теперь уже умными приборами всматривались во враждебный космос — не приближается ли к ним опасный объект?

И как в древние времена впередсмотрящие поджигали сигнальные костры или били в набат, так и эти умные приборы аварийными красными лампами и сиреной должны были предупреждать людей — ВНИМАНИЕ, ОПАСНОСТЬ! Где-то в глубинах космоса движется объект, который может столкнуться с Землей. На этот случай на космодромах в Ленинске, в Казахстане, и на мысе Канаверал стояло по одной ракете с мощными термоядерными боеголовками. И если надо, они устремятся навстречу незваному пришельцу, чтобы чудовищной силы оружием его расколоть, размести, испарить. К счастью, сигнал тревоги еще не звучал ни разу. И человечество пока реально не проверяло эффективность своей защиты. После падения Тунгусского метеорита Земля не встречала в своем путешествии во Вселенной крупные объекты.

Свои многочисленные обитаемые станции на Луне, Марсе и в открытом космосе люди защищали лазерами. Конечно, большой объект они уничтожить не могли, но небольшой камешек, размером с горошину, смертельно опасный для любой станции, вполне. В случае встречи более крупных объектов считалось, что проще эвакуировать людей или увести станцию с опасной траектории.

А наблюдательная космическая станция «Дозор-5» пристально всматривалась в глубины космоса. В три часа пятнадцать минут ее бортовой компьютер обнаружил новый источник света. Спустя несколько мгновений короткий радиоимпульс устремился к Земле. В семь часов пятьдесят девять минут на главном мониторе Объединенного Центра космических наблюдений вспыхнуло: «Квадрат AQ5479. Источник света 19-й звездной величины. Классификация — астероид. Время фиксации — 15 сентября 2189 года. 3 часа 15 минут 10 секунд». Несколько мгновений спустя рядом вспыхнуло: «Сообщение проверяется. Для уточнения траектории и скорости объекта на квадрат AQ5479 перенацеливаются станции наблюдения "Дозор-8" и "Observer-4"». Одновременно с этим сообщением в глубины космоса ушли несколько серий радиоимпульсов. И через четыре с лишним часа они достигли своих целей. И, повинуясь невидимой руке Земли, попыхивая двигателями коррекции, «Дозор-8» и «Observer-4» неспешно развернулись на несколько градусов. Теперь три телескопа вглядывались в одну и ту же точку Космоса. Спустя час одно за другим на Землю устремились кодированные сообщения. А еще через несколько минут на мониторе Объединенного Центра космических наблюдений высветилось: «Квадрат AQ5479. Зафиксирован астероид диаметром около метра. Скорость — 200 км/с. Расстояние до объекта — 5,1 млрд км. Расчетное минимальное расстояние прохождения около Земли — около 20 млн км. Расчетное время максимального сближения — 1 июля 2190 года. Все параметры уточняются».

Из холодных глубин космоса четырехтонная железная глыба, испещренная язвами от ударов микрометеоритов, стремительно неслась к Земле...

— Ура, папа приехал! — Светловолосая девчушка лет восьми бросилась мужчине на шею, едва он перешагнул порог квартиры.

— Мэри, ты так отцу скоро шею сломаешь. Тебе уже не пять лет. — Двадцативосьмилетняя женщина, улыбаясь, подошла к мужчине и подставила щеку для поцелуя. — Здравствуй, дорогой.

— Здравствуй, дорогая. Все в порядке? — Мужчина поцеловал женщину в щеку и с повисшей на нем девочкой прошел в просторную гостиную.

— Хью, ты обещал прилететь еще вчера, — вместо ответа сказала женщина чуть капризным тоном человека, знающего себе цену.

Вслед за ним она вошла в гостиную и села на просторный диван перед телевизором.

— Извини, дорогая, дел по горло. Некогда в гору глянуть. — Мужчина также сел на диван, усадив к себе на колени девочку.

— Из-за твоей вечной занятости мы никуда не ходим. — Женские губки сердито поджались. — Я одна тут совсем одичала.

— Но, Джуди, у меня действительно много работы.

— И под этим предлогом ты совершенно не уделяешь мне и Мэри внимания. А мне очень трудно одной воспитывать дочь. — Тон женщины поднялся еще на одну октаву выше.

— Но я же нанял няню тебе в помощь.

— И на этом умыл руки, — взвизгнула женщина и выбежала из гостиной.

— Папа, я все равно тебя люблю. — Девочка еще крепче обняла отца, уткнувшись головой ему в грудь.

Мужчина тяжело вздохнул. Девять лет назад он, бравый, тридцатисемилетний, только что получивший звание полковника, рыцарь плаща и кинжала, без памяти влюбился в стройную девятнадцатилетнюю Джуди. Роман был бурным. Уже через два месяца убежденный холостяк, холодный и трезвый аналитик, талантливый разведчик, владеющий шестью языками, сделавший блестящую карьеру в Руси и чудом выскользнувший из лап ее Службы безопасности, Хью Брэдлоу сочетался в Лас-Вегасе законным браком с очаровательной Джуди Мейсон — официанткой бара «Голубая луна» в Вашингтоне. Молодая жена настаивала, что для их будущего ребенка будет лучше, если они будут жить в Вашингтоне. Хью согласился и купил шестикомнатную квартиру в двадцати минутах езды от Белого дома. Через год родилась малышка Мэри. А еще через год Брэдлоу вынужден был поставить крест на своей карьере. Тот зимний день, пятое декабря восемьдесят третьего года, он стал считать самым неудачным днем своей жизни. Вечером прилетев в Вашингтон и не застав дома жену и маленькую дочь, он бросился на их поиски. Благодаря предусмотрительно вмонтированному в мобильный телефон жены чипу Брэдлоу нашел их в каком-то притоне. Увидев, чем занимается там Джуди, Хью, не помня себя от ярости и страха за дочку, расстрелял в упор двух мужчин, негра и белого, бывших с его женой. Белый оказался сыном сенатора, который пытался с помощью опытного адвоката засадить Брэдлоу за решетку.

Настойчивость сенатора удесятерилась после того, как Главный Компьютер отказал его сыну во второй жизни. Эксперты долго решали, действовал ли Брэдлоу адекватно обстановке или только горячность полковника привела к трагедии. Его спасла... Джуди. Неожиданно под присягой она заявила, что сын сенатора незаметно подсыпал в ее бокал наркотик, а затем ее, потерявшую над собой контроль, привез в это ужасное место. Вид хрупкой женщины с ребенком на руках склонил чашу весов в пользу Брэдлоу: «не виновен». Через несколько дней после суда его вызвал к себе в кабинет Билл Ред, бывший в то время генеральным советником ЦРУ, и без всяких намеков, прямо выложил:

— Хью, я хочу, чтобы ты до конца понимал свое положение и, владея всей информацией, принял решение. Пока сенатор Макнамара находится на Капитолийском холме, тебе повышения не видать, но и понизить тебя я не дам. Я тебя ценю как разведчика... и как настоящего мужчину тоже. Теперь ты все знаешь. Иди и думай.

— Спасибо, господин генеральный советник.

Хью Брэдлоу решил остаться. Он был прирожденным разведчиком и без разведки себя не мыслил.

«Сенаторы не вечны, — размышлял он, — и Макнамара когда-нибудь уйдет с Капитолийского холма. Подождем».

Вот так почти семь лет полковник и провел в ожидании. С женой он не развелся. Во-первых, он ее любил. Во-вторых, считал, что нашкодившие жены, по идее, должны становиться паиньками. В-третьих, как ни крути, но Джуди ему здорово помогла. В-четвертых, она мать его очаровательной Мэри. В-пятых... Полковник долго сам себе приводил доводы, почему не стоит разводиться с женой. И в конце концов убедил себя.

Из всех доводов лишь один оказался ложным. Паинькой Джуди не стала. Но с этим Брэдлоу в конце концов смирился.

Сейчас, прижав Мэри к своей груди, Брэдлоу вспомнил давнее обещание, данное дочери.

— Мэри, завтра едем в ресторан «Сказка» и не уйдем оттуда, пока ты не уничтожишь всех бисквитных и шоколадных Микки Маусов, Томов и Джерри. Согласна?

— Согласна, — тихо ответила девочка.

— А почему не слышу в голосе радости? Ты же давно меня просила об этом.

Девочка вздохнула.

— Мэри, ну-ка быстро говори, что случилось. Тебе мама запретила туда идти?

Снова тяжелый вздох.

— Мэри, если ты не скажешь, проблема останется нерешенной. А так мы вместе попробуем ее решить.

— Мама говорит, что я твоя любимица. И ты меня поэтому очень балуешь. А детей надо не баловать, а воспитывать.

— Ну... мама правильно говорит. Детей надо воспитывать... но и немножко баловать. Чуть-чуть, как я тебя. Так что ничего страшного не произойдет, если мы завтра поедем в ресторан. А с мамой я поговорю и объясню ей, что детей можно немного баловать. Договорились?

— Договорились. — Девочка еще сильнее обняла отца за шею.

— Ну что, моя любимица, теперь идем ужинать? Я ужасно проголодался.

— Пап, а любимицей быть хорошо?

— Это смотря чьей любимицей. Если хорошего человека, то хорошо. А если плохого, то можно и пострадать из-за этого. Хотя... — Брэдлоу на мгновение задумался, — можно пострадать, если быть любимицей и хорошего человека.

— Почему? Ведь тебя любит хороший человек.

— Но есть же и нехорошие люди. Вот из-за зависти, например, или чтобы досадить этому хорошему человеку они могут сделать плохо его любимцу.

Девочка задумалась.

— Значит, надо быть любимцем очень сильного человека. Чтобы его все плохие люди боялись, — наконец сказала она.

— А разве есть такой человек, которого все плохие люди так боятся, что не посмеют навредить его любимцу? Ты такого знаешь?

— Президент.

— И ты думаешь, все плохие люди его боятся?

— Конечно! Он же президент.

— А помнишь, как год назад плохие люди взорвали наш пассажирский самолет? Тогда погибли все пассажиры, включая певца Джона Джейсона.

— Помню, папа.

— А как этого певца называли?

— Любимцем нации.

— А президент принадлежит нации?

— Да

— Значит, Джейсон был и любимцем президента?

Девочка опять надолго задумалась.

— Все, Мэри. Пошли есть. Мама обещала приготовить моего любимца — жареного гуся. Видишь, как иногда плохо быть любимцем!

Через двадцать минут Хью, Мэри и успокоившаяся Джуди сидели в гостиной. Прислуга успела накрыть стол, посередине которого красовался гвоздь программы — жареный гусь, фаршированный бананами и дольками апельсинов. Брэдлоу, вооружившись большим разделочным ножом, потянулся к птице.

— Одну ножку Мэри, чтобы ей легче было идти своей дорогой. — Отрезав ножку, Хью положил ее на тарелку и протянул дочери.

— Другую ножку маме, чтобы... — Глава семьи замялся, подыскивая нужные слова.

— Чтобы легче было убежать, — закончила фразу Джуди.

— От кого?

— А так, на всякий случай. Мало ли что.

— Убежать, так убежать. Ну а я возьму крылышко.

— Чтобы легче было догнать маму, — весело выкрикнула Мэри.

— Ладно, пусть будет, чтобы догнать маму, — вновь согласился Хью.

Когда мясо было разложено по тарелкам. Брэдлоу налил себе и жене красного вина, а Мэри кока-колу. Подняли бокалы.

— Я предлагаю выпить... — Глава семьи не успел договорить.

— За любимцев! — весело выкрикнула Мэри. И тут же, не сделав ни малейшей паузы, продолжила: — Папа, а я знаю, чьим любимцем надо быть. Любимцем Бога! Его все боятся. Нам учительница говорила, что Он потом устроит Страшный Суд и все плохие люди будут наказаны. Поэтому надо быть хорошим.

Рука полковника, в которой был бокал, дрогнула.

— Любимец Бога... любимец Бога, — прошептал он. — Боже, как же я раньше не догадался. — В его голове мгновенно сложилось решение головоломки, которую вот уже неделю он безуспешно пытался решить. Не экстрасенсов и прочих шаманов надо искать, а любимцев Бога, счастливчиков, которым повезет возвратиться из гиперпространства...

Нетронутый восхитительно пахнущий гусь остывал на столе. Рядом стоял даже не пригубленный бокал с вином. Джуди зло кусала свои полные губы. У Мэри в глазах стояли слезы. А полковник Брэдлоу, начальник отдела по Объединенной Руси Оперативного директората ЦРУ, гнал свой «шевроле» в сторону Лэнгли.

«Любимец Бога. Ну конечно же, любимец Бога. Как просто!» Вооруженный мощным, в двести лошадиных сил, двигателем, автомобиль уверенно рассекал зимнюю ночь.

Иван Антонович Ковзан набрал номер телефона и, когда на другом конце провода подняли трубку, тихо сказал:

— Игорь, привет.

— Здравствуй, Ваня. А я все думаю, куда ты пропал. Не звонишь и не звонишь.

— Игорь, звонить из Нью-Йорка в Славутич так же просто, как и в обратном направлении.

— Согласен. Но если мне не изменяет память, за этот год на каждый твой звонок ко мне я отвечал тремя.

— Вот уж не думал, что высокопоставленный чиновник Совета Развития ООН страдает провалами памяти.

— Ваня, это легко доказать. Это во-первых. А во-вторых, вот уж я не думал, что профессия программиста может сделать из нормального в общем-то молодого человека отъявленного лгуна в зрелом возрасте.

— Спасибо, Игорь, за комплимент.

— Всегда пожалуйста.

— Нет, не за лгуна, — уточнили из Европы.

— А за что?

— За твое мягкое «в зрелом возрасте» вместо грубого — «на старости лет».

— Какой ты старик, Ваня? Да на тебе еще пахать и пахать.

— Что-то ты сегодня щедрый на комплименты.

— После того как прочитаешь некоторые отчеты Главного Компа, так и хочется действительно хорошим людям хотя бы комплименты отпускать, — признался Переверзев.

— А что, Большой Бэби хороших людей обижает?

— Я же сказал — иногда. — В Игоре Переверзеве заговорил чиновник, обслуживающий главный Компьютер ООН.

— И как часто происходит это «иногда»? — настаивали с другого континента.

— Иван, давай оставим этот скользкий разговор.

— До Дня Веселья?

— Хотя бы. Скажу только, что не все гладко в государстве датском. Ты слышал о движении «Жизнь только от Бога»?

— «Жизнь только от Бога»? — Иван Антонович на секунду задумался, вспоминая. — Где-то я это название уже слышал. Вспомнил. Я вчера случайно увидел передачу, в которой выступал священник. А позади него светилась надпись: «Жизнь только от Бога».

— И как тебе?

— Мне не понравилось. Не люблю, когда люди впадают в экстаз. В этом есть что-то унизительное для человека. Получается, что существует нечто, способное заставить тебя безусловно, прямо-таки на физиологическом уровне, преклоняться перед собой.

— А многим это нравится. Это сродни наркотику. Получаешь такое же удовольствие. Да и сама идея привлекательна. Ведь абсолютному большинству людей вторая жизнь не светит. А тут им говорят, давайте вместе добьемся того, чтобы вообще никому вторая жизнь не доставалась. Только от Бога. И будь ты хоть Папой Римским или знаменитейшей поп-звездой, конец у тебя такой же, как и у нас, обычных смертных, — яма в два метра глубиной или камера в крематории.

— Ты знаешь, в этом что-то есть, — произнес Иван Антонович.

— К сожалению, ты прав. В этом действительно что-то есть.

— Так, может, вернуться к старой схеме? — с иронией спросили из Европы.

— Какой это старой схеме? — не поняли в Америке.

— Когда все люди умирали. А там Бог, если Он есть, решал, кому ад, кому рай.

— Ваня, знаешь, сколько сейчас на планете людей, единственным занятием которых является пожирание пищи, преимущественно деликатесной, и созерцание зрелищ, преимущественно кровавых или утробно-рычащих. А это первые признаки упадка общества.

— А-а-а... Старая песня, Игорь. Сейчас ты запоешь про самый мощный стимул для напряженной и эффективной работы и так далее.

— Песня старая, но из нее, как говорится, слов не выкинешь. Сейчас производительность такова, что цивилизация может, не напрягаясь, содержать миллионы дармоедов, которые даже сексом не хотят заниматься, не говоря о функции воспроизведения. А это, Ванечка, и есть вырождение. И вторая жизнь хоть некоторых, тех, кто тащит на себе тяжелый воз прогресса, стимулирует к активной жизни. А остальные... пусть подыхают и не засоряют генофонд.

— Игорек, остальные — это девяносто девять и куча девяток после запятой процентов. И вполне возможно, что туда войдем и я, и ты.

— Иван, — через паузу вновь донеслось с другого континента, — ты же понимаешь, со временем благодаря прогрессу затраты на обеспечение второй жизни уменьшатся настолько, что все, действительно достойные, будут получать ее.

— Игорь, ты действительно в это веришь?

— Да, Ваня, и в День Веселья, без всякого «надсмотрщика», я это тебе объясню.

— Хм. Знаешь, ведь в арабском мире и в том же Китае технология второй жизни запрещена. А прогресс там шурует, дай бог нам так.

— Ну, во-первых, хотя там и официально запрещена эта технология, но всякие арабские шейхи и партийные китайские бонзы вторую жизнь получают, — начал возражать Переверзев.

— У вас получают, у чиновников ООН. И за большие деньги, — тут же уточнил Иван Антонович.

— Не я это решаю.

— Ну, понятно, — ухмыльнулись в Европе.

— Ваня, не ерничай. Везде есть недостатки. А насчет прогресса... Ты сам понимаешь, законы развития этносов и понятие пассионарности никто не отменял. Мы, белые, — старая нация. И по всем законам природы должны вырождаться. Но не сидеть же и покорно ждать, как какой-то араб или китаец станет могильщиком нашего этноса. Надо бороться. Отсюда и переманивание лучших умов планеты к нам, и обеспечение нашим пассионариям второй жизни. Может, и удастся обмануть матушку природу. Может, синтезируем какой-нибудь ген пассионарности и привьем всем белым.

— Тогда у китайцев глаза из узких круглыми станут.

— Это точно! Да и вообще, любое крупное открытие непременно сначала сопровождалось воплями: «Запретить!», «Дьявольское изобретение» и другими не менее «доброжелательными» эпитетами. Ваня, прогресс человечества не остановишь. Если вначале было сказано «А» — появился хомо сапиенс, то надо говорить и «Б» — овладевать огнем, небом, ядерной энергией, космосом, клонированием и технологией бессмертия в том числе.

— И гиперпространством, — донеслось из Европы.

— Да, и гиперпространством... Ваня, а чего это ты вспомнил про него?

— Да так, к слову пришлось.

— А... — недоверчиво донеслось с американского континента.

— Как Нина? — заполняя неловкую паузу, спросил Иван Антонович.

— Приболела что-то. На сердце стала жаловаться.

— А врачи что?

— Говорят, ничего страшного. Просто возраст.

— Передай ей от меня привет, и пусть скорее выздоравливает.

— Спасибо. Обязательно передам. А как твой Борис? Он после своего чудесного спасения стал известной личностью. Я слышал, что американцы о нем даже фильм хотят снять.

— Да, чудесное спасение... — чуть замялись в Европе.

— Ваня, у тебя все в порядке? — На другом континенте это тут же уловили.

— Да.

— А у Бориса?

— Тоже. А почему ты это спрашиваешь?

— Да мне что-то в твоем тоне не понравилось.

— Да нет, Игорек. Все нормально. Борис даже позавчера ко мне приезжал.

— Он в отпуске?

— Был. А сейчас его в другую часть переводят, — быстро, заученно проговорил Иван Антонович.

— Успехов ему, а тебе здоровья, — донеслось пожелание из Нью-Йорка.

— Спасибо. Тебе того же. Звони, — ответили из Славутича.

— Обязательно. Пока.

— Пока. — Последний радиоимпульс, отразившись от спутника-ретранслятора, умчался в Нью-Йорк.

Спутник-ретранслятор «Молния-2» продолжал по высокоэллиптической орбите огибать планету, обеспечивая связью миллионы людей. Его аппаратура без устали принимала, усиливала и отправляла миллионы и миллионы бит информации в секунду. В нескольких сотнях метров от «Молнии», развернув на Землю такую же параболическую антенну, летел другой спутник. Его аппаратура также принимала, усиливала и отправляла миллионы и миллионы бит информации в секунду. Той же информации. Только получатель ее находился в Лэнгли, штат Вирджиния, в штаб-квартире ЦРУ.

Темно-синяя миниатюрная «Мазда» нагло выскочила прямо перед капотом респектабельной «Волги». Возмущенный визг тормозов, и благородный бампер «Волги» соприкоснулся с боком наглой плебейки.

— Твою мать! — Разъяренный водитель флагмана отечественного автомобилестроения подлетел к поникшей Дюймовочке. — Ты хоть правила движения, когда-нибудь читал... читала?

Из крохотного автомобильчика, словно змея из норы, выскользнула высокая стройная девушка. Длинные волосы цвета спелой пшеницы небрежно спадали на черное кожаное пальто.

— Ради бога, извините, увлеклась разговором по мобильнику и не заметила вашей машины. У меня знакомый есть в автосервисе, завтра ваша машина будет как новенькая, обещаю.

— А... ну да... бывает. — Водитель почесал свою пышную бороду и еще раз скользнул взглядом по стройной незнакомке.

«И как такой длины ножки могут помещаться в такой маленькой машине»?

Проносящиеся слева и справа машины непрерывно высвечивали мужчину и женщину светом своих фар и словно отделяли их от остального мира, поместив на какую-то ярко освещенную сцену.

— Ну что, поехали? — Губки незнакомки сложились в смущенную улыбку.

— Куда?

— К моему знакомому в автосервис.

— Ах да. А он допоздна работает?

— У него своя автомастерская. Работает круглосуточно. Поехали, держитесь за мной. — С этими словами блондинка вновь скользнула в свою крохотульку.

Бородач сел в свою «Волгу» и лихорадочно крутанул ключом зажигания. Стопятидесятисильный движок сразу завел свою гордую песнь. Но хрупкая японка никак не заводилась. Через минуту очаровательная представительница Востока запросила помощь, пару раз очаровательно посигналив.

— Что там у вас? — Бородач, наклонившись к приоткрывшемуся боковому стеклу, олицетворял саму галантность.

— Да вот — не заводится. Видно, при ударе что-то случилось. Вы в автомобилях сильны? — И вновь очаровательная смущенная улыбка.

— Я? К сожалению, нет. А если на буксире?

— А почему бы и нет? — Серые глаза незнакомки чуть блеснули.

Спустя несколько минут, гордая славянка тащила за собой на канате покорную японку.

Автомастерская оказалась в двадцати минутах езды. Встретивший их хмурый старик, не меняя выражения лица, выслушал щебетание незнакомки, еще раз оглядел помятый бампер «Волги», бесстрастно провел рукой по вмятине на боку «Мазды» и коротко обронил:

— Приезжайте завтра к девяти, — и, взяв ключи от машин, тут же удалился в глубину бокса.

Мужчина и женщина вышли из автомастерской на вечернюю слякотную улицу.

— Кстати, меня зовут Ника. — Блондинка протянула бородачу узкую ладонь. — А то как-то неудобно. Сделала человеку неприятность и даже не представилась.

— Аркадий. — Мужчина пожал протянутую руку. Ладонь незнакомки была мягкая и теплая.

— Ника — это победительница?

— Можно и так. Но вообще, это сокращенное от Вероники. Страшно не люблю это имя.

— Какое? Ника или Вероника?

— Вероника.

— Так поменяйте. Выбросите «веро» и останьтесь победительницей.

Девушка, чуть улыбнувшись, посмотрела на мужчину:

— А вы умеете делать комплименты.

Бородач развел руками. Мол, что есть, то есть.

— Я бы поменяла, но я не хочу огорчать свою маму. Имя этого не стоит.

— А других ваших родственников — отца, мужа?

— Отца у меня нет. Вернее... Наверное, есть. Но он так давно от нас ушел, что я даже и не помню, как он выглядел. Мужа у меня тоже нет.

— Нет, как и отца?

— Вообще нет. — Девушка открыто, смело посмотрела в глаза мужчины.

Тот, не выдержав ее взгляда, смущенно опустил глаза.

— Как-то не складывается. Наверное, я слишком застенчива.

— Поэтому вы, наверное, откажетесь выпить со мной чашечку кофе? — Взгляды мужчины и женщины скрестились.

— А вот и не угадали. — Ника озорно улыбнулась. — Надо же делать выводы из ошибок!

— Обязательно!

Через пять минут они уже сидели в небольшом уютном кафе, отгородившемся от промозглой, слякотной улицы массивными дверями.

— А может, в честь нашего такого драматичного знакомства по бокалу шампанского? — спросил Аркадий, когда они сели за столик.

— Эх, раз уж сегодня такой необычный для меня день, так пусть он будет необычен до конца. Давайте шампанского!

Через несколько минут перед ними уже стояли два фужера и лежала коробка конфет.

— С ума сойти, я пью шампанское с едва знакомым мужчиной. — Девушка, держа фужер в руке, вновь смущенно улыбнулась.

— Вот и первый тост. За наше более тесное знакомство.

— За знакомство. — Фужеры соприкоснулись, издав мелодичный звон.

«А ведь клюет», — делая небольшие глотки и смотря девушке прямо в глаза, думал мужчина.

Опытный сердцеед, тридцатисемилетний программист Аркадий Исаев был бы очень удивлен, если бы ему сказали, что именно это и именно в эту минуту думала и девушка, приникнув своими губками к краю фужера.

— А вы, Ника, учитесь, работаете?

— Санкт-Петербургский университет. Филологический факультет. Четвертый курс.

— И какие же языки мы изучаем?

— Set usual for the person, considering itself cultural — an english, french, german. You too so consider?

— Ich bedeute nicht der kulturelle Mensch. Ich kenne nur englisch und deutsch.

Оба расхохотались.

— Ну а вы чем зарабатываете себе на хлеб насущный? — спросила девушка.

— Увы, чем-то оригинальным похвастаться не могу. Профессия одна из самых массовых — программист.

— Оригинальная — не значит хорошая, а массовая — не значит плохая. Палач, к примеру, — профессия оригинальная, но вы же не будете ею гордиться. Не профессия красит человека, а человек профессию.

— Например, гуманный палач.

И снова за столиком, зазвучал смех.

— А где же обещанный кофе?

— Ох, простите. Вам какой?

— Обычный, крепкий, без сахара.

Аркадий поднялся и подошел к стойке, чтобы сделать заказ. Несколько минут спустя две чашки кофе на столе уже источали приятный аромат. Девушка порылась в своей сумочке и вытащила пачку сигарет и зажигалку:

— А вы курите?

— Увы, нет.

— Почему — увы?

— Тогда бы я помог вам прикурить. А так у меня даже зажигалки нет.

— А что сейчас мешает вам это сделать? — Девушка наманикюренным пальчиком подтолкнула зажигалку к мужчине и достала из пачки сигарету.

Тот улыбнулся и поднес к ней зажигалку. Раздался тихий щелчок, и язычок пламени ласково дотронулся до сигареты.

— Так, мое семейное положение вы интеллигентно выяснили, — девушка затянулась сигаретой, — теперь ход за мной, — проговорила она, выдохнула дым и вновь очаровательно смущенно улыбнулась.

«Чертовски приятный аромат. Вот уж не думал, что "Marlboro" может так приятно пахнуть».

— А спрошу-ка я вот так: ваша жена не будет беспокоиться? Вы, наверное, ехали домой, до того как столкнулись, к своему несчастью, с неизвестной девицей. — Глаза девушки игриво-загадочно мерцали сквозь почти невидимую ароматную дымку от сигареты.

— Ну, во-первых, виновнице этого небольшого приключения больше подходит определение «прекрасная незнакомка». Во-вторых, я уже давно не считаю это приключение несчастьем. А в-третьих, я не женат. И дома меня ждет только кот.

— Все вы, мужчины, так говорите, когда знакомитесь с девушками. А потом оказывается, что вы уже дважды женаты и у вас две дочки в Питере и сын в Самаре. Нас не обманешь. — Девушка игриво двумя пальчиками с зажатой в них сигаретой покачала перед лицом мужчины.

— Вы мне не верите? — Исаев театрально изобразил смущение на лице.

Девушка, кокетливо улыбаясь, отрицательно покачала головой:

— Вот именно мужчины с такими благородными лицами, как у вас, чаще всего и обманывают доверчивых девушек.

Аркадия охватила легкая истома. Кофе был горячим и крепким. Тепло приятно согревало тело. Аромат сигареты приятно щекотал нос. И так приятно сиделось за этим столиком напротив этой чудесной девушки. Какое у нее прекрасное лицо, эта милая родинка на правой щеке и как элегантно белый свитер облегает ее грудь. О, грудь была выше всяких похвал — высокая, зовущая. Вспомнились стройные ножки, обутые в красные высокие сапожки... Аркадию вдруг до звона в ушах, до легкого головокружения захотелось эту девушку...

— ... я пошутила. Конечно, я вам верю. Но что-то разговор у нас стал какой-то скучный — верю, не верю. Давайте поговорим о чем-нибудь интересном. Вот какое у вас хобби?

— Поехали ко мне, — прохрипел-выдохнул Исаев...

Как добирались на такси к нему домой, Аркадий помнил смутно. Дальше — падение в черную бездну. Пробуждение было ужасным. В голове часто и больно стучало. Перед глазами все плыло в каком-то вязком, белесом тумане.

«Господи, да что со мной?» Мысли путались. Самое страшное, что Исаев абсолютно не помнил, что произошло с ним вчера. Было ощущение какой-то неприятности, но что это за неприятность... Пришел в себя он под вечер. Голова продолжала мучительно болеть, вместо мыслей какие-то обрывки. Но уже можно было встать с кровати и как-то двигаться. Мучительно захотелось пить. Исаев встал и, шатаясь, побрел на кухню. Прямо из-под крана, наклонив голову, он сделал несколько жадных глотков. За окном слышался шум улицы. Ничего не понимая, инстинктивно стараясь вырваться из какого-то вязкого, тягучего состояния, не пропускающего в голову ни одной мысли, он в одной рубашке и брюках рванулся к входной двери. Ровный люминесцентный свет заливал площадку. Лестничный пролет убегал куда-то вниз. Мужчина сделал шаг, другой. Почему-то стало страшно, интуитивно он почувствовал какую-то опасность. Он рванулся назад, но тут страшная боль мгновенно заполнила его всего до остатка, вновь швырнув в черную бездну.

Богомазов почувствовал опасность за секунду до того, как боковым зрением уловил какое-то движение. Тяжелый вездеход вздрогнул и медленно стал надвигаться на него. Семен Петрович мгновенно оценил обстановку. Он находился в узком проходе. Справа и сзади возвышались стальные стены ангара, слева неприступной стеной выстроились контейнеры с панелями солнечной батареи. А спереди надвигалась безжалостная сталь вездехода. Ловушка. Богомазов лихорадочно заскользил глазами по стальным, абсолютно гладким стенкам контейнеров. Семен Петрович прикинул зазор между днищем вездехода и полом. Маловат. Не поместиться. Простой, незатейливый бампер раздавит ему грудную клетку. И прыжок на бампер не спасет. Когда вездеход упрется в стену ангара, зазор между его кабиной и стеной будет слишком мал, чтобы там поместился человек.

«А если запрыгнуть на бампер и попробовать разбить лобовое стекло? Ага, пятисантиметровой толщины бронебойное стекло». Богомазов выругался. Влип.

И тут ему стало страшно. По-настоящему, с холодным потом между лопатками и дрожью в ногах. Нет, его не испугала эта надвигающаяся груда металла. За годы работы на Луне он привык к опасности. Его испугала тишина. Не слышно было ни легкого гудения приводных электродвигателей, ни шума вибрирующего корпуса. Только шорох резиновых колес по бетонному полу. Казалось, будто чья-то невидимая рука легонько подталкивала многотонную машину. Между вездеходом и стеной ангара оставалось уже полтора метра или три минуты. Богомазов рванул висящий на поясе комбинезона интерком. Лихорадочно нажал кнопку «Общий вызов»:

— Говорит Богомазов. Мне немедленно нужна помощь. Я нахожусь в третьем ангаре уровня Б. — Он старался говорить спокойно.

Ответа не было. Рация молчала. Это было еще более невероятно, чем бесшумно надвигающийся вездеход. Богомазов опять нажал кнопку общего вызова. Да нет же, зеленая лампочка горит, и чуть слышен характерный легкий шорох. Рация работает. Работает, но никто не отзывается. Осталось полметра. Осталась минута.

«Да что же это происходит? — Богомазов вплотную прижался к стене. — Этого не может быть, потому что этого не может быть!»

Тридцать сантиметров. Тридцать пять секунд.

Богомазов зажмурил глаза. Зубы вонзились в губы. И, словно в ответ на это, вспыхнули фары вездехода и громко заурчали двигатели.

— Не-е-ет!

Яркий свет продолжал пробиваться сквозь сомкнутые веки. Богомазов открыл глаза. В каюте было светло — пять часов утра, и автоматика включила освещение. На полу трезвонил будильник.

«Фу ты. И приснится же такое. — Начальник лунной базы выключил будильник и выскользнул из-под одеяла. — Пора на Землю. Если стали сниться кошмары, то все — психика свой ресурс исчерпала».

«А все-таки, почему мне приснился такой кошмар? — бреясь перед зеркалом, размышлял Богомазов. — Стрессовых ситуаций вроде не было. По крайней мере, на меня никто не наезжал. Ни в прямом, ни в переносном смыслах. — Он с отвращением скреб бритвой свое помятое лицо с темными кругами под глазами. — Работаем себе потихонечку, собираем гиперевик. Все по плану. Даже "крота" нашли и обезвредили. И на вездеходе я последний раз неделю назад ездил. С ремонтной бригадой профилактику лазера системы ЗОМ делали. — Бритва застыла в руках Богомазова. — Стоп! Система ЗОМ — система защиты от метеоритов... метеоритов... Черт!» Начальник лунной базы наконец расшифровал свой ночной ужастик. Все, что подспудно волновало его вот уже две недели, подсознание бухнуло кошмарным сном и достучалось-таки до его величества сознания. Он наконец понял, чем его зацепила две недели назад фраза, сказанная в программе «Новости»: «Космос не устает преподносить нам сюрпризы. Очередным таким сюрпризом можно считать небольшой, порядка одного метра в диаметре, астероид, движущийся в направлении Земли от созвездия Геркулеса. Примечательно, что этот безмолвный путешественник образовался, по-видимому, примерно в одно время с нашей Солнечной системой. На это указывает его необычайно большая для астероидов скорость — порядка двухсот километров в секунду. Эта скорость сравнима со скоростью вращения нашей Солнечной системы относительно центра Галактики. Первого июля необычный метеорит пролетит вблизи нашей планеты на расстоянии нескольких миллионов километров».

«Нескольких миллионов километров... Интересно, а что подразумевается под словом "нескольких"? С какой точностью подсчитана траектория этого космического экспресса?» Богомазов в волнении сел перед компьютером.

Пальцы привычно легли на клавиатуру. Легкое нажатие нескольких клавиш, и он уже был на связи с Центром управления космическими базами. Рука начальника базы замерла.

«А собственно, что ты поднимешь панику? Если Земля никаких предупреждений не делает, что ты начинаешь гнать волну? — Пальцы медленно сползли с клавиатуры и забарабанили по столу. — Метеорит пролетит мимо Земли через сорок три дня. Скорость его порядка двухсот километров в секунду. Значит, сейчас он на расстоянии... — теперь пальцы решительно стали нажимать клавиши компьютера, — примерно восьмисот миллионов километров. Голову даю на отсечение, что траектория подсчитана весьма приблизительно. А зачем ее точно считать? Даже если он и попадет в Землю — ничего страшного. На такой скорости войти в атмосферу — лучше уж на автомобиле в бетонный забор. А если он попадет в Луну? Даже если случится такое, то за несколько дней до столкновения это станет известно. Не совсем же на Земле лопухи сидят. И если, не дай боже, эта каменюка начнет падать на базу, то у нас еще будет время эвакуироваться. Так что спи, господин Богомазов, спокойно — все под контролем». Семен Петрович легко встал из-за стола и, насвистывая веселый мотивчик, вновь стал бриться.

«Вы бы, господин Богомазов, больше за своим здоровьем следили, а не разных космических химер опасались. Вон какие мешки под глазами. Прямо не морда начальника крупнейшей лунной базы, а лицо какой-нибудь водочной компании. Все, решено. Сдаю госкомиссии гиперпространственный корабль и срочно эвакуируюсь на Землю, отдыхать. Если, конечно, этот метеорит не заставит всех эвакуироваться раньше. Шутка. — Богомазов с удовольствием еще раз нанес на лицо крем для бритья. Рука плавно повела бритву по щеке. — А гиперпространственный корабль ты тоже эвакуируешь, если что?» В этот день начальнику лунной базы «Восток» так толком и не довелось побриться.

Борис проснулся мгновенно, будто его кто-то толкнул в плечо. Электронные часы на стене высвечивали: «5:45».

«Тьфу ты. В такую рань проснулся. Мог бы еще валяться и валяться в постели. Тренировки на корабле начнутся только завтра. Почти три месяца тренировок, а там...» Он постоянно отгонял эту мысль, не давал ей переступить черту с коротким названием «А там».

«Черт-те что в голову лезет». Борис отбросил одеяло и быстро вскочил с койки. В шесть раз меньшая, по сравнению с Землей, лунная гравитация еще не успела приесться и доставляла массу приятных ощущений. Как молодая жена в первые месяцы после свадьбы.

«А не пойти ли в спортзал? При такой-то тяжести на турнике ощущаешь себя если не богом, то олимпийским чемпионом по гимнастике точно. — Борис умылся, побрился и стал надевать спортивный костюм. — Стоп! Сходил один в спортзал». В голове тут же зазвучал чуть скрипучий голос руководителя предполетной подготовки: «Запомни, парень. С этого дня ты не Борис Ковзан. Ты персона особой важности».

Борис вспомнил то июльское утро почти два года назад, когда он впервые появился на секретной тренировочной базе в Подмосковье. Несколько двухэтажных небесно-голубого цвета домиков, множество понятных спортивных снарядов и тренажеров: турники, брусья, кольца, бревна, вышки. И такое же множество непонятных сооружений. Какие-то неопределенной формы ажурные конструкции, стены самой замысловатой конфигурации и многое-многое другое. Казалось, что кто-то из почитателей таланта Сальвадора Дали решил воплотить в металле, камне и пластмассе его сюрреалистические фантазии. Как вскоре узнал Борис, это была тренировочная база спецподразделения «Альфа». Именно тут натаскивали бойцов с террористами. Но сейчас на базе было пусто — ради Бориса Ковзана директор Службы безопасности Кедрин приказал на время перевести «альфовцев» в другое место.

На базе Бориса встретил невысокий крепыш лет сорока с будто рублеными чертами лица.

— Руководитель твоей предполетной подготовки полковник Николай Степанович Крамаренко. — Крепыш протянул Борису руку. Его глубоко посаженные карие глаза внимательно изучали вновь прибывшего ученика.

— Борис Иванович Ковзан. — Борис пожал протянутую руку.

— Теперь, Борис, чтоб ты сразу уяснил, что и как, даю тебе краткую вводную. Мы находимся на территории основной тренировочной базы спецподразделения «Альфа». Слыхал про таких?

— Естественно.

— Значит, знаешь, что это — элита среди различных спецподразделений. — Глаза Крамаренко вопросительно смотрели на Бориса.

Тот утвердительно кивнул. Он быстро разобрался, что у его руководителя предполетной подготовки есть привычка — убедиться, что любое, даже незначительное, его высказывание понятно собеседнику и им усвоено.

— И вот эту элиту ради тебя одного на время убрали отсюда. На время твоего нахождения здесь. — И вновь вопросительный взгляд на Бориса.

Тот вновь согласно кивнул головой.

— Это не упрек тебе. Это для того, что бы ты понял, какое значение придается твоей персоне. Запомни, парень. С этого дня ты не Борис Ковзан. Ты персона особой важности. Запомнил?

— Да.

— Поэтому каждый твой шаг будет тщательно контролироваться. С тобой будут носиться как с писаной торбой. Чтобы, не дай бог, у тебя даже прыщик на носу не выскочил. Уяснил?

— Уяснил.

— Пока ты здесь, я отвечаю за тебя головой. — Крамаренко похлопал себя по седому ежику. — Понятно?

— Так точно.

— О, наконец-то я слышу ответ не штатского разгильдяя, а военного человека. А то я уже стал сомневаться, что ты капитан Военно-космического флота. Так вот, эту самую голову, — вновь хлопок по волосам, — я уважаю и даже, в какой-то степени, люблю. Поэтому в столь важном процессе, я имею в виду процесс сохранения моей головы, рассчитываю на твою помощь. Понятно?

— Так точно!

— Поэтому никаких самостоятельных телодвижений. Ни на тренажерах, ни на спортивных снарядах. Нигде. По лестничным маршам и то ходить держась за поручни. Ясно?

— Так точно.

Борис вздохнул. Он привык держать слово. Поэтому пока прилетевший вместе с ним Степаныч сладко спал в своей каюте, спортзал отменялся. Да и кроме привычки всегда держать свое слово не хотелось выглядеть в глазах Крамаренко несерьезным человеком. За два месяца тренировок на базе Борис проникся уважением к своему руководителю предполетной подготовки. Полковник Крамаренко был несуетлив, немногословен и всегда спокоен. Любые вопросы решал быстро, без малейшей бюрократической волокиты.

Наземная подготовка Бориса заключалась в основном в общефизических упражнениях и тренировке психологической устойчивости. Уже через месяц Борис легко подтягивался на турнике двадцать раз без малейшего учащения пульса, собирал различные головоломки и без промаха валил движущиеся мишени из неувядающего «калаша». Два раза в неделю к нему на базу приезжал академик Хохлов и читал лекции о современных теориях строения Вселенной, гиперпространства, рассказывал о необычных объектах космоса — квазарах, черных дырах, нейтронных звездах. После каждой лекции, прощаясь, академик говорил:

— Никто не знает, Борис, что тебя там ждет. И то, о чем я тебе рассказываю, может пригодиться.

Полковник Крамаренко об этих лекциях выразился по-армейски кратко: «Лучше перебдеть».

Как-то вечером, сидя в глубоком кресле, потягивая через соломинку апельсиновый сок и чувствуя приятно ноющие мышцы, Борис спросил у сидящего напротив Крамаренко:

— Степаныч, вот ты мне объясни. Моя работа будет заключаться в том, чтобы просто сидеть в кресле гиперпространственного корабля. Все остальное сделает автоматика. Сама выведет корабль в нужную точку, сама включит режим перехода в гиперпространство. Сама и выведет корабль оттуда. Зачем же меня так усиленно тренировать?

Полковник с пультом в руках, не спеша, переключал каналы. Остановился на спортивном, где две блестящие от пота, похожие на лакированные статуэтки, мулатки азартно лупили друг друга на ринге.

— Два с лишним века тому назад твой соотечественник Юрий Гагарин должен был первым лететь в космос. Тогда еще никто не знал, что его там ожидает. Некоторые даже всерьез опасались, что в условиях длительной невесомости он может сойти с ума. Или еще что-нибудь с ним может случиться. Поэтому тренировали его на полную катушку. По сравнению с теми тренировками твои — это так, легкая разминка в ясельной группе. Пойми, Борис, никто, включая Хохлова, не знает, что тебя там ждет. Поэтому ты должен быть готов ко всему, — Николай Степанович сделал паузу, — в том числе достойно, по-человечески умереть. А попки у них ничего, упругие, круглые, как баскетбольные мячики. — Не дожидаясь реакции Бориса на его слова, Крамаренко с интересом продолжал следить за боксерским поединком.

«Ладно, подожду, пока Степаныч проснется, и вместе с ним пойду в спортзал». Борис со вздохом взял со стола книгу и сел в кресло. Глаза скользнули по тексту: «... резко, в клочья разорвав тишину, взвыла сирена. На пульте управления запульсировала кроваво-красная точка — включилась предупреждающая лампа радиолокатора. Вой сирены снизился на октаву. На него наложился ровный женский голос бортового компьютера:

— Внимание, опасность! Прямо по курсу неизвестный объект. До столкновения осталось сорок пять секунд.

"Ну вот и сбылся мой сон — летящий на меня в тоннеле поезд. Вот и не верь теперь в сны-предостережения" Камински, до боли закусив губу, ткнул в кнопку включения автопилота. Пусть электроника сама уводит "Любознательного" от гибельного столкновения...»

Почему-то сразу Борису вспомнилась его первая, еще наполовину принадлежащая сну, мысль-видение — огненный, бурлящий океан.

«Так это намек на то, что гиперпространство — это геенна огненная, резервация для грешных душ? И теперь еще одна грешная душа добровольно стремится туда? Или это просто подсознание стремится предупредить о какой-то грозящей опасности? Надо будет сегодня позвонить отцу», — неожиданно подумалось Борису. Настенные часы показывали: «6:10».

— Привет, Стас.

— Привет, Семен.

— Как там погода в Москве?

— Пасмурно, дождик моросит. Уж точно хуже, чем у тебя на «Востоке».

Диалог между собеседниками шел с привычной для них обоих паузой — радиоимпульсу нужно было более двух секунд, чтобы дважды пробежать расстояние между Луной и Землей.

— И не говори. Всегда двадцать пять градусов при относительной влажности в шестьдесят процентов. Райское местечко. Еще и весишь как в детстве, — охотно согласился Богомазов.

— И не говори. За что только вам двойной оклад и коэффициент стажа полтора? Надо бы выйти с предложением наверх убрать вам все льготы, — «доброжелательно» предложили с Земли.

— Я всегда знал, что у тебя добрая душа.

— И сейчас эта добрая душа желает узнать, зачем вторая, не менее добрая, душа в столь ранний час ее потревожила?

«Вот и подошли к главному. Сейчас начальник Центра управления космическими базами меня выслушает и решит, что Семену Петровичу пора на Землю. Заработался».

— Стас, помнишь, две недели назад в новостях передавали про астероид? Ну, у которого необычайно большая скорость.

— Помню. И что?

— Как точно рассчитали его траекторию?

— С достаточной точностью, чтобы убедиться, что на Землю он не упадет, — уверенно ответил начальник Центра.

— А на Луну? — Радиоимпульс через секунду донес вопрос Богомазова на Землю.

— Подобного рода расчетами, как ты знаешь, занимаются в Центре управления межпланетными полетами. И если мне ничего оттуда не сообщили, значит, все в порядке, — через паузу, осторожно ответил Начальник Центра управления космическими базами Стас Скворцов. — Злые и коварные силы космоса на этот раз попали в «молоко», — отшутился он под конец.

По тону, с каким была произнесена эта шутка, Богомазов понял, что Стас Скворцов немного озадачен. Это придало Семену Петровичу уверенности.

— Стас, я, конечно, не специалист в области космической механики, но я уверен, что траекторию тела размером в метр, движущегося на расстоянии почти восьмисот миллионов километров от Земли, находясь в твоем кабинете, точно просчитать невозможно. Неточность определения орбиты в сотые доли градуса или неточность определения скорости в сотые доли процента дают ошибку на таком расстоянии в сто пятьдесят тысяч километров. А в дыру с такими размерами Луна проваливается, как грешная душа в преисподнюю. И еще. По-моему, в момент обнаружения астероида говорилось о расстоянии двадцать миллионов километров от Земли. А тут уже миллион. С чего бы это?

— Обычное уточнение траектории.

— Обычное? Ошибка в двадцать раз! — продолжал нападать Богомазов.

— И чего ты так беспокоишься? За неделю до подлета астероида к орбите Земли его траекторию уже вычислят с достаточной степенью точности. Так что если, не дай бог, он будет падать на твою станцию, тьфу-тьфу, конечно, — по видеофону было видно, как Стас Скворцов постучал рукой по своему внушительному столу, — вы эвакуируетесь. На то у вас и стоит всегда наготове заправленный корабль.

— Мы-то эвакуируемся. А гиперпространственный корабль? — И вновь радиоимпульс с Луны через секунду впился в громадную антенну Центра управления космическими базами.

— Ну и темы ты с утра в понедельник поднимаешь, — ответ с Земли пришел через целых пять секунд.

— Сам сказал, что я добрая душа.

— Ладно, Семен, я тебя понял. Сейчас свяжусь с ребятами из Центра управления космическими полетами, и мы совместно попытаемся успокоить твою добрую душеньку.

— Я всегда говорил, что в Управлении космическими базами работают душевные ребята. И пасмурная погода в Москве не портит их характер. — Довольный Богомазов, грубо польстив, отключился.

Стас Скворцов некоторое время смотрел на погасший экран видеофона.

«А ведь по крайней мере в одном Семен прав. Ребята-то в Центре управления космическими полетами ошиблись в двадцать раз, определяя орбиту. Да нет, все это ерунда. Шанс — один на миллиард. Просто Семен, как всегда, очень беспокоится за порученное дело. А сейчас он отвечает к тому же за гиперпространственный корабль. Вот нервишки и сдают. Все, как только сдаст корабль Госкомиссии, немедленно отправлю его на Землю. Отдыхать. Зря я поддался на уговоры Семена и оставил его на второй срок на Луне. Так ведь он сам просил. Из-за жены. Ладно, что сделано, то сделано. А сейчас я свяжусь с Центром управления космическими полетами и успокою Семена. — Начальник Центра управления космическими базами нажал несколько кнопок на видеофоне. — И себя тоже», — неожиданно закончил он.

— Приемная начальника Центра управления межпланетными полетами, — мелодичным женским голосом ответил видеофои.

Стас Скворцов не был провидцем. Поэтому он не мог предугадать, что приятное впечатление, вызванное этим голосом, будет последней положительной эмоцией в этот день. Да и в последующие две недели тоже.

Не по-весеннему жаркое солнце заставляло работать во всю силу систему кондиционирования красивого комплекса зданий. Среди них особенно выделялись две шестиэтажные башни, соединенные четырехэтажным корпусом. С восточной стороны к ним примыкало еще одно здание, по виду напоминавшее университетский кампус. У входа в это здание расположен памятник — фигура в старинной военной форме. Это Натан Хэйл, который был повешен англичанами еще в 1776 году за то, что занимался разведкой в пользу колонистов-бунтарей, впоследствии получивших почетное наименование граждан Соединенных Штатов Америки. Если от этого памятника пойти на восток, то неожиданно натыкаешься на развалины какой-то стены. Новичкам, впервые попадающим сюда, не без гордости объясняют, что это композиция, посвященная падению Берлинской стены и символизирующая одну из главных побед США за всю историю, наряду с победой в войне за независимость. Даже победа вместе с союзниками во Второй мировой войне уступает по важности этому событию. Ибо это победа в «холодной» войне, которая вывела страну в бесспорные мировые лидеры.

Назначение этого комплекса зданий из стекла и бетона становится очевидным, когда, обогнув их, видишь стелу, гордо вонзившуюся в небо и выполненную в виде свитка с высеченным на нем шифрованным текстом. Перед вами, господа, штаб-квартира ЦРУ — один из основных мозговых и силовых центров Соединенных Штатов Америки.