– Молиться надо. Бог – он милостив, – мягко рокотал отец Александр.

И такая сила исходила от монаха, что поневоле верилось в каждое его слово.

Странно, находившаяся рядом женщина неведомым образом понимала батюшку. В ее красноватых от недавних слез глазах промелькнула надежда на чудо. Да и на что еще надеяться, когда раненый дышал так тяжело, что в любой из вздохов мог оказаться последним?

– Я просила Селима, но… – женщина вздохнула.

Была она молода, в ином состоянии наверняка хороша собой, однако горе не красит, и сейчас не вызывала ничего, кроме чувства сострадания.

– Кто такой Селим? Пророк? – с осуждением пробасил монах. – Чем он поможет? Бога надо просить, Бога!

Он уже успел понять, что местные чтили человека, который вывел их в эти края, хотя и не очень понятно – откуда. Но теперь неведомый Селим считался пророком, и горцы всех племен поклонялись ему, словно Богу.

– Но… – в таких тонкостях женщина не разбиралась.

Здесь вообще не имелось священнослужителей в обычном понимании слова. Был некий набор из преданий, каких-то передаваемых из уст в уста отрывков старых изречений, но ни книг, ни людей, которые бы их трактовали. Каждый решал для себя сам в соответствии с впитанными в детстве ритуалами, да наиболее старые и уважаемые люди следили, верно ли понимают остальные необходимые положения, не слишком ли отдаляются от дней былых?

– Экие нехристи, право слово! – сокрушенно покачал головой отец Александр. – Как же можно жить, не ведая Бога?

И хоть рядом разметался умирающий, а, может, из-за этого, стал вкратце втолковывать вероятной вдове основные положения веры, и историю Сына Божия, пошедшего на крест ради людей.

Глаза монаха лучились добротой и верой, словно он сам был свидетелем былых событий, а в голосе сквозила такая убежденность, что несчастная женщина жадно верила каждому звучащему слову, неведомо как понимая его.

В комнату постоянно старались заглянуть дети, четверо, что называется – мал мала меньше, но матери было не до них.

– Повторяй за мной… Хотя, что это я? Ты же не крещенная! Не знаю, может ли услышать Бог твои молитвы, – вздохнул батюшка.

– Как же быть? – женщина была готова ухватиться за любой проблеск надежды.

– То дело поправимое… Готова ли ты прийти в лоно равноапостольской матери нашей церкви?

– Да…

Все необходимое отец Александр взял с собой.

– Тогда…

– Смотрите, ваше высокоблагородие! След!

Цыганков наклонился, разглядывая оттиск повнимательнее.

Почва вокруг была в основном каменистой. По такой сколько людей не пройди, никогда толком ничего не скажешь. Но в этом месте был клочок земли, частично успевший зарасти травой и лишь с самого края по неведомой причине оставшийся лысым. На лысине и отпечатался след сапога. Точно такого же, в которых ходили путешественники.

Местные предпочитали мягкие остроносые туфли, заметно отличавшиеся от обуви экспедиции.

Подошел Кречетов. Сомнений не было. Здесь проходил Михаил. Вот только какой черт понес студента к видневшемуся неподалеку леску? Или, не к леску, а к скале, внушительно расположившей свои кручи чуть дальше?

Почему-то кричать, звать пропавшего товарища никто не стал. Наоборот, старались идти тихо. Словно есть смысл в тишине, когда из леска все поле просматривается насквозь!

В том-то и дело – просматривается! Михаил обязан заметить их. Каким бы не был увлекающимся романтиком Воздвиженский, однако ушел из селения он достаточно давно, и уже должен был осознать собственную ошибку.

Одни и те же мысли посетили всех троих путешественников. И казаки, и офицер, не сговариваясь, тихо передернули затворы винтовок и дальше шли в готовности к немедленному столкновению. Ведь если хитчи налетали на селение, что могло помешать им устроить где-нибудь неподалеку небольшой пост? Если не для засады, то хотя бы для наблюдения. Вид на селение оттуда должен быть неплохой. Почему бы не убедиться, не умышляют ли недавние жертвы ответного набега?

Сам Кречетов обязательно бы посадил туда несколько наблюдателей. Конечно, в том случае, если у скалы с противоположной стороны есть удобный спуск. Последнего полковнику знать пока было не дано, но считать врага глупее себя он не собирался.

Андрей Владимирович невольно поймал себя на мысли, что уже стал относиться к хитчам, словно к противнику. Так нельзя, одернул он себя. Факт нападения на приютившее путешественников селение отнюдь не означает правых и виноватых в местном противостоянии, и уж тем более не дает экспедиции основания определять долговременных друзей и врагов. Последних лучше вообще не иметь не только ни в одной точке земного шара, но и за его пределами. По мере возможностей.

Лесок закончился сравнительно глубокой трещиной.

– Что? придется идти на ту сторону, – вздохнул Кречетов.

Признаться, он несколько жалел, что не взял Бестужева. Только надо же оставить в лагере хотя бы одного воина!

И опять Цыганков первым увидел место, где сорвался на дно Михаил. На противоположном склоне тоже виднелись следы. Но там уже студент отчаянно карабкался наверх.

В лесу Кречетов предпочел вновь положиться на урядника. Цыганков двигался с такой уверенностью, будто за прошедшим накануне Мишей оставалась яркая линия.

Движение путешественников здорово напоминало охоту. Не в последнюю очередь винтовками в руках. И офицер, и казаки подсознательно уверились в возможность стычки.

Вот сейчас тишину нарушит раскатистый выстрел, пойдет гулять эхом по долине, и весь вопрос – будет ли он удачным?

Вопреки ожиданиям, все было тихо. Путешественники осторожно принялись обходить скалу, и вдруг идущий первым Цыганков вздрогнул.

– Андрей Владимирович!

Мог бы не говорить. Кречетов сам увидел причину остановки.

Рядом с одним из камней на земле валялась фуражка. Самая обыкновенная, форменная, какую положено носить студентам…

Отец Александр молился убежденно, страстно. Новообращенная молитв, разумеется не знала, да и не могла знать, но старательно и истово повторяла за батюшкой слова на незнакомом языке.

Понимала ли она смысл? Но что главнее в молитве – слова, или искреннее чувство? Глаза женщины были устремлены на небольшой складень с такой надеждой, что устоять перед ней было просто немыслимо. И подкрепляло это слово Александра.

Священник преобразился. Он бывал всяким, однако сейчас определенно напоминал первых христиан. Даже взор лучился неведомым на Зенграбе светом. И как иначе, когда Александру была ведома истина, а вера его была тверда и непреклонна?

Умирающий вдруг застонал, но батюшка продолжал молится, даже не оборачиваясь, и стон вдруг стих, перешел в ровное дыхание, а мучительное забытье – в спокойный сон.

Совпадение ли, чудо – кто знает?

– Сцапали студента без боя, – убежденно изрек Цыганков, осмотрев окрестности.

Это Кречетов прекрасно видел сам. Любая схватка оставляет какие-то следы, будь то слегка взрытая почва, пятнышко крови, еще что-нибудь в таком же роде.

Здесь не было ничего. Очевидно, невооруженный студент был застигнут врасплох и даже не решился на попытку сопротивления. Разве что, фуражку мог уронить сам, словно невзначай, дабы спутники затем сумели понять перемену в его судьбе.

– Дела… – протянул Кречетов.

Он лихорадочно обдумывал наиболее оптимальные действия и не мог остановиться ни на одном.

– Выручать надо мальчишку, – высказался Цыганков.

– Понятно, что надо, – Кречетову мучительно захотелось закурить. Казалось, вместе с первой затяжкой придет долгожданное лучшее решение.

Преследовать похитителей втроем без малейшего знания местности к таковым явно не относилось.

Урядник смотрел на командира с надеждой. Как бы он до похищения не относился к Михаилу, теперь студент казался ему пусть не сыном, все-таки, разница в возрасте была не такой, но чем-то наподобие младшего брата.

– Возвращаемся. Надо поговорить с местными. Вдруг кто согласится помочь? Все равно сейчас не догоним, а до вечера похитители ничего с Мишей не сделают. Раз уж не прикончили сразу… – ничего лучшего Кречетов придумать не смог.

В принципе, Цыганков был согласен с полковником. Бросаться в погоню, очертя голову, втроем – явная авантюра. Но с другой стороны, неспровоцированное нападение поневоле призывало к немедленным ответным действиям.

Казак слишком хорошо знал, к чему может привести первый порыв. Он лишь вздохнул и двинулся следом за полковником.

Иногда погоня начинается с нескольких шагов назад.

– Герр профессор, нас просят к столу.

– А? – Мюллер рассеянно приподнял голову от листков с расчетами.

Он упорно пытался объяснить возникшие погрешности, однако каждый раз выходила такая ахинея, что профессор гневно комкал бумагу и швырял ее под ноги.

Рядом с ним уже лежало с десяток исчерканных листков, и, судя по всему, тот, который в данный момент Мюллер украшал серией цифр, должен был присоединиться к своим ни в чем не повинным собратьям.

Сегодня Ее Величество Наука смеялась над своим верным адептом, или просто говорила с ним на каком-то другом языке.

– Карл Иванович, нас зовут обедать, – терпеливо повторил Бестужев.

Он относился к профессору, как к большому ребенку, с изрядной долей снисхождения, однако признавал несомненный ум и старался не обращать внимания на отсутствие житейской хватки. Да и не столь часто Мюллер ей страдал. В основном он был собран и деловит, и лишь во время решения каких-то задач уходил в себя настолько, что забывал обо всем окружающем.

– Уже? – Мюллер не сразу сумел понять, сколько же прошло времени. – А где все?

– Полковник с казаками ищут господина студента, Буйволов еще не вернулся, а отец Александр до сих пор находится где-то в селении. Так что, Карл Иванович, придется нам вдвоем есть за десятерых, – притворно вздохнул Бестужев.

– Втроем, сын мой, – бас монаха раздался настолько неожиданно, что офицер едва заметно вздрогнул.

Однако Бестужев мгновенно справился с замешательством и изобразил на лице некое подобие радушия.

– Батюшка! А мы-то думали, куда вы пропали?

– Никуда я не пропадал. Утешал вдов и сирот, как и положено пастырю, – пробасил отец Александр. – Равно как и женщин, в печали пребывающих.

– И многих утешили? – с показным сочувствием осведомился офицер. Однако помимо сочувствия в его голосе звучал и неприличный намек. Мол, знаем, как лучше всего мужчине утешить несчастную вдовушку!

Сочувствие отец Александр оставил без внимания, а вот намек уловил. Брови сурово сошлись у переносицы, и лишь голос прозвучал вполне обыденно:

– Грех насмехаться над чужим горем.

– Разве я насмехаюсь? Наоборот, сочувствую и жажду узнать, многим ли удалось смириться с потерей? – когда не видишь убитых, то и сочувствия к ним не испытываешь. Все равно все рано или поздно окажемся в тех краях, где нет ни радостей, ни воздыхания.

Придраться к словам монах не мог. Более того, старался быть максимально терпеливым, памятуя о собственном сане. Поэтому он лишь посмотрел на офицера, однако взгляд получился настолько красноречивым, что Бестужев счел за лучшее замолчать.

Пожалуется Кречетову, и что? Сам полковник к вопросам веры относится сравнительно равнодушно, вернее, не афиширует собственных взглядов до такой степени, что не понять, верит сам, или нет, но с других требует. И с офицеров в том числе.

Но и отец Александр имел все основания для гордыни, только, как ни странно, не испытывал ее. Лишь удовлетворение от сделанного, да благодарность. Не нам, но Имени Твоему…

Пока Бестужев беседовал с монахом, Мюллер успел вновь погрузиться в расчеты.

Профессор! Что с него возьмешь?

– Карл Иванович! Нас ждут! – напомнил Бестужев.

– Кто? – тайны мироздания отвлекали настолько, что было не до житейских мелочей.

– Хозяева, – терпеливо пояснил офицер.

– Ах, да. Обед, – с некоторым усилием вспомнил Мюллер. – Вы идите, а я закончу расчеты и подойду, любезный Василий Дмитриевич.

– Профессор… – укоризненно произнес гвардеец.

– Нехорошо заставлять ждать, – неожиданно поддержал Бестужева отец Александр. – Люди намного важнее бумажки.

Судя по всему, Мюллер так не считал. Но и идти против двух спутников не решился. Он с видимым сожалением отложил исписанный листок, после краткого раздумья засунул карандаш во внутренний карман пиджака и поднялся с таким видом, словно его ожидал путь на Голгофу.

– А где остальные? – впервые полюбопытствовал монах.

Занятый «духовным» врачеванием аборигенов, он понятия не имел о пропаже студента и его поисках.

Бестужев объяснил ему в нескольких выражениях.

– Вот до чего доводит вольнодумство! Прости меня, Господи! – отец Александр машинально посмотрел в красный угол и, не найдя там иконы, едва не сплюнул. Но все-таки вовремя спохватился и истово перекрестился.

– Причем тут вольнодумство? Молодость, – пожал плечами Мюллер. – Юноша просто увлекся чем-то интересным и не заметил, как заблудился.

Он первым двинулся на выход. Раз уж все равно придется обедать, так лучше сделать это побыстрее, а уж затем вернуться к прерванным расчетам.

– Куда ж это он забрел, что умудрился заблудиться? – немедленно возразил Бестужев.

Сам он позволял себе многое, однако кто ж видит плохое в себе? Да и не приходилось его никогда искать. Или, почти никогда. Раза три-четыре не в счет.

И никто не поинтересовался – откуда обед, если его никто из путешественников не готовил?

Секрет был прост. Бестужев решил порадовать спутников, и потихоньку договорился с дочерью Селаха, а уж та что-то сказала отцу. И теперь во дворе ароматно дымился большой казан плова, принесенный сюда по приказу Селаха, а в стороне горой возвышались лепешки.

Как говорится: счастливый под обед, несчастливый – под обух. В воротах появился Кречетов, а за ним маячил кто-то еще из путешественников.

– Вот и порядок. Нашли же… – начал было Мюллер, но увидел остальных вошедших и осекся на полуслове.

Миши среди них не было.

– Буйволов не вернулся? – осведомился Кречетов.

Взгляд его мгновенно обежал двор, словно полковник надеялся увидеть здесь есаула.

– Нет, – первым ответил Бестужев.

Он сразу отметил про себя, что казаки так и не расстались с винтовками, словно готовились спешно идти обратно.

– А Селах? – Кречетов спрашивал коротко, явно экономя время.

– Наверно, у себя дома. Вот, прислал нам обед.

– К черту! Что они решили на сходе?

– Ничего. Насколько понял, мнения опять разделились, и ни одна группа убедить никого ни в чем не смогла, – презрительно скривился Бестужев.

Подобные всеобщие говорильни он не принимал и не понимал.

– Где Миша? – воспользовавшись паузой, влез в разговор профессор.

– Похищен, – как нечто само собой разумеющееся сообщил полковник.

– Как? Кем?! – Мюллер выглядел ошарашенным.

Профессор снова все позабыл. И предутреннюю перестрелку, и, похоже, даже то, что они находятся на неизведанной доселе территории. Поэтому и фраза о похищении произвела на него эффект разорвавшейся бомбы.

– Очевидно, теми, кто нападал на селение, – отозвался полковник. – Ладно. Придется просить помощи у Селаха.

Видно было, что Кречетов здорово сомневается, получит ли ее, или аборигены вновь устроят собрание. Да только в данном случае без хотя бы одного проводника не обойтись.

Еще Буйволов где-то задержался!

Как бы ни хотелось двигаться на освобождение Миши, но для начала пришлось отобедать. Как профессиональный военный, начальник экспедиции прекрасно знал: без еды нет силы. И кто же может сказать, когда иначе доведется подкрепиться? Да и в любом случае требовалось дождаться Буйволова с лошадьми.

Разумеется, часть обеда была оставлена для не вернувшихся казаков. Как иначе?

И в любом случае требовалось увидеться с Селахом.

Самый богатый человек селения оказался легок на помине, и объявился сразу после обеда. В замкнутых мирках новости разносятся быстро, потому вводить в курс дела хозяина не потребовалось.

– Большинство жителей против ответного нападения, – сразу объявил Селах. – Против нас действовали хитчи, а у них очень большое селение. Нам с ними не справиться. Их глава, Абдул, один из самых великих воинов гор. Он даже как-то дал публично слово, что признает над собой того, кто сумеет одержать верх в поединке с ним. Люди не хотят рисковать, хотя горят жаждой мести. Надо посылать гонцов в город. Может, мейр сумеет как-то повлиять на соседей.

Но никакой убежденности в голосе Селаха не чувствовалось. Сам он явно принадлежал к воинственному меньшинству, только был вынужден прислушиваться к мнению жителей селения.

– Насколько вероятна помощь? – спросил Кречетов.

Перевода можно было не ждать. Виноватое выражение лица Селаха сказало больше любых слов.

– Нам нужен хотя бы один человек, который бы знал дорогу к вашем хитчам, а еще лучше – само селение. Мы готовы заплатить ему за помощь, – спокойно объявил Кречетов.

– Зачем? Это безумие. Хитчи – умелые воины.

– В их руках – участник нашей экспедиции и подданный Белого царя. Мы не имеем права оставлять его в плену, – как само собой разумеющееся, пояснил полковник.

– Вас очень мало… – в глазах Селаха мелькнуло невольное уважение. – Вас просто убьют.

– Воюют не числом, – усмехнулся полковник.

Он покосился на куривших у забора казаков, затем смерил взглядом Бестужева.

Последний выглядел чуть возбужденно, но ни малейшего страха в нем не чувствовалось. Да и как бояться представителю древнего рода? Предки такого не простят.

Бестужев напрочь позабыл о собственном отношении к студенту. В данный момент для гвардейца было важнее, что это был свой. Сам факт похищения подданного Императора понуждал к ответному действию. Врагов надо ставить на место сразу, только тогда они будут уважать и тебя, и твое Отечество.

Селах разродился достаточно длинной речью, однако Бестужев поморщился в ответ и переводить не стал.

– Что он сказал? – пришлось вмешаться Кречетову.

– Вы бы могли вступить с похитителями в переговоры о выкупе, – неохотно перевел гвардеец. – И что-то об обычной цене в здешних краях, но в их деньгах я ничего не понимаю.

В представлении Кречетова выкуп был вещью в принципе приемлемой. Но только в принципе. Заплати один раз – и аборигены будут нападать при каждом удобном случае, норовя использовать тебя как дойную корову. А вот силу уважают везде.

Если бы при нем была сила! Казачья полусотня способна справиться с любым количеством местных разбойников. Пусть индивидуальная выучка у аборигенов не хуже (в чем еще надо убедиться), казаки сильны своей спайкой и умением действовать как единое целое. Им бы еще могла противостоять регулярная часть, только нет таковых в здешних краях.

Как нет рядом и заветной полусотни. И дернул же черт разделить экспедицию! Сейчас бы никаких проблем с вызволением не было. А скорее всего – и не надо было бы никого вызволять. Вряд ли Миша сумел бы незаметно выйти за пределы лагеря, когда в нем было бы чуть больше человек.

Ладно. Сожалениями делу не поможешь. Непобедимый русский полководец любил повторять, что воюют не числом, а умением.

Еще бы Буйволов поскорее вернулся!

Кречетов посмотрел на замершего в ожидании Селаха и спросил:

– Так как насчет человека? Кто-нибудь согласен довести нас до селения хитчей?