Первые мальчишки стали возвращаться вскоре после ухода Селаха. Никаких известий они не принесли. Оно понятно: селение довольно большое и было бы странно, если бы пропавший студент обнаружился сразу.

– Что-то наши не едут, – Бестужева гораздо больше интересовала задержка казаков с Буйволовым, чем пропажа какого-то разночинца.

Студент все равно найдется. Буйволов, понятное дело, тоже. Только пора бы им уже объявиться. Стрельбы не было, просто так казаков никому не взять, и тем не менее, расставаться было неприятно.

К есаулу у Бестужева было двойственное чувство. С одной стороны, потомственный гвардеец привык смотреть свысока на серую армейскую кость. С другой – до аристократической утонченности Буйволову было так же далеко, как Михаилу, зато во всех повадках есаула чувствовался опытный вояка. А прирожденных воинов Бестужев, истинный дворянин, уважал.

Кречетов тоже не стал выражать беспокойство. Лишь кивнул в ответ, мол, давно пора.

Андрей Владимирович корил себя за разделение экспедиции. Надо было наплевать на все трудности, и вести сюда всех. А теперь, вдесятером, много ли сумеешь сделать?

И казакам еще ничего не сказано…

– Наверно, проводники запугали туманом, – чтобы развеять грустные мысли, пошутил Кречетов.

Бестужев немедленно встал в позу и принялся декламировать очередной экспромт:

Окончания стиха Кречетову услышать не удалось. Бестужев чуть замялся, подыскивая рифму, и в паузу влез даже не подошедший, а подбежавший Мюллер.

– Андрей Владимирович, извините! Можно вас на минутку?

Военных профессор традиционно жаловал не слишком, а уж гвардейских хлыстов терпеть не мог.

– Говорите, – кивнул Кречетов.

У него от офицеров тайн не было. Вернее – почти не было.

Мюллер несколько замялся. Бестужев уловил причину и демонстративно принялся поигрывать зажатым в руке стеком. Стек он таскал на английский манер, дабы резче выделяться на общем фоне.

– Я тут попытался замерить долготу, – смерился с присутствием Бестужева профессор. – Понимаете, Андрей Владимирович, получается какая-то ахинея. Такого просто не может быть. Вы только посмотрите.

Он протянул начальнику листок с измерениями.

– А вы уверены, что замеряли именно это? – влез в разговор Бестужев. – Может, задумались и вместо долготы извлекли квадратный корень из какого-нибудь уравнения?

Вспыхнувший от возмущения профессор наградил его таким взглядом, что гвардеец едва сдержал довольную улыбку.

– Я проверил полученные данные. То же самое.

Вычислениям профессора Кречетов привык доверять.

– Вы хронометр проверяли? – спросил первое, что пришло в голову полковник.

– Обижаете, любезный Андрей Владимирович! Приборы в полном порядке.

– Понимаете, Карл Иванович, я не вполне уверен, что сутки здесь длятся наши двадцать четыре часа.

– Вы правы, – протянул Мюллер. Ему стало несколько неудобно, что он не подумал о подобной возможности. События накатывались так, что до сих пор не было времени на вдумчивые неторопливые исследования. Затем профессор хлопнул себя ладонью по лбу и торопливо проговорил. – Все время забываю про другой мир, и необходимость узнавать буквально все. Вплоть до самого элементарного. Та же сила тяжести, например.

– А я-то думаю, отчего так легко себя чувствую! – воскликнул Бестужев.

Стоять молча он не любил. Раз уж нет другого развлечения…

– Так займитесь этим, Карл Иванович. Продолжительность суток, вероятные координаты. Если можно – что за звезда светит в небе. Явно же не солнце.

Самого полковника точные науки интересовали в той степени, в какой помогали справиться с заданием. Или – мешали ему. Но здесь все было крайне важным, и без всевозможных вычислений и определений было просто не обойтись.

Хватало и других проблем. Пока шел разговор с профессором, сразу шесть или семь мальчишек подбежало к казакам, загомонили что-то на своем языке, и Цыганков, задав пару уточняющих вопросов, направился к командиру.

«Надо спросить, как он умудряется понимать здешнюю речь,» – машинально подумал Кречетов.

В следующий миг ему стало не до праздного любопытства.

– Разрешите доложить, ваше высокоблагородие! Пацаны говорят, будто господин Воздвиженский вышел из селения и направился к скалам.

– Зачем? – от Михаила Кречетов подсознательно ожидал любой глупости, однако не такой же и не сейчас!

– Не могу знать. Местные видели, как он шел, а зачем, кто ж его знает? – урядник едва сдержался, дабы не раскрасить речь парой цветастых оборотов. – Может, сдуру, а, может, искал чего.

Худших причин Цыганков в случившемся не нашел. Дезертирство в чужих горах было равносильно самоубийству, а войти в сговор с врагами аминов студент физически не мог.

– Так, – теперь, получив информацию, Кречетов не колебался. Только жалел, что людей практически нет. – Цыганков! Отправляемся немедленно. Втроем по следам студента. Вам, Василий Дмитриевич, надлежит остаться здесь. Отвечаете за имущество и за Мюллера с отцом Александром.

Он специально назвал Бестужева по имени-отчеству, стараясь подсластить пилюлю.

– Почему я, господин полковник? – вскинулся гвардеец.

– Больше некому. Казаки по части поисков опытнее. Должен же кто-то, черт возьми, остаться в селении! – не сдержавшись, выругался Кречетов. – Или вы хотите бросить все?

Уточнять, что не доверяет местным жителям, полковник не стал. Нет, он их и не подозревал ни в чем прямо, но мало ли что может случиться, если ввести их в искушение? В дальних экспедициях бывает всякое.

– Я офицер, а не охранник!.. – гордо вскинулся Бестужев.

– Это приказ, господин поручик! – в голосе Кречетова прозвучал металл.

Ему действительно больше некого было оставить на месте. За Мюллером в подобных делах требовалось присматривать. Батюшка тоже не годился. Казаки же требовались полковнику за околицей селения. Выросший в салонной атмосфере Бестужев в намечающихся делах уступал любому сыну природы.

– Мы скоро вернемся. Если Буйволов объявится здесь раньше, введете его в курс дела.

Казаки уже ждали у ворот. С винтовками, сосредоточенные, готовые при необходимости вступить в бой с любым, кто только встанет на дороге.

Кречетов взял свою трехлинейку и повторил в последний раз.

– Не забудьте, Василий Дмитриевич, теперь вы отвечаете за все. Я на вас очень надеюсь.

Он специально сказал это уже как личную просьбу.

По неписанным армейским традициям просьба начальника значила намного больше прямого приказа.

Есаул заехал со своим отрядом довольно далеко, на самый край долины. Коням требовалось не только мытье, но и корм на дальнюю дорогу, а Кангар сказал, что место здесь считается ничейным, и потому можно вдоволь накосить травы.

Впрочем, много все равно не увезешь. Потому собственно косьба не отняла много времени. Выставили Кангара в качестве охраны, а сами втроем сноровисто обработали довольно большой участок, собрали зеленую добычу, и уж затем занялись мытьем лошадей.

Обратно есаул повел отряд рысью. Здесь, вдоль реки, не было никаких дорог, и не хотелось чтобы какая-нибудь лошадь повредила ногу на многочисленных колдобинах.

Вдобавок, на галопе невозможно внимательно смотреть по сторонам. Вдруг ночные враги решили устроить засаду? Буйволов, правда, сомневался, будто хитчи затаились на таком расстоянии от селения, есть же у них другие дела, кроме охоты за случайными путешественниками, однако осторожность еще никогда никому не повредила, а вот ее отсутствие…

– А это что за чудо? – Буйволов спросил у Кангара так, словно тот был просто обязан понимать русский язык.

Понимал кое-что, но не все же!

Однако в данном случае абориген посмотрел на небо, в ту точку, куда был направлен взгляд есаула, и с неожиданным благоговением выдохнул:

– Рарх! – и дальше добавил на своем языке нечто явно восторженное, хотя, вполне вероятно, непереводимое.

Казаки даже придержали коней. Им вспомнились вчерашние разговоры. В чем ценность птицы никто из них толком не понял, однако было крайне интересно, что же она из себя представляет?

Разве разглядишь толком на такой высоте? Только и показалось, будто очертания несколько непривычны. Само тело птицы какое-то полноватое, хотя при большом размахе крыльев.

А, может, так лишь казалось. Если бы рарх опустился чуть ниже! Тогда можно было бы сказать наверняка.

Кангар же следил за тварью небесной, не отрываясь. Он начисто забыл про дорогу и не сводил с далекой точки прищуренных глаз. Рот аборигена приоткрылся, словно это могло помочь разглядеть творящееся в недоступной вышине. Все его лицо словно молило бога или богов, чтобы птица спустилась, показала, где находится ее гнездо.

Судя по всему, рарх обманул всех, устроившись неподалеку от селения, пока все искали его в далеких местах.

– Зачем тебе этот рарх? – не выдержал Буйволов. – За него так много дают?

Казаки невольно прислушались к ответу.

– Много. Хватит на всю жизнь.

Чуть присвистнул Миронов, а затем затих. В голове казака стали зарождаться планы добычи ценного трофея. Какими бы ни были местные деньги, их всегда можно обменять на нечто, более расхожее, пригодное в родных краях.

– В чем его ценность? – Буйволов корыстолюбием не страдал, однако поневоле заинтересовался столь дорогой птицей.

Если не себе, то Мюллеру. Профессор должен обрадоваться диковинной птице.

Подумалось, что рарх – нечто наподобие сокола, помощник в охоте, но тогда аборигены наверняка бы сами пользовались его талантами, а не продавали невесть кому.

– Разговаривать умеет, – Кангар все не сводил глаз с парящей в небесах точки.

– Как попугай? – есаулу довелось раз увидеть яркого представителя пернатых и впечатление осталось на всю жизнь.

Было это давно, в одном очень богатом имении, куда пригласили офицеров из оказавшегося неподалеку полка. Только тогда Буйволов и не подозревал, будто редкая птица имеет такую ценность. Хотя, богатство – вещь относительная. Учитывая здешнюю нищету, за сказочную аборигены вполне могут посчитать небольшую по другим меркам сумму. Все познается в сравнении.

– Что есть – попугай? – Кангар явно не слышал такого слова.

Как и многих других. Еще хорошо, что с ним вообще можно было разговаривать без помощи переводчика.

– Говорящая птица, – пояснил есаул.

Подробнее объяснить он все равно не мог. Даже не помнил, где такие обитают. Не то в Америке, не то в Африке, короче, где-то далеко от цивилизованных мест.

Рарх снизился. По крайней мере, по раскраске он не походил на виденную Буйволовым яркую птицу. Сероватый, под цвет камней, вроде, даже невзрачный, только телом больше напоминавший хорошо знакомую сову.

Отряд почти остановился. Все с жадностью наблюдали, где же сядет дорогая птица, а та все продолжала кружить в небесах, словно дразня наблюдавших за ней людей.

– Поехали, – на правах командира, первым опомнился Буйволов.

Как ни заманчиво было добыть редкую добычу, однако намного важнее вовремя вернуться.

А рарха есть надежда поймать позднее. Когда, наконец, появится свободное время.

На молящие взгляды спутников Буйволов внимания не обратил. За то приказ выполнил даже Кангар, собственно, ни с какой стороны не обязанный его выполнять.