Книга: Любимец Бога
Назад: Глава 4 КАНДИДАТЫ В МЕССИИ
Дальше: Глава 6 ПОСЛЕДНИЙ ЭКЗАМЕН

Глава 5
ОТЦЫ И ДЕТИ

Слишком послушные сыновья никогда не достигают многого.
Абрахам Билл

 

Луна. Море Дождей.
База «Восток» Объединенной Руси.
2 мая 2190 года. Воскресенье. 9.15 по СЕВ.

 

Лунный пейзаж был, как всегда, уныл и безжизнен. Взгляд, скользнув по серой поверхности, изъеденной маленькими и большими кратерами, тут же утыкался в совсем близкий горизонт, за которым открывался провал угольно-черного неба с яркими вкраплениями звезд и двумя светилами — небольшой желтой тарелкой Солнца и большим сине-белым шаром Земли. Ни ветерка, ни звука.
«Это поначалу им восторгаешься. Все необычно, контрастно, без полутонов — нет сглаживающего эффекта атмосферы. Но потом быстро приедается и даже начинает раздражать. Как с нелюбимой женщиной — сначала тебя прельщает новизна, но затем ты к ней привыкаешь и начинаешь понимать, что это не твое. И Луна тоже не для человека. Человек создан для голубого неба, прозрачного воздуха и ярких земных красок. Только какого-то черта он все дальше и дальше лезет от Земли. Даже когда живешь с любимой женщиной, все равно тянет на новые ощущения. И ничего тут не поделаешь...»
— «Гнездо», я «Ласточка-один». Прошу разрешения на выход. — Голос старшего группы выхода главного инженера Григорчука прервал размышления Богомазова.
— «Ласточки», выход разрешаю. — Семен Петрович и не глядя на монитор отлично представлял, что сейчас происходит в главной шлюзовой камере базы.
Восемь человек, одетые в ослепительно-белые скафандры, выстроились перед внешними дверями шлюза. Получив разрешение на выход, Николай Григорчук нажмет кнопку. Зазвучит сирена, слышимая во всех уголках базы и предупреждающая — сейчас будут открыты внешние двери. Ровно, через тридцать секунд многотонная махина начнет медленно ползти вверх. Мгновенное легкое белесое завихрение — остатки воздуха, сжижаясь, вылетают из шлюзовой камеры, и вот уже люди оказываются в суровом, негостеприимном мире космоса.
Зазвучала сирена. Богомазов на мониторе увидел, как фигурка в скафандре подняла руку и нажала на большую красную кнопку на стене шлюзовой камеры.
— Что ж, Семен Петрович, пора и нам начинать. — Стоявший рядом майор Службы безопасности Титров нажал несколько кнопок на клавиатуре компьютера, который его люди ночью установили в кабинете начальника базы. Внешне ничего не изменилось — экран монитора этого компьютера продолжал светиться нежно-голубым светом.
Богомазов вопросительно глянул на майора. Тот успокаивающе улыбнулся:
— Все в порядке. Так и должно быть.
Чуть заметно мигнул свет.
«Начали открываться входные двери, — автоматически отметил Богомазов. — Все же это не шутка — поднять двухсоттонную махину. Даже в условиях пониженного притяжения Луны».
Он знал, что сейчас центральный компьютер базы анализирует десятки различных параметров — давление, температуру внутри базы, радиационный фон и многое, многое другое. Все же опасное это занятие — распахивать перед безжалостным космосом проем в несколько сотен квадратных метров. И если компьютер посчитает, что базе угрожает какая-то опасность... Предупреждающе, коротко взвоет сирена, и мощные электромагниты мгновенно отпустят свою привычную добычу — двухсоттонный металл ворот. И если случайно какое-либо препятствие окажется между дверями и полом и не позволит полностью закрыть проем, то для такого случая предусмотрен трехметровой глубины ров, закрытый специальными шторками, в пять метров шириной. В случае тревоги шторки расходились и все, что находилось на них, проваливалось в этот ров. А мгновение спустя сверху обрушивалась сталь дверей, надежно изолируя базу от внешнего мира. Такие же, только поменьше, двери были установлены между всеми отсеками базы. В случае общей разгерметизации они практически мгновенно изолировали отсеки друг от друга. И если ты оказался в таком отсеке, то у тебя только один шанс — добежать до специального шкафа, открыть его и успеть натянуть спасательный скафандр. Как в живой природе — лучше пожертвовать частью, чем погибнуть всем.
— «Гнездо», я «Ласточка-один». С базы вышли. Все в порядке. Приступаем к работам согласно плану.
— Удачи, «Ласточки».
Картинка на мониторе Службы безопасности резко изменилась. Нежно-голубой фон экрана прочертили извилистые линии.
— Это анализ сигналов, которыми ваши люди связываются с базой и переговариваются между собой, — в ответ на вопросительный взгляд Богомазова пояснил Титров.
— И что это вам дает?
— Семен Петрович, предположим вы — «крот». Как вам незаметно связываться с американцами?
— Ну, не знаю... Основная и аварийная радиостанции под строгим контролем. Передавать через какую-то неучтенную рацию не получится — все экранировано. Не на Земле живем.
— Вот мы тоже так подумали и пришли к выводу, что единственная возможность передавать сведения — это выйти из базы на поверхность.
— Но весь радиообмен фиксируется. И мы сразу бы засекли подозрительную передачу.
— А если передавать через узконаправленную антенну прямо на американский спутник? — Титров чуть усмехнулся. И, сделав паузу, продолжил: — Но очевидно, все же узконаправленная антенна не использовалась. Во-первых, трудно сделать ее незаметной, а во-вторых, очень большой риск быть случайно обнаруженным.
— Так как же?
— Передача велась через обычную стандартную рацию, встроенную в скафандр.
— Но...
— Вот именно «но», — перебил майор начальника базы. — Передача велась кодированным сжатым сигналом. Человеческое ухо воспринимает это как помеху, а спутник в состоянии его уловить и перенаправить куда надо. Достаточно в рацию встроить небольшой чип, размером со спичечную головку.
— А если «крота» среди этой восьмерки нет?
— Пятеро из них выходили на поверхность сразу после доставки сюда гиперпространственного двигателя. Это раз. А во-вторых, мы на девяносто девять процентов уверены, что знаем фамилию этого «крота». Этот человек здесь, среди них.
— Даже так?
— Семен Петрович, мы все же ловим мышей. — Титров улыбнулся.
«А улыбка такая, что мороз по коже дерет». Богомазов перевел взгляд на монитор.
— «Ласточки» три и четыре, приступайте к демонтажу сумматора первой секции солнечных батарей. — Голос главного инженера на экране монитора отобразился затейливой вязью. — «Ласточка-три» — главный.
— Поняли, «Ласточка-один». Приступаем к демонтажу сумматора первой секции солнечных батарей. — Вновь причудливые линии зазмеились по экрану.
— Ну, если вы так уверены, что вычислили «крота», зачем вся эта аппаратура?
— Девяносто девять процентов это все же не сто. А во-вторых, просто хотим его поймать на горячем. Так сказать, классика контрразведки, — и вновь хищная улыбка мелькнула на лице Титрова.
— «Ласточки» два и семь, приступайте к демонтажу сумматора второй секции солнечных батарей. «Ласточка-два» — главный, — вновь в кабинете начальника базы раздался голос главного инженера.
— Поняли, «Ласточка-один». Приступаем к демонтажу сумматора второй секции солнечных батарей. — Голос к концу фразы утонул в треске помех.
Лицо Титрова напряглось, и он буквально впился глазами в экран. Монитор продолжал рисовать замысловатые кривые.
— Нет, это просто помеха. — Майор чуть вздохнул.
— А если передача будет вестись на частоте, которую не воспринимает антенна нашей базы?
— А при чем тут ваша антенна, Семен Петрович? Сегодня ночью один из наших спутников радиоперехвата был перенацелен на базу «Восток». Любой сигнал, исходящий с базы, будет уловлен, проанализирован и перенаправлен на этот компьютер. — Титров кивнул головой в сторону установленного ночью монитора. — Например, сейчас спутник установил, что была помеха, поэтому он просто ее отфильтровал.
— Серьезные вы ребята.
— Да уж.
Прошел час. Работавшие на поверхности Луны перебрасывались между собой короткими фразами и изредка связывались с базой. Экран монитора невозмутимо демонстрировал извилистые однотипные линии. Изредка в эфир вламывались шумы. Но спутник, висевший на расстоянии двухсот километров над Луной, бесстрастно выносил вердикт: «Обычная помеха».
— «Гнездо», я «Ласточка-один». Работы закончили. Возвращаемся.
— «Ласточка-один», я «Гнездо». Встречаем. — Богомазов перевел взгляд на Титрова. — Наверное, «кроту» пока нечего передавать, Олег Анатольевич.
— Передавать ему как раз есть что. Ведь для него мы — будущий экипаж гиперпространственного корабля.
Семен Петрович в ответ лишь развел руками.
— Он должен выйти на связь. Должен. — Титров закусил губу. Затем он вынул из кармана куртки ручку и блокнот и что-то черкнул в нем. — Держите. — Контрразведчик вырвал из блокнота листок, сложил его и передал Богомазову.
— Что это?
— Не разворачивайте. Здесь фамилия «крота». Когда мы его поймаем, — Титров с нажимом произнес последнее слово, — развернете и прочитаете.
Прошло еще пятнадцать минут. «Ласточки» в белоснежных скафандрах, эффектно смотревшихся на фоне серой поверхности Луны, уже практически подошли к стальному щиту дверей базы. Изредка эфир нарушался смехом и шутками людей, довольных выполненной работой.
— «Ласточки», прекратить чирикать. Подходим к гнезду, — начальственным тоном приказал главный инженер.
— Не подходим, а подлетаем.
— «Ласточка-четыре». Вот вернемся, ты у меня полетаешь. — Раздавшийся из динамиков взрыв хохота и треск помех перекрыл резкий, похожий на выстрел пистолета, звук.
Богомазов увидел, как, довольно оскалившись, контрразведчик приник к экрану монитора. Начальник базы быстро перевел взгляд туда же. Привычная картинка из извилистых линий исчезла. Раздвигая их, посередине, вдоль экрана, пролег прямоугольник, внутри которого находилось несколько линий с четкими прямоугольными зубцами различной высоты.
Семену Петровичу не понадобилось спрашивать, что это такое. В самом низу экрана вспыхнула красными буквами надпись: «ВНИМАНИЕ! Кодированный сжатый импульс. Начало передачи 10.26 по СЕВ. Длительность — 0,1 секунды». А еще ниже — удар наотмашь: «Источник сигнала — "Ласточка-1"».
— Мыкола!? — только и сумел проговорить ошеломленный Богомазов.
— Прочтите, что я вам написал, Семен Петрович.
Начальник базы развернул лист. На нем размашисто было выведено: «Григорчук».
— Только, Семен Петрович, вы ничего не знаете. А еще лучше, не встречайте людей. На вас лица нет. Пошлите кого-нибудь из своих помощников. Брать мы его будем сегодня ночью, чтобы никто не видел. Вдруг у него тут еще и сообщник есть. Поэтому необходимо, чтобы он ничего раньше времени не почувствовал.
— Да нет, — после паузы проговорил начальник базы, — я встречу его сам. И успокойтесь, — опередив Титрова, собравшегося что-то возразить, быстро продолжил он. — Все будет нормально, — жестко закончил Богомазов.
Уже спускаясь в лифте на пулевой этаж, он, вертя задумчиво в руках листок с фамилией предателя, спросил у Титрова:
— А как вы вычислили его? — и кивнул на листок.
Контрразведчик взял его из рук Богомазова, скомкал и положил себе в карман:
— Никогда нельзя терять контроль над собой, особенно на отдыхе, Семен Петрович, — и, взглянув на его недоумевающее лицо, майор Титров первым вышел из лифта.
Уже стоя перед внутренней дверью шлюзовой камеры, начальник базы был собран и спокоен. И лишь на мгновение, когда двери медленно поползли вверх и он увидел в проеме Григорчука, успевшего снять шлем и весело улыбающегося, злость вскипела в нем. Вскипела и тут же осела в душе брезгливо-недоумевающим осадком: «И как становятся такими?»

 

Объединенная Русь. Украина,
г. Славупгич, Киевской обл. Роддом №3.
За двадцать девять лет до описываемых событий.
5 мая 2161 года. Среда. 23.05 по местному времени.

 

Компьютер, получив сигнал от одного из многочисленных датчиков, укрепленных на теле женщины, отреагировал мгновенно. На его панели вспыхнула ярко-красная лампочка, и воздух прорезал неприятный, бьющий по нервам сигнал тревоги. Два человека, стоявшие возле бьющейся в родовых схватках женщины, вздрогнули и одновременно взглянули на монитор.
— Черт, — выругался один из них. — Давление стремительно падает. «Диагност» предполагает внутреннее кровотечение. Вызывай дежурную бригаду хирургов.
— Вызываю.
Бежали стремительно секунды, и так же стремительно уходила кровь из лопнувшей брюшной артерии. Компьютер на мониторе бесстрастно выводил: «Вероятность выживания сорок процентов... тридцать... двадцать пять...»
— Пульса нет! Подключаю электростимулятор.
— Раз, два, три! Разряд!
На экране монитора зеленая точка, чертившая горизонтальную линию, резко скакнула вверх. Две пары глаз с надеждой следили за ней. Стремительно скатившись с пика вниз, точка вновь заскользила по прямой линии.
«Вероятность выживания двадцать процентов».
— Раз, два, три! Разряд!
И вновь две пары глаз бессильно наблюдали, как точка, получившая электрический пинок, взлетела вверх, но затем упрямо продолжила чертить прямую линию.
«Вероятность выживания пятнадцать процентов».
В палату вбежали несколько человек. Бросив взгляд на экран монитора, они сразу все поняли.
— Сколько стоит сердце?
— Минуту.
— Немедленно в криокамеру. Электростимулятор не поможет. У нее давление на нулях.
Две пары мужских рук подхватили женщину и переложили на каталку.
«Вероятность выживания десять процентов».
— Остановитесь! А ребенок? Ребенок же погибнет.
«Вероятность выживания семь процентов».
Секундное замешательство. Старший хирург, мельком скользнув по экрану, где зеленая точка невозмутимо чертила безукоризненную прямую линию, как бы подчеркивая надпись: «Вероятность выживания три процента», посмотрел на побелевшее лицо женщины и, отвернувшись к окну, глухо произнес:
— В операционную. Будем делать кесарево.

 

Объединенная Русь. Россия. Москва.
Крылатское. Кольцевая трасса гонок «Формула-1».
За двадцать девять лет до описываемых событий.
5 мая 2161 года. Среда. 12.10 по местному времени.

 

Колеса властно, уверенно бросали под себя серый бетон трассы. Отброшенный мощным ударом стали и пластика, воздух злобно свистел по бокам стремительно несущихся болидов. Скорость смыла с окружающего пейзажа все краски, превратив его в размытую полосу. Человеческие ноги до упора вдавливали в пол педаль газа, заставляя насосы вгонять в ненасытные двигатели все новые и новые порции топлива. Уверенный, грозный гул моторов пропитал собой все вокруг.
Яркие, красочные машины, расставив по бокам колеса с широкими шинами, похожие издали на каких-то фантастических животных, словно связанные невидимой нитью, неслись друг за другом по бетонной полосе. Наконец нить словно лопнула — ярко-зеленая машина с белыми полосками, сместившись чуть влево, буквально прижавшись к другой, ярко-красной машине, стала медленно-медленно обходить ее. Трибуны взорвались приветственными криками, улюлюканием и свистом. Секунда, другая, и вот уже ярко-зеленый болид первым вписывается в плавный поворот. Толпа на трибунах скандирует: «Доби! Доби! Доби!»
Словно не выдержав напряжения борьбы, серебристо-черный автомобиль чуть рыскнул вправо. Стремительно крутящиеся, разгоряченные шершавой бетонкой передние колеса машин соприкасаются. Толчок! И ярко-зеленый автомобиль, чуть взмыв вверх, с грохотом ударяется в стену. Отброшенный от нее, он, перевернувшись, несется вперед, словно пытаясь достать, ударить серебристо-черного обидчика, обозначая путь своими искореженными частями. Постепенно скорость падает, и ярко-зеленая груда металла, пластика и резины останавливается.
Трибуны неистовствуют. Крики, свист, улюлюканье мгновенно перекрывают возглас «Доби!», как рев многоваттных колонок с легкостью глушит робкое звучание маленького колокольчика.
«Питти! Питти!» — у гладиаторских боев конца двадцать второго века появился новый герой.
«... с самого начала гонки у Доброва появились проблемы с двигателем его "ягуара". После пятнадцати кругов он был всего лишь четвертым, причем далеко отставая от тройки лидеров. И это на трассе в Крылатском — его самой счастливой, родной, знакомой, как свои пять пальцев! После пит-стопа его механики, очевидно, устранили проблему. По крайней мере, перед завершающими двумя кругами Добров по кличке Доби уже был третьим — обойдя Грингоу на "бугатти". На предпоследнем круге русич еще раз продемонстрировал свой класс — на повороте третьей категории сложности обойдя Вильямса на "феррари". Но Питилесс, его основной соперник по общему зачету, уже проходил свой последний круг. Догнать его шансов у Доби практически не было. Понимая это, он решился на безумный шаг — попробовать обойти хладнокровного, опытного Пити на сверхсложном, внекатегорийном повороте Лужкова, названного в честь мэра Москвы, при котором была построена эта великолепная трасса. Воспользовавшись тем, что Питилесс благоразумно снизил скорость, Добров начал его обходить, балансируя на грани опрокидывания. И тут неожиданно "макларен" Питилесса чуть рыскнул в сторону и ударил "ягуар" Доброва. Небольшого толчка оказалось достаточно, чтобы неустойчивая из-за огромной скорости машина Доби перевернулась и ее с силой бросило на отбойник. Почти четыреста километров в час довершили свое дело — легендарного гонщика Доби не стало...
Сразу после заезда Питилесс дал интервью, где он категорически отверг обвинение в умышленном столкновении. "На такой скорости, с которой мы с Доби неслись к финишу, — заявил он, — малейшая выбоина или неровность на дороге, мизерный скачок давления в гидросистеме машины мог привести к тому, что мой «макларен» немного вильнул в сторону".
И буквально час назад стало известно, что техническая комиссия гонки полностью оправдала Питилесса. Что ж, комиссии, как говорится, виднее. От себя мы только добавим, что Питилесс вновь, вольно или невольно, оправдал свою "безжалостную" фамилию.
Также техническая комиссия сообщила, что если бы Добров, входя в этот последний для себя поворот, не отключил систему блокировки заноса, которая принудительно снижает скорость автомобиля до безопасной для данного поворота, то никакой трагедии не произошло бы. Почему он так сделал? Что заставило молодого мужчину, отца семейства (его жена, простите, вдова с шестимесячным сыном проживают в небольшом городке Славутич, недалеко от Киева) пойти на такой риск? Жажда очередной победы? Но у него и так их было предостаточно. Так что же?
Ответ элементарно прост — вторая жизнь. Известно, что трехкратный победитель гонок "Формула-1" автоматически получает право на вторую жизнь. Добров побеждал уже дважды. Возраст у него для спорта был, что называется, критическим. Он, очевидно, посчитал, что это его последний шанс. Кроме того, победа Питилесса в этом заезде автоматически давала ему победу в общем зачете. Вот поэтому Добров и рискнул. Рискнул настоящей жизнью ради второй.
Что ж, теперь мы будем с нетерпением ждать решения Главного Компьютера, чтобы узнать, оправдан ли был риск Доби.
А пока на гоночном небосклоне засияла новая яркая звезда — двукратный победитель "Формулы-1" Джон Питилесс!»
(Из экспресс-коммюнике журнала «Мотор ревю» от 5 мая 2161 года.)

 

Объединенная Русь. Украина,
г. Славутпич, Киевской обл.
За двадцать девять лет до описываемых событий.
6 мая 2161 года. Четверг.
10.35 по местному времени.

 

— Почему они не известили меня? Почему? — Седой мужчина закрыл ладонями лицо.
— Ваня, успокойся. Это трагическая случайность. Этого никто не мог предвидеть.
— Но почему они не сообщили мне? Ведь они должны были сделать это! Я бы дал кровь... Я бы...
— Иван, ты же читал отчет об этих родах. На момент принятия решения даже «Диагност» оценивал вероятность спасения Маши в три процента. А ты прекрасно знаешь, что «Диагност» всегда завышает вероятность. Врачи поступили абсолютно правильно. В противном случае, скорее всего, не было бы ни Маши, ни ее ребенка. Твоего ребенка. А связываться с тобой уже не было времени.
— И что же мне теперь делать, Игорь? — Мужчина медленно убрал ладони с лица и взглянул на своего лучшего друга красными, тусклыми глазами.
— Жить, Ваня. Жить и воспитывать сына. Твоего ребенка. Ребенка Маши. Ребенка, который абсолютно ни в чем не виноват.
Иван Ковзан вновь закрыл ладонями лицо и застонал.
— Иван, соберись, — помолчав, продолжил его друг Игорь Переверзев. — Впереди у тебя и твоего сына еще очень длинная жизнь. И ты должен стать защитником и мудрым наставником для сына, а когда он подрастет, и его другом.
И вновь в комнате воцарилась тишина. Кукушка на старинных часах прокуковала одиннадцать раз.
— Скоро она окончательно умрет, — едва затихла кукушка, проговорил Иван Ковзан.
— Кто? — не понял Переверзев.
— Маша.
— Ваня...
— Не волнуйся, Игорь. Я с ума не сошел. С минуты на минуту мне должны позвонить и сообщить волю Главного Компьютера.
— А может, он...
— Игорь, не надо утешать меня, — резко перебил друга Иван. — Ты же все отлично понимаешь. Маша была обыкновенным программистом и в свои тридцать лет, естественно, не заработала необходимых баллов для второй жизни.
Тягостную тишину в комнате прервал мелодичный звонок видеофона. Мужчины одновременно посмотрели на экран. На голубом фоне белым цветом выделялся стилизованный земной шар, окаймленный лавровым венком, — символ Организации Объединенных Наций. Хозяин и гость переглянулись. В глазах Ивана Антоновича промелькнул страх.
— Ваня, рано или поздно ты узнаешь решение Совета Развития, — как можно мягче заговорил его Друг. — Не изводи себя, Иван, включи видеофон.
Хозяин квартиры вздохнул и произнес хриплым голосом:
— Видеофон, включись.
Тотчас незнакомый мужской голос произнес:
— Иван Антонович Ковзан?
— Да, — коротко ответил Иван, сжимая подлокотники кресла.
— Объявляем вам решение Совета Развития Организации Объединенных Наций. — Небольшая пауза. — Исходя из анализа Жизненной Записи гражданки Объединенной Руси Марии Николаевны Ковзан, Совет Развития Организации Объединенных Наций постановляет: «Считать Жизненную Запись гражданки Объединенной Руси Марии Николаевны Ковзан не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь. — И вновь невыносимая пауза. — Совет Развития также выражает глубокое соболезнование вам, Иван Антонович, по поводу безвременной кончины вашей супруги». Экран телевизора погас.
— Ну вот и все, Игорь. Большой электронный Бэби окончательно похоронил еще одну человеческую жизнь.
Игорь Переверзев молчал, придавленный.
«Боже, а ведь когда-нибудь и мне придется вот так, сидя в кресле, выслушать вердикт относительно себя. А если услышу "... не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь"... О, Господи!» Переверзев перевел взгляд на своего друга.
Тот резко отвернулся, скрывая слезы:
— Игорь. Не надо утешать. К услышанному ничего не добавишь.
На долгое время в комнате воцарилась тишина. Часы пробили полдевятого.
— Тебе когда в Нью-Йорк? — уже спокойным голосом спросил Иван Ковзан.
— Через неделю.
И вновь длинная пауза под мерное цоканье часов.
— Не обидно будет подмахивать решения Большого Бэби?
— Окончательное решение остается за людьми. Для этого я туда и еду.
— Ладно, Игорь, извини. Черт-те что говорю лучшему другу.
— Я понимаю.
— Давай помянем Машу. Я хочу отключиться, а то чувствую, что сойду с ума.
— Не надо, Ваня, — мягко возразил его друг. — Помянешь после похорон. А сейчас постарайся поговорить с ней. Она еще где-то недалеко. Вам есть что сказать друг другу. — Он встал с кресла и подошел к сидящему Ивану. — А я пойду. Тебе сейчас лучше остаться одному...
Уже возле двери он остановился и сказал:
— Знаешь, на Руси был такой царь — Петр. Его потом назвали Великим. Много чего он сделал — флот создал, земли завоевывал, города строил... и людей тысячами губил на непосильных работах. Так вот между своими важными государственными делами пригрел он и воспитал одного мальчишку-негритенка, как тогда называли — арапчонка. Прошло более века, и у потомка этого арапа родился мальчик. Звали мальчика Александр Сергеевич Пушкин. Ваня, пути Господни неисповедимы. Кто знает, для каких великих дел создан твой сын. Теперь твой долг — растить сына, Ваня, воспитывать его.

 

Объединенная Русь. Украина,
г. Славутич, Киевской обл.
За двадцать девять лет до описываемых событий.
6 мая 2161 года. Четверг. 9.05 по местному времени.

 

В просторной комнате с огромным, во всю стену, окном царил беспорядок. Слоны, зайцы, тигры, мартышки валялись на ярком пушистом ковре там, где их бросила детская рука. И среди этого нагромождения игрушечных зверей ползал человечек. Схватив мартышку или тигра, он недолго вертел их в руках, затем отбрасывал и полз к следующему зверю. Иногда он ставил кого-нибудь на лапы, внимательно разглядывал его, затем легким движением руки вновь валил на ковер, радостно смеясь. Звери не издавали ни звука, бессмысленно тараща неподвижные глаза. Шестимесячный человек еще неуверенно познавал себя и мир, играя в царя природы.
Неслышно в комнату вошла молодая, лет двадцати пяти, женщина. Глубокие темные тени залегли под ее выразительными голубыми глазами. Уголки чувственных, упругих, четко очерченных губ опущены вниз. Пышные, цвета спелой пшеницы волосы завязаны в строгий, плотный узел. Она с тревогой посмотрела на настенные часы — без двух минут девять. Женщина нервно прошлась по комнате, подошла к стене. Ее взгляд остановился на большой цветной фотографии. На ней высокий сорокалетний мужчина широко улыбался, чуть прищурив глаза. Синий, с белыми полосками комбинезон плотно облегал его спортивную фигуру. Левой рукой он держал черный шлем, а правой обнимал за плечи стройную красивую женщину с грудным ребенком на руках. Женщина тоже улыбалась, а малыш безмятежно спал у мамы на руках.
Приятная мелодия разлилась по комнате — зазвонил видеофон. Большой, вделанный в стену экран засветился символом Организации Объединенных Наций. Женщина вздрогнула и мгновенно пересохшим языком произнесла:
— Видеофон, включись.
— Светлана Николаевна Доброва. — Мягкий женский голос заполнил комнату.
— Да, — хрипло произнесла молодая женщина, затем, прокашлявшись, вновь повторила: — Да.
— Объявляем вам решение Совета Развития Объединенных Наций.
На ковре чему-то радостно агукнул ребенок. Молодая мать невидящим взором посмотрела на него и вновь перевела взгляд на экран.
— Исходя из анализа Жизненной Записи гражданина Объединенной Руси Павла Ивановича Доброва, Совет Развития Организации Объединенных Наций постановляет: «Считать Жизненную Запись гражданина Объединенной Руси Павла Ивановича Доброва не удовлетворяющей обобщенному критерию для получения права на вторую жизнь. — Мягкий женский голос с экрана на мгновение замолк. — Совет Развития также выражает глубокое соболезнование вам, Светлана Николаевна, по поводу безвременной кончины вашего супруга». Экран телевизора погас.
Женщина склонила голову и закрыла лицо руками. Ее плечи задрожали в беззвучных рыданиях. Слышно было только лопотание ребенка, довольного тем, что смог посадить плюшевого зайца на деревянного тигра.
Наконец женщина подняла голову и посмотрела на фотографию — муж, прижимая ее с ребенком к себе, радовался удачно складывающейся жизни.
«Значит, не заслужил? Сколько лет, рискуя жизнью, щекотал нервы пресытившейся и разнеженной толпе — и не заслужил. А какой-нибудь толстосум, не знающий, куда себя деть, ничего полезного в жизни не сделавший, но имеющий много денег, чтобы заплатить за вторую жизнь, он — заслужил?» Женщина, подхватив ребенка на руки, поднесла его к фотографии на стене.
— Все, Сереженька, твоего папы больше нет. Он не заслужил второй жизни, не заслужил права растить тебя. Господи, ну есть ли справедливость в этом мире?
Ребенок, оторванный от своих игрушек, обиженно заревел.

 

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич, Киевской обл.
За двенадцать лет до описываемых событий.
3 июня 2178 года. Четверг. 9.12 по местному времени.

 

— Значит, ты все же решил поступать в летное училище?
— Да, папа.
Отец и сын сидели в креслах друг напротив друга. Сразу бросалось в глаза их сходство. Нос, разрез глаз, изгиб губ — природа в этом случае не утруждала себя поисками разнообразия. Два человека были сделаны по одной матрице, лишь седина отца и вороненая сталь волос сына различали их.
— Ты же в школе увлекался историей, побеждал на олимпиадах. Вот и поступал бы на исторический факультет университета.
— Отец, меня больше тянет небо. А история... Историю можно и самому по книгам изучать.
— Но почему военное училище? Чем плохо быть гражданским летчиком? Перевозить людей.
— Нет, отец. Сейчас пассажирский самолет ведет компьютер. Человек при этом лишь присутствует. А в боевом самолете, наоборот, компьютер только помогает летчику. Да и вообще, хочется участвовать в важных событиях.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты думаешь, Китай добровольно согласится, что Забайкалье — это наша и только наша территория? — пояснил сын.
— Ты хочешь воевать?
— Я хочу защищать Родину, отец. Я хочу много чего сделать в этой жизни. А где, как не на войне, быстро узнается, кто есть кто?
— Вот уж не думал, что ты такой у меня карьерист.
— Карьеризм и честолюбие — это не одно и то же.
— Поэтому у тебя и нет своей девушки?
Юноша задумчиво опустил голову. Легкий румянец окрасил его щеки.
— У меня была девушка. Мы расстались, — наконец ответил он.
— Можно узнать почему?
— Она посчитала меня слишком серьезным.
Отец усмехнулся:
— Я думаю, это не слишком большой недостаток. Это даже вообще не недостаток. Через десять лет эта девушка, наоборот, будет стремиться к серьезному мужчине.
— Уж столько я ее точно не собираюсь ждать.
Оба рассмеялись.
— Когда ты уезжаешь? — Голос отца вновь стая серьезным, даже чуть печальным.
— Сразу после выпускного вечера. Двадцать шестого.
— Что ж, сын. Мне остается пожелать тебе только удачи.
— Спасибо, папа.
Старинные часы пробили десять раз.
— Пап?
— Что?
— Почему ты не женился во второй раз?
Отец внимательно посмотрел на сына.
— Знаешь, — медленно начал он, — я и сам толком не знаю почему. Несколько раз я готов был уже к этому. Но в последний момент что-то меня останавливало. Наверное, я подсознательно чувствовал, что лучше твоей матери у меня никого не будет. Так стоило ли размениваться?
— Я понял, отец.
— Что ты понял?
Юноша посмотрел на отца своими темно-карими глазами:
— Я понял, что в жизни не стоит размениваться на мелочи. Чтобы потом не жалеть об этом.
— Это будет очень трудно, сын.
— Потом будет труднее смириться с мыслью, что жизнь отдал суете.
— Трудно распознать, Борис, что суета, а что нет. Иногда, казалось бы, незначительные поступки приводят к самому важному, что ты сделал в жизни. А на сто процентов важные дела оказываются суетой, пустышкой.
— Мне повезет, отец. — Темные глаза сына уверенно и спокойно смотрели на отца.
— Дай бог. — Иван Антонович Ковзан почему-то мгновенно поверил сыну. — Борись, Борис!

 

Объединенная Русъ. Украина, г. Славутич, Киевской обл.
За десять лет до описываемых событий.
14 июня 2180 года. Четверг. 8.15 по местному времени.

 

— Значит, сынок, в Одесскую духовную семинарию?
— Да, мама. — Высокий парень, светловолосый, кудрявый, и его мать, хрупкая женщина с русыми волосами, собранными в строгий узел, сидели за столом в просторной комнате с огромным окном во всю стену. — Два года я честно отдал мирской власти, отслужив в армии. Теперь я буду служить только Богу.
— Я до сих пор не знаю, Сереженька, правильно ли я поступила, — промолвила мать.
— О чем ты, мама?
— Смерть твоего отца очень сильно ударила по мне. Когда Главный Компьютер не дал ему вторую жизнь, я возненавидела все, что связано с этой машиной, весь мир. И посчитала, что истинная справедливость возможна только у Бога.
— А сейчас ты так не считаешь?
— Считаю, — после небольшой паузы ответила мать, — но сейчас, мне кажется, люди так далеки от Бога, что я не уверена, нужен ли ты им будешь.
— Мама, главное, что я буду нужен Богу. А люди... — юноша на мгновение задумался, — а люди от Бога никуда не денутся, — вновь заговорил он уверенным тоном. — Бог создал этот мир, и, если понадобится, Он быстро напомнит об этом людям. Я уверен, мама, что скоро, очень скоро наступит время, когда люди упрутся в непреодолимую для них стену. И вынуждены будут, словно неразумные овцы, идущие за знающим путь пастухом, пойти за Господом. Ибо только Господь знает правильный путь.
— Но если Господь — это пастух для людей, то кем ты при Господе видишь себя?
Юноша встал из-за стола, подошел сзади к матери и положил ей на плечи свои руки:
— Когда пастух гонит стадо, кто ему помогает? Ему помогают собаки. Не дают разбрестись стаду и подгоняют отстающих. Если надо, то и кусают их за ноги, чтобы быстрее шли.
— Сынок, уже были такие люди. Иезуиты. Они себя так и называли — псы Господни.
— Если были, значит, они были нужны. У Господа ничего просто так не бывает.
— Но они сжигали людей на кострах!
— В Библии вообще говорится о Страшном Суде. Заметь, Страшном! И только сто сорок четыре тысячи избранных попадут в рай и спасутся. Остальные — в ад, где вечно будут гореть в геенне огненной! — Сын резко убрал свои руки с плеч матери и быстро вышел из комнаты.
Мать встала, вошла в свою спальню и опустилась на колени перед висевшей в углу иконой:
— Господи Всемилостивейший! Убереги моего сына от поступков неразумных и неправедных. Помоги ему пройти в жизни по пути, ведущему к Тебе. Ты же видишь, Господи, он искренне любит Тебя и искренне хочет служить Тебе!
Женщина еще долго тихо просила Бога за своего сына. Две пары глаз были обращены на нее. Суровый взгляд Господа с иконы на стене и веселый — мужа с фотографии, стоящей на столе. Словно две жизни — прошлая, наполненная любовью и радостью, и настоящая — сосредоточенная на сыне, в постоянной тревоге за него, с бесконечными ночными разговорами с мужем и Богом. Две пары глаз смотрели на нее, даже три — она сама, улыбающаяся и счастливая, смотрела на себя, покорную, стоящую на коленях. И никто из них ничего не мог подсказать ей или утешить. А еще маленький и беспомощный Сереженька мирно спал на руках матери.
В жизни матери завершался второй круг, что ожидало ее впереди? Женщина молилась...

 

Объединенная Русь. Украина. Киев.
Мариинский дворец. Рабочий кабинет Президента Украины.
Почти за два года до описываемых событий.
7 ноября 2188 года. Суббота. 23.15 по местному времени.

 

За окнами президентского дворца буйствовал салют.
«Эти огненные узоры, как история, ускоренная в миллионы раз, — неожиданно подумал президент Украины, стоя у окна. — Вот вспыхнул красный шар — двести семьдесят лет назад в Питере произошел переворот, который впоследствии назовут Великой Октябрьской революцией».
Красный шар еще медленно поглощался чернотой ночи, как на смену ему пришел огромный фонтан, светящийся всеми цветами радуги.
«Великая империя сменилась россыпью независимых государств», — продолжал размышлять человек.
Звездочки тихо растворялись в небе, а на смену им пришли разноцветные шары, одновременно вспыхнувшие на фоне звезд.
«А это уже новая конфигурация. И так до бесконечности... До бесконечности? Как же! Звезды не вечны, а тут небольшая колония биологических существ. — Владимир Владимирович Грушенко вздохнул. — Отпадет в нас надобность, и Всевышний тут же прикроет эту шумную лавочку. Он, конечно, всемилостив... но всемирный потоп и судьба Содома и Гоморры о многом говорят!»
— Разрешите, Владимир Владимирович?
Грушенко обернулся. В дверях кабинета стоял вызванный им директор Службы безопасности Украины Олег Николаевич Пустовойтенко.
— Присаживайся. — Президент Украины коротко кивнул на кресло, а сам не спеша сел за свой стол.
— Здравствуйте, господин Президент. — Пустовойтенко расположился напротив.
— Как прошел праздник по стране, Олег Николаевич?
— Ничего из ряда вон выходящего. Несколько молодежных драк, несколько квартирных краж, пока хозяева веселились, и так далее. Процент правонарушений чуть выше, чем в обычный день.
— А партии?
— Коммунисты провели митинги в некоторых городах. Зеленые устроили несколько субботников... Да вот, собственно, и все.
— А в каких городах прошли митинги?
— У нас в Киеве, да еще в восточных областных и районных центрах. Везде их численность не превышала и тысячи человек. По сравнению с официальными мероприятиями они смотрелись жалко. — По лицу директора Службы безопасности скользнула ироничная улыбка. — Коммунисты — это уже реликт, господин президент.
Слушая директора СБУ, Грушенко прикрыл глаза. Набрякшие мешки под глазами, углубившиеся морщины наглядно демонстрировали, что напряженный трудовой день, словно лакмусовая бумажка, безошибочно и безжалостно выявляет истинный возраст, пренебрежительной рукой легко смахивая ухищрения визажистов, стилистов и массажистов. «Скоро ему шестьдесят. — Пустовойтенко бесстрастно смотрел на своего патрона. — Хватит ли у него сил через три года бороться с энергичным Орловым? Хотя шестьдесят для политика — это не возраст. Да и, в конце концов, возраст в политической борьбе не самое главное. Главное... Что самое главное?»
— Да, прав был Соломон. Все проходит, — устало произнес президент. — А ведь два с половиной века назад они поставили на уши весь мир, — Грушенко вздохнул и открыл глаза.
— Соломон был прав, Владимир Владимирович. Проходит все, и не только коммунизм. — Главный разведчик вопросительно посмотрел на Президента — продолжать?
— Олег Николаевич, эти празднества меня изрядно утомили. И разгадывать ваши шарады у меня просто нет сил. Поэтому — прямым текстом, пожалуйста. Что вы имели в виду, говоря «и не только коммунизм»?
— Я имел в виду христианство. Официальное христианство.
Президенту Украины понадобилось пять секунд, чтобы наконец понять, куда клонит его глава СБ.
— Отец Сергий, — коротко выразил он свою догадку.
— Да.
— Рассказывайте, Олег Николаевич.
— Все прошло по разработанному нами плану. В сквере на улице Январского восстания, рядом с лаврой, был организован митинг. Численность — примерно тысяча человек.
— Не мало?
— В данный момент это оптимально. Большее количество уже вызвало бы подозрение, что митинг организован властями, — возразил Пустовойтенко.
— Отец Сергий выступал?
— Естественно. Основной тезис — вторая жизнь, присуждаемая Главным Компьютером с молчаливого согласия официальной церкви, это не только тяжкий грех, за который придется отвечать перед Всевышним, но и крайне несправедливо и оскорбительно для миллиардов человек. У каждого должна быть одна земная жизнь. И только Бог может даровать человеку бессмертие. На этом же митинге мы впервые «засветили» название нового движения.
— Какое?
— Как и договаривались: «Жизнь только от Бога», — четко ответил директор СБУ.
— Что еще?
— Этот митинг показали несколько каналов в своих информационных передачах. Кроме того, отец Сергий выступил на телевидении, на пятом канале.
— Что дальше?
— Все, как прежде. Отец Сергий будет проповедовать. С желающих будем снимать «надсмотрщиков». Следующее массовое выступление — под Новый год.
Президент, казалось, потерял всякий интерес к разговору. Он вновь откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В кабинете повисла тишина.
— Вчера я был на Президентском Совете в Москве, — не открывая глаз, наконец произнес президент. Снова пауза. — Ты, естественно, это знаешь.
— Естественно.
— А о чем на Совете шла речь, ты тоже, естественно, знаешь? — сыронизировал Грушенко, открыв глаза.
Олег Пустовойтенко не случайно пробился на столь высокий пост. Среди качеств, позволивших ему это сделать, была и способность мгновенно правильно ориентироваться в различных ситуациях:
— Наверняка не об официально объявленном под грифом «Государственная тайна» китайском вопросе.
Грушенко, улыбнувшись, мотнул головой:
— Да, Олег Николаевич, тебя голыми руками не возьмешь.
— Это уж точно, господин президент. Можно уколоться, — подчеркнуто почтительно ответил глава украинской Службы безопасности.
— Так вот, Олег, — президент мгновенно перешел на доверительный тон, — Орлов готовит гиперпространственный полет. — Сказав это, он вопросительно посмотрел на собеседника.
— Гиперпространственный полет? — Тот даже не пытался скрыть своего удивления. — Они что, поняли причину предыдущих неудач?
— Похоже на то.
Пустовойтенко задумался.
— Все равно не понимаю, — наконец задумчиво произнес он.
Президент Украины усмехнулся:
— Наконец-то мой главный разведчик чего-то не понимает, следовательно, чего-то не знает. И чего же ты не знаешь?
— Я не знаю, чем вызвана ваша озабоченность, господин президент. Гиперпространственный полет — еще один шаг на пути технического прогресса, не более того. Рейтинга Орлову он не сильно добавит.
— Академик Хохлов, инициатор этого полета, считает, что гиперпространство — это и есть то, что мы называем Богом.
— Орлов хочет отправить туда человека? — осторожно произнес глава Службы безопасности Украины.
— Ты уже кое-что стал понимать. Да, Орлов хочет послать своего человека к Богу, — Грушенко с нажимом произнес последние слова.
— Человек, побывавший у Бога, для остальных людей — Мессия, — еще более осторожно произнес Пустовойтенко.
— Вот именно. И его слово для людей будет куда весомей, чем сотни слов того же отца Сергия и всех остальных. — Грушенко чуть вздохнул.
— Такса пытался для этих целей заполучить отца Сергия, — неожиданно сказал Пустовойтенко.
— Что? Когда?
— Больше месяца тому назад.
— Почему же ты молчал? — На лице президента гнев сменил усталость.
— Господин президент, — после паузы напряженно-осторожным голосом заговорил глава украинской СБ, — я абсолютно вам предан и ни в коем случае не собираюсь утаивать от вас хоть какую-нибудь информацию. — Увидев, что лицо президента несколько смягчилось, он продолжал уже более спокойно: — Отец Сергий на встрече со мной об этом контакте рассказал столь неопределенно, что я посчитал, что Такса таким образом хочет завербовать отца Сергия и оттеснить нас от движения «Жизнь только от Бога».
— И отец Сергий отказался от предложения?
— Да. Посчитал это кощунственным. Бог сам призывает человека, когда нужно. Это же не товарищ, к которому можно запросто припереться в гости.
— Это уж точно. Бог сам призывает к себе, даже когда человек этого и не хочет. — Лицо Грушенко окончательно смягчилось, оплыло, приобретая прежний усталый вид.
— Но академик Хохлов может и ошибаться, — продолжил директор СБУ.
— Конечно, может. Он же не Бог. — Президент невесело усмехнулся. — Но, насколько я знаю, Хохлов ошибается редко. Я обратился к академику Лоскутенко, президенту Украинской Академии наук, который должен располагать информацией. Так вот, он охарактеризовал Хохлова как человека мягкого, непритязательного в обычной жизни, но абсолютно преданного науке, который ради научной истины не идет ни на какие компромиссы. Яркий пример — его уход с поста заместителя директора Института теоретической физики, поскольку он был не согласен с директором, академиком Солевым, относительно принципиальной схемы гиперпространственного двигателя. Но академик Лоскутенко также сказал, что сейчас он абсолютно убежден в правоте академика Хохлова — его схема более рациональна и менее трудоемка. И мы сделали ошибку, отвергнув ее.
— Это все слова, — тихо проговорил Пустовойтенко.
— Увы, нет. Китайцы пошли именно по этому пути и существенно сократили время на разработку. Они уже начали автономные испытания гипердвигателя.
— И что решил Совет? — Директор СБУ вопросительно посмотрел на президента.
— А что он мог решить? Естественно, мы дали добро на этот проект. Кстати, его название «Пора». Орлов одним махом хочет убрать с политической арены основные фигуры и стать ферзем. — Улыбка Грушенко из ироничной стала печальной. — А впрочем, почему бы и нет?
— Когда состоится этот полет?
— Ориентировочный срок — середина августа девяностого года.
— До выборов президента Объединенной Руси останется меньше полугода, — заметил директор СБУ.
— Вот именно. Орлов может успеть все сделать.
— И все же, господин президент, гиперпространственный полет и его последствия — все это еще слишком неопределенно. Нам надо продолжать разыгрывать свою карту.
— Наверное, ты прав, — со вздохом произнес президент Украины. — Что нам еще остается делать? — И тут же добавил: — Впрочем, по мудрому Соломону — и это тоже пройдет.
— Проходит все. Но остаются в истории дела человеческие. И некоторые из них впоследствии называют великими.
— Может быть. — Владимир Владимирович кивнул головой. — Вы свободны, Олег Николаевич. Продолжаем реализовывать план «Жизнь только от Бога».
«А ведь благодаря нам, русичам, все человечество получило надежную прививку от коммунизма. — Владимир Владимирович Грушенко, не вставая из-за стола, взглянул в окно на праздничный салют. — Оно только чуть-чуть потемпературило, да кое-где высыпали красные прыщики. И все. А нам эта болезнь обошлась слишком дорого. И почему Господь избрал нас? Что, по принципу, кого больше люблю, того и наказываю? Или наоборот? Нелюбимое дитя не жалко? Вот полет все и покажет. А вообще, неблагодарное это занятие — пытаться понять Бога». Президент Украины встал из-за стола и вышел из кабинета.
«Нет, это просто усталость. Грушенко — сильный, волевой политик. И возраст у него... Впрочем, для политика возраст — не главное. Главное — это его команда. — Олег Николаевич наконец ответил на вопрос, заданный самому себе полчаса назад в кабинете Грушенко. — А главный в его команде — это я». Спускаясь по парадной лестнице, директор СБУ продолжал анализировать свой разговор с президентом Украины.

 

Соединенные Штаты Америки.
Лэнгли, штат Вирджиния.
Штаб-квартира ЦРУ. Кабинет директора ЦРУ.
3 мая 2190 года. Понедельник. 9.07 по местному времени.

 

Лучи солнца безбоязненно проникали через окна кабинета директора ЦРУ. Многочисленные, скрытые от посторонних глаз, датчики молчали. Различные хитроумные экранировки надежно блокировали всякое излучение, несшее хоть крупицу какой-либо информации.
Билл Ред сидел за рабочим столом и, глядя на экран персонального компьютера, изучал ежедневный отчет Разведывательного директората ЦРУ. В этот директорат с многочисленных разведывательных спутников, станций наблюдения, разбросанных по всем обитаемым небесным телам Солнечной системы — Земле, Марсу, Луне, стекалась информация. Все подслушанное, купленное, добытое шантажом или пыткой, — словом, все, что стоит за безликой, невинной фразой «информация добыта агентурным путем», также попадало сюда. Здесь весь этот не всегда приятно пахнущий поток информации проваливался в терагигабайтную бездну электронной памяти компьютера. Нет, не просто компьютера. Компьютера с большой буквы. Почему-то человечество не распространило на компьютеры свою привычку составлять топ-списки — самые большие корабли, самые высокие сооружения, самые дорогие автомобили, самые тяжелые люди, самые длинные ноги и прочая, прочая, прочая. Так вот если бы был составлен список самых быстродействующих компьютеров с самым большим объемом памяти, то Компьютер Разведывательного директората ЦРУ уступил бы лишь Большому Компьютеру ООН и разделил бы почетные второе-четвертое места с братьями по шпионскому ремеслу из Руси и Китая.
Попав в Компьютер, поток просеивался через миллионы логических фильтров, препарировался на миллиарды сведений и данных или на то, что обобщенно называлось единичным фактом информации. На выходе из этого всеядного электронного чрева была все та же информация, только соответственным образом сгруппированная, обобщенная и прокомментированная. Новейшие разработки в области логического программирования и искусственного интеллекта позволяли из тысяч отрывочных сведений создать цельную, логически непротиворечивую картину происходящего.
Билл Ред окончательно поверил в могущество Компьютера три года назад, когда тот извлек из своей поистине бездонной памяти факт десятилетней давности: ночное проникновение неизвестных в городской архив Сан-Франциско. Потом был проанализирован годовой давности звонок из Франции — один из миллиардов, перехваченных и записанных в его память: «Ничего, через годик мы сыграем хорошую партию в бридж. В золотой бридж». Затем Компьютер «вспомнил», что примерно в то же время малоизвестной компании «Chip» был сделан заказ на переоборудование небольшого скоростного вертолета «Sikorsky-309» в беспилотный вариант, управляемый компьютером. Еще через пару мгновений были проанализированы все покупки недвижимости в Сан-Франциско за последний год. Еще пару секунд Компьютер анализировал всякую мелочь — состояние противовоздушной обороны США, предсказание синоптиков на тот год, — быстро «пролистал» свои же отчеты о политической обстановке в мире и многое другое. Затем в операционном зале Разведывательного директората ЦРУ коротко взвыла сирена и тревожно замигала красная лампа. Перед ошарашенным оператором на мониторе высветилось: «ВНИМАНИЕ! Информация первой степени важности! Между 7 и 14 сентября сего года западноевропейская террористическая организация "Меч Ислама" попытается произвести теракт — взрыв Золотого моста в Сан-Франциско. Атака на мост будет произведена с помощью радиоуправляемого вертолета "Sikorsky-309", начиненного взрывчаткой. Вертолетная площадка располагается во дворе дома №43 на Шестой авеню. Вероятность прогноза — 87%». Первое, что импульсивно сделал оператор, — поднял глаза вверх, на электронные часы. На табло светились две строчки: «2187 год. 7 сентября. Суббота. 02: 32. Время вашингтонское» и «Сан-Франциско — 2187 год. 6 сентября. Пятница. 23: 32».
Через двадцать три минуты пятнадцать секунд «Дельта» уже взяла под контроль дом № 43 на Шестой авеню Сан-Франциско. Компьютер не ошибся.
Когда, уже в спокойной обстановке, стали вручную проходить логическую цепочку, которую выстроил Компьютер, даже разработчики его программ были поражены. Тогда выяснилась еще одна интересная деталь. Компьютер при анализе фактов вышел на точную дату теракта — одиннадцатого сентября, примерно в девять часов утра, — он держал в своей памяти события даже более чем двухвековой давности. Но людям указал более широкий временной интервал — по-человечески перестраховался. Искусственный интеллект такого уровня уже начинает приобретать человеческие черты.
Билл Ред принадлежал к тому типу людей, которые предпочитают узнать сначала плохие новости, чтобы потом попытаться, по возможности, перекрыть их хорошими. Особенно плохого отчета он сегодня не ожидал.
«Так, плохая новость номер один — с девяностопятипроцентной вероятностью разоблачен наш агент на лунной базе русичей "Восток". Да, недолго "Брюнет" поработал на нас. Быстро его Кедрин вычислил. Жаль. Как же теперь контролировать продвижение русичей по их проекту пилотируемого гиперпространственного корабля?» Билл Ред выделил эту новость красным цветом — посоветоваться с начальником отдела, курировавшим эту проблему.
Второй неприятной новостью было секретное решение правительства Италии перейти при расчетах с арабами за нефть на арабский динар.
«Так, сначала Франция, теперь Италия. Заигрывают с арабами. А как же — почти половину населения у них теперь составляют выходцы из Азии и с Востока. Пригрели их у себя, вот теперь и расплачивайтесь. — Пара энергичных нажатий клавиш на компьютере, и новость окрасилась в умиротворяющий зеленый цвет — принятие радикальных мер. — Второй Франции я не допущу. Там мы пытались решить проблему дипломатическим путем. Не получилось. Что ж, учтем ошибки».
На этом неприятные новости для Соединенных Штатов на сегодня заканчивались. В хорошие новости Компьютер занес сообщение из Канады — наконец-то американский посол в приватной беседе с премьер-министром страны смог убедить последнего внести на рассмотрение в Верхнюю палату Сената проект закона «О гражданстве».
«Наконец-то. Или они хотят повторения европейского варианта? Только коренной житель имеет право быть гражданином. Иначе Восток нас проглотит и не подавится. — В благоприятном решении Ред не сомневался — что же, даром было израсходовано более десяти миллиардов долларов? — Надо бы переговорить с президентом и подготовить наш спецназ. Американских граждан необходимо защищать, где бы они ни находились. Иначе мы не сверхдержава № 1». Сообщение окрасилось в желтый цвет.
К хорошим новостям Компьютер отнес и вспышку неизвестной инфекции в Китае с летальностью восемьдесят процентов.
«Наконец-то нашелся вполне приемлемый повод закрыть границы страны для китайцев. Опять же — здоровье американцев превыше всего. А без дешевых китайских товаров Америка проживет». И вновь желтый цвет появился на экране монитора — требуется разговор с президентом.
Далее следовало сообщение из Руси: «В Объединенной Руси набирает силу движение за запрещение в законодательном порядке второй жизни. Центр движения — Украина. Комментарий: политические силы, близкие к Президенту Украины Грушенко, таким образом, очевидно, пытаются на следующих выборах Президента Объединенной Руси привести его к власти».
Директор ЦРУ над этим сообщением надолго задумался.
«По-моему, Комп, ты ошибся. Это не есть хорошая новость. Чем этот Грушенко для нас будет лучше Орлова? Или ты считаешь, что государственное управление в любой стране ослабевает, если к власти приходит человек, который опирается на менее широкие круги населения? Не спорю, украинцев меньше россиян. Но, во-первых, практически всегда идеологические принципы брали верх над национальными. А во-вторых, такое движение вполне может стать интернациональным — во всем мире обделенных второй жизнью значительно больше, чем счастливчиков. А если учесть, что Восток принципиально не практикует технологию второй жизни, то на этой почве возможна его поддержка этого движения... Нет, это очень плохая новость». Билл Ред никаким цветом не выделил это сообщение — он еще не знал, что делать, а только ощущал надвигающуюся опасность.
В разделе недостоверных известий (вероятность которых меньше тридцати процентов) взгляд директора ЦРУ зацепился за сообщение: «В Китае проводятся работы по созданию пилотируемого гиперпространственного корабля».
«Впечатление, что скоро Лихтенштейн вкупе со Шри-Ланкой будут заниматься этой проблемой. А мы до сих лор топчемся на месте». Директор ЦРУ с силой нажал кнопку вызова секретаря.
— Вызовите Брэдлоу ко мне, — отрывисто приказал он.
Начальник отдела по Объединенной Руси Оперативного директората полковник Хью Брэдлоу открыл дверь кабинета директора ЦРУ через пять минут.
— Присаживайтесь, Хью. — Ред кивнул головой на кресло напротив. — Что ты думаешь о провале «Брюнета»?
Невысокий, крепко сложенный полковник с лысой, словно бильярдный шар, головой чуть пожал плечами:
— Мы поспешили с инспекцией лунной базы русичей. Как только получили информацию о гиперпространственном двигателе, так сразу направили туда Питсроу. И русичи догадались, что у них произошла утечка информации. Дальше просто — нацелили на базу один из своих разведывательных спутников и перехватили сообщение «Брюнета».
«Мы поспешили, — Ред внутренне поморщился. — Он поспешил — Билл Ред. И Брэдлоу отлично это знает».
— Что он успел передать?
— На «Восток» прибыл будущий экипаж гиперпространственного корабля и их дублеры. Назвал фамилии.
— Кто они?
— Мы проверили — четверо человек из отряда космонавтов с такими фамилиями отбыли в неизвестном направлении из Звездного городка, — монотонным, чуть равнодушным голосом ответил Брэдлоу.
— Хью, я тебя знаю уже лет пятнадцать. Если ты отвечаешь таким тоном, то за пазухой у тебя бомба. Давай, взрывай ее.
— «Брюнет» смог снять их на видеокамеру, у него своя, в мобильном телефоне. Там это разрешено. Снимают себя, отсылают родным на Землю. Русичи считали, что все передатчики под контролем. А попытаться выйти с неучтенного не получится — все экранировано.
— Теперь они изменят свое мнение.
— Очевидно. — Брэдлоу пожал плечами.
— Так что дал анализ фотографий?
— Одно лицо мы идентифицировали. Это майор Службы безопасности Объединенной Руси Титров.
— Так, — медленно проговорил директор ЦРУ. — А ведь в том, что взяли «Брюнета», есть и положительный момент.
Брэдлоу удивленно посмотрел на шефа.
— Смотри, Хью, что получается. Кедрин догадался, что у него на базе наш человек. И он присылает своих людей для его поимки. А легенда для них — будущий экипаж гиперпространственного корабля. Не техники или специалисты из какого-нибудь института, а именно члены экипажа корабля. Зачем, Хью?
— Наверное, он понимает, что «Брюнет» передаст эти сведения нам.
— А зачем ему нужно тщательно скрывать фамилии настоящих членов экипажа, подставляя вместо них другие? Мол, вот они, проверяйте — обычные крепкие парни, натасканные на тренажерах.
— Затрудняюсь ответить, господин директор.
— Скажи, Хью, много пользы мы получили более двух веков назад, когда еще за полгода узнали фамилии всех кандидатов русичей на первый космический полет? Фамилия Гагарин нам очень помогла?
— Нет, — ответил начальник отдела по Объединенной Руси. — Но может, русичи скрывают настоящий экипаж просто так, для профилактики. Известно, что скрытность у них в крови.
— А почему они не скрывали, когда готовили экспедицию на Нептун?
Брэдлоу молча пожал плечами.
— А я тебе скажу, Хью, почему. Люди, готовящиеся к прыжку в гиперпространство, — не обычные люди. Еще в разговоре с господином президентом у меня мелькнула эта мысль. А сейчас я уверен, в гиперпространство полетят люди, обладающие какими-то необычными, уникальными способностями. Именно в этом главный секрет русичей. Техника будет задействована старая — гиперпространственный двигатель Хейнштейна-Солева плюс стандартный жилой отсек, обычный ядерный двигатель и ракетный ускоритель. Все дело в людях. Поэтому тебе, Хью, срочное задание — подними всю свою агентуру в Руси, чтобы вычислить людей, обладающих какими-то необычными свойствами или возможностями и которые год или два назад стали тренироваться в отряде космонавтов или где-нибудь на секретной базе. Задание ясно?
— А что подразумевается под термином «необычные свойства или возможности»?
— Не знаю, Хью, не знаю. Экстрасенсы всякие, шаманы и прочие ведьмы. Если в ваше поле зрения попадет человек, у которого необычайные умственные, физические или даже сексуальные возможности, — проверяйте, где он сейчас. Проверяйте всех необычных.

 

Объединенная Русь. Украина, г. Славутич, Киевской обл.
4 мая 2190 года. Вторник. 9.12 по местному времени.

 

Уютный трехэтажный дом утопал в зелени столетних каштанов. В их могучих кронах многочисленная пернатая живность слаженно приветствовала солнечное весеннее утро, радовалась жизни. В этом райском уголке, казалось, все должны были быть счастливы. Но естественно, это только казалось...
— Почему ты раньше не сказал, что летишь туда? — Иван Антонович Ковзан укоризненно смотрел на сына.
— Не мог, отец. Эта информация была засекречена.
— Когда летишь?
— Послезавтра на Луну. Буду осваивать корабль. А в середине августа — туда, — спокойно ответил сын.
— Помнишь, когда ты собрался поступать в летное училище, — после паузы произнес отец, — мы с тобой говорили о важных и неважных делах в жизни.
— Конечно, помню, отец. Ты тогда процитировал Библию: «Суета сует — все суета». И сказал, что порой бывает трудно отличить пустышку от золота.
— А ты сказал, что тебе повезет и ты не ошибешься.
— Я решил, отец, сделать то, чем наверняка буду гордиться всю оставшуюся жизнь.
— Если у тебя будет эта жизнь. Неужели смертельно опасные испытания ракетопланов тебе доставляли мало острых ощущений?
— Люди испытывали их и до меня.
Взгляды отца и сына встретились. Первым отвел глаза отец:
— Господи, откуда у тебя столько честолюбия?
— Не знаю, отец.
— Тебе пообещали вторую жизнь, если ты не вернешься оттуда?
— Мне об этом не говорили, а сам я не спрашивал. Для меня это не главное.
— Для тебя это не главное, — тихо повторил отец слова сына.
И после паузы так же тихо продолжил:
— Двадцать девять лет назад в этой комнате я узнал, что не стало моей жены. Спустя несколько часов, здесь же, мне сообщили, что я потерял ее окончательно — Большой Бэби не дал ей второй жизни. Ты хочешь заставить меня еще раз пережить такие событий?
И вновь взгляды отца и сына скрестились. На этот раз первым глаза отвел сын.
— Отец, меньше всего я хочу доставлять тебе страдания. Но... Но сколько раз уже отцы провожали своих детей на заведомо опасные, но необходимые человечеству дела. Ведь кто-то должен был их совершать. Пойми, отец, для меня сейчас лучше погибнуть, чем отказаться.
— Я тебя не прошу отказываться. Я прошу только, чтобы тебе гарантировали вторую жизнь.
— А если бы ее не было вообще — второй жизни? Что бы ты тогда сказал? — последовало в ответ.
— Может случиться, что у меня не будет ни сына, ни внуков. — Длинная пауза. — Ладно, давай оставим этот разговор. Завтра пойдем на кладбище к матери. Попрощаешься.
И вновь взгляды двух самых родных людей встретились.
— Я вернусь, отец.
Ковзан-старший ничего не ответил.
Следующий день прошел тихо, спокойно... тягостно. Весеннее буйство природы на кладбище казалось неуместным, саднящим душу. Улыбающаяся Маша смотрела на мужа и сына с мраморного обелиска. У его подножия лежал букет тюльпанов. Они долго стояли молча, мысленно продолжая спор между собой и как бы приглашая Машу быть им судьей. Каждый отстаивал свою правоту. Сын — право молодого поколения на дерзания, свершения, подвиги. Отец — свое родительское право спокойно прожить жизнь и умереть в окружении любящих детей и внуков.
Маша молчала и только улыбалась. Под сильным весенним солнцем быстро увядали тюльпаны.
— Мама, я вернусь...
Быстро подошло время расставания — шесть часов вечера.
— Пора, отец.
— Вижу.
Они долго смотрели друг на друга.
— Знаешь, сын, в нескольких десятках километров отсюда есть памятник человеческой ошибке — чернобыльский саркофаг. Тогда люди тоже считали, что творят великое дело — укрощают атом на благо людей. Результат — многие квадратные километры непригодной для жизни в течение столетий земли и тысячи погибших и умерших от радиации людей.
— Результат — более надежные атомные электростанции и изобилие такой нужной энергии. А у человечества будет еще много таких саркофагов. Это плата за прогресс.
— А нужен такой прогресс?
— А зачем тогда создан человек? Потреблять пищу и плодиться, как животные? — резко ответил сын. А затем, словно спохватившись, уже мягче добавил: — Пора, папа.
Они обнялись.
— Все будет хорошо. Я вернусь, вот увидишь.
Вечером, чтобы как-то отвлечься, Иван Антонович включил телевизор. Сериалы, ток-шоу, музыка и изредка информационные программы — человечество со вкусом проводило время. На одном из каналов он неожиданно увидел знакомое лицо. Молодой человек, стоя на сцене в каком-то огромном зале, набитом людьми, буквально кричал в микрофон:
— Братья и сестры! Уже не единицы, а сотни людей понимают, какое это зло — вторая жизнь, дарованная не Всевышним. И именно вы, услышавшие истинный голос Бога, спасетесь, и именно вам будет даровано истинное бессмертие. Остальные же получат вот это. — Молодой человек, повернувшись, ткнул указательным пальцем позади себя.
И тотчас же задник сцены, оказавшийся экраном огромного проекционного телевизора, осветился. На нем замелькали страшные кадры, снятые в лечебнице для больных синдромом внезапного слабоумия. Бессмысленные глаза и улыбки, омерзительные кривляния, текущая изо рта слюна и страшные, лишенные всякой мысли выкрики — мощная электроника показывала бесстрастно, крупно, передавая мельчайшие оттенки цвета.
Иван Антонович наконец узнал молодого человека — это был одноклассник его сына, Сергей.
«О, Господи! Зачем же такое показывать. Это же бесстыдно — делать из людского страдания шоу».
А из телевизора между тем неслось:
— Братья и сестры! Давайте поможем всем заблудшим, не понимающим, какой это грех — стремиться получить вторую жизнь не от Бога, а от кесаря. Пусть наши власти управляют земными делами, а не Божьими. А там, где должен быть только промысел Божий, они смиренно и благоговейно склонят свои головы. Давайте выберем тех людей, которые не побоятся запретить бездушной машине решать за Бога, кому давать вторую жизнь. Перед Богом все равны.
Экран заполнился ярким солнечным светом, и тут же мощно, торжественно зазвучала музыка.
«Бах, — отметил про себя Иван Антонович, — Первый концерт».
И тут во весь экран вспыхнула надпись: «Жизнь только от Бога». Казалось, величавые аккорды наполнили собой все пространство зала...
«Сумасшествие какое-то. А если человек отдал жизнь во благо других людей? Он что, не заслужил второй жизни... как мой сын... — Он со злостью выключил телевизор. — Тоже мне, очередные толкователи воли Божьей. Их предшественники во имя этой самой воли людей заживо сжигали, а эти не хотят, чтобы достойным людям вторую жизнь давали. Инквизиторы новоявленные, мать их!»

 

Объединенная Русь. Украина. Киев.
5 мая 2190 года. Среда. 18.40 по местному времени.

 

Большая черная машина мягко вкатилась во двор Дома и замерла около одного из подъездов. Три двери машины распахнулись одновременно, и так же одновременно из салона выскочили трое молодых людей. Они напоминали машину, в которой приехали, — такие же большие, в одинаковых черных костюмах и такие же хищные. Один из них сразу вошел в подъезд.
Светлана Николаевна Доброва в который раз наблюдала эту картину из окна квартиры сына и в который раз испытала чувство какого-то внутреннего неудовольствия.
«Христос ходил среди людей в окружении Своих апостолов, ничего не боясь, а тут... ну не считать же этих мордоворотов за апостолов». С высоты третьего этажа хорошо были видны мощные затылки и короткие толстые шеи парней, охранявших ее сына.
А вот и он сам — высокий светловолосый человек вышел из машины, едва только его охранник выглянул из подъезда и махнул рукой: «Все чисто!» В окружении охраны, чуть сутулясь, ее сын вошел в подъезд.
«А волосы уже — не вьются кудрями, и сутулиться стал. — Мать отстраненно наблюдала за сыном. — Как будто прячется от кого-то, старается быть незаметным. И в подъезд не вошел, а юркнул как-то».
Щелкнул замок входной, двери. Светлана Николаевна встала со стула и отвернулась от окна. Она знала, что в коридор первым войдет не сын.
— А вот мы снова, Светлана Николаевна. — Перед ней стоял один из охранников с застывшей улыбкой. — Все в порядке? — Взгляд мужчины, мгновенно обежав все вокруг, цепко впился ей в лицо.
— Да, спасибо, — заученно ответила женщина. Когда она приехала к сыну, ее целый день такие же ребята учили, что нужно говорить в тех или иных случаях. Вот и сейчас, на вопрос: «Все в порядке?» нужно отвечать: «Да, спасибо». Если бы в квартире находился кто-то посторонний, она должна была бы ответить: «Да, спасибо. Никто не тревожил».
Поначалу такая игра в шпионов забавляла ее. Но очень скоро начала раздражать. «Да что это такое? Будто живем среди каких-то нелюдей, которые только и думают, как нас извести».
— Возвращаем вашего Сереженьку в целости и сохранности. — Голос охранника вернул Светлану Николаевну к действительности.
— А... да, да, спасибо.
Улыбка тут же исчезла с его лица.
— Чисто. Можно заходить, — проговорил он, чуть повернув голову к лацкану пиджака.
— Еще раз здравствуй, мама. — Сын, все так же сутулясь, быстро подошел к ней и поцеловал в щеку. — Голова уже не болит?
— Нет, спасибо, сынок, не болит. Я выпила таблетку. Поешь? Я тут, пока ты выступал, твой любимый борщ сготовила. С пампушками.
— Потом, мама, потом. Я на пару минут, только переодеться.
— Вечно у тебя дела. Только ночью дома и бываешь. Даже не вспомнил, что сегодня годовщина смерти отца.
Сергей замер, затем прикрыл лицо руками.
— Что ж, видно, такую судьбу мне дал Бог, — наконец глухо проговорил он и вышел из комнаты.
Светлана Николаевна, чуть вздохнув, привычно села на стул. Охранник вышел в коридор. Минут через десять к ней в комнату вновь вошел сын:
— Ну все, ма, до вечера.
Выражение лица его вновь было спокойным и уверенным. Вместо черной рясы на нем был деловой светло-серый костюм с ярко-красным в полоску галстуком.
— И в этом ты будешь проповедовать? — Светлана Николаевна, чтобы как-то затушевать эту, как ей показалось, неуместную иронию, тут же добавила: — Люди могут этого не понять, сынок.
— Люди на земле живут разные. И проповеди им нужны разные. И приходить к разным людям нужно в разных одеждах. Ты же на рынок не пойдешь в том же, что и в церковь? — Сын коротко усмехнулся.
— Сынок, я тут смотрела по телевизору твое выступление. Зачем было показывать на весь свет людское горе? Ведь сумасшедшие — это блаженные люди. Их всегда жалели, считали, что через их уста с людьми говорит Бог.
— Вот и сейчас, мама, Бог через блаженных пытается вразумить людей. Отвратить их от неправедного пути.
— Сынок, Бог милосерден. И слуги Его должны быть тоже милосердны.
— Да, Бог милосерден, мама. Но прежде всего Он справедлив. И каждому Он воздает по заслугам. Праведникам — рай, а грешникам — ад. Вспомни судьбу городов Содома и Гоморры. Бог их уничтожил, как клоаки греха и мерзости. Помнишь, когда-то, перед моим отъездом в Одесскую семинарию, я тебе сказал, что скоро люди упрутся в непреодолимую для них стену? Так вот, вторая жизнь, дарованная бездушной электронной машиной, — это и есть та стена, в которую с размахом, словно неразумные бараны, ударилось человечество. Ты посмотри, что творится, мама. С одной стороны, кучка людей, неизвестно за что получающая бессмертие, а с другой — все остальные. И если бы эта кучка заслужила величайшее благо своей праведной жизнью. Так нет же. Как раз наоборот. Получают бессмертие, вернее, покупают его очень богатые люди, продажные политики, звезды шоу-бизнеса, которые всю жизнь только и делали, что развращали людей, вбивая в их головы сомнительного качества моральные ценности. И Бог все это видит, мама. Нет, скоро, очень скоро люди почувствуют гнев Божий. Почувствуют, ужаснутся и опомнятся. Но для многих будет уже слишком поздно. Вот я и стараюсь, чтобы этих людей было как можно меньше. Да, все, едем! — Сергей Добров, известный больше как отец Сергий, кивнул появившемуся в дверях охраннику.
Тихо клацнул замок входной двери. И вновь на Светлану Николаевну обрушилась тишина, ставшая ненавистной.
«Господи, неужели путь к Тебе так... — женщина запнулась, подбирая слово помягче, — ... так иногда опасно, неприглядно выглядит?» Она наконец нашла нужные слова.
Чтобы развеяться, отогнать опостылевшую тишину, Светлана Николаевна включила телевизор. Показывали какое-то шоу. Девушки в блестящих коротких юбочках с разноцветными перьями на головах, стоя на коленях, страстно обнимали ноги возвышающегося над ними обнаженного по пояс парня. Тот, широко раскинув руки, грубым, чувственным голосом выводил:

 

Сам дьявол нас влечет сетями преступленья,
И, смело шествуя среди зловонной тьмы,
Мы к аду близимся, но даже в бездне мы
Без дрожи ужаса хватаем наслажденья...

 

«Мы к аду близимся», — машинально вслед за певцом повторила Светлана Николаевна и сразу переключила канал. Тотчас на экране возникло кукольное личико ведущей информационную программу:
— И в заключение. Это сообщение пришло к нам только что из Объединенного Центра космических наблюдений. Одним из спутников системы «Дозор» более семи месяцев тому назад за орбитой Плутона было обнаружено космическое тело около метра в диаметре. От обычных каменных глыб его отличает слишком большая для таких объектов скорость — более двухсот километров в секунду, что свидетельствует о том, что астероид не принадлежит нашей Солнечной системе. Проведенные в то время расчеты показали, что космическое тело пройдет примерно в двадцати миллионах километров от Земли. Вчера было проведено повторное уточнение параметров траектории орбиты космического путешественника. Расчеты показали, что астероид пройдет на расстоянии примерно один миллион километров. Космическое тело приблизится к Земле на минимальное расстояние первого июля текущего года. Так что через два месяца жители Земли смогут в свои телескопы полюбоваться на необычного космического пришельца. Следите за нашими сообщениями.
«Мы к аду близимся. — Светлана Николаевна закрыла лицо руками. — Вот оно, Божье испытание. Господи, неужели мой сын прав?»
Назад: Глава 4 КАНДИДАТЫ В МЕССИИ
Дальше: Глава 6 ПОСЛЕДНИЙ ЭКЗАМЕН

Антон
Перезвоните мне пожалуйста по номеру 8(953)367-35-45 Антон.